Глава 14. Катя переворачивается на спину, закидывает руки за голову, изучая потолок, лежа на постели

Катя переворачивается на спину, закидывает руки за голову, изучая потолок, лежа на постели. До омерзения большой и холодной. После визита оборотня в номере уюта как не бывало. Сердце тоскливо ноет, на душе неспокойно - одиночество давит. Занесло к чёрту на кулички!

Уже и покупки разобраны, кушать приготовлено, изучены каналы передач по телевизору. Всё на норвежском – ничего не понятно. Вечер в разгаре, заняться нечем. Бессмысленный день. Как бы глупо не звучало - колья наточены, чутьё не дремлет.

Выходцева ёрзает, устраиваясь удобнее и глядит на часы – скоро полночь. Время ползёт, как назло, медленно. Катя решительно встаёт и накидывает куртку. Нужно прогуляться, проветриться – туда, где меньше всего чувствуются оборотни, ламии. Поглядеть на местных - что делают по вечерам, как развлекаются, отдыхают. Может, удастся ещё чего выяснить?..

На лестнице резко останавливается - запах Варгра ощутимей, чем раньше. По телу прогуливается сладкая дрожь. Голова кружится в эйфории. Необъяснимая боль сжимает сердце - реальность и здравомыслие вновь ускользает. Выпить! Как можно скорее…

***

Катя рассеянным взглядом обводит бар – как здесь оказывается, пытается осознать битых минут пять. Крутится, рассматривает, прислушивается, кривится. Слишком людно, шумно, но что смягчает неудобство – оборотней не ощущается, впрочем, как и ламий. Если на последних вообще нет намека, то вонь первых касается носа – едва-едва. Они в этом районе явно нечастые гости. Это хорошо! Чутьё молчит – предупреждающих сигналов не подаёт. Значит, можно найти укромное место, посидеть в мнимом уединении - вроде как одна, и в то же время на людях… Немного расслабиться, чуть выпить – в случае опасности, организм в момент протрезвеет.

В небольшом баре дым клубится под потолком. Смешиваются ароматы: алкоголь, табак, пот, закуски. В зале пару десятков массивных деревянных столиков – все заняты. Между ними лавируют несколько молодых официанток в белых футболках, джинсах и чёрных фартуках. Шквал звуков оглушает – смех посетителей, музыка, звон стекла, побрякивание посуды, скрежет ножек… С двух сторон в стены встроены небольшие телевизоры - транслируются клипы. Вокруг гуляют люди - жизнь бурлит... Вероятно, праздник с острова Кинг-Йорген, где отсиживалась позавчера, перемещается в Кренсберг. Что ж, оказывается, норвежцы любят веселиться,отдыхать, как ирусские.

С первого раза укромного места найти не удаётся. Катя подходит к бару. Все стулья заняты. М-да… Встречается со взглядом пожилого мужчины. Изрезанные морщинами губы растягиваются в косой улыбке, тускло блеснув остатками зубов.

Что-тоговорит… Хорошо, норвежский – непонятный язык.

- Не понимаю, – нехотя отрезает Выходцева и для убедительности мотает головой.

- Детка, - коверкая английский, жуёт слова старик, - не слишком ли ты молода, чтобы посещать такие места? – От него несёт мощным перегаром и немытым телом.

Катя брезгливо кривится:

- А вы не стары для того же?

- Нет! – пьяным жестом взмахивает кружкой. Пиво колышется, грозя выплеснуться: - Я молод, мне всё ещё семьдесят пять.

- А я стара, мне уже двадцать два! И если вам самое время заканчивать вечеринку, то мне как раз пора начинать…

Не дожидаясь ответа, усаживается на освободившееся место возле кассы и бросается взгляд через плечо.

В зале посетитель за ближайшим столиком фривольно шлепает худенькую официантку по заднице.Миниатюрная, с длинными русыми волосами и бездонными тёмно-синими глазами. Губы надуты, как у обиженного ребенка. На лице гримаса не то ужаса, не то отвращения. Девушка с отчаяньем смотрит в сторону Кати.

Настроение портится окончательно. Мужичьё! Хотя, это бар, здесь всегда пристают.

Катя отворачивается к стойке. О, а бармен - симпатяжка. Привлекательный мужчина лет тридцати пяти. Невысокий, статный. Руки длинные, изящные. Он ловко управляется с бутылками – открывает, взбалтывает, наливает. Смешивает напитки, украшает бокалы… Короткие русые волосы обрамляютчуть заострённое лицо. Морозно-голубые глаза под крутыми надбровными дугами, окидывают зал цепким взглядом. Крылья прямого, аристократического носа слегка трепещут, узкие губы плотно сжаты. Холодно, но твёрдо реагирует на молчаливую просьбу официантки:

- Norman… - обращение явно к наглецу-посетителю.

Зеркальные полки на стене отражают мужчину, поднявшего руку в извиняющемся жесте. Посетитель подаётся к девушке, что-то говорит - она нерешительно, даже затравлено кивает и прошмыгивает мимо, точно мышка. Вот и отлично – конфликт улажен!

Катя встречается с взглядом бармена:

- Водку. Двойную неразбавленную, - чеканит, как можно спокойней.

- Документы есть? – мужчина натирает бокал до скрипа.

- Есть, – Выходцева не шевелится.

Бармен откладывает работу. Уперев руки в столешницу, криво, но симпатично усмехается:

- Может, всё-таки покажете? А то не налью.

Катя расстегивает куртку. Неспешно залезает во внутренний карман. На секунду приостанавливается, словно не уверена...

- Что, если не окажется? – невинно интересуется.Бармен улыбается шире и деланно сокрушается:

- Придётся отказать в выпивке. У нас в городе строгие правила, а я - законопослушный гражданин.

Катя выуживает права и демонстративно машет. Мужчина тщательно рассматривает, будто выискиваетулики, что предъявлена подделка. С оттенком грусти протягивает обратно. Выходцева берётся карточку, но бармен не отпускает. На лице читается интерес:

- Вы сегодня одна, Ка-тья? – с явной неохотой разжимает пальцы. Катя неторопливо прячет документ обратно:

- Вы для этого спрашивали права?.. – вскидывает брови.

- Нет, - осторожничает мужчина.

- Вот и замечательно. Документы предъявила, поэтому водочки двойной, не разбавленной, пожалуйста… - умолкает на миг и читает бейджик на груди бармена: – Улярик Олафсен.

Бармен секунду медлит. Чуть заметно кивает, берёт бутылку с прозрачной жидкостью и, налив стопку, ставит перед ней. Резкий запах спирта... Нехорошее предчувствие подкрадывается, запуская цепкие корни сомнений в хрупкое сознание– плохая идея напиться. Когда одурманена алкоголем, скорость не та, да и чутьё притупляется. Выходцева прикрывает на секунду глаза, но в темноте тотчас выплывает наглая ухмылка оборотня. Она доводит до бешенства. Гад! Самодовольный, циничный, грубый… Катя хватает стопку и выпивает залпом – жгучая водка опаляет горло. Жар стремительно побежит по венам.

- Повторите, пожалуйста...

- Красавица, - чутко предостерегает бармен, - таким темпом быстро наберёшься.

- Незнаю, но хочу проверить, - принимает следующую порцию Катя и морщится: - Продолжаем…

С каждой последующей стопкой мир крутится быстрее – со скоростью света и против законов физики. Огненность напитка уже не чувствуется - во рту остаётся едкое послевкусие спирта. Мерзкое и тошнотворное.

Выходцева оглядывается – бар покачивается, посетителей в два раза больше, у всех появляются двойники. Вот теперь хватит! С дурной головой как-то спокойнее... Точнее, без назойливых мыслей.

- Могу проводить, – заявляет приглушённый мужской голос.

Катя долго фокусируется, но очертания бармена всё равно расплываются.

- Слушай, я выпившая, это да, – язык не желает двигаться, мысли, вообще, загульные, поэтому фраза получает корявая и невыразительная. - Ты симпатичный и так далее… Но мне бы побыть одной, хорошо?

- Отлично, – понимающе кивает Улярик. - Обещаю не приставать.

- Что-то мало верится, - едва не упав, пьяно хмыкает Выходцева. Бармен, перегнувшись через стойку, придерживает за руку:

- Если передумаешь, я здесь.

Ещё чего! Мы - русские – народ гордый. В любом состоянии можем сами добраться до дому. На машине, автобусом, пешком, на карачках, ползком… Или найти приключений. Вздернув нос, Катя кладёт деньги на барную стойку. Накрывает стопкой и решительно встаёт.

- О, чёрт! – срывается ругань, Выходцева хватается за стул. Мир покачивается, тело ведёт в сторону. Ноги ватные, колени подгибаются. М-да! Сидеть – не стоять, а стоять – не идти. Даже шагнуть трудно.

Пространство сужается, крутится каруселью. Что хотела, то и получила.

Крепкие руки, придержав за талию, не дают упасть. Катя с некоторым запозданием оборачивается. Симпатяга-бармен! На лице играет понимающая улыбка:

- За такую оплату такси причитается.

В желудке бушует, подкатывает тошнота – Катя морщится. Всё же стоило чего-нибудь поесть, а не «заливаться» натощак. Приготовить успела, но перекусить так и не смогла – кусок в горло не лез. Проклятый оборотень виноват. Что б ему икалось!.. Улярик обнимает крепче и бросает поверх:

- Ivar…- слова летят, но смысл ускользает.

Низкий мужской голос отзывается на том же непонятном языке. О! Второй бармен. Наглое лицо Ивара – типичный «чеширский кот». Поглядывает оценивающе,дерзко, а в речи сквозитне скрываемая насмешка. С точностью утверждать, что говорит гадости – невозможно, но чутьё…

- Слушай, Улик…брр… - рассеянно встряхивает головой Выходцева. - Улярик. Домой доберусь сама, - упирается ладонями в широкую грудь и отстраняется. - Не стоит…

- Перестань. Ты пьяна, - серьёзно отрезает Улярик, придерживая. - Не допущу, чтобы в таком состоянии добиралась домой одна. Город спокойный, но всё же… Вдруг станет плохо.

Бармен, конечно, прав. Только настораживает - почему именно её? Неужели другие не напиваются?

- О, супергерой спешит на помощь, – смеясь, утыкается носом в крепкое плечо.

- На супергероя не тяну, - рассудительно тянетУлярик, - но выпившую клиентку домой отвезу.

- Часто помогаешь?

- Нет! –искренне хохочет бармен. - Только когда отказывают…

- Даже против воли? – нарочито широко распахивает глаза Катя.

- Завтра, - мужчина становится серьёзным. Катя расплывающимся взглядом замечает девушку, прижавшую руки к груди и рассматривающую их с Уляриком. На лице ревность, негодование, обида. Бармен не замечает, проникновенно разъясняет: - Когда проснёшься в своей постели, поблагодаришь меня, за то, что уберёг от лишних приключений.

- Да, скорее всего, – отстранённо бормочет Катя и хмыкает со знаем дела: - Но вот та девочка, - кивает в сторону худенькой официантки, - которая сейчас на нас смотрит, о-о-очень расстроится, если мы уйдем вместе.

- Какая девочка? – Улярик оборачивается, несколько секунд непонимающе рассматривает посетителей. Выходцева бессильно отмахивается:

- Маленькая, худенькая официантка, с большими глазами.

Улярик выглядит озадаченным. Приподняв, усаживает обратно на стул:

- Ты случаем, ничего покрепче в водку не добавляла? – интересуется осторожно. - Говоришь об этой официантке…

- Да, - уверено кивает Катя. - Девочка… влюблена в тебя по уши.

- Светлана?.. – недоумевает Улярик. – Этой… девочке… - с явным трудом подбирает слова бармен, - под сорок. Не назвал бы худенькой… Она, мягко говоря, полновата, - разъясняет медленно, с заминками. - Влюбленности не замечал, –растерянно встряхивает головой. - Она странная. Думаю, потому что русская. А русскую душу, как я слышал, не понять.

Катя удивленно оглядывается. Сознание на минуту очищается, дымка опьянения рассеивается. Под сорок? Толстуха? О чём говорит Улярик? Официантка с поникшей головой переминается с ноги на ногу, словно крохотный воробушек. Рядом проходит сильно выпивший мужик, держа пару наполненных кружек со светло-коричневой жидкостью и пенной верхушкой. Его мотает... Качается из стороны в сторону, зацепляет девушку плечом. Он как ни в чём не бывало идёт дальше, а вот она… отступая, налетает на ближайший стол. Взмахнув руками, задевает бокал на краю - тот со звоном разбивается. Пиво расплескивается, брызги разлетаются, оставляя пенные кляксы на деревянном полу. Светлана, ахнув, отскакивает... поскальзывается… Вновь неуклюже размахивает руками… Чуть проезжается вперёд и падает на сидящего за столом посетителя.

Что-то скулит, глядя на мужчину. Он не зло отзывается и помогает встать. Девушка кивая, поправляет передник. Клиент брезгливо морщится. Официантка затравленно стреляет глазами в Улярика. Бармен с ледяным спокойствием чеканит непонятные слова, но так сухо, даже сурово, что невольно проникаешься сочувствием к девушке. Только умолкает, Катя стучит ему в плечо:

- Не будь гадом. Она немного рассеянная. К тому же толкнули...

- Так каждый день, скоро у меня посуды не останется. – отрезает Улярик и вновь распоряжается командирским голосом, обращаясь к официантке. Она, склонив голову, плетётся к бару.

Катя чуть отодвигает Улярика в сторону - нос забивают насыщенные запахи: алкоголь, сигаретный дым, пот, ароматические масла, свежая рыба… Брр! Вонь болота: застоявшаяся, спёртая. Тошнота подступает мощной волной.

- Ты - никса[3]? – бросает вслед Свете на русском. Девушка на миг замирает, затравленно оборачивается - щеки окрашиваются пунцовым. Изучает пару секунд - шарахается, как ужаленная, скрывшись за дверью с надписью «Ingen tilgang nektes». [4]

Зал вновь плывёт, контуры посетителей сливались в тёмное пятно. Подступает равнодушие и апатия.

- Ты тоже русская? – с надломом звучит над ухом удивленный голос бармена.

- Улярик, - еле ворочая языком, кладёт руки на широкие плечи Выходцева, - хватай её и женись. Лучше, чем ник… Брр… - опять мотает головой, вспоминая слова на английском, - русская, вышедшая ради тебя…Тьфу ты! Хотела сказать: устроившаяся к тебе на работу, не найти, поверь.

Улярик обнимает за талию:

- А если мне нравятся такие, как ты?

- Ошибка и блажь, - пьяно отмахиваетсяКатя.

- А если я хочу ошибаться? – Бармен с лёгкостью подхватывает на руки.

- А если я не хочу? – неуверенно бормочет Выходцева.

- Только провожу... – звучит вкрадчиво и искренне.

- Только? –Катя смотрит на его губы. Может уступить и оборотень вылезет из головы? А то ведь, как остаётсяодна, ненавистный образ выплывает, и воображение рисует такие картинки, что жить не хочется. Обвив шею бармена, пальцем скользит по щеке с едва показавшейся щетиной: - Только…

Сердце Улярика колотится неистовей, даже прислушиваться не надо. Эх, поступок неправильный... Плевать! Своя шкура ближе. Какое дело до Светы и её симпатий? Есть проблема - навязчивые воспоминания потрясающего мужчины, необъяснимым образом вымещающие куда более важное, удерживающее на плаву столько лет. Развратные картинки сводят с ума. Варгр заставляет проснуться женское начало, потерять покой. Возможно, не специально, но кого это волнует? Из-за него стираются рамки нормально-ненормально. Нужно что-то делать… Катя прижимается к бармену - пусть проводит. Потом, эту выходку можно будет списать на стресс, неадекватную реакцию после случая в лесу…

Закрывает глаза и погружается в сумрак. Космическое пространство, постепенно заполняемое звёздами – мириадами сверкающих искр, крутящихся во всех направлениях. Расслабляющее, дающее блаженное чувство полета. Свежий воздух пьянит сильнее. Свобода накрывает с головой. Звуки, наполняющие бар, постепенно отдаляются, стихают.

Выходцева льнёт крепче к теплу, ведь держат, словно она нечто бесценное. Обжигающе горячее дыхание щекочет макушку. Мужской аромат притягивает.

Прострация сменяетсятемнотой, в голове свинцовая тяжесть. Ветер проникает со всех сторон, пустота обступает и едва не поглощает. Испуг накатывает волной. Нехотя открыв глаза, Катя кривится. Улярик аккуратно ставит на ноги - придерживая, усмехается и распахивает дверцу машины. Выходцева пошатываясь, хватается за протянутую руку и кое–как заползает на переднее сидение.

- А что? Тоже вариант, - раздаётся мужской смех за спиной.

Катя устраивается поудобнее. Улярик садится на водительское кресло и поворачивается:

- Ну что, Катья, куда нам ехать?

- Мне ехать… Не знаю, – пожимает плечами. Воспоминание о загородном мотеле всплывает яркой картинкой. –Мотель… Двухэтажный дом… светло-жёлтый с синей пятиконечной крышей. Где-то на краю города. Чудесный вид из окна: заснеженные горы и зелёный лес. Коттедж по соседству. Решетки на окнах. Клумбы с цветами...

- Здорово, – незлобиво усмехается Улярик. - Ты меня удивляешьвсё сильнее.

- Я такая, - Катя вымучено улыбается.

- Прости, но я понятия не имею, где твой мотель.

-Ты что, не местный?

- Полгода как приехал. - Бармен выуживает из кармана брюк сотовый.

- Откуда?

- Из Ласгерна… – умолкает, пиликая кнопками.

Выходцева ободряется:

- Который рядом?

Улярик кивает, прикладывает телефон к уху:

- Hei!– протягивает на своем языке и, расплывшись в улыбке, отворачивается. Катя закрывает глаза, погружаясь в крутящийся мир, где приглушенно льётся голос бармена.

Темнота вертится, качается, несётся каруселью… Всё, что внутри, стремится вырваться наружу – желудок протестует. Слабый толчок уносит в невесомость, становится хуже - мутит сильнее. Алкоголь от езды взбалтывается, опьянение усиливается. В голове пустота и нарастающая боль…

Катя едва сдерживает тошноту, но спасает порыв свежего воздуха. Он как глоток жизни. Выходцева понимает непослушные веки - оказывается, окно с её стороны открыто. Еле разлепив онемевшие губы, бормочет:

- Спасибо… А почему переехал?

- Мне предложили выгодно продать дом, – нарушает затянувшуюся паузу бармен. - Переехав сюда, купил бар.

- Я слышала, что там странные люди. Ты тоже странный?

- Да! – Улярик коротко хохочет: – Сама подметила. Пьяных клиенток по домам развожу! А Ласгерн… он преобразился за последние годы. Жителей все больше, но я не привязан к какому-либо месту. Поэтому воспользовался удачным предложением.

Катя облизывает пересохшие губы. Мыслей никаких, они ускользают, не успевая оформиться в разумное предложение. Глаза опять закрываются - туман в голове сгущается, звуки истончаются.