Часть третья 1 page

И наши стрелы остры!

На северных водах взлетает корма,

И вал набегает крутой,

И солнце сверкает на грозных волнах,

Бегущих одна за одной.

И парус багряный на мачте горит

В лучах восходящего солнца,

Вино золотое в бокалах шипит,

Рекою на палубу льётся.

Летят по волнам боевые дракары,

Как кровожадные стаи орлов,

Страшнее любой божественной кары.

Страшнее чумы для врагов.

Летят по волнам боевые дракары,

Щитов золочённых по борту стена,

Дракон на носу горит как пожаром,

И вновь к небесам всё взлетает корма.

Стоит на носу головного дракара

Викинг в плаще, в золочёной броне,

И щит золотой пылает пожаром,

Он песню поёт на родном языке.

Поёт о просторах морских и небесных,

О солнце, что с неба свет льёт золотой.

О Гипербореи и странах чудесных,

О мире, добре, о стране, о родной.

И голос быстро плыл над морем,

Летел к родимым берегам,

К родным, огнём горевшим зорям,

К родным фиордам и снегам.

Он бархатистый и тягучий,

И полон силы не земной,

Глубокий, мягкий и певучий,

Он плыл над пенною волной.

И утихал могучий ветер,

Стихали волны за кормой,

И кудри чёрные по плечи

Вились по ветру за спиной.

И золотисто-алый плащ,

Лик солнце на щите златой,

Крылатый шлем, огнём горящ,

В богатых ножнах меч стальной.

Глаза, как звёзды голубые

На обветренном лице горят,

А волны пенные седые,

В лицо всё брызгами летят.

Но вот завиднелись далёкие фиорды,

Гранитные башни дворцов,

И вот принесли могучие воды

Дракар к побережью отцов.

I

На далёком юге, в чудесной стране Дения, жил богатый и уважаемый граф – Витовт фон Веберг с прекрасною женою Лебелией. Страна Дения входила в состав великой империи Света, которой правили король Бернар Прекрасный и королева Элона Справедливая. Не было чудесной на всём белом свете этой великой страны, этой великой империи. Там зеленеют луга и краснеют на полянах россыпи ягод, там шумят загадочные древние леса и реки блестят под лучами, а утренняя роса словно маленькими жемчужинками блестит на траве и деревьях.

И вот однажды, решил Витовт отправиться в путешествие – показать жене свою Родину, северные острова Нордланда. Решено сделано!

Отправились они на рассвете с двумя десятками сопровождающих воинов, ведь мало ли что может в пути случиться. Да и к тому же в самом Нордланде говорят, было не спокойно, хотя Витовт и уверял в обратном.

Но не успели они проехать и четверти пути, как навстречу им откуда ни возьмись на дорогу выехал всадник. Подъехав ближе к путешественникам, он приподнял шляпу и крикнул:

- Я вижу, ты в дорогу собрался, граф! А супруга твоя с тобой? А то ежели сестру мою дома оставил, головы тебе не сносить!

Лебелия, смеясь, выехала вперёд:

- А ты всё такой же шутник, Эстор. Мы едем на Нордланд, родину Витовта.

- Возмите с собой бедного странника? Я давно хотел побывать на севере.

- Возьмём, но сперва тебе придётся заплатить за свои дерзкие слова, лекарь!- грозно произнёс Витовт.

- Ну тогда я лучше останусь здесь. Лечить больных лучше с целой головой!- усмехнулся Эстор, присоединяясь, однако, к путешественникам.

Ехали они долго, пока, наконец, не достигли подножия Западных гор, о которых когда-то Лебелия слыхала от горца Арчибальда Доннота. Долго они ехали по каменистым нагорьям и обширному плато Декарт. Вот они въехали в во владения соседнего с Декартом клана, клана Кодекорт. И у небольшого соснового подлеска, купами разбросанных тут и там по плоскогорью, заметили они целую толпу девушек и юношей. Девушки своим снаряжением напоминали греческих амазонок. Волосы и у девушек и у юношей были перевязаны узкими кожаными ремешками на затылке и заправлены или под тонкие туники или под тёмно-зелёные плащи или накидки из меха зверька Пеларри, что в изобилии водится в этих местах.

- Эй, Лилиан, осторожнее!

Крикнуло несколько голосов молодому юноше, который, оторвавшись от остальных, скакал почти по самому краю пропасти. Но Лилиан, будто не слышал. Вдруг из-за поворота прямо на него вынесся целый табун диких лошадей. Но Лилиан не свернул в сторону, как можно было подумать, и даже его лошадь не испугалась, но он подскакал к одной стройной рыжей кобылице и издалека накинул на неё лассо.

- осторожно, Берегись Лилиан!- кричали ему, но он словно и не слыхал.

Кобылица понесла, а Лилиан висел на одной руке, другой держась за гриву своего коня – горцы никогда не ездили в сёдлах и не признавали узды, наверное, поэтому они такие горячие, как и их кони. Но вот Лилиан умудрился вскочить на спину строптивой лошади, и, немного проскакав бешеным галопом, вдруг, на всём скаку ухватился за низко наклоненную ветку дикого орешника. Ветка резко распрямилась и подняла Лилиан высоко над головами изумлённых зрителей. Но Лилиан с девичьей ловкостью спрыгнул на землю и подбежал к своему коню. А потом неожиданно вынул из пояса лук, прицелился, отойдя к сосне и

Выстрелил в маленькую шалунью белочку, что безобидно трещала на ветке.

- Ох, как мы волновались за тебя, Лилиан! Больше не пугай нас так!- обратился к нему один из спутников.

Но Лилиан лишь расхохотался тонким девичьим смехом и воскликнул:

- Вы езжайте без меня. Я останусь, мне нужно. Я догоню вас после.

И он остался на узкой горной тропе, поджидая графа, которого уже заметил во время своего циркового представления с лошадью. Поравнявшись с ним, граф спросил на языке Кодекорт:

- А покажи нам, юноша, какую-нибудь деревню.

Юноша улыбнулся и ответил:

- Да вот она. Это наша деревня. Мы в ней все дружно живём. Я вас провожу.

И он тронул гриву своего низкорослого скакуна и поехал по тропинке к виднеющейся у подножия холма деревне.

Он подъехал к небольшому, но опрятному дому и крикнул:

- Вот моя избушка. А я пойду, а то ненароком братец на крыльцо выйдет.

И точно, не успел он скрыться за калиткой, как на крыльцо вышел высокий молодой горец с перевязанными волосами и нагими по локоть руками.

- Здравствуйте, гости дорогие. А где моя шалунья? Вы её не видели. А кто вас привёл сюда?- спросил он, подозрительно глядя на воинов, окружавших супружескую чету в дорогих нарядах.

- Не бойтесь, мы всего лишь простые путешественники и держим путь через ваши земли в далёкие северные земли Нордланда. А о ком ты говорил, кого мы должны были встретить?

- Да сестру мою, Лилиан. Она с охотниками своими, амазонками, должна была домой возвращаться.

- Так это твоя сестра?- поразился граф.

- А как же. Она самая. Такая шалунья и бешеная. Целый день она с амазонками своими по лесам да по болотам шатается. То на медведя, то на оленя ходит.

- Да, мы встречали её. Она и проводила нас к твоему дому, о, гостеприимный хозяин.

- Так, вы видели её. Но куда же она подевалась? Опять, небось, со своими подружками на мечах фехтует.

Но не успел он договорить, как появилась Лилиан на своём скакуне, разгорячённая, растрёпанная. Волосы рассыпались по плечам, ремешок был потерян.

- Завяжи сейчас же волосы! Девушкам нельзя ходить с распущенными волосами. А особенно таким, как ты, сестрица!- строго прикрикнул на неё брат, - И, вообще, где ты была?

Но Лилиан в ответ лишь звонко рассмеялась и, спорхнув с коня, как птичка, вбежала в дом. Брат ворча, последовал за ней, не забыв крикнуть:

- Проходите в дом.

Лилиан тем временем поднялась в свою комнату, а когда спустилась, все ахнули – на ней было нежно голубое платье, а шею обвевало голубое ожерелье.

От прежнего мальчишки-горца не осталось и следа. Перед ними стояла юная красивая благородная девушка со смуглой кожей и карими влажными, как у оленя, глазами.

- Вот познакомьтесь, это моя сестра, Лилиан.

- А это мой брат, Беан,- представила девушка.

Гости низко поклонились. Беан низко поклонился в ответ, а гордая Лилиан лишь чуть-чуть наклонила голову в знак уважения.

Говорили долго. Путешественники рассказали Беану и девушке обо всём что видели и слышали в пути. Но вот они стали собираться.

- Завтра на рассвете мы покинем ваше гостеприимное гнёздышко.

- Я поеду с вами,- резко заявила Лилиан.

- Что ты, дура! Разве не видала ль ты кораблей северян, приплывающих издалека. Разве не жестоко обходятся они с теми, кто попадается им на пути. Разве не остаётся после них позора и разорения повсюду, где бы они не проходили? И ты собираешься идти в те края, сумасшедшая!

- Мой народ не таков,- заступился за соплеменников Витовт, хотя в душе он был согласен с Беаном, как бы ни горько это было! Но, может быть, за столько лет всё и переменилось? Нет, вряд ли.

На другой день они отправились в путь. Маленькие выносливые серые лошадки горцев были куда лучше стройных красивых лошадей южан. Они без устали несли своих хозяев по самым крутым уступам, без боязни миновали они глубокие пропасти и ущелья, в которые непременно загремела бы любая из лошадей жителей юга.

- Да, хорошие лошадки,- с завистью произнёс Витовт.

Целых две недели они ехали по однообразным горным кряжам. Но вот на ночь они остановились в дивном сосновом лесу на берегу небольшой лесной реки. Они разбили лагерь, развели костёр, и уселись в его живительном тепле. Лилиан тихо перебирала пальцами струны арфы, ветер шумел в сосновых кронах, словно пел печальную песнь приближающейся зимы. Было холодно, как бывает всегда в середине осени в горах. Лебелия ближе придвинулась к костру.

- А хотите, я расскажу вам предание?- вдруг спросила Лилиан, и в тишине её голос прозвучал резко и хрипло, как крик чайки.

- Конечно, хотим,- в один голос откликнулись все сидевшие вокруг костра.

- Так слушайте,- и Лилиан начала рассказывать.

Велиор был посланцем богов. Вот так рассказывают люди: захотели однажды боги разузнать, что делается в самых отдалённых уголках мира., и разослали они во все концы, во все пределы своих посланцев. Приняли эти посланцы человеческий облик, и под видом странников ходили по городам и весям. Если привичали люди такого скитальца, тот начинал рассказывать древние сказания и играть на своей арфе и восторгом полнилось тогда сердце человеческое, ибо небесные звуки слышал добрый хозяин. Но шли годы. Люди стали алчными и злопамятными. Всё чаще и чаще стали прогонять от своего порога бедных странников. Тогда вернулись небесные посланцы к богам и говорят: «Невмоготу нам боле оставаться среди людей и помогать им в бедах их, ибо сами они навлекают на себя горькие беды и болезни по злобе своей. И нас обижают люди, гонят прочь. Не хотим мы больше помогать им». И призвали тогда боги всех своих посланцев на небеса и перерезали лунный луч, по которому спускались посланцы их на землю. Но один из посланцев воспротивился воли богов, и так повёл он свою речь: «Любы мне дети земные. Сами не ведают они, что творят. Знаю я, что не примут они меня в обличии бедного странника, прочь прогонят. Но я останусь среди них, и буду помогать им по мере сил моих. И может смогу я смягчить души их песнею своей задушевной, ежели хоть один из них выслушает меня. Я остаюсь на земле. И пусть проклят я буду богами и товарищами моими, я никогда не изменю раз данному слову». и едва произнёс он эти слова, как зажглась на небе звезда, что светит ярко всем странникам, и всем заблудшим, указывая верный путь. «Звездою странников» зовётся эта звезда, но многие жители севера называют её полярной. Но тут ударил гром, и прокляли боги слугу своего. Тогда сплёл он из нитей дождевых сеть и спустился по ней на землю, и с тех пор ходит среди людей в обличии бедного странника в заплатанном запылённом сером дорожном плаще с арфой за плечами. и рассказывают, что никто никогда не мог разглядеть его лица, оно словно ускользает от внимательного взгляда. Помнят только люди его серые глаза. Кто хоть раз взглянет в них, никогда не забудет этого взгляда, словно ветром тёплым и ласковым повеет, и так радостно на сердце становится. А ещё говорят, что если услышит кто его пение под звуки арфы, что он всегда носит с собой, то вовек не забыть ему звуков этих, и никогда уже ничего красивее не услышит он. И зовут люди его Велиором, что значит «небесный посланник». Не многие видят его. Он приходит на помощь в самый тяжёлый час. Но часто он ходит по бедным дворам, леча людей и скот, заговаривая дома на удачу и поёт людям свои песни. Хотелось бы мне хоть раз поглядеть на него да дивных песен его послушать.

- Знаешь,- задумчиво произнесла Лебелия, - нам рассказывал предание о Велиоре страннике Арчибальд родом с нагорья Декарт. Он рассказывал нам совсем другое предание. он говорил нам о том, что Велиор был человеком и его убили разбойники.

- Да,- ответила девушка, - есть и такое предание. Но то одно из множества преданий о земной жизни Велиора странника.

И ты веришь этим преданиям,- спросила Лебелия, как когда-то спрашивала Арчибальда.

- Да, ведь это наши верования.

И Лебелия вспомнила, что когда-то Велиор спас её из мрака Чёрных пустынь.

Все замолчали. Даже Лилиан уже больше не касалась струн лютни.

Не успела она закончить, как зашевелились кусты и из окружного сумрака вынырнул человек в сером плаще с капюшоном. Он неслышно подошёл к костру и все увидели, что за спиной у него был полупустой заплечный мешок и старая арфа, конечно, не серебряная, как в предании, но всё же арфа и плащ был дорожный с капюшоном, впрочем, где не встретишь таких дорожных плащей.

- Приветствую и вас, хозяева,- сказал странник приятным глухим голосом.

- Приютите скитальца у своего костра.

- Присаживайся. А зовут-то тебя как?- спросил один из воинов.

- Люди зовут меня Велиором.

Все невольно вздрогнули. Велиор улыбнулся.

- Да, много обо мне слухов ходит.

Повисло неловкое молчание. Все с жадностью смотрели на арфу, которую странник со вздохом снял со спины вместе с заплатанным вещевым мешком.

- Спеть вам?- проследив за их жадными взглядами, спросил он, улыбнувшись.

И, наперёд зная ответ, ибо ничто не могло укрыться от его проницательных серых глаз, он взял в руки арфу. И тонкие пальцы побежали по струнам. И полилась дивная мелодия и воспарила к самым небесам, к бледной зарождающейся луне. Тихо и мирно потрескивал костёр. И… он вдруг запел. Голос его немного глуховатый, словно поднимался и шёл от самого сердца, из самых глубин сознанья. Он завораживал, щемил душу. И лицо странника вдруг преобразилось, стало одухотворённым, в серых глазах замелькали воспоминания. Он пел, и всё замирало. Он пел, и река словно застыла в своих берегах, слушая. Он пел, и сосны перестали шелестеть, и ветер, словно замер в вершинах не в силах пошевелиться. Он пел, и пело всё вокруг. Мир замер, время остановилось. Странник пел!..

Поёт певец, стеная,

О том, что не забыть,

Как брат твой умирает,

А ты остался жить.

Не забыть, как вы в двоём стоите

На крепостной стене,

Родней нет в целом свете,

Нет ближе на земле.

Того, что рукою твёрдой,

Направил в грудь отточенный клинок,

И в эти ты минуты

Смотреть в глаза ему не мог.

Ты помнишь, как в бою,

Меч твой в руках сверкнул,

И жизнь тогда твою

Он всю перечеркнул.

И пусть предатель брат твой,

Но ты его простил,

Ты мог своей рукой

Убить, но не убил.

А ты, о ратник смелый,

Припомни тот сюжет,

Где ты не смог наверно,

Судьбы прочесть завет.

И вот вонзилась вдруг стрела,

В спину другу твоему,

И кровь с ядом потекла,

Уж не помочь ему.

Ты час тот проклинал,

Когда простился с ним,

Что сам не удержал,

Остаться не просил.

А ты, моряк, послушай,

Что я тебе спою,

Судьбу ты другу прочил,

А вышло, что не ту.

Пират отрезал руку

Матросу с корабля,

Ты вспомни на минутку,

Что были с ним друзья.

Так помоги скорее,

Молчишь, отводишь взгляд

Пиратов бот быстрее,

Уж не вернуть назад.

А ты стоишь угрюмый

Прекраснейший боец,

И ты не смел и думать,

Предвидеть тот конец.

Друг со скалы сорвался,

И канул в пустоту,

Помочь не попытался,

Тебе уж не заснуть.

Хоть жив, он стал калекой,

Себя ты не вини,

Ведь в жизни этой вечной

Бывают злые дни.

Бывает, что с судьбою

Не можем совладать,

И нам друзей порою

Приходится терять.

Коль знали б мы наверно,

Что видеть не дано,

То жизнь была бы пресной,

Прозрачной, как стекло.

Коль разгадать смогли б мы

Загадки бытия,

Зачем скажите вы мне,

Вращается земля?

А коль судьбу узнаешь

Свою ты наперёд,

Все тайны разгадаешь,

Зачем встречать восход?

Друзей от смерти лютой

Хотел бы уберечь,

Быть может, им там лучше,

А ты жди новых встреч.

Настал, быть может, срок

Покинуть этот мир,

Переступить порог,

Уйти в глубой эфир.

Ведь каждому придётся,

Проделать этот путь,

Назад уж не вернуться,

С дороги не свернуть.

Судьбе ты не мешай,

Пускай решит сама,

Как поступить пора ей

Насмешница судьба.

Он сидел на пожухлой траве, перебирая длинными тонкими пальцами струны арфы, тускло поблескивающие в свете костра. Его длинные тёмно-русые волосы густой волной обрамляли лицо. Его мечтательный взор был устремлён на дрожащие языки пламени. Казалось, что в его серых, задумчивых глазах таится какая-то великая неизмеримая тайна, тайна вечно негасимого пламени человеческой доброты, известная лишь ему одному. Загорелое обветренное лицо этого человека выражало покой и умиротворение, смешанное с лёгкой грустью. Красные блики огня играли на его впалых щеках, и от этого всё лицо казалось ещё печальнее и мечтательнее.

Одет он был просто. Холщовая рубашка свободно ниспадала с его худых плеч, просторная шерстяная накидка без рукавов да тёмно-серый дорожный плащ. Посох и котомка лежали рядом. На губах играла лёгкая светлая улыбка, улыбка человека, познавшего, но пережившего много горя и теперь отдыхавшего душой от забот и тревог.

Покой и тихая радость исходили от этого странника, много повидавшего, много пережившего, немного усталого, но всё же счастливого.

Во взгляде его было больше тоски, чем может пережить один смертный. Печальны и мудры были эти серые ласкающие глаза, словно вся тоска и вся мудрость веков светились в них. В бездонной глубине играли отблески костра, но сидящим вокруг людям виделись огни давно разрушенных городов и отсветы давно погаснувших звёзд. Покоем и теплом веяло от этих серых глаз. При взгляде в их тёплую глубину становилось как легче, спокойнее на душе. Словно небесным светом древние боги озаряли души. Но вместе с тем проницателен был взгляд этих серых ласкающих глаз, ничто, казалось. Не могло укрыться от него. Поэтому никому не было спокойно. Слова песни задели каждого, кроме, может быть, Лилиан. Ведь каждый из них пережил в своей жизни что-то подобное. И каждый понимал, что неспроста Велиор пел именно эту песнь. Он словно бы знал все их сокровенные тайны. Эстор и Лебелия тут же поняли, что странник поёт о короле Бернаре, потерявшем любимого брата. Эстору и Руперту вспомнилось окаменевшее лицо Бернара, когда он увидел своего брата на стороне Дегура. Вспомнился им тот упрёк, которым Бернар встретил Роберта, и тот голос, каким этот упрёк был произнесён, голос потерявшего всё человека, холодный, безжизненный, жестокий; Вспомнились тяжело опущенные плечи. Казалось, что этот удар будет для него последним. вспомнили они и другую картину: вспомнили глаза Роберта Гроцери, глаза пленника, молящего о прощении и собственные слёзы Бернара над телом умирающего; Вспомнил Эстор и безмерно усталый полный неизъяснимой горечи взгляд Бернара, каким тот смотрел на него в часы, когда Эстор хоть как-то пытался утешить и ободрить друга. Этот взгляд он никогда не забудет. Затем они вспомнили Арчибальда, который сорвался со скалы, не проронив ни звука и не выпуская из руки кинжал; Эстор вспомнил бледного шатающегося Элдина, каким он был после пустынь, и потом, когда он весёлый и беззаботный прощался с ним у крыльца дворца; Все вспомнили бедного Геллиота, махавшего им с палубы пиратской шхуны, и улыбавшегося им сквозь слёзы. Вспомнили и поняли, что знает Велиор о том, что не уберегли друзей, не сумели предотвратить судьбу. И краска стыда залила его щёки, а в груди заныло. И как бы он не успокаивал себя раньше, говоря, что всё равно ничем не мог помочь своим погибшим и пострадавшим друзьям, ничто теперь не оказалось ему убедительным. Взгляд Велиора, словно судья говорил ему: «Что ты наделал, Эстор». И ни один он в эти минуты переживал подобные муки. Каждому из сидевших привиделись события его жизни, которые он мог бы, но не изменил. никто уже не слышал о чём пел Велиор. Вдруг Эстор подумал об Элдине с меньшей горечью: «И ведь у Элдина был точно такой же взгляд, такой же пронзительный, открытый и исполненный страдания. От него замирало сердце. Видимо, что-то в жизни их, странников, такое, что нам неведомо». Эстор и не подозревал, что и сам приобрёл в своих скитаниях почти такой же взгляд, взгляд человека, познавшего жизнь отнюдь не с лучшей стороны.

Но вот умолкли струны под пальцами странника, и оборвалась песнь. И дивная тишина повисла над осенним сосновым лесом в горах в середине Ноября. Всё молчало. Только ярко горел и весело потрескивал костёр, да какая-то ночная птица изредка громко и хрипло кричала в вышине.

Три дня провёл с ними Велиор. Но однажды, проснувшись на рассвете, Лебелия увидела потухший костёр и никого поблизости – он ушёл так же, не простясь, как и тогда из горской деревни.

И они окончательно убедились в том, кем был этот странник.

Бодрой Походкой Лилиан шла впереди маленького отряда, так как ехать на лошадях здесь стало невозможным, слишком крутые и отвесные кручи начались со временем. Лебелия очень сошлась с девушкой, недаром, они были единственными женщинами в отряде. Подолгу они беседовали на привалах и во время пути. Странной девушкой была Лилиан – то в её серых глазах вспыхивал задорный лукавый огонёк и она неслась вперёд, словно лань, то вдруг на привале она замолкала на полуслове, опускала голову на грудь и долго молчала, неподвижно глядя на юг, туда, где осталась её родная деревня.

- Ты тоскуешь о доме?- как-то спросила её Лебелия.

Лилиан не ответила.

То потом она вдруг порывисто вскакивала и снова неслась куда-то, отгоняя грустные мысли. Все полюбили её, а особенно Витовт.

Но вот путь им преградила расселина. Она была неширока, но очень глубока и недостаточна узка, чтобы её можно было перепрыгнуть.

С одной стороны расселину ограничивала каменная стена, а с другой стороны она обрывалась крутым обрывом в пропасть.

- Так, что же будем делать,- философски заметил один из воинов.

- Думаю, придётся полазить,- довольно умно заметил граф.

- Чур, я последний,- подал голос тот же воин.

- Ну, хорошо, тогда я иду первым,- объявил Витовт тоном, не допускавшим возражений. У кого сейчас верёвка?

- У меня, подождите немного я сейчас обвяжу её вокруг скалы,- сказала Лилиан, и, быстро обмотав и закрепив верёвку на ближайшем валуне, она первая вступила на природный каменный узкий балкончик у самой стены и, обвязав верёвку вокруг пояса, медленно двинулась вперёд. Она угрожающе шаталась на этом узком спасительном карнизе, а ведь если бы она сорвалась, верёвка вряд ли выдержала бы больше пары минут. Но вот девушка благополучно достигла того края расселины. Отвязав от пояса верёвку, она звонко крикнула:

- Всё в порядке, держите свою верёвку.

И, размахнувшись, она перекинула конец верёвки подоспевшему Витовту, который обвязал его вокруг пояса.

Но от сильного толчка Лилиан пошатнулась, а так как она стояла на самом краю, она стала терять равновесие. Девушка закричала, но тут она почувствовала, что кто-то резко схватил её за капюшон плаща и вытягивает обратно. Она оглянулась на своего спасителя, но перед глазами лишь промелькнул серый походный плащ да добрые смеющиеся глаза. Но девушка знала, кто это. Но вот она очутилась в безопасности, и её неожиданный спаситель исчез, как и не бывал.

Следующим по природному каменному карнизу пошёл Витовт. Он благополучно перешёл на ту сторону и стал рядом с Лилиан. За ним двинулись Лебелия и воины.

Две недели они ехали по каменистым склонам. Но вот подъехали они к бурной горной реке под крутым обрывом. Лилиан не теряя времени, легко сбежала по склону и, подняв над головой руки, бросилась в ледяную воду.

- Ты что, Лилиан, обезумела!- бросился вперёд граф Витовт.

Но за грохотом воды девушка не услышала его слов. Её мотало и крутило в водоворотах и несколько раз даже ударило головой о камни. Но она благополучно доплыла до того берега и, ухватившись руками за склизкий каменный замшелый склон, она с трудом подтянулась и стала карабкаться по склону. Руки скользили, несколько раз она срывалась обратно в воду, но вот, наконец, она взобралась на высокий берег с маленькими карликовыми деревцами и замшелыми большими валунами. В насквозь мокром плаще она стояла на валуне и, ослепительно улыбаясь, махала рукой. С волос потоками стекала вода. Но эта дерзкая горная красавица, казалось, и не замечала насквозь промокшей одежды и ледяного осеннего ветра, пронзительно свистевшего меж валунов.

- Ну, что, плывите сюда или боитесь! А хотя да, вам граф нельзя, вы же в кольчуге. Сейчас я что-нибудь придумаю.

Она растерянно обвела глазами реку и вдруг радостно улыбнулась. По реке плыли плоты плотогонов. Пятеро мужчин в высоких до колен сапогах правили плотами. Лилиан громко закричала и замахала руками. Когда первый плот поравнялся с ней, дюжий мужчина спрыгнул в воду и подвёл свой плот острогой к противоположному берегу.

- Прыгайте, смелее!- крикнул он взволнованно ожидавшим на берегу.

Первым на плот спустился Витовт, поддерживая под руку супругу, затем спустились и остальные. Плотогон быстро оттолкнулся от берега, и вода обрушилась на них, закружила, завертела в водовороте.

- Куда ж вы путь-то держите?- спросил он.

- На острова Нордланда.

- Да, а у них там война, вам это известно?

- Нет. Спасибо, что предупредили,- растерянно ответил граф и внутренне порадовался, что догадался надеть кольчугу.

Через минуту они уже выбирались на противоположный берег, где с нетерпением ожидала их Лилиан.

- Ну, прощайте! Удачи!- крикнул им плотогон и вот уже все плоты исчезли за поворотом бурной реки.

Белоснежные буруны,

И утёса серого гранит,

И бушующие волны,

И зари холодной свет.

Перед крепостной стеною сам

Отряд конунга выставлялся,

И уж отпор давался там

Любому, чтобы зря не шлялся.

Костры дымят сторожевые

Всегда на башнях там и тут,

Мечи и копья боевые

И ночь и день там стерегут.

А в крепостях дома из камня

Из серых скальных глыб гранита,

В полу очаг дымит исправно,

Постель из шкур звериных сбита.

Одежда из льна и хлопка,

Рубахи до колен с узором,

В кожаных сандалиях ловко

Крестьянки идут с ведром к озёрам.

Покрыты кровли все соломой

Иль торфом или тростником,

Все хижины за частоколом,

Стоят в селениях рядком.

А во дворцах и на дракарах

Песни скальдов зазвучат,

И саги о походах славных

Сердца берсерков веселят.

Красивы песни их и славны,

О конунгах и королях,

Норманны, свеи и даны

Поют их на своих ладьях.

И волосы до плеч льняные,

Сзади стянуты ремнём

Юнцы и старцы все седые,

У всех глаза горят огнём.

Глаза горят огнём богов,

А руки крепко меч сжимают,

Ты викинг, не забудь о том!

То на дракаре каждый знает.

Будь ярл иль хёвдинг ты морской

Но морю ты отныне служишь,

Ты связан с ним судьбой одной

И связь ты эту не разрушишь.

Уходят в море корабли -

Дракары с сотнями юнцов,

Боевые грозные ладьи,

Уносят из гнезда птенцов.

Там братья и мужья, и дети,

На битву грозную спешат,

Для женщин нет страшней на свете

Дней ожидания их назад.

С весны и до зимы суровой

Уходят викинги в моря,

И снятся им родные долы,

Родные сёла и поля.

А женщины займутся пряжей