Часть третья 2 page

И рукоделия возьмут,

Вернувшись с ценною поклажей

Мужчины им дары везут.

В домах поселится веселье

Рыбачьи лодки и крючки,

Охотничьего рога пенье,

И скальда песни у печи.

Весной ячмень посадят снова

И с волненьем будут ждать,

Ростка первого, не ново,

Но волнительно опять.

Потом уйдут опять в поход,

Дракары смелых моряков,

И знаю я, что приведёт

До первых шкипер их снегов.

И будут снова ждать вас жёны,

Смотря в безоблачную даль,

И будут бить богам поклоны.

Тая от всех свою печаль.

Вы не забудьте их в дороге

И матерей своих, сестёр,

Дадут в награду пусть вам боги

Сигнальный с берега костёр.

И пусть даруют вам удачу,

И вам и вашим городам,

Пусть жёны никогда не плачут,

Удачи, счастья, мира вам!

II

Они прибыли в Финмарк, на землю данов. Сами даны были светлокожи, высоки и крепки, зеленоглазые и с чёрными длинными волосами – короткие волосы в этих краях носили только рабы. Волосы как и у мужчин так и у женщин были сзади перехвачены узким ремешком из сыромятной кожи, совсем как у горцев. Климат был здесь мягкий, а плодородные почти безлесые равнины с редкими невысокими холмами давали прекрасные высокие травы, и тучные сытые козы и овцы бродили повсюду. И Лебелия удивилась этому – ведь Витовт рассказывал о суровых снежных краях с серыми скалами и жестоким морем, а эта страна была сплошное пастбище и рай для земледельца, не странно ли!

«Это благословенный северным неверным солнцем край»,- сказал жене Витовт, «А суровый северо-западный край будет потом».

Несколько дней они прогостили у гостеприимных данов, но как не упрашивали их остаться, Витовт как глава отряда, вежливо, но решительно отклонил все попытки оставить их у себя ещё хотя бы на недельку-другую.

На постоялом дворе к ним сразу же подошёл высокий человек с ослепительной доброй улыбкой. И протянул руку Витовту.

- Приветствую тебя на земле данов, добро пожаловать в Финмарк, благородный Витовт ярл. Зовут меня Хальвдан. Я много слышал о тебе, Витовт ярл. Тебя все ждут в Нордланде. Ты же спешишь домой, не так ли?

- Я приветствую тебя, о великий скальд народа данов,- сказал Витовт, протягивая Хальвдану руку и, как показалось Лебелии, немного смутился, - Не ведал я, что повстречаю тебя здесь, скальд. Ты знаешь, что никогда не прекращал я знаться с вами, скандинавами. Много слыхал я о тебе, многие из баллад твоих знакомы мне, и всегда мечтал я свидеться с тобой, Хальвдан. Но не думал я, что ты выйдешь ко мне навстречу в день моего приезда в вашу землю.

Они были чем-то схожи: оба высокие, широкоплечие, в обоих читалась какая-то потаённая сила, оба темноволосые, но у Витовта глаза небесно голубые, а у дана изумрудно-зелёные. Его сильные могучие руки с изящными пальцами двигались быстро и грациозно. Лёгкая быстрая походка была почти незаметна для глаз, казалось, он словно плывёт над землёй. А улыбка, такая странная непохожая ни на что улыбка была у него и, казалось, улыбается не только его лицо, но и глаза и всё его существо. Чуть грубоватые черты уже немолодого небритого лица, казалось, улыбаются вместе с ним. Но тут к высокому дану подбежал стройный гибкий подвижный мальчик и звонко крикнул на наречии данов:

- Отец, я здесь. Идём скорее, отец, Ульв уже приготовил лодки. Идём скорее!

Но увидев отца рядом с незнакомыми в чужеродной одежде южан людьми, мальчик смолк и настороженно прислушался.

- Познакомьтесь, это мой сын, Магни Хальвдансон, прошу любить и жаловать. Магни, подойди сюда, хватит корчить из себя дикого зверёныша. Познакомься, это Витовт, знатный ярл с супругой с острова Нордланд. Они долго жили на далёком юге и теперь возвращаются назад на Родину. Хальвдан, видимо, не знал, что Лебелия была не с Нордланда. Сама Лебелия сначала удивилась непривычному для неё титулу мужа, но потом вспомнила, что Витовт рассказывал ей о ярлах, могущественных знатных людях, самых почитаемых после конунга. Знала она также, что его дед и отец были ярлами, а дед ещё и прославленным морским хёвдингом викингов.

Читала в книгах она и о скальдах – сказителях, певцах, сопровождавших конунгов и ярлов в морских и сухопутных военных походах, и слагающих баллады и саги, что потом передавались в народе от отца к сыну.

Из какого бы рода не происходил скальд, он всегда был окружён почётом и славою. Рассказывал ей Витовт и о том, что некоторые скальды уходили со службы у конунгов или ярлов и странствовали по всем северным землям, слагая баллады, а подчас и нанимаясь к хёвдингам на службу. Видимо, именно из таких скальдов был и Хальвдан.

- Приветствую тебя, благородный ярл,- протянул руку мальчик.

Витовт улыбнулся: старшему, а тем более знатному полагается подавать руку и заговаривать первым.

- Здравствуй, сын скальда,- наклонившись к нему, приветствовал он мальчугана на датском наречии.

Был мальчик высок и строен, было видно, что он очень гибок. Зелёные глаза светились добротой, и что-то живое поэтичное виделось в этом живом подвижном лице.

«Сразу видна в нём отцовская кровь,- подумал Веберг, - и уж, наверное, станет великим скальдом, когда подрастёт». И он оказался прав.

Когда наступил день отплытия, Хальвдан наотрез отказался оставаться на родине и сказал, что возьмёт с собой сына, которому уже давно пора бы повидать другие страны, ведь он будущий скальд. При этом отец улыбнулся смущённому сынишке и потрепал его по плечу.

В неясном зыбком сером свете разгоравшегося рассвета ещё при свете звёзд, все они спустились к причалам и взошли на дракар – боевую ло̀дью [1] северян, отплывающий на северо-запад к острову Нордланд.

Войдя по деревянным сходням на дракар, хотя можно было спокойно перепрыгнуть через невысокий борт, но благородным гостям негоже прыгать, словно простым гребцам, друзья тут же привлекли внимание сотен любопытных глаз, больно не похожи они были на жителей сурового северо-запада. Только одна лишь Лилиан и была похожа на здешнюю, ведь она была жительницей Западных гор. Её стянутые на затылке в конский хвост длинные тёмные волосы и истёртый походный серый плащ не так бросались в глаза, как чужеземные пёстрые одежды воинов, хотя и прикрытые серыми плащами и тоже яркое броское платье и накидка Лебелии, по-видимому, супруги того уважаемого чужеземца, так хорошо говорившего на их языке, что стоит теперь среди них и спокойно смотрит на исчезающий вдали низкие деревянные причалы с наваленной на них тухнущей под ветром рыбой, перевёрнутыми вверх килем рыбачьими лодками. Они поспешили усесться в уголок подальше от любопытных глаз, но скоро Витовт вышел на нос дракара и опёрся грудью о форштевень. Увлекаемый приливом и попутным свежем ветром, дракар вышел из гавани и, пройдя меж сторожевыми утёсами, взял курс на темнеющий вдали горизонт.

Витовт опёрся руками о влажный холодный корпус судна и устремил взгляд своих чудесных голубых глаз в раскинувшийся перед ним простор.

В лицо летели солёные холодные брызги, но он не отворачивался, а всё глядел и глядел вдаль, туда, где была его Родина, его милый сердцу Нордланд. А вокруг раскинулось насколько хватало глаз море. Ветер гнал по нему белые барашки волн, а чайки провожали дракар своим неизменным погребальным криком. По бортам проплывали тёмные скалистые островки, а шхеры поднимали из воды свои чёрные вершины. И море, море… одно только море властвовало здесь, над ними и над всем миром. Витовт не слышал голосов и смеха других пассажиров, он видел только море и тот дальний, ещё не видимый вдали берег, покрытый снегами и изрезанный фиордами с крутыми скалистыми берегами. Впрочем, нет, вряд ли в Нордланде сейчас лежит снег, разве что в горах, ведь там сейчас неброское бледно-зелёное лето расцветает всем своим цветом под неброским бледно-голубым, небом, с неверным, но ласковым северным солнцем. О, Нордланд, Нордланд! Родной край моей души, милый сердцу, незабвенный край! Но вот завиднелись вдали сверкающие позолотой гранитные башни величественного замка на самом берегу моря у самой воды, замка Великого Хольдрада из рода Вебергов, его прадеда и величественного каменного храма, воздвигнутого в честь бога морей Эгира и жены его, морской богини Ран. Вот всё выше и выше замок, и вот уже видна высокая каменная стена с башенками, и воины на ней с мечами в ножнах. И на воротах и на самом верху стены водружён щит со знаком Вебергов – солнцем в ореоле золотых лучей. Пассажиры заволновались, зашумели, повалили к носу дракара, посмотреть на приближающийся берег. На Витовта со всех сторон посыпались толчки и пинки, но он ничего не слышал и не чувствовал: беззвучно шевелив губами, он напевал песню своей страны, своего народа. Говорилось в ней и о студеных фиордах, и о серых суровых скалах, и о белоснежных снегах, что покрывают землю на несколько дюймов, и о покровителе мореходов и повелителе морских ветров Ньорде, и о заре, и о суровых белокожих людях, живущие здесь среди холмов и лесов северной земли. Обо всём пелось в этой песне, песне ветра и моря, песне чайки и корабельного колокола, песня трубы и твёрдого металла – вот такой была песня Нордланда, извечная песнь всех моряков и ярлов, уходящих в море навстречу бурям и штормам, вражеским мечам и копьям, уходят от любимых жён и матерей, от родимых зорь и снегов…

Вот завиднелись вдалеке причалы, точнее то, что считали здесь причалами: небольшой деревянный настил на сырой холодной земле. Солнце, что так и не вышло в этот день из облаков, казалось, и вовсе не собиралось показываться сегодня на небе. Мелкий моросящий дождь, точнее даже туман, что висел над морем все эти долгие часы их плавания, тонкой сырой сетью повис в воздухе. Так неприветливо встретил их Нордланд, а уж Витовт-то воображал, что лучи утреннего солнца будут пронизывать розоватые сосны на высоких холмах и играть в окнах замка, а золотой лик солнца будет гореть на серебряном щите, прибитым над воротами замка – родовой знак Вебергов, означающий вечный негасимый огонь в сердцах потомственных ярлов и хёвдингов, никогда не поднимающих меч против правых.

Но всё вышло совсем не так, как ему хотелось. Он думал, взяв жену за руку подвести её к сверкающему под солнцем дворцу, и воины отдали бы им честь. Но воинов не было на сторожевых башнях – все они укрылись от мороси внутри за узкими бесчисленными бойницами, лишь один старший воин и, по справедливости, кажется, очень не довольный, остался бродить один вдоль опустевших каменных зубьев, к которым не прислонялись мощные сильные спины его бойцов. Непозволительная беспечность! Но чего бояться конунгу Нордланда, ведь все внешние враги давно забыли дорогу в его владения. Да и о междоусобицах давно не слышали здесь. Так думал Витовт, но как жестоко он ошибался!

Но даже и в этот безрадостный сумрачный день всё равно на душе у Лебелии было чудесно. Всё равно ярко сиял золотой солнечный лик с незнакомой надписью на чужеродном языке вокруг, также улыбался Витовт, а больше ей ничего и не нужно!

Первым делом по прибытии Витовт счёл долгом посетить конунга.

Довольно быстро он с Лебелией подошли ко двору конунга.

- Приветствую тебя, Витовт ярл!- неторопливо как и все северяне, растягивая слова, произнёс, медленно спускаясь к ним по ступеням крыльца, Адальрад конунг.

- Я очень рад, что ты снова в наших краях, на своей Родине и на Родине своего отца и достославного деда. И вы, я надеюсь, будете счастливы здесь в вашем родовом замке на берегу студеного пенного нордландского моря. Ещё раз приветствую тебя, достопочтенный ярл и твою супругу на нашей земле! Идите и отдыхайте. Надеюсь, твоей супруге у нас понравится. Сейчас, к сожаленью, у нас на острове назревает междуусобная война. Но я надеюсь, что она не коснётся ни тебя, ни твоей супруги.

- Благодарю тебя, Адальрад конунг, я очень польщён, что здесь ещё помнят обо мне и любят по-прежнему.

- Мы помним и твоего брата. Бедняга, говорят, он погиб на далёком юге.

- Да, к сожалению это так,- ответил Витовт, тяжело вздохнув и отвернувшись.

Конунг внимательно взглянул на Лебелию, которая жалась к мужу и старалась спрятаться за его спиной. Заметив пристальный взгляд конунга, Витовт легонько подтолкнул её вперёд.

– Позволь представить тебе, досточтимый конунг,- сказал он после непродолжительного молчания, слегка выталкивая вперёд супругу, которую крепко держал за руку, - мою супругу, Лебелию фон Веберг, ранее королеву де Леру, ты, может быть, о ней слышал.

- Да, слышал,- медленно проговорил конунг. – и очень уважаю жителей той прекрасной страны, а тебя, прекрасная Лебелия,- конунг с трудом произнёс чужеродное имя, потому что подобно норвегам ударения во всех именах нордландцев падало на первый слог, а в имени супруги Витовта ударение падало на второй. Лебелия почувствовала себя неловко: мало того, что она так сильно выделялась в своём небесно-голубом платье с диадемой на распущенных чёрных волосах, на этом наряде, кстати, настоял её супруг, так и своим чужеродным именем она доставляла неудобства правителю этой страны. – Я рад принять у себя в качестве не только бывшей удачной правительницы,- продолжал между тем конунг, - Но и в качестве супруги такого замечательного человека, как Витовт фон Веберг.

И он крепко пожал ей руку и улыбнулся.

На берегу холодных вод

Воздвигли крепость северяне,

И тридцать футов стен за год

Воздвиглись в утреннем тумане.

III

Уже несколько недель жили они на берегу бушующего северного моря в родовом замке Витовта, и ничто не нарушало мирный покой их жизни. Лилиан целыми днями бродила у моря, ей очень полюбилось смотреть на пенные гребни волн. Эстор и тут сумел найти применение своим лекарским способностям. Он лечил и бондов, живших по побережью, и их скот. Его любезно принимали в любом дому, все очень полюбили этого лекаря-южанина, а дети просто ни на шаг от него не отходили.

Но вот однажды на городской площади Витовт с Лебелией столкнулись с местным кузнецом. Его звали Эолмиром. Он подошёл, буквально подбежал к ним и схватил Витовта за руку.

- Мне надо вас предупредить,- зашептал он, - пойдёмте, здесь говорить не безопасно.

И они не без удивления последовали за кузнецом к его просторной кузнице и дому, что стояли на холме у реки.

Тут на крыльцо вышла его молодая жена с косами, уложенными вокруг головы на манер короны.

- Познакомьтесь,- сказал Эолмир, - вот моя жена, Ульва, - а вот и мой сын, Гуннар.

И точно, от дровяного сарая лёгкой быстрой походкой шагал темноволосый мальчик, очень высокий, плечистый как отец с такими же сильными могучими как у отца руками. Сразу чувствовалась в нём порода человека отважного, смелого, не привыкшего сгибаться перед трудностями. На вид ему было семнадцать зим, ещё совсем юный, но какой уже сильный несгибаемый характер чувствуется во всём: в осанке, в движениях, в глазах, в самом лице: в упрямом изгибе сомкнутых губ, в трепещущих крыльях носа, в суровых складках вокруг глаз и в покрытых бесчисленными ожогами плечах и шее.

- Отец, кто эти люди?- немного бесцеремонно спросил он.

- Это известный ярл Витовт с супругой. Они приехали к нам с далёкого юга, приехали на Родину, домой. Поздоровайся с ними, Гуннар.

Но мальчик вызывающе посмотрел на Витовта и отвернулся, заложив стиснутые руки за спину. Немного постоял и быстро зашагал к коровнику.

- Эй, Гуннар, вернись! Вернись, Гуннар!

- Не надо звать его. Он всё равно не придёт. Он из той породы людей, что остаются верными своему решению до конца, как бы их не мучили и не укоряли,- с уважением глядя вслед Гуннару, сказал Витовт.

- Так что не стоит ругать его. Он всё равно не придёт,- и он улыбнулся.

- Странный, необычный ты человек, Витовт.

-Да, так о чём же ты хотел переговорить со мной, кузнец.

- А, да, так вот…

Но тут в кузницу вошли двое: это были двое высоких плечистых викинга. Оба буквально задевали затылками о притолоку. На стук двери Витовт обернулся… Никогда ещё он не видел никого из мужчин прекраснее этих двоих. Оба они были прекрасны как боги. Оба высокие статные широкоплечие. И с первого взгляда было видно, что они родные братья. Но один из них был золотоволосым и синеглазым, все движения его были изящны и плавны, кисти рук с изящными длинными пальцами на тонких руках были чересчур женственными, хотя в них и чувствовалась мужская сила. А лицо! Какое у него было лицо! Изящно изогнутые брови, длинные золотистые ресницы прикрывали небесной синевы глаза, в которых светилась такая воистину божественная доброта, что его и в правду можно было принять за бога. Во всём лице разливалась такая кротость и доброта, что Витовт удивлялся, как в этой суровой стране среди холодных фиордов и серых скал и снегов могло родиться такое чудо.

«Он подобен светлому юному Бальдру, богу весны и самому кроткому из богов-асов».

Второй из братьев был полной его противоположностью: высокий и плечистый он был темноволос, черты мрачного, какого-то тёмного с виду лица, плотно вылепленные и словно бы пригнанные друг к другу будто на века. Широкоскулый, большеносый с высоким лбом и широким подбородком, он был как-то по-своему красив. Могучие развитые руки гораздо сильнее, чем у брата, плотно сбитое тело и мощные сильные ноги – воистину божественный воин! Лицо его носило следы вечной неизгладимой тоски. Неподвижный тяжёлый взгляд зелёно-голубых цвета морской волны глаз невольно приковывал к себе. На его груди на массивной серебряной цепи висело костяное изображение дикого волка в прыжке. Видимо, это был талисман, потому что воин поминутно поглаживал изображение крупной мощной ладонью.

«Интересно, что для него значит этот волк?»- подумал Витовт. Что перенёс он в жизни, что стал таким, что заставило его стать таким, из-за чего он страдает?! Так думал Витовт фон Веберг, глядя на плотную могучую фигуру этого странного викинга с мрачным угрюмым лицом и тяжёлым взглядом.

- А, братья Ингварссон пожаловали,- раскрыл им навстречу объятия кузнец, - Я очень рад, очень рад!

И при звуках этого имени, перед мысленным взором Витовта всплыла давно забытая картина: высокий широкоплечий ярл спускается по широкой лестнице к причалам и отвязывает лодку, за ним идёт его жена, из-за широкой спины которой робко выглядывают два мальчика: оба высокие и стройные, лет двенадцати-тринадцати на вид. Витовт хорошо помнил, что его поразило необычайная непохожесть мальчишек – они были схожи лицом, но волосы у младшего были золотистые и ярко голубые глаза, а у его брата – волосы были чёрными как смоль, а глаза ярко-изумрудные как у кошки, и тяжёлым и мрачным был взгляд этих дивных глаз. И, если младший всё время улыбался, зато старший брат выглядел сурово и не приветливо. Витовт тогда не обратил на детей особого внимания, тогда, двадцать четыре года назад его внимание привлекал их отец – высокий широкоплечий ярл, Великий ярл севера Ингвар Иварссон. Витовт и представить себе не мог тогда, стоя рядом с матерью и братом-близнецом, что когда-то эти двое мальчишек, сыновья великого Ингвара сыграют в его судьбе важную, ОЧЕНЬ важную роль!

Братья крепко держались за руки, и Витовт понял, как сильна их любовь друг к другу.

- Вот познакомьтесь: ярл Витовт с супругой,- продолжал между тем Эолмир.

Темноволосый воин вздрогнул и повернулся к гостям, он их раньше не заметил.

Оба низко поклонились и протянули руки. Мягкая тёплая ладонь злотокудрого с тонкими гибкими пальцами слегка дрожала, а твёрдая сильная рука его брата так крепко сжала руку Витовта и затрясла её, что тот охнул и отшатнулся.

- Сядьте, друзья,- предложил кузнец, - Ой, виноват, и вы садитесь, пожалуйста.

Витовт с Лебелией опустились на жёсткую деревянную скамью у стены, золотоволосый опустился напротив, а его брат прошёл в противоположный угол, подальше от гостей. Он шёл медленно, расставив руки, словно что-то ища в темноте. Дойдя до стены, он начал беспокойно двигать руками, немного наклонясь вперёд, искал скамью. При этом глаза его оставались неподвижными и смотрели вперёд по-прежнему бессмысленно и без всякого выражения.

- Немного правее, Хёдмин,- подсказал из своего угла брат, которого сюдя по всему звали Балларом.

Хёдмин ощупью пошёл вдоль стены, споткнулся о забытый кузнецом инструмент и чуть не упал. Баллар метнулся к брату, взял его под руку и подведя к скамье, бережно, словно малого ребёнка, усадил на неё. Эта нежная забота о слепом брате тронула всех, даже суровый кузнец чуть улыбнулся и кивнул Баллару.

Витовт понял, что̀ Хёдмина угнетает его слепота. Но вместе с ней и что-то иное, более страшное.

- Что привело вас сюда в этот полуденный час? Раньше вы никогда особо не удосуживались заглянуть ко мне. С тех пор как Хёдмин стал… берсерком.

Кузнецу словно бы с трудом далось это слово. Вот тут-то Витовт и понял, что̀ за талисман висел у Хёдмина на шеи, ведь именно волк почитался берсерками за священного зверя, лишь в последнее время всё чаще и чаще берсерки выходили на бой в медвежьих, а ни в волчьих шкурах, но до сих пор благородного волка почитали и боялись.

Почитали, потому что два волка Гери и Фреки повсюду сопровождают отца богов Одина, а боялись, потому что по преданию огромный волк Фенрир должен поглотить отца богов в последний день мира Рагнарёк.

- Как живётся тебе, Хёдмин в воинском дому?- спросил кузнец.

- Ты спрашиваешь, как мне живётся,- низким густым голосом спросил берсерк. – Думаешь, жизнь, которую я веду прекрасна и радостна. Единственное, что смог для меня сделать Баллар, это дозволить мне видеться с ним. Ты же знаешь, что посвящённым воинам не дозволено жить с родными и даже видеться с ними, а тем более таким как я, берсеркам. Да и товарищи мои по воинскому дому не любят меня за мою слепоту. Если бы ты знал, Эолмир, как тяжело слепому берсерку. Баллар говорил, что я выше и сильнее всех, среди них, но что толку, раз они не принимают меня. Только двое полюбили меня как брата - это Хринг и Хьялм. Если я погибну в бою, я хотел бы, чтобы ты, и брат мой сделали для них всё, о чём бы они ни попросили.

- А ты, Баллар, что не весел,-

- За брата переживаю я. Никогда ещё я его таким мрачным не видел,- мягкий баритон звучал как музыка. Но сейчас мы пришли к тебе, Эолмир, за советом, ведь ты самый мудрый из нас троих.

Эолмир смущённо улыбнулся.

- Ты знаешь, ЧТО творится сейчас на острове. Олав Сварт почти совсем захватил власть в свои руки. И многие берсерки, прежде верные нашему конунгу теперь переметнулись на сторону Олава. А Хёдмин берсерк и должен подчиняться приказу старейшины берсерков. Но брат никогда не пойдёт против конунга. Он и ещё несколько берсерков останутся верными конунгу до конца. Правда, брат?

- Но насколько я знаю, Хёдмину придётся повиноваться старейшему из берсерков, а он, насколько мне известно, перешёл на сторону Олава Сварта. И, если он прикажет…

- А кто такие берсерки,- тем временем шёпотом спрашивала супруга Лебелия.

- Берсерки,- также шёпотом ответил он, - это могучие воины, которые приносят клятву посвящения верховному богу Одину. И Один наделяет их небывалой силой и храбростью. Перед каждым сражением берсерки вводят себя в такое состояние, в котором они становятся как дикие неукротимые звери. Да и сражаются они в шкурах священных зверей?: для одних это медведь, а для других – волк. Берсерки ничего не чувствуют: ни боли, ни страха, ни усталости, ни отчаяния. Они видят перед собой только врагов и безжалостно истребляют их. А после битвы они валятся без сил на траву и засыпают на несколько суток. В бою они не заменимы. Один берсерк в состоянии без вреда для себя убить до двадцати человек. Но да сохранят боги разозлить берсерка в мирной жизни, тогда он перестаёт владеть собой и может натворить много необратимых несчастий. Берсерки – живые воплощения всей человеческой ярости и злобы…

Но Витовт не договорил. Раздалось глухое рычание. Лебелия подняла голову и ужаснулась.

Лицо Хёдмина задёргалось, губы искривились, хищный оскал сделал его похожим на волка, а слепые глаза начали наливаться кровью. Последние слова кузнеца разозлили берсерка не на шутку. Баллар понял, Что произошло и бросился к брату, чтобы удержать его, но было уже поздно. Хёдмин издал что-то, похожее на рычание дикого зверя и ринулся на кузнеца. Его сильные руки в два счёта обхватили могучего Эолмира и повалили на пол. С воплем ярости Хёдмин сделал движение, словно рвал жертву на части. Но Баллар вовремя подбежал к нему и схватил за руки. Витовт подбежал сзади и умудрился свалить могучего противника на пол. Но Хёдмин отчаянно отбивался и, дотянувшись до наковальни, на которой на беду оказался тяжеленный молот кузнеца, размахнувшись, ударил им Баллара по плечу. Но размахнуться как следует ему не удалось, а Баллар вовремя отскочил, и молот, просвистев у самого его уха, прошёлся лишь по правому боку красавца-викинга. Баллар вскрикнул от боли – багровая наливающаяся кровью широкая полоса пролегла вдоль его тела. Баллар охнул и схватился рукою за бок. Но уже через мгновение он стоял как ни в чём не бывало – красивый и статный, с гордо поднятой головой и, улыбаясь, протягивал руку брату, который пришёл в себя и сейчас стоял, низко опустив голову и виновато улыбаясь.

- О, боги, что я натворил! Брат, прости меня, я не ведал что творил. И ты прости меня, Эолмир.

Эолмир поднялся, потирая лоб.

- Да уж, вам, берсеркам, следовало бы вообще запретить приближаться к людям,- сердито сказал Витовт. – или учитесь держать себя в руках.

- Если бы я мог,- опустив голову, с грустью пробормотал Хёдмин.

Ты слеп, но на лице сияет доброта,

Любимым сыном ты не был никогда,

Лишь брат твой младший с ценною душой

Стал путеводной для тебя звездой.

Он словно лучик света в темноте

Он вёл тебя чрез мрачные пустыни,

Он показал мир в добре и красоте

И показал, что значит - быть любимым.

Твоя душа застыла и замёрзла

Без человечьей ласки и тепла,

Лишь брат внёс в душу радостные вёсны,

Омыл её, как тёплая волна.

Он обучал тебя как нового младенца,

Любить и слышать мир

Не в мрачных звуках, а от сердца,

От сердца пламенного и в звуках лир.

Он заставлял тебя увидеть краски

Не мрачные, а в солнечных тонах,

Он заставлял тебя поверить в сказки

В добро и чудо, и забыть свой страх.

Страх перед тем, что не вернётся зренье,

И ты останешься ущербным навсегда,

Что будешь ты лишь презренной тенью,

Таким как брат не будешь никогда.

Учил тебя добру и состраданью

Брат младший, не жалея сил,

«Зачем ему, ущербному созданию,

Ты жизнь свою почти всю посвятил?»

Так спрашивал его отец и мать,

Не зная, как болит его душа,

От этих слов за что и презирать

Всю жизнь он будет их, тем на судьбу греша.

У брата не останется надежды,

Когда-нибудь прозреть, увидеть свет,

Но будет младший брат его как прежде

С ним за руку идти иль в след.

Когда-нибудь сорвётся пелена

И он увидит солнце и поля,

Увидит лес и как бежит волна,

Увидит и того, кто спас его от горя.

IV

Баллар и Хёдмин были кровными братьями, но очень отличались друг от друга. Высокий красивый Баллар был старше Хёдмина на полгода. Красивые голубые глаза, греческий нос, высокий лоб, утончённые черты лица, а главное – разлитой по всему лицу и в глазах кротости и необычайного света заработали ему прозвище «Бальдр» - имя юного бога весны. Баллар, что значит танец вполне заслуживал своё имя. Его младший брат Хёдмин был полной противоположностью брату. Тоже высокий и плечистый с могучими сильными руками и ногами с плотно сбитым телом и плотно слепленными чертами лица: широкоскулый, большеносый, зеленоглазый, но слепой он был схож с Хёдом, братом Бальдра, старейшим среди богов асов, одним из сыновей первейшего из асов Одина,. Вечная печать уныния и тоски, вечно закрытые глаза, тихий густой голос и нежная любовь к старшему брату. Витовт вспомнил то предание и улыбнулся.

Вы братья и ликами схожи,

Но как друг на друга вы всё ж не похожи,

Один из вас всегда как солнце ясен,

Он высок и строён и лицом прекрасен.

Его кудри как золото земное,

А глаза синь небес июльскою порою,

Во взгляде радость и участье,

Всем вокруг он дарит счастье.

А от брата его не добьёшься улыбки,

Ни цветы в летний день, ни зимою снежинки:

И ничто не заставит его рассмеяться,

Лишь опять к красоте равнодушным остаться.

Он могуч и силён,

Для сражений рождён,

Смел он и честен и добр душою,

Но иной жребий выбран судьбою.

Не увидит леса и родные равнины,

Не увидит он гор заснежённых вершины,

Не увидит седую волну,

Не увидит рассвет наяву.

Пелена вечной ночи глаза застилает,

А судьба почему-то её не срывает,

И колдунья, и лекарь не в силах помочь,

Суждено ему вечно видеть лишь ночь.

Но ни эта тоска ему сердце тревожит,

Что увидеть рассвет уж никто не поможет,

В младшем брате души все не чают,