ИМПЕРИЯ-СИМУЛЯКР

Около семидесяти лет противостояние с Москвой для украинцев означало противостояние с большевизмом. Сегодня, несмотря на падение большевицкой системы, имперская Москва продолжает оставаться главным геополитическим противником Украины. Однако что именно кроется за нынешним московским империализмом? Чем является сегодняшняя Россия? Чем является и чем должно быть наше противостояние с Московией в духовном измерении?

В своей работе «Дух России», а также некоторых других работах послевоенного времени Дмитрий Донцов предостерегал, что после падения коммунистического режима Московия может провозгласить себя защитницей христианских, консервативных ценностей. Динамика московского империализма всегда опиралась на какую-то идею или комплекс идей, целью которых было легитимизировать имперские стремления, а самой московской нации придать статус творца вселенской истории. Так, «собирание русских земель» сопровождалось идеологией Москвы как «Третьего Рима», центра и твердыни «православной» ойкумены. Немалую роль в истории имперских стремлений Москвы и Петербурга играли заимствованные у чехов идеи панславизма. Потом Московия стала первым коммунистическим государством, а затем и центром мiрового коммунизма. Ныне, после падения большевизма и демократических экспериментов позапрошлого десятилетия, политическая элита РФначинает всё активнее эксплуатировать консервативную риторику, создавать имидж России как отличной от демолиберального Запада геополитическойи геокультурной силы, которая старается в нынешнем глобализированном мiре сохранить собственную «самобытность» и собственные «духовные ценности».Речь идёт об идеологической продукции, связанной с концепцией «Русского мiра».

Однако ширма концепции «Русского мiра» и то, что за ней кроется, –это две разных вещи. Нынешняя Московия как консервативный геополитическийполюс – это, в значительной мере, медийный проект, симулякр, то есть знак,который обозначает то, чего на самом деле не существует. При этом «консервативная» Москва занимается изготовлением двух типов идеологическогопродукта. Первый тип – это продукция для внутреннего употребления, дляидейной консолидации собственного общества. Второй тип – продукциядля экспорта.

По аналогии с понятием культурного марксизма (иногда употребляютпонятие «культурный троцкизм») можно говорить, что господствующей идеологией путинской России является культурный сталинизм (термин, предложенныйкиевским философом Александром Маслаком). Явление культурногомарксизма состоит в том, что под брендом идеологической левизны ужене существует никаких реальных планов преодоления капиталистической системы, осуществления социальной революции, построения коммунистического общества и т.п. Наоборот, сам культурный марксизм целиком интегрирован вкапиталистическую систему и является фактором её успешного функционирования и логической, телеологической трансформации. Эмансипаторство культурного марксизма касается не пролетариата (который в большинстве стран исчезкак явление более полувека тому назад), а миноритарных-групп (меньшинств), увеличение «прав» которых равнозначно с ещё большим упадком Запада. Речь идёто защите «прав» сексуальных извращенцев, цветных мигрантов и т.д.,а также о борьбе с любыми остатками духовного, культурногои политического здоровья западных обществ (все эти «реакционные» вещи объявляются «фашизмом»). Иными словами, культурный марксизм –это передовой отряд сил вырождения, локомотив либерализма, ледоход,который ведёт человечество за те горизонты деградации, которые ещё вчера представлялисьнедопустимыми с точки зрения более умеренной, консервативной версии либерализма. Подобною является ситуация и с московским культурнымсталинизмом.

Как и культурный марксизм, культурный сталинизм целиком интегрирован в капиталистическую систему, поставлен ей на службу. Культурному сталинизму нет дела до построения коммунизма так же, как и западным интеллектуалам-левакам, которые проводят свои «исследования» на средства большого капитала. Идеология культурного сталинизма, обслуживая имперские интересы Кремля, также обслуживает московскую олигархию, обезпечивая состояние значительного социально-экономического расслоения населения РФ, неравномерность развития регионов.

Однако между культурным сталинизмом и культурным марксизмом (троцкизмом) существует ряд отличий, которые символически можно свести к архетипу противостояния Сталина и Троцкого. Совершённая большевиками революция открыла кратковременный период духовного экспериментаторства, что характеризовался сексуальной революцией и тем, что вслед за Ярославом Дашкевичем можно назвать «Постмодернизмом-1».То есть на территориях большевистской России нач. 20-х гг. прошлого столетияпроисходили процессы, которые на Западе имели место лишь в 60-70-х годах. Финалом крайнего морального разложения стал приход к власти И. Сталина. Фактически, большевик Сталин на фоне первых лет советской властипредстал как консерватор. Позднейшие западные леваки (в частности представителипоколения бунтарей 1968 года) подвергали критике режим Сталина как режимтоталитарный и «реакционный», видя ему альтернативу в фигурахТроцкого или Мао (хоть общим соусом для их идеологической мешанины был фрейдомарксизм со своим лозунгом десублимации).

В отличие от культурного марксизма, нынешний культурный сталинизм апеллирует не к эмансипаторству, а к имперскому патриотизму, квазиконсервативным (в частности религиозным) темам и советской мифологии. В результате выходит эклектичный идеологический букет, который, правду сказать, не был бы чужим и для предыдущих этапов московской истории (вспомним точную критику этого эклектизма в «Послании» Е. Маланюка:«Злучили Маркса з Соловйовим, / Леонтьєвим переплели»). В этом букете очень легко объединяется «православие» и большевизм, иконы Николая ІІ и портреты Ленина и Сталина, разговоры о высокой духовности и параллельная вестернизация населения.

Культурный сталинизм – это путь к консолидации московского общества наилегчайшим путём. В этом состоит его сила и слабость. С одной стороны, он прагматически оправдан. Московское общество продолжает быть носителем советской мифологии. Поэтому – чтобы консолидировать его и получить его поддержку, путинской элите достаточно апеллировать к тому, что является для этого общества «родным». Кроме того, советская мифология является превосходной матрицей для моделирования образа врага – этого необходимого элемента любой политики. С другой стороны, пестование советской мифологии, вопреки вкраплению в неё трансформированных нарративов дореволюционной России, означает бегство московитов от спасительного раскаяния и самоочищения. Московский народ идёт путем реализации наихудших потенций, которые в него заложены. Историческая инерция создаёт иллюзию того, что такой путьсуществования правилен. А на самом деле это путь самоотрицания и самоуничтожения, путь бегства от того наилучшего, что заложил Господь в естествомосковского народа, путь в окончательное Ничто.

Что касается идеологической продукции на экспорт, то она разсчитана в первую очередь на представителей правого движения в Европе. В том, что многие европейские правые создали для себя привлекательный образ России и непосредственно В. Путина, нет ничего странного. В условиях тоталитарной духоты, которая властвует на Западе, правые диссиденты ищут некоторой альтернативы и находят эту альтернативу как во взаправдашних консервативных и антиглобалистских государствах (проиранские симпатии европейских националистов), так и в России – этом симулякре консерватизма.

Громадная заслуга в том, что множество европейских правых имеет про-московские симпатии, принадлежит известному философу и социологу Александру Дугину. Его, по большому счету, популистский традиционализм и критика Запада, будучи умноженными на налаженную систему пропаганды собственных идей, пленяют сердца многих европейских нонконформистов национально-революционного направления.

Для многих европейских правых нынешняя Россия – это Царство пресвитера Иоанна, миф, который содержит в себе главные добродетели, которых так жаждет сердце борцов с тоталитарным либерализмом. Перечислим основные грани этого мифа:

1) Россия – это бастион белой расы (на фоне западногомультикультурализма);

2) Россия – это консервативная христианская страна (на фоне западного секуляризма, этического релятивизма и, особенно, гомодиктатуры);

3) Россия – это мощный противник США и мондиалистских структур;

4) Россия демонстрирует удачный пример сосуществования христиан и мусульман (это особенно ценно для традиционалистов геноновского направления).

Попробуем сопоставить эти мечты-фантомы с тем, что на самом деле представляет современная московская действительность.

Те европейские правые, которые видят в России спасителя белой расы, могли бы поинтересоваться актуальной этнодемографической ситуацией и динамикой в этой стране. Вообще для европейского населения России характерны те же самые демографические процессы и явления, которые мы можем наблюдать в Западной Европе. Достаточно взглянуть на празднование в Москве (которую уже справедливо называют «Москвабадом») праздника Курбан-Байрам, чтобы понять, что ситуация в России не очень отличается от ситуации в «Объединённых европейских эмиратах».

Показатели естественного прироста населения объективно свидетельствуют не в пользу «славянского» населения России. Так же не в пользу «русских» свидетельствует сравнение их способности сохранять руководящее положение в полиэтническом обществе со способностью нерусских народов постоянно укреплять собственное положение. Прежде всего, в общеимперском масштабе укрепляет собственные позиции Кавказ. Речь идёт как об «коренизации» Северокавказского федерального округа (СКФО), так и о тенденциях усиления веса кавказских народов на этнически-русских и других некавказских территориях.

Этническую ситуацию на Кавказе замечательно изобразили участники дугинского семинара «Третья кавказская война», что проходил на базе Социологического факультета МГУ 9 ноября 2010 года (См.: Левиафан. Материалы семинара геополитика/геостратегия Центра Консервативных Исследований МГУ им. М. В. Ломоносова / Ред. А. Г. Дугин. - М., 2011. - С. 102-168). В докладе «Ситуация с русским населением в Осетии…» участник семинара В. Писаренко был вынужден констатировать неэффективность попыток федеральной власти остановить отток русского населения с территорий СКФО. Демографический отток соединяется с вытеснением некавказцев из органов власти. «Вытеснение – это та самая “тихая война”… которую мы проиграем, – заявил докладчик. - А вытесняют разными образами: физическим, юридическим (заводят уголовные дела). На сегодняшний день в органах власти людей русской национальности почти не осталось, в том числе в республиканских органах власти, городских, районных и сельских советах. (…) С момента создания СКФО никто ни разу не связывался с руководителями русских или славянских общественных организаций с предложениями о сотрудничестве. Это серьёзный показатель, который ярко демонстрирует нежелание власти затрагивать реальные проблемы русского население СКФО».

Причину этнического поражения русских на Северном Кавказе Писаренко связывает не только с недостатком политической воли, но и с тем, что русские атомизированы, не сплочены, не имеют тех этносоциальных институтов, которые помогают кавказцам завоёвывать всё новые и новые позиции. «Уровень его консолидации объективно слабый, – говорит о русском населении Писаренко, – поскольку оно не объединено по тейповым, клановым признакам, нет консолидации даже на родственном уровне. Именно поэтому русские проиграют в “Третьей кавказской войне”. А война очень жестокая: активное вытеснение русских, “отстрелы”, убийства».

Подобную ситуацию нарисовала и Нина Коновалова – глава Союза славян Адыгеи, депутат Государственной думы Республики Адыгея (доклад «Ситуация с русским населением в Адыгее и картина межэтнических столкновений»). Коновалова изображает этнополитическую ситуацию в Адыгее следующим образом: «… адыгейцы составляют 24 % от общей численности население республики, русские – 64 %, 12 % – представители других этносов. При этом серьёзная численность армянской диаспоры. Возникают многочисленные проблемы с курдским населением, которое хлынуло в республику после развала СССР. Именно курды являются триггером наркотизации Адыгеи. Теперь… обратим внимание на органы власти. Кабинет министров: 4 русских и 5 адыгов. Руководители комитетов: 3 русских и 4 адыга. Начальники управлений: 4 русских и 7 адыгов. Статистика показывает, что происходит этнизация руководства Республики Адыгея и в других административных структурах: Верховный суд, Арбитражный суд, контрольно-счётная палата, судебный департамент и прочие».

Коновалова также констатирует отток русского населения из Адыгеи, однако при этом отмечает следующий факт: «… в других регионах России это население остаётся ненужным, его воспринимают агрессивно».

В отличие от переселенцев-русских, колонисты-кавказцы ощущают себя в других регионах России более комфортно. Активно происходит заселение кавказцами территорий на север от Кавказа (этнически украинских, но русифицированных территорий бассейна р. Кубань), а также этнически московских территорий. Клановость помогает выходцам из Кавказа захватывать бизнес, силовые органы и криминал.

Имперская действительность России такова, что, сохранивши империю, Москва фактически уничтожает народ, который должен бы быть титульным. РФ залила Чечню кровью, не давши ей выйти из своего состава. Вместо того чеченцы и другие выходцы из Кавказа сегодня создают в России собственную элиту, которая является враждебной коренному московскому народу.

Никакой межконфессиональной синергии в России не существует. Имперская действительность России характеризуется, с одной стороны, исламизацией (в т.ч. распространением исламского фундаментализма), а с другой стороны – духовной деградацией самого мусульманского населения.

Причиной исламизации тех территорий России, которые считаются христианскими, в первую очередь является миграция исламского населения, хотя, правду говоря, не следует отбрасывать и фактор прозелитизма. Вместе с тем мы должны констатировать тот факт, что именно колониальная политика Москвы на Кавказе поспособствовала невероятному росту в этом регионе влияния ваххабизма. Поражение первой освободительной войны чеченского народа, которая имела действительно национально-освободительный, а не фундаменталистский характер, конформизм части традиционного суннитского духовенства, возможность уничтожать под прикрытием войны своих религиозных конкурентов, потребность в харизматической идеологии антиколониального сопротивления – всё это поспособствовало укреплению позиций ваххабизма в кавказском регионе и России вообще.

Однако исламизация, а точнее – миграционно-демографическая исламизация, несёт вызовы не только немусульманскому (в большинстве случаев – пост-христианскому или формально христианскому) населению, но и самим мусульманским народам. Если в условиях собственных ареалов разселения мусульмане хоть как-то могут беречь и возрождать свою веру и традиции, то, попадая в условия российского секуляризма, многие из них становятся носителями номинального ислама. Относясь свысока к местному населению, которое характеризуется низким уровнемполовой морали, алкоголизмом, разложением института семьи и другимиподобными непотребствами, мусульмане и сами довольно часто абсорбируют всебя окружающее зло. Таким образом творится тип этнорелигиозногомаргинала, который, сохраняя собственную этническую идентичность, теряет полноту национальной культуры и забывает о принципах собственной религии.

Говоря о депопуляции европейского населения России, следует также вспомнить и о миграции на территории России цветного населения из других стран. Прежде всего, чрезвычайно ощутимым является явление трудовой миграции из Средней Азии. Восток РФ компактно заселяется китайцами. Как и в Европе (включительно, к сожалению, с Украиной), в России существуют арабский, а также чёрный, африканский факторы. Не каждый арабский или африканский студент после окончания обучения покидает Россию. Большинство тех, что всё же возвращаются на родину, во время обучения пользуются низким уровнем морали россиянских женщин и оставляют в России свои генетические следы.

Наподобиес Западом, Россия характеризуется суровым антидискриминационным законодательством, которое превращает автохтонов в беззащитных жертв цветной миграции. По обвинениям в «расовых преступлениях» в России за решёткой находится множество русских патриотов. Вот таковы реалии «белой» путинской России, которой восхищаются некоторые западные националисты.

Если говорить о религиозности русских, то ситуация довольно непростая. Ошибается тот, кто видит в Московии исключительно псевдохристианскуюстрану. Московское христианство существует. Оно оригинально и имеет своюкрасоту. Оно породило отдельные фигуры великих подвижников, дало мiру своих философов и богословов. И вместе с тем это христианство, которое несмогло прожечь своим жаром весь народ, христианство, которое почтине вышло за кельи схимников.

Московское христианство выразительно интровертно. Современный украинский богослов о. Иван Гаваньо говорит о нём как о таком, что характеризуется «духовно-аскетическим общественным исихазмом», неспособностью действенно овладеть обществом, преобразить его в свете Евангелия. Эта пустота, недостаток евангелизации породили формальность религиозной культуры московского народа.

О нынешнем состоянии религиозности русских говорит тот факт, что около половины приходов Московского патриархата находится в Украине. При этом в самой Украине наивысший уровень религиозности наблюдается в тех регионах, которые пробыли под московской оккупацией наименьший промежуток времени и в духовной жизни которых большую роль играл католицизм, а именно на территориях Галиции и Закарпатья.

Одной из наибольших исторических болезней московского христианства является цезаропапизм. Он, имея ещё византийские корни, прослеживается с самых начал московской государственности. Сориентированный на протестантские шаблоны Пётр І лишь усилил цезаропапистский характер московской Церкви и сделал её ещё более секулярною. Установление большевицкого режима даровало московскому народу шанс очиститься от цезаропапизма И в самом деле, кровавая жатва Октябрьской революции поспособствовала отделению пшеницы от плевел. Однакомейнстрим московской Церкви лишь усилил собственную цезаропапистскуюсущность.

Сегодня ситуация не изменилась. Нынешняя Россия демонстрирует отнюдь не здоровый пример взаимоотношений Церкви и государства. Она показывает нам, насколько отвратительной является Церковь, которая превратилась в департамент секулярного (но при этом пародийно консервативного) государства, стала элементом бюрократического механизма.

Пользуясь особыми привилегиями, московская Церковь так и не научилась овладевать обществом светом Христова учения. Пространство, которое открылось для её миссионерской деятельности после падения коммунистической системы, было заполнено не столько харизматической религиозностью или, по крайней мере, моральной проповедью, сколь формальной обрядностью – т. наз. «обрядославием».

Цезаропапизм Москвы в значительной мере сближает её с Западом, в частности с США. Одним из этапов богоотступничества Запада был протестантизм. В теоретической плоскости Реформация представляла собой плод заражения христианства прогрессистскими мiровоззренческими установками, в частностирационализмом и гуманизмом. В практической же плоскости её содержанием была специфическая форма цезаропапизма, старание поставить политику над религией, власть земных правителей – свыше власти Христова Наместника. Так было во время Реформации в Германии (желание местных феодалов получить большую политическую власть) и так было в Англии (бунт королясначала против норм христианской морали, а потом и против Папы, который не поддался его прихотям). И Москва, и нынешний Запад выросли изцезаропапизма, из подчинения Божьегокесаревому, из бунта против Бога.Поэтому не удивительно, что, имея такую метафизическую связь, Москва и Западсегодня являются не врагами, а всего лишь конкурентами, которые нередко делают одно и то же дело.

В своё время Вашингтону удалось стать лидером «свободного» (а по правде – чрезвычайно порабощённого) мiра, поднявши флаг борьбы скоммунизмом. Антикоммунизм США был неискренним, потому что, если бы во главе СШАдействительно стояли фанатичные христиане, они не потерпели бы существованияантихристианской коммунистической империи, и Третья мiровая война началась бы вскоре после Второй. Но, несмотря на это, используястрах перед угрозой коммунизма, США укрепили собственные позиции в глобальном масштабе. Подобное, но в локальном масштабе, происходит и сейчас. Московский реваншизм толкает множество постсоветских стран и стран бывшего соцлагеря в «объятия» США.

В плоскости практической геополитики Москва в основном принимает ту ситуацию, когда классическая геополитика уступает местом геоэкономике. Лишь груз имперской традиции заставляет её хоть как-то противиться такому положению вещей.

Что касается противостояния Москвы и США в идейной плоскости, это оно является намного более иллюзорным, нежели их противостояние в период «холодной войны». Противостояние либерально-капиталистического и коммунистического блоков было противостоянием двух систем, которые имели родственную философию. Сейчас же отличия между США и Россией ещё меньшие. Оба государства опираются на либерально-капиталистическую парадигму политического жизнеустроения. Квазиконсервативные, культурно-сталинистские черты идейной действительности России отнюдь не перечёркивают ее демолиберального характера (к слову сказать, специфические формы консерватизма включительно с протестантским фундаментализмом характерны и для США, однако суммарно они не меняют природы этого государства, а временами и льют воду на мельницу американского империализма, практическим результатом которого являются утверждения глобальной либералистической системы).

Сегодняшняя Россия слаба, чтобы стать на путь радикального реванша и возродить биполярный мiр. Однако, конкурируя со США и другими геополитическими игроками, она всё же двигается путем реваншизма. Нельзя сказать, что такое положение вещей целиком удовлетворяет Вашингтон. Нередко реваншизм России вызывает состояние напряжённой конкуренции между ней и США. Но такое состояние – состояние напряжённой конкуренции – не перерастает в состояние противостояния двух врагов. Америка не научилась мыслить категорией «расчленения России» (Ю. Липа). Наверное, самая идея уничтожение России как империи находится вне горизонтов геополитического мышления США. Во всяком случае, США не готовы «переварить», взять под свой контроль государства, которые возникнут на руинах московской империи, не способны овладеть той колоссальной энергией огромных евразийских пространств, которая высвободится после уничтожения России. Поэтому США готовы с большей или меньшей интенсивностью, с большим или меньшим успехом конкурировать за периферийные страны – Грузию, Украину, страны Средней Азии, но не готовы разсматривать Россию как врага, который должен быть уничтожен. Здесь припоминаются слова современного националистического аналитика Василия Иванишина (1944-2007 гг.): «Для Запада аксиомой является то, что Россия должна быть – как империя, тогда как Украина может быть – но лишь как государствоподобнаянеоколония, а не как полноценное национальное государство».

Конкуренция между Россией и США происходит с переменным успехом. Так, Россия почти полностью сдала Сирию на расправу Запада и саудитов. Так же ею не были удержаны позиции в бывших советских республиках Средней Азии. Вместо того существуют основания считать, что Москва не откажется от своих претензий на Украину. Московия, формируясь на периферии и на обломках средневековой украинской империи, развивалась как государство-вор, которая украла у нас нашу историю, самоназвание, геополитическое лидерство. Итак, её имперское сознание устроено таким образом, что она (Москва) ощущает в себе потребностьконтролировать «место преступления», удерживать истинную Русь в тюрьме,лишь бы ничего не мешало самозванцу царствовать на огромных просторах северной Евразии.