Глава десятая. Я брожу по одиноким улицам,

Я брожу по одиноким улицам,

По берегам старой Темзы.

И в каждом встречном

Я вижу то, от чего пытался убежать.

В каждом человеке, в каждой руке,

В каждом поцелуе… Я понимаю,

Что эта жизнь не для меня.

И я надеюсь, вы оба это тоже поймёте.

Я должен поведать свой рассказ

О том, как я любил и как я ошибался.

Я надеюсь, вы поймёте.

The Verve, «History»

Местом для приземления после хронопрыжка Свен выбрал брошенную квартиру по соседству с квартирой Штейнов. Раньше здесь жила пожилая еврейская чета Зигельбоймов, отправленных на «переселение в Украину» за неделю до семьи Якова.

В тот день, глядя на спины уходящих соседей, построенных в колонну по двое, под охраной солдат с собаками, инженер Михолок Штейн поссорился со своей женой. Мария умоляла мужа бежать из Варшавы и укрыться у её дальних родственников на маленьком хуторе, притаившемся среди густых лесов Прикарпатья. Но глава семейства был уверен, что происходивший вокруг ужас не коснётся его и его близких. Он работал помощником главного инженера на одной из швейных фабрик Вальтера Теббенса и имел справку о трудоустройстве. Обладателей подобных справок пока не трогали, что вселяло в Михолока обманчивую уверенность в относительно благополучном будущем для его семьи.

Свен очень хорошо помнил тот день, когда родители заперлись на кухне и долго разговаривали на повышенных тонах. Периодически они шипели друг на друга, требуя говорить тише, чтобы не перепугать детей. Но поздно. Маленькая Ева испуганно уткнулась лицом в свитер старшего брата и тихонечко всхлипывала, словно раненая мышка. Яков, как мог, успокаивал сестру, гладя по голове и уверяя, что ничего страшного не случилось. Что папа и мама не разведутся, они всего лишь поспорили по какому‑то глупому поводу и скоро помирятся.

Отринув внезапно нахлынувшие воспоминания, Свен осторожно прокрался к выходу из квартиры Зигельбоймов. Он бывал у стариков всего пару раз, а на Пасху они угощали его чаем с халой[49]. Как сложилась судьба этих милых людей? Свен ни на секунду не сомневался, что они окончили свои дни в камерах или могильных траншеях одного из лагерей смерти. К сожалению, спасти всех людей было не в его силах. Он ещё не до конца понимал, какие последствия повлечёт за собой спасение его собственной семьи. Но ради них он готов рискнуть.

Входная дверь оказалась заперта. Зигельбоймы, хоть и покидали квартиру в спешке, подгоняемые криками и угрозами солдат, но всё же надеялись когда‑нибудь вернуться обратно. Мародеры ещё не успели здесь поживиться, но они исправят это досадное упущение, как только из подъезда увезут последних жильцов. Городские падальщики разломают всю оставшуюся в квартирах мебель и отдерут каждую паркетную доску в поисках тайников с деньгами.

Зигельбоймам, Штейнам и остальным жильцам этого дома относительно повезло. Их не переселили в гетто, иначе трагический конец случился бы раньше, в мае сорок третьего.

Эту квартиру Свен выбрал не только по причине того, что она располагалась рядом с квартирой его семьи и он знал о том, что жильцов точно не будет дома. Просто пан Зигельбойм являлся страстным коллекционером магнитов. В его коллекции насчитывалось несколько сотен экземпляров всевозможных размеров и мощности. Он хранил их в отдельной комнате, стены которой были обиты специальным материалом, который, по мнению хозяина, поглощал излучения его необычной коллекции. Но этого вполне хватило для того, чтобы Свен смог зацепиться за слабый сигнал и оказаться именно в квартире, а не в коридоре или на крыше соседнего здания.

Поставив саквояж рядом с высоким зеркалом, Свен подошел к платяному шкафу и медленно, чтобы случайно не скрипнули, открыл дверцы. Осмотрев содержимое, он с облегчением выдохнул, обнаружив то, что ему было нужно. Серое пальто в пол, скроенное из дорогого материала, сюртук, украшенный цветочным орнаментом, и атласная жилетка с латунными пуговицами.

Чтобы не привлекать ненужного внимания, Свену была необходима одежда данного исторического периода. К тому же внешний вид должен был полностью соответствовать социальному статусу его новой поддельной личины. Поэтому он решил дополнить образ парой штрихов. В шкафу отыскалась трость, набалдашник которой был выполнен в виде песочных часов. Тщательно обыскав кабинет пана Зигельбойма, в одном из ящиков стола Свен наткнулся на карманные часы с золотой цепочкой. Положив часы в карман жилетки, он закрепил цепочку на одной из пуговиц и вернулся к зеркалу, глядя в которое ещё раз оценил получившийся результат.

Теперь ему нужно было изменить внешность. Раскрыв саквояж, Свен достал из него склянку с заранее приготовленным гримом, представлявшим собой не что иное, как смешанные в нужных пропорциях акварельные краски и вытопленный свиной жир. Аккуратно нанеся грим, мужчина наклеил приобретенные в постижерной мастерской накладные усы и бороду из натуральных волос.

Отражение в зеркале больше не принадлежало Свену Нордлихту. Его место занял Джон Бореарис, английский атташе, если верить его поддельным документам.

Собрав свою прежнюю одежду комом, Свен затолкал её и склянку с остатками грима в железное ведро, найденное им на кухне. Сбрызнув содержимое керосином, мужчина отступил на пару шагов, поджёг спичку, чиркнув ею об подошву ботинка, и бросил в ведро. Вспыхнули и опали языки пламени, а через несколько секунд по кухне стал расползаться едкий чёрный дым.

Убедившись, что пожар не распространится по квартире, а огонь уничтожит одежду из будущего, мужчина улыбнулся и покинул квартиру.

Стараясь ступать как можно тише, Свен пересёк лестничную площадку и замер, глядя на знакомую с детства дверь. Поблёкшая и растрескавшаяся от времени краска, резные косяки и латунная дверная ручка, покрытая сотнями маленьких царапин. Он не видел эту дверь почти пятнадцать лет, но даже с закрытыми глазами мог детально описать её и интерьер квартиры вплоть до самых незначительных мелочей. От мезузы[50]при входе до огромного рояля, служившего предметом гордости отца и главным украшением гостиной.

Справившись с волнением, Свен протянул руку и постучал.

Тук. Тук‑тук‑тук‑тук. Тук‑тук.

Этим незатейливым условным стуком Штейны пользовались с незапамятных времен. Свен использовал его по привычке, интуитивно предполагая, что в этом случае ему точно ответят хотя бы из любопытства.

За дверью послышались неторопливые шаги. Кто‑то за дверью, скорее всего отец, замер в нерешительности, гадая о том, стоит ли открывать. Тогда Свен постучал ещё раз.

– Кто там? – раздался приглушённый голос Михолока.

– Пан Штейн, прошу вас, откройте.

Свену показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он услышал скрежет отпираемого замка. Дверь открылась буквально на несколько сантиметров, и в образовавшуюся щель Свен увидел осунувшееся лицо Штейна‑саршего.

– Мы знакомы? – Михолок безрезультатно пытался вспомнить, где он мог видеть внезапного визитёра, лицо которого казалось ему смутно знакомым.

– Пан Штейн, я пришёл к вам по просьбе нашего общего друга, пана Жеготы[51], – Свен старался не выдать своего волнения. Последний раз он видел лицо отца во сне, и тогда Михолок выглядел, как ходячий мертвец.

– От… от пана Жеготы? – от неожиданности лицо Штейна‑старшего моментально вытянулось, а глаза стали словно две огромные плошки. Распахнув дверь, он жестом пригласил Свена войти внутрь.

Подождав, пока Михолок закроет дверь на замок, Свен пошел вслед за ним по полутёмным коридорам, знакомым ему с самого детства. Вот дверь, ведущая в детскую, с противоположной стороны коридора располагается кладовая. Сейчас они направлялись в гостиную, где собрались все члены семейства Штейнов.

На пороге гостиной Свен замер, глядя на стоящих перед ним живых мать, сестру и его самого, юного Якова Штейна. Мужчина давно свыкся с мыслью о том, что вся его семья погибла в адских жерновах «Собибора». А чего стоит один только факт того, что он встретился с самим собой. От осознания сюрреализма этой ситуации в голове у путешественника во времени помутилось.

Стоящие перед ним люди смотрели на Свена с испугом и надеждой. На столе лежали три белые нарукавные повязки с вышитой синими нитками шестиконечной звездой Давида. Они думали, что в дверь постучали или немецкие солдаты, или представители еврейской полиции, но никак не ожидали увидеть вместо озлобленных фашистов мужчину в штатском.

– Прошу вас, пан, садитесь! – Мария сразу заметила, что у вошедшего не было белой нарукавной повязки, но делать поспешные выводы не спешила. Вместо этого она подала гостю стул и спросила: – Может быть, пан желает чаю?

– Благодарю за заботу, пани Штейн. Но, к сожалению, у нас не так много времени, – Свен с замиранием сердца смотрел на стоящую в двух шагах от него маму и изо всех сил сдерживал желание встать и крепко обнять её.

– Вы сказали, что вы из общества «Жеготы»? – Михолок тоже решил сразу перейти к делу. – Простите, пан, а как вас зовут?

– Ох, простите мои манеры! – Свен наигранно устыдился своей забывчивости. – Меня зовут Бореарис. Джон Бореарис.

– Американец? – подал голос Яков, сидящий всё это время на диване и обнимающий уже успокоившуюся сестру.

– Тише, Яков! – шикнула на него мать. – Не приставай к пану с глупыми вопросами.

– Ничего страшного, пани Штейн, – махнул рукой Свен и обратился к юному себе, стараясь при этом не смотреть ему прямо в глаза: – Нет, молодой человек. Я англичанин.

Но следующая фраза Якова чуть не выбила путешественника из колеи.

– Мне знакома ваша одежда, – в глазах юноши вспыхнули огоньки недоверия, – и трость эту я тоже уже где‑то видел.

«Чёрт! – запоздало спохватился Свен. – Вот же я идиот! Не мог раньше подумать о том, что если Яков из будущего помнит костюм пана Зигельбойма, то его помнит и Яков из прошлого. Нужно срочно что‑то придумать…»

– Возможно, мы с вами встречались на улице. В последние месяцы я частенько оказываюсь в вашем районе.

– Пан Бореарис, – наконец‑то заговорил глава семейства, – вы сказали, что вас послали из «Жеготы»?

– Всё верно, пан Штейн, – Свен был рад переменить тему и увести её как можно дальше от вещей, заимствованных им у покойного Зигельбойма. – Как вы уже догадались, я пришёл помочь вам и вашей семье бежать из Варшавы.

Взглянув на настенные часы, Свен продолжил:

– Через пять часов в этом районе начнется зачистка, и всех евреев заберут для дальнейшего «переселения» в трудовые лагеря.

– Но у меня есть справка о трудоустройстве… – попытался возразить Михолок.

– Поверьте, эта бумажка вам ничем не поможет, – жёстко оборвал его Свен. – На этот раз никого из евреев не спасут ни справки о работе, ни предложение взятки деньгами или золотом. Деньги и ценности у вас просто отберут, а на бумажку даже не посмотрят.

Сказав это, Свен открыл свой саквояж и достал из него пачку фальшивых свидетельств и документов.

– Очень хорошо, что все вы можете выдать себя за поляков. Но главное, не волнуйтесь, эта схема отработана сотнями людей. Членам «Жеготы» уже удалось успешно разместить тысячи евреев на конспиративных квартирах или в монастырях.

– Но куда мы поедем? Что станет с нашей квартирой, вещами? – Мария без сил рухнула в стоявшее рядом кресло, в ужасе спрятала лицо в ладони и заплакала. Михолок поспешил успокоить жену:

– Милая, не стоит так убиваться. Для меня в первую очередь важны ваши жизни – твоя и наших детей.

Не в силах смотреть на рыдающую мать, Свен поднялся и обратился к отцу:

– Пан Штейн, у нас нет времени на переживания. Соберите всё необходимое и одевайтесь. Я жду вас на лестнице через десять минут.

Сказав это, Свен спешно подхватил саквояж и практически выбежал из комнаты. Он не мог позволить себе заплакать, так как от этого грим на его лице сразу же потечёт, а накладные борода и усы могут отклеиться. Конечно, если подобное случится, то Свен сможет объяснить своей семье, что это необходимая конспирация. Но станут ли они доверять ему после этого? Вряд ли.

* * *

На сборы семье Штейнов хватило и десяти минут. Когда ежедневно ждёшь стука в дверь, то привыкаешь хранить чемодан с необходимыми вещами рядом с входной дверью.

Спускаясь по лестнице во двор, Свен торопливо инструктировал Михолока и Марию:

– Вас зовут Болеслав и Агнешка Шиманьские. Ваших детей – Ядвига и Якуб. Вы направляетесь к своим родственникам в Гданьск, а именно к дяде Агнешки, Петеру Новаку. Ваш дом в Варшаве сгорел во время пожара…

Эту легенду Свен продумывал очень тщательно, так же как и дальнейший маршрут передвижения семьи Штейнов по оккупированной немецкими захватчиками Польше. Поддельные документы он заготовил заранее, ещё во время преподавательской деятельности в Буффало. Тогда он наткнулся на архивные изыскания одного профессора, который с маниакальной дотошностью собирал сведения о гражданской и военной документации и паспортах, бывших в обиходе в Варшаве времен Второй мировой войны. Свен сразу понял, что образцы паспортов, и справок, дававших возможность спокойно передвигаться по оккупированной нацистами Польше, могут ему пригодиться.

Вот тогда‑то у него и появился этот саквояж, пересекший вместе с ним Атлантику и покоившийся до нужного момента в специальном секретном отсеке в недрах конструируемой тогда Машины. Со временем он стал добавлять в саквояж деньги и прочие полезные вещи.

На Варшаву уже опускалась ночь. Штейны, а особенно маленькая Ева, проголодались и буквально валились с ног от усталости. Свен, как мог, подгонял измученную семью, чередуя угрозы о патрулирующих этот район отрядах полиции с рассказом о том, как долго они смогут отдыхать на той квартире, куда он их ведёт.

Квартира эта и вправду когда‑то принадлежала одному из членов «Жеготы». Но судьба его сложилась весьма трагично. Мужчина изготавливал самодельную бомбу, которую планировал использовать для освобождения заключённых евреев, ожидающих в полицейском участке своей очереди для отправки в лагеря смерти, когда нитроглицерин случайно сдетонировал. Мужчина погиб на месте. Только местом этим оказался глубокий подвал его книжного магазина. О том, как и при каких обстоятельствах произошёл этот несчастный случай, станет известно лишь через десять лет, когда бригада рабочих наткнётся на его скелет во время капитального ремонта здания. Также в подвале найдут несколько пачек агитационной продукции, по которой будет установлена его причастность к обществу «Жеготы».

Свен смог найти эту квартиру, лишь изрядно проштудировав варшавские газеты, выходившие с сорок третьего по пятьдесят седьмой годы. Нордлихт хорошо подготовился и подыскал для своей семьи подобные безопасные места для ночлега и отдыха на протяжении всего маршрута следования от Варшавы до Гданьска. И хотя он попрощался со Штейнами сразу же после того, как привёл их на первую конспиративную квартиру, он неотступно следовал вслед за ними до тех пор, пока они не сели на корабль, идущий в Стокгольм.

Нордлихт также дал отцу строгие инструкции, на какие именно корабли и поезда им следует садиться. Просмотрев военные хроники, путешественник во времени точно знал, какие суда и эшелоны не пострадают от действий военных или партизан. Лишь когда его семья ступила на берег Швеции, Свен, прибывший в Стокгольм днём ранее, смог позволить себе вздохнуть с облегчением.

«Теперь всё будет хорошо, – мысленно поздравил он самого себя. – Теперь всё всегда будет хорошо».

Бум!

Волна жара объяла лицо и голову Свена. А вслед за этим некий невидимый молот обрушился на него, заставив со свистом выпустить воздух из лёгких, уронил на землю и протащил Свена пару метров спиной по брусчатой мостовой.

Почти минуту Нордлихт буквально ничего не слышал и не видел. Перевернувшись на живот, он встал на четвереньки и потряс головой. Зря. От этого стало только хуже. Содержимое желудка подкатило к горлу и запросилось наружу, но Свен смог сдержать позыв. Перед глазами всё плыло.

Повсюду суетились люди. Некоторые помогали пострадавшим, но большинство спешило убраться отсюда подальше.

– Что произошло? – спросил Свен спешащего мимо толстяка в матросском бушлате, но тот не ответил, лишь махнул рукой и засеменил дальше. Опираясь на фонарный столб, Свен смог подняться и посмотреть в сторону пирса, к которому пришвартовался лайнер, везший на своём борту семью Штейнов. – Что за хрень? Этого… этого просто не может быть!

Лайнер охватило пламя нескольких пожаров. Судя по тому, как быстро корабль погружался в воду, от взрыва он получил серьёзную пробоину. Люди на борту в панике прыгали в воду и отчаянно гребли к берегу.

В этот момент лайнер сотрясла целая череда взрывов. Величественный корабль задрожал, словно бездомный пёс под проливным дождём. Было очевидно, что сейчас взрываются боеприпасы, перевозившиеся по заказу копенгагенских контрабандистов в обход всех законов.

Бах! Бум! Ба‑бам!

– Нет!!! – в отчаянье закричал Свен. Второй раз он в один момент терял всю свою семью, но на этот раз трагедия происходила прямо на его глазах. Зрение не вовремя решило вернуться к своему хозяину, и он смог чётко и ясно увидеть отца и молодого себя, несущих на руках мать и Еву. Они стояли на верхней палубе, зажатые в огненном кольце, и тщетно пытались вырваться из этой смертельной ловушки. Отец что‑то объяснял Якову, указывая в сторону левого борта.

– Отец! Мама!.. – шатаясь словно пьяный, Свен побрёл со всей возможной в тот момент скоростью в сторону пирса и горящего лайнера. Бегущие ему навстречу люди толкали его и осыпали при этом проклятиями.

Пытаясь уворачиваться, Свен неотрывно следил за людьми на верхней палубе. Отец медленно опустился на колени и положил бесчувственное тело Марии на палубу. Сняв с себя пальто, он накинул его на голову сына, одновременно прикрыв от огня и тело дочери.

– Пшел с дороги! – накачанный мужчина, явно работавший портовым грузчиком, грубо оттолкнул Свена в сторону, и тот снова упал. Кто‑то наступил ему на руку, чудом не раздавив хроноперстень.

«Перстень! – в ужасе вспомнил Свен и спрятал повреждённую кисть под себя. – В случае чего я смогу всё исправить с помощью перстня!»

Свен вновь встал на ноги и посмотрел на терпящий бедствие лайнер. Хотя смотреть там уже было не на что. Все палубы были объяты пламенем, а в воде, среди спасшихся, он не смог заметить ни одного родного лица. Его семья вновь погибла.

* * *

Следующие несколько месяцев стали для Свена Нордлихта одним из самых тяжких испытаний в его жизни. Он даже не мог сказать, когда ему было хуже – в «Собиборе» или сейчас. Тогда он тоже пережил гибель всех членов своей семьи. Но ему не довелось лично видеть, как огонь пожирает их тела.

Подрыв лайнера случился на немецкой мине в порту Стокгольма, который привёл к гибели почти четыреста человек, среди которых оказалась и семья Штейнов, сгоревших в огненной ловушке на верхней палубе. Но Свен проверял и перепроверял данные. Этого взрыва не должно было случиться, все погибшие в той невероятной катастрофе должны были благополучно ступить на территорию датского королевства.

Каково же было его удивление, когда, по возвращении в амбар тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года, туда, где он оставил свою Машину времени, во всех учебниках по истории он обнаружил упоминания об ужасной трагедии в Стокгольме в августе сорок третьего.

– Этого просто не может быть! – взревел Свен, отбрасывая учебник в сторону. Следующий час он провёл, перечитывая энциклопедии о Второй мировой войне. И снова всякий раз он находил статьи о затонувшем в порту лайнере. К некоторым статьям даже прилагались фотографии с места трагедии, так что сомнений не оставалось. Это был именно тот лайнер. – Что это значит? Я что, схожу с ума?

И тут ему стало по‑настоящему страшно. В одной из книг он обнаружил копию статьи из газеты «Dagens Nyheter»[52]:

«ТРАГЕДИЯ В ВЯРТАХАМН

Сегодня утром в нашем городе, в порту Вяртахамн произошла страшная катастрофа… сотни погибших и раненых… неизвестным образом проскользнувшая сквозь противоминные сети… наш специальный корреспондент…»

Статью Свен прочёл по диагонали, так как его внимание привлёк не текст, а сопровождающая его фотография, на которой он обнаружил себя, сидящего на пирсе и рыдающего над телом Евы. Чувствуя, как волосы у него на загривке встают дыбом, Свен прочёл комментарий под фотографией:

«Юноша в одночасье потерял мать, отца и младшую сестру».

– Я… выжил? – Свен, не отрываясь, смотрел на фотографию и лихорадочно пытался осознать увиденное. Он не заметил, как продолжил размышлять вслух. – Значит, я опять потерял семью, скорее всего, вновь построил Машину времени. Или не построил? Значит, образовалась параллельная вселенная? Или мы продолжаем с ним существовать в одной реальности и просто не знаем друг о друге?

Немного оправившись от шока, Свен погрузился в долгие размышления. Он сделал вывод, что спасение его семьи всё же сказалось на ходе мировой истории. Но почему? Как еврейская семья, бежавшая от фашистских захватчиков в Польше, притянула морскую мину к пассажирскому лайнеру в Швеции?

Так и не найдя ответа, Свен решил вновь совершить хронопрыжок и найти ответы на этот и другие вопросы.

Но сперва следовало усовершенствовать перстень. Поэкспериментировав с материалами, Свен смог добиться накопления и сохранения энергии в перстне, достаточной для совершения не менее десятка хронопрыжков без подзарядки. К тому же он смог вмонтировать в хроноперстень шкалу координат, регулируя которую можно было задавать точное место для точки приземления. Таким образом, на его руке была уменьшенная копия Машины времени, основное отличие которой заключалось в том, что перстень не мог вырабатывать необходимую энергию для перемещений во времени самостоятельно, он мог лишь аккумулировать её.

Почистив одежду пана Зигельбойма, ставшую ему своеобразной походной экипировкой для посещения сорок третьего года, Свен приступил к сборам. На этот раз он сразу нанёс грим, преображающий его в Джона Бореариса, чтобы не тратить на это времени после хронопрыжка. Отложив в сторону трость, он побросал в саквояж деньги и карты магнитных аномалий. Теперь он был готов к новой попытке.

* * *

Прежде чем вновь совершить хронопрыжок в сорок третий год, Свен сдвинул время прибытия на десять минут вперёд. Оказавшись в комнате четы Зигельбоймов, он услышал хлопок закрывающейся входной двери.

– Черт побери! – прошипел Свен. Его догадка оказалась верна. Если бы он прибыл в ту же минуту, что и в прошлый раз, то бы столкнулся с самим собой, гримирующимся перед встречей с родителями. Яков Штейн, Джон Бореарис и Свен Нордлихт в одном помещении – это уже явный перебор.

Не теряя ни минуты, Свен достал из саквояжа карты магнитных аномалий и разломов и расстелил их на рабочем столе в кабинете пана Зигельбойма. Ватманы с изображёнными на них контурами Европы пестрели цветными изолиниями изогонов, изоклинов и изодинамов[53]. Не меньше двух часов ему пришлось потратить на то, чтобы выбрать место для приземления в Гданьске. По его замыслу, он должен был перехватить Штейнов до их посадки на злополучный лайнер и переправить их в Швецию или Англию другим путём. При этом желательно было не столкнуться с самим собой в образе Бореариса, приглядывавшего за Штейнами со стороны. Поэтому у Свена оставалась всего одна возможность воплотить задуманное в жизнь. Дождаться того момента, когда Бореарис из прошлого, убедившись в том, что Штейны поднялись на корабль, телепортируется в Стокгольм, и только после этого пробраться на лайнер и вернуть свою семью обратно на берег.

Закончив настройки хроноперстня, Свен активировал его и в следующий момент оказался на лесной опушке, рядом с обугленным дубом. Вчера ночью в это дерево ударила молния, вследствие чего здесь возникла кратковременная намагниченность почвы.

Широко шагая, Свен направился в сторону видневшихся за верхушками деревьев шпилям городских крыш Гданьска. По пути, с трудом вырывая ботинки из раскисшей после дождя почвы, он не раз пожалел о том, что забыл прихватить трость.

Зато золотые часы пана Зигельбома оказались весьма кстати. Свен достал их, когда наконец‑то выбрался из леса к просёлочной дороге и обнаружил, что времени у него осталось всего ничего. На его счастье, мимо проезжал старенький «Урус»[54], водитель которого без лишних вопросов согласился подвезти до города странного пассажира. Конечно, получив за это приличную сумму немецких марок.

Четыре года прошло с того момента, как гауляйтер Форстер вошёл в резиденцию уполномоченного Лиги Наций и объявил о том, что отныне Вольный город Данциг[55]становится частью Западной Пруссии. Так исчез Данциг, уступив место Гданьску – важнейшему порту на балтийском побережье Европы.

С тех пор здесь многое изменилось. Большинство зданий было разрушено, а многие местные жители бежали или были убиты. Но сердце города, порт, продолжало биться, толкая по артериям улиц кровь из тысяч моряков и военных. Хотя город формально подчинялся немецким войскам, он был просто раем для контрабандистов и тех, кто жаждал покинуть оккупированную Польшу. Если у вас водились деньжата или драгоценности, то вы вполне могли купить место на пассажирском корабле, плывущем в Данию или Швецию. А если с паспортом у вас были проблемы или средств на билет в каюту не хватало, то вам всегда были рады в трюмах и на грузовых судах. Удобств в таком случае не предусматривалось, да и в случае опасности, попавшись в руки немецким патрульным, вам могли пустить пулю в голову, но многие соглашались и не на такой риск.

Конечно, в первый раз Свен предпочел не рисковать жизнями и здоровьем своей семьи и за огромные деньги подкупил помощника капитана того самого злополучного лайнера, которому в скором времени предстояло пойти на дно в Стокгольме.

Так что на этот раз он решил нанять вёрткий катер контрабандистов, на котором можно было легко затеряться в водах Балтики и добраться до Швеции. Это было рискованно, но другого варианта у Свена пока не было.

Притаившись в тени одного из грузовых контейнеров, Свен внимательно следил за самим собой из прошлого, который в свою очередь следил за тем, как Штейны поднимаются по трапу на борт лайнера. Когда Яков и остальные отправились на места для пассажиров третьего класса и наблюдавший за ними Свен‑Из‑Прошлого скрылся между контейнерами, чтобы через секунду активировать перстень и перенестись в Стокгольм, Свен‑Из‑Настоящего поспешил покинуть свой наблюдательный пункт и быстрым шагом поспешил вслед за Штейнами.

У входа на трап, который охраняли не только матросы, но и немецкие солдаты во главе с офицером СС, Свен предъявил билет первого класса и поддельный паспорт на имя Гунтера фон Швабса. Эсэсовец придирчиво изучил документы и вернул их обратно. После чего матрос проверил билет и приветливо улыбнулся.

– Рады видеть вас, герр Швабс. Позвольте помочь вам с багажом.

– О, благодарю, не стоит беспокоиться, – Свен вежливо уклонился от протянутой к его саквояжу руки услужливого матроса. – Он не тяжёлый.

Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Свен как можно быстрее поднялся по трапу и поспешил на поиски Штейнов. Для того чтобы их найти, у него оставалось не более получаса.

После долгих минут отчаянных поисков он наконец заметил в толпе на нижней палубе сбившихся в кучку Штейнов. Прокладывая себе дорогу локтями и проклятиями, Свен пробивался в их сторону, стараясь привлечь их внимание криками:

– Шиманьский! Болеслав Шиманьский! Агнешка!

Как ни странно, первым его услышал юный Яков. Обернувшись на крики, он увидел пробирающегося к ним сквозь толпу Свена и сказал об этом родителям. Михолок взволнованно огляделся. Штейн предпочел остаться на месте и подождать дальнейшего развития событий.

– Пан Бореарис, что‑то случилось? – с тревогой в голосе спросила Мария, как только Свен наконец‑то смог оказаться рядом с ними, зажатый со всех сторон радостными пассажирами, машущими белыми платками тем, кто остался провожать их на берегу.

– Ещё нет, но через пару дней, вполне вероятно, случится, – Свен запыхался и тяжело дышал. Изобретатель надеялся, что он вспотел не настолько сильно, чтобы у него потёк грим или отклеились борода или усы. – Хорошо, что я успел вас догнать. Вам необходимо немедленно покинуть судно. В Швецию вы отправитесь на другом транспорте.

– Но… – Михолок попытался, по своему обыкновению, затеять спор, но Свен даже не дал ему высказаться.

– Пан Шиманьский, вы хотите спасти свою семью и доставить их в безопасное убежище? Если да, то идите за мной. У нас нет сейчас времени на пустые пререкания. Живее!

Замысел Свена удался на все сто процентов. Воспользовавшись предпосадочной суматохой, он без помех смог вывести Штейнов с корабля на берег. Немецкие военные даже не посмотрели в их сторону, так как им надлежало проверять тех, кто поднимается на борт лайнера, а не покидает его.

– Куда мы идём? – обратился к изобретателю Яков. Юноша до сих пор не доверял таинственному англичанину, который так яростно опекал их семью. Его лицо и голос казались Якову до боли знакомыми, но он так и не мог вспомнить, встречались ли они с Джоном Бореарисом прежде.

– Я смог договориться с капитаном Рухнельдом, бельгийским контрабандистом. Ему принадлежит судно «Звезда Сарагоса». Оно, конечно, будет плыть дольше, нежели лайнер, зато вы доберётесь до Стокгольма в полной безопасности.

На деле «Звезда Сарагоса» являлось классическим трамповым судном, не имеющим постоянного порта приписки. Экипаж «Звезды», во главе с капитаном Рухнельдом, занимался свободной перевозкой случайных или попутных грузов. Корабль не был привязан к конкретной географической точке, но в последние годы бороздил исключительно просторы Балтийского моря, перевозя как официальные, так и неофициальные грузы и нелегальных пассажиров.

Когда Свен вновь прощался со Штейнами, изнутри его разрывали два противоположных чувства. Одним из них была радостная уверенность в том, что теперь всё получится и его семья проживёт долгую и счастливую жизнь. Но не менее сильной была тревога и предчувствие, что всё это обернётся новой трагедией.

– Берегите себя, Михолок! Мария, Ева, Яков. – Свен поочередно пожал всем руки, не рискнув поцеловать сестру в щеку. Клей держал его фальшивые усы и бороду из последних сил, и они могли отклеиться в любой момент. – Счастливого пути.

– Ещё раз хочу сказать вам огромное спасибо, пан Бориарис. Если бы не вы…

Понимая, что сейчас заплачет, Свен лишь пробурчал что‑то невнятное и поспешил покинуть пристань. Удаляясь всё дальше от покачивающейся на волнах «Звезды Сарагоса», Свен всё сильнее и сильнее испытывал желание обернуться. Но он смог подавить это чувство и поспешил найти уединённое место для того, чтобы совершить хронопрыжок на несколько дней вперёд.

До Стокгольма «Звезда Сарагоса» не дошла. Через час после отплытия корабль контрабандистов без предупреждения атаковал немецкий военный катер и пустил их на дно. Из экипажа никто не уцелел, лишь одного выжившего из числа пассажиров спасли проплывавшие неподалёку рыбаки. Свен даже не удивился, когда узнал у рыбаков имя выжившего – Якуб Шиманьский. Несмотря на стресс и потерю близких, юноша ухитрился не выйти из образа, иначе по прибытии в порт Гданьска у него начались бы крупные неприятности.

Всё это Свен узнал лишь спустя неделю ожиданий прибытия «Звезды» в стокгольмский порт. Поняв, что его замыслы вновь потерпели фиаско, он телепортировался обратно в Гданьск и приступил к расспросам. Когда он составил полную картину произошедшего, он вновь совершил хронопрыжок назад в прошлое.

Испытывая сильнейшее déjà vu, Свен наблюдал, как он сам прощается со Штейнами у трапа контрабандистского корабля и спешно убегает. Подождав несколько минут, пока за поворотом скроется случайный прохожий, мужчина с невыразительным лицом, Нордлихт отправился на поиски капитана Рухнельда. Бельгийцу стоило знать, что на выходе из порта его подстерегает опасность.

Потратив почти час на убеждение капитана отправиться в путь другим маршрутом, Свен сразу же переместился на несколько дней вперёд. И снова его ждало разочарование! На середине пути «Звезда Сарагоса» угодил под авианалет. Чьи именно самолёты пустили корабль контрабандистов на дно, известно не было. Ни одна из воюющих сторон не брала на себя ответственность за это происшествие в Балтийском море. О том, что корабль затонул, получив повреждение от истребителей, рассказал единственный уцелевший в катастрофе. Яков Штейн.