Провокаторы» и школа политического желания

Характер поведения демонстрантов от самого начала акций протеста вплоть до 19 января говорит о ряде проблем, присущих нашему обществу. Среди этих проблем мы можем выделить ментальный пацифизм, рабское отношение к закону, высокий уровень манипулирования обществом со стороны политикума и СМИ.

Ещё до разгона Майдана 30 ноября «диджеям» удалось сформировать чёткий маркер: украинский протестующий не может вести себя агрессивно, нарушать закон, прибегать к силовым методам борьбы – тот, кто так ведёт себя, является «провокатором». После событий 1 декабря этот маркер был закреплён.

То, что люди легко поверили оппозиции, говорит обихманипулируемости. Что было в руках националистов? Несколько сайтов, несколько страниц в соцсетях а ещё – жертвенность и искренность. Что было в руках оппозиции? Контроль над руководящими СМИ, статус, доступ на сцену Майдана, привычка врать. С таким соотношением сил националисты могли чинить отпор псам режима Януковича, но им было тяжело повести за собой массу. Однако проблема состояла не только в объективных информационных преимуществах оппозиции, но и в особенностях ментальности и мiровоззрения протестных масс.

Люди верили брехне оппозиционеров среди всего другого потому, что им было легко в неё поверить. В то, что украинский патриот может не послушаться слов об «мирном протесте» и штурмовать кордоны сотрудников милиции, поверить было тяжело. Вместо того легко было поверить в то, что этот патриот – это, на самом деле, «титушка» и провокатор. На протяжении конца ноября и декабря 2013 года можно было констатировать ужасное наблюдение: по мнению обывателя, украинец вообще не имел права на силу. Украинец мог быть жертвой насилия (культ «побитых студентов»), но он отнюдь не имел права прибегать к активным силовым методам борьбы.

Причину того, что истинных революционеров сразу же начали называть «провокаторами», следует искать не только в ловкости Порошенко и милицейских «пацифистов», но и в рабской ментальности многих наших соотечественников. Их чёрствые сердца скверно качали кровь, их мозг страдал от кислородного голодания, их сознание не могло вместить того, что было для него чужим. Они свыклись с тем, что украинцы – это народ, который постоянно терпит и страдает. «Беркут» разогнал Майдан? В это они поверят, даже начнут приходить в негодование. Украинцы решили отомстить, вышли на путь реванша? Этого не может быть! – Подумают рабские души. - Вне сомнения, это провокация Москвы, Банковой, врага всех времен и народов Дмитрия Корчинского… Агрессивными молодыми людьми в их воображении могли быть лишь «титушки», но никак не украинские патриоты. Как атеист не может поверить в чудо, так и эти люди не могли поверить, что украинство – это не только слёзы, сопли и танце на Майдане. В их мiровоззренческо-ментальной парадигме достаточно было потанцевать, покричать «Героям слава!» и прийти в негодование от очередных жертв, лишь бы «клятiворіженьки» как-то автоматически исчезли «как роса на солнце». Всё, что выходило за границы этой парадигмы, было, по их мнению, от лукавого (или, опять-таки, от Банковой).

Первый месяц протеста был месяцем амнезии и шизофрении. Амнезия состояла в быстром забвении справедливых желаний, которые все же пробивались сквозь ограды вышеобрисованной парадигмы. Та же зачистка Майдана 30 ноября вызвала довольно сильный гнев и желание мести. Однако эти желания были какими-то «мгновенными», слишком короткими, чтобы превратиться в ощутимый социологический показатель.

У многих возмущённых граждан иррациональный гнев рационализировался в форме чёткого стремления – отставки Януковича. Однако оппозиция помогла забыть и это стремление (даже, если для большинства путь к его реализации лежал сквозь «законность» и «мирный протест»). Вместо требования отставки Януковича оппозиция озвучила хлипкое требование отставки правительства (ради «большего радикализма» Яценюк даже выдвинул идею отправить Азарова на курсы изучения украинского языка). И народ этому обрадовался. Предыдущее желание как-то пришло в забвение. В начале Майдана украинцы лишь начали учиться желать. На протяжении двух десятилетий им много чего «хотелось», однако сказать «Хочу!» они не осмеливались – не позволяла рабская парадигма мышления…

Шизофреничность участников акций протеста была хорошо заметной националистам. Достаточно обратить внимание на использование участниками акций протеста националистических приветствий «Слава Украине – Героям слава!» и «Слава Нации – Смерть врагам!», чтобы констатировать непоследовательность демонстрантов, которая граничила с банальным раздвоением личности.

«Слава Украине – Героям слава!» – это националистическое приветствие, оффициальное приветствие ОУН. Когда «Слава Украине – Героям слава!» кричали люди, которые называли новейших националистов-революционеров «провокаторами», это, как минимум, выглядело удивительно. Организованное националистическое движение – сначала УВО, а потом и ОУН и УПА – вошли в украинскую историю именно как «провокаторы». УВО-ОУН-УПА, вобрав в свои ряды наиболее смелый, наиболее жертвенный элемент украинской нации, всегда облыгались, обзывались провокацией вражеских спецслужб и т.д.

Для УВО и ОУН не был чужим так называемый «маятник провокаций и революции» – революционная триада «Провокации! Репрессии! Революция!». Например, когда поляки старались закрепить собственный оккупационный режим, «тітушки» из УВО устраивали саботажи, экспроприации и прочие провокационные меры. Ответом поляков была пацификация, вследствие которой пострадало множество мирных украинцев. Однако после этого устроенного поляками погрома мирные настроения стали по меньшей мере непопулярными. Вместо того идея революции захватывала тысячи украинских сердец. «Отцы народа» из УНДО и других умеренных групп называли националистов провокаторами, однако куда подевались все их «реальные достижения», когда в 1939 году Галиция была оккупирована большевиками? Их не стало. А закалённая в перманентной революции ОУН осталась и продолжила борьбу.

Такими же самыми «провокаторами» были воины УПА. Само создание УПА было огромной «геополитической авантюрой». На тот момент большинство патриотически настроенных украинцев поддерживали «евроинтеграцию» в гитлеровскую «Новую Европу». Однако националисты, понявши, что для украинцев там места нет, начали борьбу на два фронта, не смотря на то, что немецкая пропаганда называла их агентами НКВД, и эту риторику поддерживало значительное число украинских национал-демократов.

Использование митингующими приветствия «Слава Нации – Смерть ворогам!» вообще было смешным. Как можно было кричать «Смерть врагам!» и вместе с тем говорить «Наша акция мирная» и носить милиционерам чай и печеньки?

Говоря про ограниченность протеста исключительно рабскими методами, о травле революционеров-«провокаторов» и пребывании митингующих в силовом поле «Евромайдана», нужно упомянуть про ещё одну вещь – мантру «Что же о нас подумает Запад?» (как вариант – «Что же о нас подумает цивилизованный мiр?»).

Смотря на Запад колониальными глазами, украинцыпацифизировались. С Западом у них уже давно ассоциировались так называемые «демократия»,«права человека», «гражданское общество», «правовое государство». За время Майдана к этим фетишам почему-то добавилось ударение на исключительномирных формах протеста. Создавалось впечатление, что между Западом иУкраиной существует какой-то информационный железный занавес, и украинцы не имеют ни наименьшего представления о том, как происходят акции протестагде-то во Франции, Испании или Норвегии, о том, как горят автомобили, крушатся витрины или атакуются полицейские кордоны.Так же, правда,украинцы не обращали своего внимания на то, что в странах «демократии и прав человека» демонстрации разгоняются с не меньшей жестокостью, чем в Украине (по крайней мере, до февральских событий), а политические силы, которые представляют собой альтернативу существующей демолиберальной системе, подвергаются репрессиям (достаточно вспомнить жестокое подавление акцийпротеста против гомодиктатуры во Франции или аресты и убийства националистов вГреции).

Запад и действительно хотел видеть на Украине мирные протесты. Однако нужно было быть чрезвычайно наивным, чтобы не понимать, что он банальным образом боялся пробуждения украинской национальной стихии – боялся Национальной революции (доказательством этого является то, что во время Майдана Запад неоднократно осуждал рост в Украине националистических настроений). Антирежимные выступления в Украине были выгодны Западу в качестве давления, которое заставит Януковича изменить собственный геополитический вектор. Вместо того существенное изменение существующей общественно-политической системы в пользу интересов украинской нации Западу было невыгодно.

Возможно, будучи уверенными в том, что после революционного устранение Януковича националистический фактор в Украине будет минимальным, некоторые политические акторы на Западе поддержали бы силовой сценарий. Вместе с тем, учитывая постоянные призывы к «диалогу» и «компромиссу», можно было сделать вывод о том, что на Западе осознавали элементарный факт: далеко не все участники акций протеста хотят колониальной евроинтеграции. В конце концов, народ, который пробудится и закалится в пламени Национальной революции, сможет возстать и против «демократизаторов» и их местных прислуг. Это также пугало западных «олимпийцев».

Риторика «Что о нас подумает Запад?» всё активнее использовалась тогда, когда другие сдерживающие факторы минимализировались. Так же, как горы обозначают место стыка тектонических плит, риторика«Что о нас подумает Запад?» манифестировала собой конфликт «Евромайдана» и революции. В каком-то смысле эта риторика была последнимоборонительным валом «Евромайдана». Отход от неё означал вместе с теми радикализацию протеста, и разочарование в ЕС. И в самом деле: чем обычнее на Майдане становились балаклавы, каски, бронежилеты и средства противодействия милиции, тем меньшими были надежды на то, что «Запад нампоможет». Анекдотическая «обезпокоенность», которую высказывали западные политики, разрушала евроинтеграционные иллюзии и даже порождала эпизодичные настроения евроскептицизма (правда, эти тенденции, к величайшему сожалению, не смогли целиком переломить ситуацию). В решающие дни февраля Майдану уже было безразлично, какие договорённости во «имя мира и демократии» были достигнуты между Януковичем и оппозицией при посредничестве представителей Запада – люди чётко виделиперед собой цель и стремились её достичь.

Вопреки амнезии и шизофрении, вопреки рабской парадигме мышления, вопреки податливости на манипуляции, украинцы учились – учились желать. Майдан оказался школой политического желания, «провокаторы» – непризнанными учителями. В межвоенный период националистическое движение было сильно тем, что поставило волюнтаристское «Хочу!» выше всех условностей наброшенной оккупантами «реальности». Донцов, идеи которого господствовали в то время в сердцах националистической молодежи, хвалился: «Любо, что вместо анонимного “исторического процесса” мы поставили наше твёрдое “Я”, что слово “Хочу” – начали у нас выговаривать без страха». Так же украинцы во время Майдана учились выговаривать слово «Хочу!» и этим словом самостоятельно создавать реальность.

Конечно, мастер-класс волюнтаризма принадлежал «провокаторам». Первою существенной победой националистического волюнтаризма были события1 декабря. Националисты повели за собой людей с Михайловской площади на Майдан Незалежности, захватили помещение КМДА и Домапрофсоюзов, попробовали взять штурмом Администрацию Президента. «Провокаторы»-националисты манифестировали собственное «Хочу!», показали, что среди украинцев ещё живут рыцари, способные рубить своим мечомотвратительные сети вранья и несправедливости. Другим проявлением волюнтаризма стало разрушение истукана В. Ленина 8 декабря. Это капище простояловсе годынеоколониальной независимости, простояло «помаразм» 2004года (в оригинале – игра слов, «помаранч» («оранжизм») и «помаразм», для русского читателя ясный «безперекладу» - прим. Пер.), простояло анемический указ В. Ющенко о борьбе с памятниками тоталитаризма. Но вдруг оно упало. Почему? Да потому, что так захотелинационалисты, и их воля перечеркнула и находящихся рядом сотрудниковМВД, и митингующихгречкосеев, которые всюду видят «провокации», и разные юридические нюансы. Это был короткий миг Революции. Дальше эти миги стали более частыми и продолжительными, и самый рост волюнтаризма заставилЯнуковича убежать из страны.

Для того, чтобы разрушать вражью реальность и создавать свою собственную, простого «хочется» мало. Для этого нужно твёрдое и решительное «Хочу!» – чёткое желание, чёткое видение и воля к её воплощению. Украинцы своим «Хочу!» перечеркнули правление Януковича, но не перечеркнули режима внутренней оккупации. Но вопреки этому, первые «очки» националистическому волюнтаризму были зачислены, а это открывает перед нами пространство широких перспектив.