Час 46 мин 33 сек

«Кадиллак Эльдорадо» стремительно нёсся сквозь ночь в сторону Буффало, миля за милей приближая Кейт к намеченной цели. Привыкшая к тяжеловесным корпоративным немецким седанам, девушка искренне наслаждалась управлением этого классического автомобиля.

Устав от монотонного лесного пейзажа, стелившегося в ослепительном свете фар по обеим сторонам от дороги, Кейт отложила на соседнее сиденье дорожный атлас, включила вмонтированную в приборную панель магнитолу и немного поползала по радиоволнам, неторопливо вращая круглую хромированную ручку.

Ожидать чего‑либо особенно интересного в столь ранний час, конечно, не приходилось – радиопостановка по книге «Мальтийский сокол», где в роли Ниро Вульфа выступал знаменитый в те времена великолепный Сидни Гринстрит. Где‑то ещё освещали прогноз погоды, монотонно бубнил обрывками событий куцый выпуск новостей, то и дело звучали разнообразные музыкальные хиты пятидесятых.

Я бродил и скитался, и дорога меня привела

К сверкающим пескам алмазной пустыни.

И отовсюду мне слышался голос –

Эта земля создана для тебя и меня…

Танцы, песни, романтика… Всегда любившая музыку Кейт, собравшая приличную коллекцию пластинок, слушая Вуди Гатри, неожиданно почувствовала раздражение.

В школе её дразнили, в колледже не обращали внимания, отдавая предпочтение длинноногим участницам группы поддержки, хотя Кейт могла с лёгкостью похвастаться теми же достоинствами. Её инстинктивно сторонились, чувствуя необъяснимую тайну.

А ведь тогда ей хотелось стать самой интересной девушкой на свете. И вот однажды это случилось. Но вместе с исключительностью пришло одиночество – цена за новую жизнь. Кейт столько узнала, столько увидела, столько могла бы рассказать. Но кто бы в это поверил?

Взрослеть пришлось слишком быстро, целиком и полностью отдавая себя работе.

Да что с тобой, в самом деле!

Кейт встряхнулась. Она едет убивать человека, чтобы навсегда изменить мир и ход истории, а ведёт себя как какая‑то беззаботная девчонка, втайне от папочки взявшая дорогую игрушку покататься.

Девушка проверила висящий в кобуре под мышкой пистолет. «Беретта», конечно же, была на месте. Кейт почувствовала себя увереннее. Тяжёлый полицейский механизм, страшный, способный одним выстрелом с тридцати ярдов превратить человека в облако кровавой пыли, был заряжен и готов к работе. Но готова ли она убивать?

– Соберись, девочка.

Выключив сбивающую с настроя магнитолу, Кейт снова уставилась на несущийся навстречу монотонный пейзаж, иногда разбавляемый редкими дорожными знаками с разрешёнными скоростями, а также предупреждающими о возможном появлении диких животных на вьющемся асфальтовом полотне.

Неожиданно очередной знак заставил её сбавить скорость и вчитаться: «Осторожно! Попутчики могут оказаться беглыми заключёнными!» – гласила широкая и, к сожалению, нередкая в Америке табличка, под которой голосовали два каких‑то типа.

Кейт фыркнула. Весьма символично.

В следующий миг в свет фар «Кадиллака» попали две чёрные пиджачные пары, белые рубашки, чёрные шляпы и очки. В стороне виднелись сложенные друг на друга гитарные футляры, густо обклеенные всевозможными пёстрыми лейблами. Один, что был подлиннее, голосуя, выставил руку с большим пальцем, завидев приближающуюся машину.

– Что за чёрт…

Всмотревшись повнимательнее, Кейт ударила по тормозам. Да это же Джарвис и Манкимен! Знаменитые блюзмены, пару пластинок с записями которых ей когда‑то дарил приёмный отец. Только сейчас парни были ещё молодыми. Случай – великая вещь!

Вот так встреча! В лесу и посреди ночи? Кейт в своей привычной, профессиональной манере стала стремительно анализировать ситуацию. А вдруг просто косящие под кумиров фанаты или те, о ком как раз и предупреждала табличка? Но это было бы уже верхом наглости.

Звезды такого пошиба вряд ли бы стали ошиваться по кустам… Хотя скорее в этом году они ещё только начинали своё восхождение, играя по каким‑нибудь кабакам и небольшим площадкам. Рок‑н‑ролл!

Затормозив, Кейт опустила стекло со стороны пассажирского сиденья, где тут же показалось ухмыляющееся лицо в шляпе и темных очках.

– Оу‑ей, детка! – с присказкой, которую Кейт помнила по пластинкам, хмыкнул Джарвис и деловито сделал знак засуетившемуся Манкимену заняться футлярами, будто уже был уверен, что их обязательно подвезут. – Не ожидали, что тут кто‑то появится. Как дела, моя хорошая?

Музыканты оказались настоящими. Кейт улыбнулась, с известными людьми всегда было весело. Невозмутимость Джарвиса и напускная меланхолия Манкимена давно стали визитной карточкой их знаменитой группы.

– Куда направляетесь?

– В Буффало.

– Я тоже. Нам по пути. Залезайте, – разблокировав двери салона, пригласила она.

– Узнала? – приняв у напарника футляр с гитарой и устроив его между колен, поинтересовался Манкимен, благо более чем просторный салон «Кадиллака» позволял это сделать.

– Вы же Джарвис и Манкимен, – на всякий случай уточнила Кейт. – Музыканты.

– Да, тут ты права. Мы классные парни, – удобно устроившись на сиденье рядом с напарником, Джарвис расстегнул пиджак и, цокнув языком, с видом знатока провёл рукой по внутренней обивке салона. – Ничего себе коляска, а? Такой даже у нашего менеджера нет, а он тот ещё понторез, можешь поверить мне на слово. Ты чего, казино грабанула, подруга?

– Казённая, – Кейт усмехнулась, вдруг представив себя в роли водителя капризных рок‑звёзд. Фирменной фуражки только не хватает. Ничего себе, она вот так с ходу способна вписываться в игру? – Хозяева средств не жалеют.

Теперь уже настала очередь присвистнуть Манкимена.

– Что делает одинокая девушка в такой шикарной машине на ночной дороге одна? – поправляя заваливающийся футляр, спросил он. – Не боишься?

– Я умею за себя постоять, – Кейт сняла автомобиль с ручника и мягко тронула «Кадиллак». – Поверьте, на своей работе видала парней и пострашнее, чем известные блюзмены.

– О‑о‑о! Смотри‑ка, с характером, мне нравится всё больше, – Джарвис толкнул локтем напарника. – И чем же занимается наша мисс?

Кейт даже не стала обдумывать ответ. Да какого чёрта! Ей теперь всё равно. И так скоро всему настанет конец. К тому же ей внезапно стала интересна реакция неподвижно сидящих на заднем сиденье музыкантов, по‑прежнему не снимавших свои шляпы и очки.

– Я специальный агент Кейт Гринвуд, работаю на корпорацию, которая меняет мировую историю, – плавным движением переключая передачу, как ни в чём не бывало представилась девушка.

Джарвис и Манкимен переглянулись.

– Меняет историю, как это? – поинтересовался Манкимен. – Это как у Оруэлла в «1984»?

– Можно сказать и так, – ответила Кейт, соображая, как бы попроще объяснить, чем занимается, человеку, который об этом ничего не знает. – Ну, к примеру… где‑то нужно переиграть войну, это к нам, переизбрать не понравившегося президента, тоже к нам. Весело.

– Крутяк, а можно сделать, чтобы не изобретали налоговую? – хмыкнул Джарвис.

– Как угодно, – засмеялась Кейт.

– Где подписать? – невозмутимо оценил Джарвис, и девушку позабавило, что он явно принял правду за какую‑то игру. Мир музыкантов и кинозвёзд всегда был наполнен невероятными вымышленными историями одна чуднее другой. – Я Ник, а он Айгор. Имей в виду, мы не каждой красотке это говорим. Так что считай, что у тебя сегодня особый день. Отметь как‑нибудь.

– Обязательно учту, – послушно кивнула Кейт, наблюдая за парочкой в зеркало заднего вида. – На концерт?

– А, – неопределённо отмахнулся Джарвис‑Ник. – Так, прошвырнуться, там‑сям…

– Что вы делали в лесу? Одни?

– Отбились от остальных, – ответил Айгор. – Нагоняем парней.

– Прикинули, что под табличкой с такой предьявой о зэках будет заметнее. Ух, кто‑то у меня сильно получит под зад при личной встрече, – пообещал Ник, погрозил спинке переднего сиденья пальцем и повернулся к Манкимену: – Нет, вот я тебе обещаю, старик. Вилларду вообще голову оторву, тоже мне, водитель автобуса.

Кейт снова улыбнулась – так ехать по пустынной ночной дороге было определённо намного веселее. С того момента, как она оказалась в бункере, её упорно не хотело отпускать тяготящее чувство чего‑то неотвратимого. Несущийся «Эльдорадо» продолжал резво наматывать мили на колёса.

– Слушала нашу музыку? – с напускной небрежностью поинтересовался Ник, задавая дежурный для любой уважающей себя звезды вопрос. И, разумеется, являющийся самым важным.

Вот тут Кейт немного растерялась, так как альбомы, которые подарил ей приёмный отец, ребята должны были записать только через несколько лет.

– Всю, – попыталась выкрутиться она, радуясь, что сидит к музыкантам спиной.

– Шикарно, – оценил Ник. – Обожаю девчонок, понимающих толк в хорошей музыке. А не каких‑то там фиф. Которые только и умеют что глазёнками хлопать да задами вилять. Но ты, выходит, другое дело. Значит, любишь блюз?

Пока Ник беседовал с Кейт, Айгор достал из внутреннего кармана пиджака флягу в дорогой кожаной оплётке и, сделав глоток, передал соседу.

– Очень, – честно призналась Кейт.

– Сплошная романтика и драйв, скажу тебе, – одобрил польщённый комплиментом Ник, принимая у компаньона выпивку и прерываясь, чтобы сделать глоток.

– Куча историй, наверное.

– Пф! Да там сплошные русские горки. Музыку нужно сочинять на острие. Нужно постоянно перемещаться, тусить и прошвыриваться. Блюз – это музыка дорог, – снова отпивая из фляги и возвращая её Айгору, сказал Ник. – Он, кстати, там и зародился, ты в курсе?

– Нет…

– Нет, ты въезжаешь, парень, а? – искренне удивился Ник, хлопнув себя по коленке, и поправил очки. – Наша леди обожает кайфовую музыку и не знает, как она появилась. Это же прекрасная история, скажу тебе.

– Так расскажите, ехать долго ещё, – предложила Кейт. – Я люблю истории, особенно если они интересные.

– Не знаю. Это как обряд посвящения. Можно ли тебе доверять? – с артистичной недоверчивостью поинтересовался Айгор.

– Могила, – шутливо согласилась Кейт и вдруг почему‑то испугалась своих слов. Чёрный комочек где‑то в глубине её сердца зашевелился вновь.

– О’кей. Тогда слушай. Как всегда водится во всех историях, это случилось однажды, – начал рассказывать Ник. – Дай‑ка промочить горло, старик. Вот так. Отлично. Значит, чернокожий парнишка по имени Митч возвращался с рынка, купив немного овощей для своей голодающей семьи. На последние деньги, что его мать и отец хоть как‑то смогли наскрести, работая в полях да ещё пытаясь прокормить нескольких ребятишек…

– Леди, ты слушаешь? – прервавшись, поинтересовался Ник у застывшей за рулем Кейт.

– Да‑да, – заверила та, посмотрев в зеркало заднего вида.

– Так вот. Он шёл по пустынной дороге, возвращаясь домой и таща обеими руками ведро, наполненное скудными овощами – старый картофель, жухлая зелень, морковь, которую можно было согнуть двумя пальцами. И прочая дребедень, короче. Но на большее у них не хватало денег. Был удушливый день, едкая пыль забивалась в глаза, скрипела на зубах, мать ее. Но мальчик упорно всё шёл и шёл. Продолжал двигаться вперёд, не желая сдаваться.

И вот, когда он почти добрался до поворота, ведущего к его маленькому неприметному городку – всего несколько кучковавшихся домиков, – он встретил сидящего на колченогом стуле человека.

Подойдя ближе, Митч рассмотрел невысокого пожилого чернокожего, неторопливо чистящего один за другим сочные клубни картошки. Которые, один за другим, доставал из ведра, стоявшего тут же рядом, в придорожном песке.

Человек был стар, но на нём был очень дорогой костюм чёрного цвета, похожий на похоронный. Митч как‑то раз видел такой, когда хоронили последнего судью, застреленного каким‑то пьянчугой из‑за пары баксов. На такую одежду его семье пришлось бы работать… он даже не смог бы себе представить сколько.

– Долго, – вклинился в повествование до этого молчавший Айгор. – Очень долго.

– То‑то и оно, – согласился Ник. – Лицо незнакомца было густо испещрено морщинами, словно кожура печёного яблока. Макушку его украшала чёрная красивая шляпа с большой пряжкой, на которой был выбит бегущий горящий бык. Продолжая заниматься своим делом, человек что‑то тихо напевал себе под нос, мусоля в зубах травинку и словно не замечая паренька, который, поставив своё ведро на дорогу, стал наблюдать за ним.

– Чем‑то могу помочь? – старик в шляпе оторвался от своего занятия и, стряхнув с ножа налипшую кожуру, шлепнувшуюся в песок, внимательно посмотрел на мальчугана. – Дыру во мне проглядеть хочешь?

Митчу на миг показалось, что в его прищуренных глазах ярко сверкнули и тут же потухли красные угольки.

– У вас такая красивая картошка, – наконец, набравшись смелости, мальчишка придал себе вид знатока и небрежно кивнул подбородком на ведро у ног старика.

– Да уж не чета твоей, – согласился тот. – С рынка идёшь?

– Угу, – уныло буркнул паренёк.

– Что там у тебя? – человек в шляпе рукой с ножом указал на ведро Митча, из которого торчал кончик жухлой морковной ботвы.

– Тоже зелень, картошка всякая, – тому стало неловко за свою бедноту. – Но у вас вкуснее, вон, большая какая.

– Хотелось бы такой? – поинтересовался старик.

– Пф! Ещё бы, мистер! Будь у меня много денег, я бы купил столько картошки, сколько смог бы съесть!

– Тебе бы хотелось много денег? – оторвавшись от очередного клубня, с которого снимал кожуру, придерживая её большим пальцем, незнакомец, прищурившись, посмотрел на Митча, и в его глазах снова заплясали красные огоньки.

– Хочу быть богатым и чтобы у меня всё было! Вот! – Митч вытащил из кармана штанов старую губную гармонику, подаренную отцом. – Хочу выучиться играть на ней и иметь всё, что душе угодно!

– Можно устроить, – наморщив лоб, чистильщик картошки задумался, разглядывая паренька, словно знал, каким образом можно решить его проблему.

– Но как? – Глаза Митча выкатились от удивления.

– Ничего сложного, это довольно просто, – пожал плечами человек в шляпе, снова берясь за работу. – Отдай мне своё сердце. И я всё устрою.

– Зачем оно вам? – мальчишка испуганно отступил.

– Хочешь сделку? – опуская очищенный клубень в ведро, незнакомец взял следующий.

Глаза под шляпой снова сверкнули. На этот раз ещё ярче.

– Ты Дьявол! – догадался Митч. – Это из‑за тебя недавно грохнули судью Пибоди, я знаю, видел тебя на похоронах.

– Разве имена имеют значения? Ну так что, по рукам? Ты мне сердце, я тебе – всё, что пожелаешь.

– Ты же обычно требуешь душу взамен, – Митч в ужасе схватил свою рубашку на груди. – Как я буду жить без него?

– Припеваючи.

– Нет! Не хочу!

Подхватив своё тяжёлое ведро с едой, Митч поспешил домой, как можно быстрее переставляя ноги, и с тех пор долго не вспоминал встречу на дороге. И, конечно же, никому не сказал.

– Ни единой душе, – снова со своего места включился в рассказ не особо разговорчивый Айгор. – Он был нем, как могила. Рот на замке.

– Леди, ты тут?

– Я слушаю.

– Ага. Шли годы. Митч выучился, стал юношей, но по‑прежнему был беден. Он упорно упражнялся игре на гармонике, но выходило пока не слишком. И вот как‑то довелось ему влюбиться в одну девушку, которая однажды разбила ему сердце.

Наш герой был в отчаянии и даже пытался покончить с собой, он не хотел больше жить. Но именно в тот момент он снова повстречал Дьявола у дороги, чистящего картофельные клубни. И дал ему своё сердце в обмен на искусство игры на губной гармонике.

И он стал самым крутым музыкантом сначала в Орлеане, а потом и во всём мире. У него появилось много денег, девушки штабелями вешались ему на шею, даже вернулась та, что пренебрегла им, когда он был беден, но теперь она была ему уже не нужна.

Митч не реагировал ни на что, потому что у него не было сердца. Он был холоден с женщинами, равнодушен с остальными людьми и близкими. Митч неумолимо старел, но по‑прежнему был лучшим из лучших.

И когда его волосы стали белыми, как летний тополиный пух, он решил встретиться с Дьяволом в третий раз. И тут он увидел, что стал ветхим стариком, а чистильщик клубней нисколько не изменился. Митч потребовал сердце назад, но Дьявол лишь с лёгкой улыбкой покачал головой.

– Посмотри на меня! – взбесился Митч, топнув жилистой ногой в короткой клетчатой штанине, от чего с его носа чуть не слетело пенсне. – Я богат и знаменит, у меня было всё, что пожелаешь. Но я глубокий старик!

– Ты этого и хотел, ведь так?

– Да. Я жил, пил, ел и гулял с женщинами, но ни одну из них не любил. Я старюсь один в своём доме, и он старится вместе со мной. Я каждую ночь слышу, как скрипит дерево и медленно покрывается трещинами, словно моя кожа морщинами. Поэтому я и пришёл к тебе.

– Нет, ты просто шёл мимо, – возвращаясь к чистке, заключил Дьявол.

– Верни моё сердце! – в сердцах закричал Человек Без Сердца. Именно так его теперь звали.

– Зачем оно тебе?

– Чтобы заново жить! Я хочу всё назад.

– Опоздал. Ты отдал своё сердце за умение играть на губной гармонике. Значит, продал его музыке. Пользуйся.

– Меняю на душу! – отчаянно выпалил старик, бывший когда‑то Митчем, пытаясь ухватиться за последнюю соломинку.

– У человека, лишённого сердца, нет души, – почесав бороду кончиком ножа, что‑то прикинул чистильщик картошки. – А значит, тебе нечего предложить, и мне безразлично, сделка не состоится.

– Будь ты проклят, Сатана! – сморщив старые губы, тот, кого теперь называли Человеком Без Души, плюнул в песок между лакированных туфель чистильщика картошки.

– Это моя привилегия, – он опустил голову, и полы шляпы наполовину скрыли его лицо.

Тут только Человек Без Души и Сердца заметил, что картофельный плод, который чистил тот, кто назывался Дьяволом, при каждом касании ножа, снимавшего кожуру, сочился кровью, и узнал в нём своё сердце. Шкурки падали ему под ноги на разогретый полуденным солнцем придорожный песок. Одна за другой. Одна за другой.

Ведро, стоявшее в ногах у Дьявола, было полно человеческих судеб, и Человек Без Души и Сердца вдруг понял, что это падают годы его собственной прожитой жизни.

– Что‑то ещё? – снова оторвавшись от свежевания плода, поднял голову чистильщик, которого называли Дьяволом.

– Что мне делать теперь? – обречённо ссутулившись, спросил Человек Без Души и Сердца, которого когда‑то звали Митчем.

– За что ты отдал своё сердце? Играй, – Дьявол неопределённо махнул ножом в сторону, с зазубренного кончика которого слетело несколько красных капель. – Ты просил то, что хотел, я назвал цену. Сделка состоялась. Иди.

– Куда? – растерянно развёл руками Человек Без Души и Сердца.

– Куда шёл.

– Мне некуда больше. Я так долго искал тебя.

– Я всегда тут сижу.

С этими словами Дьявол полностью сосредоточился на ошкуривании, всем своим видом показывая, что не намерен больше вести разговор.

Немного постояв перед ним, Человек Без Души и Сердца посмотрел на стеляющуюся впереди дорогу, которую, подпрыгивая, пересекли несколько колючих шариков перекати‑поля. Была середина дня – самое жаркое время.

И он медленно пошёл, по‑старчески шаркая стоптанными подошвами своих ботинок, то и дело поднимавшими облачка пыли с растрескавшегося асфальта, по которому скользнула ящерица.

Отойдя немного, Человек Без Души и Сердца остановился и, порывшись в кармане пиджака, достал старую губную гармонику, на которой играл всю свою жизнь, которая сделала его богатым и знаменитым, но отняла всё, так и не сделав счастливым. Он облизнул пересохшие губы и вывел недолгий короткий мотив.

Потом пошёл дальше, продолжая играть. Он всё шёл и шёл. Пока не скрылся за горизонтом. А Дьявол так и сидел, продолжая держать в руках его сердце и счищать с него кожуру. Полоску за полоской.

Одну за другой. Одну за другой…

– Так появился блюз, детка, – внимательно дослушав рассказ напарника, Айгор покачал головой, потом повернулся к окну, за которым проносилась ночная дорога. – Он так идёт и идёт. Идёт до сих пор. Есть поверье, что если ты повстречаешь его на пути и подыграешь, а Человек Без Души и Сердца ответит – тогда удача улыбнётся тебе.

Это была самая длинная фраза, которую Айгор Манкимен сказал со времени их встречи.

– Неплохо для дорожной байки, – не отворачиваясь от лобового стекла, улыбнулась Кейт, вскинув бровь. – Мне понравилось.

Ей на самом деле было приятно, что удалось таким вот образом отвлечься от тягостных мыслей во время пути.

– Байки? – переспросил Ник и, чуть подавшись вперёд, поправил шляпу. – Да съесть мне очки, если это не чистая монета! Леди, если уж на то пошло, весь мир состоит из баек. Они в каждом из нас. В каждой твари. Везде. Их просто нужно уметь услышать.

– Каждый человек – история, – оторвавшись от окна, за которым, казалось, продолжал высматривать бредущего неизвестно куда Человека Без Души и Сердца, согласился Айгор.

– Любому есть что рассказать, – продолжал Ник, перехватив глаза Кейт в зеркале заднего вида. – Мы рассказываем истории друг о друге. Рифмуем песни, снимаем фильмы, пишем книги, что‑то пересказываем друг дружке, в конце концов. Они переходят из уст в уста, и когда ты в них веришь, они становятся правдой.

– И пока они есть на свете, так будет складываться легенда, – добавил Айгор.

– О чем? – Кейт никогда бы не подумала, что такая парочка, как эти блюзмены, была склонна к философии.

– О всем человечестве, – откинувшись на сиденье, Ник поправил пиджак. – Кто знает, может, когда‑нибудь мы расскажем кому‑то и о тебе.

– Или напишем книгу, – согласился Айгор. – Время покажет.

Опять время… При ненавистном слове Кейт удобнее перехватила пальцы и крепче вцепилась в руль. Некоторое время ехали молча. Девушка вела тяжёлый многотонный автомобиль навстречу медленно занимавшемуся утру, опять погружённая в свои гнетущие мысли. Джарвис и Манкимен вновь застыли, словно изваяния, обнимая футляры со своими гитарами.

Сзади завозились, и в зеркало заднего вида Кейт увидела, как Ник вытаскивает из пачки сигарету.

– Здесь не курят, – предупредила девушка и, снова повернувшись к дороге, улыбнулась, когда сзади невозмутимо защёлкала зажигалка.

Единственный, кто слушался её и курил вне салона, был Френк Муни, с которым они частенько сидели в засадах, выслеживая неуловимого Нострадамуса. Она соскучилась по самоуверенным мужикам.

– Спойте что‑нибудь, – внезапно тихо попросила Кейт.

Музыканты снова переглянулись. Выдержав паузу, Айгор потянул из нагрудного кармана губную гармонику «Hohner» и, продув, тихонько вывел на ней неторопливую тягучую трель.

– Катились с девчонко‑о‑ой, – хрипловато затянул Ник, выпустив из ноздрей сизый дым:

Но не любила дымить,

Зря.

Быть может, ты та, кого смогу полюбить,

Чтоб было кому на одре навестить.

И личико светлое, машина крута,

Но под колёсами мчится путь в никуда…

Играла музыка. «Кадиллак Эльдорадо» нёс Кейт и двух её импровизирующих спутников навстречу своей судьбе. Слушая песню, рождавшуюся прямо здесь и сейчас, Кейт вспомнила старого уличного музыканта Бо Дидди и его потрёпанного пса Гувера, которые жили в подвале под её чикагской квартирой и которого она потом видела во Вьетнаме совсем молодым солдатом, но уже без руки.

Может, это и есть тот самый Человек Без Души и Сердца? Может, он все‑таки дошёл, и Дьявол смилостивился над ним, только в своей вечной уловке взамен на возвращённое сердце отобрал руку?

Куда заведёт её собственный путь?

Ник, наконец, перестал петь, и Айгор убрал гармошку.

– Красиво, спасибо, – выходя из раздумий, сказала Кейт. – Так где вас высадить?

– Да как вкатимся в Буффало, гони в мотель «Риверкрок», там по главной, недалеко, – Ник повернулся к Айгору, и тот согласно кивнул. – Наши остолопы наверняка все уже там.

– О’кей! Будет сделано! – Кейт снова положила на колени дорожный атлас, и через сорок минут они были на месте, припарковавшись на стоянке возле небольшого двухэтажного здания отеля.

– Сколько с нас, крошка? – пока Айгор воевал с футлярами, вытаскивая их из салона. Ник нагнулся к опущенному окну со стороны водителя, и Кейт улыбнулась ему, смотря в непроницаемые чёрные очки, от бледного утреннего света в которых отражалось её лицо.

– Ни к чему. Считайте, что расплатились историей и песней.

– Вот это по‑нашему! Может, тогда тебе хоть драндулет подписать? – ещё раз оглядев «Эльдорадо», со всей галантностью, на которую был способен, предложил Ник. – У Манкимена маркер с собой.

– Думаю, не стоит.

– Как знаешь, ну, бывай, Кейт Гринвуд. Ты интересная барышня. Кстати, – достав из кармана пиджака визитку, он протянул её девушке. – Сегодня весь день играем вот тут. Если придёшь на концерт, махни – потусуемся.

– Договорились, – она помахала Айгору Манкимену, который с непробиваемым лицом сделал ручкой в ответ.

– И помни, крошка. Наша жизнь – не больше чем дорога, по который мы идём, играя свой блюз, – сказав своё своеобразное благословение, Ник постучал ладонью по крыше «Кадиллака», и Кейт, дав газу, вырулила на трассу.

Когда она повернула голову, чтобы в последний раз посмотреть назад, на улице перед отелем уже никого не было.