Глава 13. Что может быть мучительнее, чем учиться на собственном опыте?

Что может быть мучительнее, чем учиться на собственном опыте? Только одно: не учиться на собственном опыте.

Л. Питер

Сегодня я попросила Сируса проводить меня на пристань. Мне хотелось как следует рассмотреть корабли — может быть, вблизи, сравнив их с тем, что видела в фильмах и читала в книгах, соображу, чего еще можно сделать несложного и полезного. Да и вообще я мечтала побывать наконец на морском берегу — я ж туда так и не дошла, только смотрела и смотрела с холма на расстилающуюся до горизонта серебристую гладь с мазками белых парусов на ней.

Пошли утром, после завтрака. Лириада не было — иногда он куда-то исчезал на целые дни. Я не спрашивала куда и зачем. Конечно, любопытно было… но если начать задавать вопросы ему, то и самой придется отвечать на встречные. А я пока их успешно избегала. Для всех посторонних молчаливая Иримэ оставалась простоватой профессорской племянницей из темной глубинки, которая помогает дяде по хозяйству, а он по доброте и чудачеству с ней занимается.

По пути я рассматривала здания — устройство водостоков и флюгеры, затейливые освинцованные переплеты окон с витражными вставками и фигурные козырьки. Чем ниже мы спускались с холма, тем беднее становились дома. Наконец широкая улица привела нас к большой площади, на которой стояли шум, крик и гам — тут торговали свежей рыбой. Все, что вылавливали с утра, к вечеру оказывалось здесь. Я заморгала глазами, разглядывая шевелящих усами в ведрах гигантских ракообразных. Омары? Раки? Для первых тут вроде холодновато. Для вторых — великоваты. Стоит узнать, сколько стоят, и купить на обратном пути. Вкусно! Кстати, намедни мы обсуждали открытие на пробу небольшого ресторана в верхней части города — я знала по памяти довольно большое количество оригинальных рецептов и не спеша экспериментировала с местными продуктами. Получалось отнюдь не все. Например, все мои попытки изготовить аналог майонеза из растительного масла, яичных желтков, горчицы, соли, сахара и приправ пока заканчивались тем, что я хлопала глазами на расслоившуюся на масло и все остальное баланду в миске. Да и вкус выходил каким-то неправильным.

От площади к порту вела большая улица с незатейливым названием Корабельная, по которой одна за другой в обоих направлениях непрерывным потоком текли повозки, подводы и кареты. Тротуаров как таковых в Риоллее не водилось, что добавляло нервотрепки. Пройдя метров сто, я поняла, что мне надоело уворачиваться от копыт и колес, и потянула Сируса в боковой переулок. Не одна же улица ведет вниз?

Не одна. Но ясно, почему район не популярен для прогулок. Кучи мусора, облезлые, источенные сыростью и плесенью стены домов, тяжелый запах, хлюпающая грязь под ногами и шмыгающие крысы. Услышав за углом громкий топот и пьяную песню, Сирус потянул меня в полутемный угол, прижал к стене и держал, прикрыв плащом, пока компания поддатых матросов не прошла мимо. Нас они не заметили. На каком языке они между собой изъяснялись — я так и не поняла.

А вот на пристани мне понравилось. Первое ощущение — много света, простора и потрясающе свежий влажный ветер. Скрип досок и снастей, крики чаек, возгласы тянущих снасти или занятых погрузкой-разгрузкой моряков. Здорово! Даже лучше, чем я могла себе представить! А какие корабли!

Впрочем, когда я заглянула под причал, чтобы оценить глубину у берега, и узрела там пару плавающих пустых бутылей и дохлую крысу между ними, эйфория поутихла. Нет, тут я купаться не стану. Кстати, а здесь вообще плавают? А то могу еще и инструктором по плаванию поработать. Ага, в красном купальнике!

За причалами виднелся длинный ряд сколоченных из жердей и досок прилавков. А тут чем торгуют? Оказалось — разной фигней. То есть предметами первой необходимости вроде рубах и портков, напоминавших о формулировке теоремы Пифагора, где говорится про штаны — во все стороны равны. Предлагаемый провиант — соленые сухари и почти черные полосы чего-то копченого — у меня тоже аппетита не вызвал. Непонятные бурые водоросли, обладавшие целительными свойствами против неизвестной мне болезни, также не заинтересовали.

А вот рядом с прилавком с морскими раковинами я зависла: была у меня еще в Москве слабость — раковины и кораллы я могла разглядывать часами. Закончилось тем, что за медяк купила себе витое перламутровое чудо с розовой сердцевиной.

— Красивая. Но зря ты показала, что деньги с собой носишь, — покачал головой Сирус.

Как он был прав, я поняла на обратном пути, когда якобы случайный прохожий резко дернул меня за руку, а потом сильным толчком дослал в щель ближайшего переулка. И тут же еще двое спрыгнули сверху, отрезая путь назад, на улицу. Сирус рванулся за мной, напоролся на мощный пинок в живот от одного из грабителей и свалился у стены дома.

Кошелек у меня отняли сразу. Я особо и не сопротивлялась — а что тут сделаешь? Да и лица мужиков — заросшие, злобные — не допускали и мысли о возможности диалога. Но надежда, что теперь меня и Сируса оставят в покое, растаяла как дым, когда черноволосый главарь рванул вверх мою юбку и оторопело уставился на металлические полосы поперек живота поверх мужских портков.

— А это что за хрень?

— Да тащи девку с собой, там разберемся! — отозвался кто-то из-за моей спины.

Вот на это я не рассчитывала никак. Ведь разберутся. И живой после не оставят. Идти с ними нельзя. А вырваться — нереально. Что, заныть: «Я боль-на-а… Вот одели, чтоб никого не заразила!» А поверят? Вряд ли. Оставим это на потом. А сейчас… вдохнула и завизжала так, что наверху шарахнулась и взлетела стая голубей. А потом завопила: «Пожар! Пожар!»

Разбойники остолбенели. Я рванула к выходу из переулка — и была поймана за подол и шмякнута о стенку.

— Хорошая попытка, киска.

Никто, ни один прохожий не бросился тушить пожар. И никто не прибежал меня спасать… хотя… один появился. Посмотрела на возникшую в жерле переулка фигуру с мечом в руке и, захохотав, начала сползать по стенке. Нет, ну надо же!

Главарь обернулся слишком поздно, когда алый от крови конец клинка уже высунулся у него из живота. Глаза бандита закатились, остекленели, и здоровый мужик снопом повалился мордой в грязь. Двое других, глянув на Арвиса, кинулись прочь.

Тот вытер меч об одежду упавшего и протянул мне руку.

— Вставай, пойдем отсюда.

— Сирус, его ударили сильно. Что с ним?

— Выходи на улицу, стой на углу, у меня на виду. Я посмотрю, что с твоим Сирусом. И просил ведь я тебя не лезть, куда не надо!

Я, пошатываясь, побрела к свету и людским голосам. Оглянулась — Арвис помогал подняться держащемуся за живот блондину. Лицо Сируса было зеленым. Он сделал два шага и согнулся в рвотном спазме. М-да, погуляли. Сирусу, похоже, крепко досталось. И кошелька было жаль, а еще жальче — оставшейся лежать в грязи переулка растоптанной раковины. А если бы не Арвис, все могло обернуться еще хуже.

Сирус, все еще фисташкового оттенка, появился минут через пять. Один. Арвис исчез. Неудобно-то как, ведь даже спасибо ему не сказала.

Домой мы возвращались напрямик, не заходя на рыбную площадь. Топали в гору, насколько могли быстро, почти не разговаривая. Я чувствовала себя малость оглушенной — нападение, потеря кошелька… и труп в финале. Натуральный. В луже крови. У моих ног. Посмотрела вниз, на бежевую юбку. Да, брызги попали и туда. Жуть. Не хочу я такого реализма!

Приду, надо сразу же застирать пятна крови в холодной воде. А Сируса напоить чаем и накормить чем-нибудь вкусным. Пусть во дворе посидит, в гамаке покачается, в себя придет…

Вечером, улегшись в кровать, стала крутить в голове так и эдак то, что случилось днем. Да, это — средневековый город. А я вела себя как туристка. За что чуть и не поплатилась. И если бы не Арвис… Арвис. Несмотря ни на что, я по нему скучала. А сегодня он меня спас. И тут же исчез. Интересно, но в моих глазах то, что он не стал требовать благодарности, было чуть ли не более ценным, чем то, что он примчался на мой визг с мечом наперевес.

Закрыла глаза и представила его таким, каким помнила — неотрывно смотрящие на меня сердитые глаза, решительный подбородок, рассыпавшиеся по плечам черные волосы…

— Кхе-кхе…

Ыы-ы? Повернула на голос голову и чуть не завопила, увидев стоящую рядом с постелью темную фигуру. Это что, очередной выверт снохождения? Или нет? А я-то сама сплю сейчас или как?

— Позволишь присесть? — и, дожидаясь ответа, замер темным высоким силуэтом на фоне чуть светлевшего окна. — Ты меня звала?

Голос казался нейтрально-вежливым.

— Арвис? — сказать, что я обалдела, — это еще ничего не сказать.

— Не волнуйся. Не стоит. Так присесть можно?

— Ты же видишь в темноте? — решила я проверить возникшую в голове мысль. — Вон стул. Скинь с него все на пол или переложи на стол и садись.

Ага, похоже, видит. Аккуратно переместил мои вещи и замер, уставившись на лежавшую под ними небольшую сковородку на длинной ручке, которую я так и не стала возвращать на кухню. Решила — пусть лежит, а вдруг да понадобится? Свою ценную вилку я, кстати, держала под подушкой.

М-да, судя по столбняку при виде сковороды, почтение к кухонной утвари я в нем уже воспитала. А вот как бы внушить уважение к себе самой? Ну ладно, сейчас я у него в долгу. Так что, наверное, не стоит язвить и ехидничать. Дождалась, пока он усядется. Сама прислонилась спиной к стене, подложив под поясницу подушку и натянув до подбородка одеяло со спрятанной под ним на всякий случай зажатой в кулаке вилкой.

— Арвис, я хотела тебя поблагодарить. Ты сегодня спас меня и Сируса. Я была неосторожна и чуть не поплатилась за это жизнью. Как ты очутился там так вовремя?

Разглядеть выражение его лица в темноте не смогла бы, наверное, и кошка. Только глаза слабо светились голубым.

— Мариэ, я ощущаю примерное направление, в котором ты от меня находишься. Пока ты была где-то в верхней части города, я не волновался. Но сегодня тебя понесло вниз. Когда я это почувствовал — забеспокоился. Одинокой женщине делать в портовом районе нечего. Побежал на зов. И услышал визг — вот его я уж ни с чем не спутаю. Успел вовремя. Вот и все. — Замолчал. А потом поинтересовался нейтральным голосом: — Так ты тут живешь?

Вопрос меня насторожил. Но сейчас я у него в долгу. И почему бы не сказать? Занавески задернуты, понять, где мы, невозможно.

— Да, живу. Но скажи, ты не надорвешься, вот так разговаривая со мной? И ты сказал, что чувствуешь, где я? Как это?

— От разговоров? Ой, вряд ли, — в голосе послышался смех. — Но спасибо за заботу, — вздохнул. — А чувствую… ну, ты же два раза пробовала мою кровь. Этого хватило. Хорошо, что ты меня позвала. Я хотел поговорить, но не знал, как это сделать, не нарушив клятвы.

— О чем?

— О том, что случилось тогда, когда ты завизжала в первый раз. У меня до сих пор ощущение, что я не понимаю чего-то крайне важного.

— Не надо об этом. Пожалуйста.

Вот чего, спрашивается, малопонятного, когда тебе говорят «нет», а ты гнешь свое?

— Мариэ, я прошу. Расскажи. Как я пойму тебя, если ты молчишь?

— Ты напугал меня тогда, оскорбил и обидел. Давай замнем эту тему, хорошо? Я не хочу сейчас снова с тобой ссориться.

— Я не понимаю… ведь тебе же нравилось со мной целоваться?

— Добровольно. Не по принуждению, — почувствовала, как его настойчивость, даже настырность, начинает меня раздражать. — Для меня то, как хотел поступить со мной ты, было ничем не лучше того, что собирались сделать эти портовые бандюги. И тут, и там — насилие.

— Ты ставишь меня и их на одну доску? — Глаза засветились ярче, в голосе зазвучал металл.

А бежать-то мне тут особо некуда… Надо или сбавить обороты, или приготовиться к третьему акту марлезонского балета «те же двое и вилка». Эх, синяки-то всего пару дней назад сошли. И ставить новые? Не хочу. Попробую объяснить.

— Арвис, какие пирожные ты любишь?

— Аа-а?

Удивился. Хорошо. С агрессивного настроя я его вроде бы сбила. Продолжу дальше.

— Так какие?

— С заварным кремом и орехами, — в голосе зазвучала улыбка.

— Так представь себе, что тебе предстоит сделать что-то необыкновенно важное и для этого нужна ясная голова. А ты знаешь, что если наешься — заснешь. Представил? — ну вот что я несу? Какая ясная голова на пустой желудок? Вот бред! Но ничего, слушает… ждет, что я сообщу дальше. — И кто-то приходит к тебе с целой тарелкой любимых пирожных. Поцелуй — это одна штука. И то брать не стоит… но удержаться невозможно. Понимаешь? — угу, кивнул. Да мне в Кашпировские идти! Или это он по принципу «с психами лучше не спорить»?

Перевела дух и продолжила:

— И вот ты не удержался и съел одно. А потом кто-то скрутил тебя по рукам и ногам, развел клещами рот так, что зубы трещат, и стал пихать тебе в рот все блюдо. Будет тебе вкусно? Да еще когда ты знаешь, что сейчас нельзя? А когда ты смог отбиться, отделавшись всего-то вывернутой челюстью, удивляется и спрашивает, чего, мол, ты взбесился — тебе ж они нравились?

Я замолчала. Пусть попробует это вообразить.

— Ты права. Так вкусно совсем не будет.

— Вот и мне не было ни приятно, ни хорошо. — Вдохнула воздух. Ну не хочу я ни вспоминать, ни говорить об этом, не хочу! Вот что пристал? — Арвис, если ты все понял, то давай закроем эту тему? — Так, сейчас бы надо предложить самой, о чем поговорить, чтобы он не сказал «нет». — Я еще раз благодарю тебя за помощь сегодня днем. Ведь если бы я вот так, по глупости, погибла, это отразилось бы на твоем брате, да?

— Спасибо, что беспокоишься. Нет, с ним бы ничего страшного не случилось. Вы еще связаны, но очень слабо. Уже дней десять, как это перестало быть критичным.

Как интересно! То есть связь слабеет со временем. Но важно не только это. Получалось, что, хотя его брат уже перестал зависеть от моего благополучия, Арвис продолжал за мной присматривать и, когда потребовалось, немедленно помчался на помощь. Но значит ли это, что теперь он может отвечать на мои вопросы? Как бы спросить? Но спросил он.

— Но я все равно не понял — а почему тебе так не хотелось? Тебе не нравлюсь я?

Нет, если сейчас он опять повторит, что я охотно целовалась, клацну зубами и укушу. И больше никогда в жизни…

— Арвис, я не знаю, надолго ли я в этом мире. Может быть, это знаешь ты, но не я. Как я могу позволить себе в кого-то влюбиться, если завтра меня снова может унести? Как я могу захотеть ребенка, если потом мы с ним окажемся в разных мирах? Мне нужен сейчас не возлюбленный, а друг — понимаешь? Ну и, если это тебя утешит, скажу: никто другой мне тоже не нравится и не нравился настолько, чтобы я захотела дойти до конца.

Стиснула зубы и замолчала. Зря он опять на эту тему съехал. Невольно вспомнились и боль, и мое отчаянье, когда казалось, что отвертеться не удастся. Вот видела я где-то статистику, что две трети изнасилований совершается теми, кто уже был раньше хорошо знаком с жертвой. Но когда с тобой вот так, то все равно, кто тот зверь рядом — принц или маньяк из Битцевского лесопарка. Ненавидишь одинаково. Может быть, принца даже сильнее.

Я не мазохистка ни разу. У меня в жизни не возникало желания покориться, подчиниться, распластаться и размазаться. И вообще, пора заканчивать эту полуночную беседу. А впредь постараюсь не думать о нем вообще. Нужной информации он дать не может… так что пусть эта птица высокого полета летит куда подальше.

— Мариэ, я слышу, как часто ты дышишь. Прости, если я расстраиваю тебя вопросами. Но мне важно, даже необходимо, понять тебя. Я прошу — не уходи, пожалуйста, от ответов. — Теперь голос звучал расстроенно.

Ну да, я же для него инопланетянка. А у них тут не пойми что с отношениями полов. Наверное, если попытаемся разобраться, и мне проще жить будет. Попробовать еще раз? Все равно, кроме него, спросить больше не у кого.

— Хорошо, слушай. Причин было четыре. Первую я объяснила — ты пытался взять меня силой. Вторая — я не хочу влюбляться тут ни в кого, потому что завтра твой брат может вернуться, и отдачей меня опять перебросит на Землю. Третья — для себя я не мыслю физической близости без любви, и это возможно только с тем, кого я хорошо знаю, полностью доверяю и, наконец, люблю. А ты для меня — темный лес, незнакомец. И, наконец — то, что… — замялась, вот говорить или нет? Ладно, уж рот открыла, рискну, — …я еще девушка, а от первого раза и так ничего хорошего ждать не приходится… а уж вот так, насильно, у стенки, без прелюдии…

Чувствуя, что краснею, замялась и замолчала. И так сказала больше чем достаточно.

— А что значит — девушка?

Приехали. Нет, мне это точно снится. В природе таких идиотов существовать не может.

— Арвис, ты издеваешься?

— Нет. Я пытаюсь понять. И почему не ждать ничего хорошего? Мариэ, объясни!

Еще через три минуты разговора мы оба лишились дара речи. Потому что в процессе выяснения обстоятельств оказалось, что в этом мире женщины рождаются без того кусочка кожи, вокруг которого в нашем понаверчена тьма-тьмущая ритуалов и устроена чертова уйма плясок с тамтамами. Я не могла ему поверить. А он, по-моему, не верил мне.

— Но это же бессмысленно! Зачем такое надо?

— А что, у нас есть только то, что надо? А аппендицит с гландами?

— А что такое аппендицит?

— Нарисую потом тебе на бумажке. У меня его, кстати, в семилетнем возрасте вырезали. Могу и шрам показать.

— Ловлю на слове.

Упс! Занесло. Впредь буду следить, что говорю. Хотя какой тут следить… Я задавала вопросы Арвису и поражалась ответам. Так вот, когда понятия девушки или девственницы, целомудрия или непорочности теряли смысл, менялась и мораль. А может, дело тут было в отсутствии религии. Никто не требовал хранить ту самую непорочность и не задавал вопросов — девица ты али как? Существенным обстоятельством оставались лишь дети. От обсуждения этого вопроса Арвис уклонился. И я так и не поняла — тут вообще-то женятся? Но, упрощенно говоря, выходило, что собственно близость — чуть ли не логическое продолжение поцелуев.

А целовалась я с Арвисом раньше и вправду более чем охотно. Поэтому мое сопротивление, истерика и вспышка ненависти стали для него сюрпризом вроде кирпича, присвистевшего с ясного неба.

— Ладно. Выходит, мы друг друга не поняли, — вздохнула. — Но прости, не оставишь ли ты сейчас меня одну? Я устала и хочу спать.

На самом деле у меня шарики зашли за ролики. Я не могла не признать, что этот мир однозначно комфортнее и удобнее для женщин… но вписаться в него самой пока не выходило никак. И надо было подумать в свете новых фактов о том, что было у меня с Арвисом и Лириадом. Вдруг второй тоже считает, что я уже просто обязана ответить взаимностью?

— Сейчас уйду. На переход вот так, не во сне, нужно много сил. Но если я захочу выйти через дверь — ты снова сбежишь куда подальше, да?

Я промолчала. Ведь спрашивала же его, не перенапряжется ли? Вот лиса — вывернулся! Сказал, что разговор — это не страшно. А про перемещение ни гу-гу. Все равно — пусть валит. Ведь я его не звала, просто вспомнила, а это не приглашение и не повод для визита. А если б я была не одна? Или переодевалась?

— Мариэ, я оставил на столе маленький подарок для тебя. Прими, пожалуйста, на память обо мне. — Голос снова был нейтрально-прохладным.

И, прежде чем я успела возразить, встал со стула и растаял в темноте…

Я вздохнула, улеглась носом к стенке, сунула под подушку верную вилку и начала всхлипывать. Вот все у меня не как у людей… а через мусоропровод… домой хочу!

Встав утром, первым делом подошла к столу, посмотреть, что же за презент преподнес мне Арвис? Завернутое в шелковую ткань нечто с голову величиной. Надеюсь, это не башка того типа, что на меня покусился? Или голова все же покрупнее будет? После ночных откровений мне казалось, что ждать можно чего угодно.

Развернула кусок серебристого шелка и увидела в нем перламутрово-розовую раковину. Такую же, как та, что была растоптана вчера днем в грязном припортовом переулке. Погладила плавные изгибы кончиками пальцев, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Перевернула… и из нее выпал и цветочным лепестком спланировал на пол небольшой квадратик бежевой бумаги.

Подняла и прочла:

Я собирался завернуть раковину в твой белый платок, но понял, что не могу с ним расстаться. Ведь это единственное, что есть от тебя у меня. Поэтому завернул в этот. Носи его и иногда думай обо мне.

Арвис

Я могу надеть железную клетку на задницу, дуршлаг на голову… но как мне защитить свое сердце? Ну вот, опять плачу. Что ж такое?

* * *

Нет, этот чертов велосипед меня с ума сведет! Алюминий тут получать еще не умели — а я смутно помнила, что нужен туманно представляемый мной глинозем и электролиз. В любом случае, электричество здесь еще не использовали — только ставили громоотводы на крышах.

Так вот, о велосипеде. Борадис по моим чертежам сотворил ромб рамы из запаянных железных трубок. Сзади конструкция раздваивалась, чтобы можно было вставить колесо. Мы прикинули, что нормальный велосипед легко выдерживает двух взрослых человек, то есть нагрузку примерно в двести пиатов. Наверное, та хреновина, что у нас вышла, могла выдержать и больше… но, на мой взгляд, она была просто неподъемной. А ведь это только остов!

Седло сделали деревянным, обтянутым кожей. Закрепили на шарнире, снизу для амортизации добавив две большие пружины. При помощи телескопического крепления с винтом добились регулировки высоты. Кстати, Борадис сам придумал, как вертеть в металле дыры с винтовой нарезкой — я этого не знала.

Руль вышел чуть не таким, как надо бы, и неуловимо напоминал рога кутенейского барана Крэга. Зато можно было регулировать его наклон и высоту — я помнила, как это делать, а кузнец сумел воплотить, а обшитые красной кожей ручки с кисточками были хороши. С шестернями и педалями возились долго, но результат того стоил. В конце концов, по тому же принципу потом можно будет хоть транспортер построить, хоть танк. И не важно, что конструкция была из тех, про которые сложен анекдот «после сборки обработайте напильником». Важен принцип!

В общем, было готово все, кроме колес — сейчас Борадис экспериментировал с изготовлением стальной проволоки для спиц методом волочения. Я чертила на песке колеса до тех пор, пока методом пристального вглядывания не поняла, что спиц должно быть штук тридцать, причем закреплены они на ободе так, что одна перекрывает три других. И я в упор не могла вспомнить, как устроены тормоза. А при холмистом рельефе это было критично. Повышать в разы травматизм среди местного населения как-то не улыбалось.

Итак — должны быть две колодки, зажимающие обод колеса и не дающие ему вращаться. Это впереди. А сзади при обратной прокрутке педалей все должно застревать. Так? А почему оно застревает? Рассказала, что вспомнила, Борадису, и теперь мы ломали голову вдвоем. Ну не помню, хоть застрелите! Хотя со стрельбой тут тоже хило. Вот чтоб мне не Арвис снился, а вещие сны про мартен и устройство телефона!

Попутно я пытала К-2 про нефть и каучук — мне казалось, что для прогресса они необходимы. И колеса нужны, и свет в вечернее время суток. А то спим, как сурки, от заката до рассвета. Нервирует. Эх, меня бы сейчас часа на два, да в Интернет… Риоллея себя бы не узнала!

Вообще я была от Борадиса в восторге. Его жадность к новому и неистощимая энергия превращали общение в увлекательное приключение. Он сумел сторговать дом с большим участком, прилегающий к его мастерским, и сейчас расширялся, приноравливаясь к производству тачек новой конструкции. К ним тормозов не требовалось, инвентарь это в хозяйстве необходимый, а колеса на подшипниках заметно облегчали жизнь тачковладельцев. И, как только кузнец освоил литье деталей для роликоподшипников, мы стали выпускать одно- и двухколесные тачки. Недорого. Кузов деревянный, на железном каркасе. Я уже видела народ с такими на рынке.

Деньги на дом у меня появились. Причем не на абы какой поплоше, а на особнячок в хорошем районе, с собственным садиком и даже конюшней. Вот только уезжать от К-2 я не хотела. И он не хотел, чтобы я уезжала.

Однажды я выбралась на рынок и разыскала там голубоглазую Нариали. Все же я чувствовала себя перед ней в долгу. Если бы не доброта смешливой торговки одеждой, мне пришлось бы намного тяжелее. Говорила я уже уверенно, хотя понимала не все слова. Я сказала, что нашла родственников, что теперь у меня все хорошо, и подарила ей небольшой кошелек с десятью золотыми. Нариали затеребила ухо чепца. Ей явно было неудобно… но взять хотелось. В конце концов я втиснула деньги ей в руки с наказом выручить того, кому помощь будет нужна, как была мне.

— Мэрия, а зачем тебя искал маэллт? — не выдержала женщина. — Ты так убежала, что мне показалось, что ты от него прячешься. Он спросил, какое платье ты купила — я сказала: зеленое.

Ничего ж себе, женская солидарность! Я хихикнула. Похоже, Арвис сильно переоценивает лояльность подданных, у которых в голове свои тараканы, не маэллтом дрессированные. И, кстати…

— Нариали, а ты сама шьешь?

— Шью, но заниматься этим особо некогда. И ткани совсем простые.

Нариали с завистью покосилась на тонкую шерсть моего нынешнего наряда — я решила, что могу позволить себе одеваться не роскошно, но достойно. Как-никак профессорская племянница. К голубому платью и белому чепцу я надела ставшую любимой серебристую косынку. Потом Нариали вспомнила, что держит в руках кошелек, на содержимое которого можно купить два десятка платьев, как у меня, и довольно улыбнулась.

Я задумалась — были у меня идеи, как мягко подтолкнуть здешнюю моду. А аккуратность швов на платьях, которыми торговала Нариали, я оценила. Если она еще кроить умеет… И человек хороший! И, если в этом мире на всех, с кем я имею дело, льется золотой дождь, так почему не на нее?

— Нариали, дай мне адрес, где тебя искать? Может быть, будет работа. Хорошая работа. Хочешь попробовать?

Взгляд на кошелек в руке и уверенный кивок.

Date: 2015-07-17; view: 344; Нарушение авторских прав