Практика эгалитаризма, или Последствия равенства

В России попытка конструирования социума на основаниях равенст­ва, в том числе в отношении полов, имеет 70-летнюю историю. Совет­ские женщины наравне с мужчинами получили право на труд в боль­шинстве сфер, в том числе в политической, а также право на аборт и на отдых. Но исторический опыт государственного эгалитаризма показы­вает, что проблема в терминах (не)равенства не соответствует сложно­сти положения женщин в современной России. Постоянно наши пред­ставления, в том числе и те, которые лежат в основе гендерных иссле­дований (аналитических, статистических), ограничиваются определен­ными стереотипами об «идеальной ситуации». Мы ищем и находим «неравенство» не везде и не для всех, а избирательно, точно также из­бирательно затем реализуем идеи равенства.

Прежние образцы идеальной ситуации, как правило, преодолевали различные ипостаси так называемого мужского доминирования (гос­подства, подавления) и представляли женщин, равных мужчинам. Такой социальный норматив обернулся для российских женщин «оранжевы­ми» жилетами, работой в три смены, а для мужчин — настойчивым ис­ключением из семьи. Заключенные гендерные контракты «работающей матери» и «невидимого отца» не решили проблемы.

Не было ни адекватных представлений о том, каким образом вклю­чать мужчин в пространство, традиционно ассоциируемое с женщина­ми, ни осознания нечеткости границ этого пространства. Частная сфера, связываемая с женщиной, была труднодоступна и скрыта в тени табу и предрассудков. Другие «женские» сферы в общественной жизни — воспитание и образование, к примеру, — не осмысливались с точки зрения проявления в них особых отношений и женских стратегий. Социальный заказ не допускал иного рассмотрения.

В результате такого рода практика эгалитаризма вела к игнорирова­нию женских различий или к сведению их к репродуктивному поведе­нию. При этом допускалась одинаковость мужчин и женщин через сим­волическое уничтожение женских различий в сведении их к общечело­веческим показателям. Таким образом, советская женщина становилась еще более прозрачной, менее видимой культурно и социально.

Поэтому неравенство «по-прежнему» сохраняется, о чем свидетель­ствуют «беспристрастные» статистические данные последних лет и просто житейские наблюдения. «Как свидетельствует статистика», су­ществуют диспропорции полов по возрастам (перевес женщин старших возрастов), по продолжительности жизни (женщины живут дольше), по экономической активности (женщины чаще оказываются в числе безра­ботных и малооплачиваемых), плюс ко всему упала рождаемость. Если исходить из идеологии равенства, то картинка получается (или делает­ся?) безрадостной. Этот список диспропорций в позициях мужчин и женщин можно интерпретировать в зависимости от исследователь­ских/политических интересов. Уже избитыми аргументами стали те, что традиционными сферами занятости для женщин являются образование, культура, искусство — как постоянно напоминается, сферы малооплачи­ваемые. До недавнего времени, «жалуются» в гендерной социологии, женскими отраслями были связь, торговля, финансы, страхование, а сейчас их активно «осваивают» мужчины, делая их более престижными и высокооплачиваемыми. Женщины во властных органах представлены мало, да и они туда не рвутся — еще один типичный аргумент.

Где же женщина и почему так «упорна» мужская активность? Ста­тистика, по своей этимологии и истории — государственная наука, и сферы ее учета всегда были соответственно избирательны. Что подсчи­тывается и публикуется — вопрос всегда политический [1]. И дело со­всем не в том, когда в статистике появляется женщина: в разделе о «до­машней работе», в ведении семейного бюджета, — а в том, что данные претендуют только на «политическую корректность» и не больше в представлении женской социальной позиции.

Так происходит и в отечественных гендерных исследованиях. «Гендер» стал своеобразной модой, широко обсуждаемой проблемой и объ­ектом администрирования. При этом зачастую воспроизводится преж­нее стратегическое знание, ориентированное на достижение равенства мужчин и женщин в профессиональной, политической, частной сферах, что только скрывает глубину проблем по вопросу о половом различии. Вновь не проговаривается вопрос о том, какие различия преодолевают­ся или будут преодолеваться таким образом, какие различия попадают в фокус внимания, а какие просто ускользают от взгляда смотрящего и почему.

Так, в противовес социальному часто предлагается частное (сегодня все чаще пользуются словом — приватное). Помимо того, что здесь вос­производится снова опустошенный дуализм социального и частного, еще проблемнее все сводить к ставшему привычным рассуждению о том, что мужчины реализуются в профессиональной сфере, а женщины — в семейной, или о том, что мужчины — кормильцы, а женщины — храни­тельницы домашнего очага — а ведь такие аргументы можно услышать в серьезных академических кругах. Поэтому многим ясно, что необходи­мо что-то предпринимать по этому вопросу.

Однако совсем не хочется «равенства», представляемого в виде борьбы с мужчинами за их возвращение в семью и с женщинами за пре­вращение их (еще больше!) в мужчин согласно стереотипам бизнесмена или киногероя. Именно так, к сожалению, воспринимаются в повсе­дневной жизни идеи переустройства социального порядка на основани­ях гендерного равенства. Вспоминается отповедь одной женщины при обсуждении «женских проблем» и способов их разрешения. Она на­столько рьяно не принимала российскую практику уравнивания полов, защищая незыблемые ценности брака, семьи и женского предназначе­ния, и настолько эта реакция не вязалась с ее рассказами о собственном поведении в быту и на работе, что сразу взяли сомнения о состоятель­ности простого сведения проблемы к (не)равенству и гендерной дис­криминации. Эгалитарный подход не только дискредитирован из-за своего империализма и ориентализма, но и нечувствителен к другим социально-значимым различиям между женщинами, скрытым в тени обсуждаемых диспропорций. Более того он упрощает многообразие стратегий обоих полов в ответ на проявление властных отношений в их взаимодействии, опосредованном к тому же обсуждением и регулиро­ванием различными заинтересованными сторонами.

Для понимания половых различий следует понять механизм распре­деления власти, и идеи М.Фуко о властных отношения здесь незамени­мы. И несомненно важным в этом понимании является тот образец пре­образования, который возникает на пересечении взаимодействия мно­жества разнообразных силовых потоков.

Практика распределения ролей,