Вопрос 8. Пространственные структуры в Божественной комедии Данте. Данте и Улисс — паломник и путешественник.

(по тексту Лотман Ю.М. Символические пространства, Ч-2, Путешествие Улисса в "Божественной комедии" Данте. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров.)

Данте можно сравнить с архитектором, ведь вся "Божественная комедия" — это огромное сооружение, конструкция универсума (совокупность объектов и явлений в целом, рассматриваемая в качестве единой системы). Таким образом, мир как продукт творчества должен был обладать целью и значением, о каждой детали его его можно было спросить: "Что она означает?"

Мир как огромное послание его Творца зашифровал таинственное сообщение на языке пространственной структуры. Данте расшифровывает это сообщение строя в своем тексте этот мир второй раз, становясь в позицию отправителя сообщения. С этим связана ориентация на зашифрованность поэтики 'Комедии'.

Космическое здание Данте имеет абсолютных верх и низ. Если люди, расположенные на различных полюсах земного шара "обращены друг к другу ступнями", то абсолютно ориентированную вертикаль образует ось, о которой сказано: '...если бы камень мог упасть с Полярной звезды, он упал бы в море Океан, и если бы на этом камне находился человек, Полярная звезда всегда приходилась бы как раз над его головой...' (Пир III, V, 9). Эта ось пронзает Землю, будучи обращена нижним концом к Иерусалиму, проходя через Ад, центр Земли, Чистилище и упираясь в сияющий центр Эмпирея. Это та ось, по которой был свергнут с небес Люцифер.

Философ и математик П. Флоренский писал: "...переворот нормали определяется тем, остаемся ли мы на той же самой стороне (т. е. на поверхности односторонней) или переходим на другую сторону, одна координата которой действительная, а другая - мнимая (поверхность двусторонняя) <...> и вот, относительно этого самого, одного и того же, преобразования, поверхность односторонняя и поверхность двусторонняя ведут себя прямо противоположно. Если оно переворачивает нормаль у одной поверхности, то не переворачивает - у другой, и наоборот".

Путем долгих рассуждений Флоренский приходит к тому, что поверхность, по которой двигается Данте такова, что прямая на ней, с одним переворотом направления, дает возврат к прежней точке в прямом положении; а прямолинейное движение без переворота - возвращает тело к прежней точке перевернутым. Флоренский приходит к выводу, что Дантово пространство построено по типу эллиптической геометрии.

Ф. Клейн указал, что сферическая плоскость обладает характером поверхности двусторонней, а эллиптическая - односторонней. Дантово пространство весьма похоже имен-но на пространство эллиптическое.

Космическая схема "Комедии": согласно представлениям Аристотеля, северное полушарие, как менее совершенное, находится внизу, а южное - вверху земного шара. Поэтому Данте и Вергилий, опускаясь по релятивной шкале земного противопоставления 'верх-низ', то есть углубляясь от поверхности Земли к ее центру, одновременно по отношению к ориентации всемирной оси поднимаются вверх. системе представлений Данте пространство имеет значение. Каждой пространственной категории приписан определенный смысл.

В 'Комедии' фигурирует ось 'верх-низ', и фигурирует она в двух смыслах: один релятивен и действует только в пределах Земли. Здесь 'низ' отождествляется с центром тяжести земного шара, а 'верх' - с любым направлением радиуса от центра.

Ось 'верх-низ' организует всю смысловую архитектонику текста: все части и песни 'Комедии' отмечены относительно расположения на этой основной координате. Соответственно движение Данте в тексте - всегда спуск или подъем. Понятия эти имеют весьма символический характер: за реальным подъемом или спуском просвечивает духовное вознесение или падение. Все грехи, построенные Данте в строгую иерархию, получают пространственное закрепление так, что тяжести греха соответствует глубина пребывания грешника.

Нисхождение Данте и Вергилияв Ад имеет значение спуска вниз. Существует парадокс положения, при котором они, спускаясь, подымаются. Подчеркивается он стихом о Луне., которая перейдя в южное полушарие, плывет у ног странствующих поэтов.

Следовательно, в некотором высшем смысле — это нисхождение есть восхождение (спускаясь в Ад и познавая бездну греха, Данте в абсолютном отношении нравственно возвышается - спуск эквивалентен подъему), но одновременно, по земным критериям, это именно спуск, хранящий все признаки реального движения вниз, включая и физическую усталость путников. Имея значение спуска, путь этот приводит поэтов к 'отверженным селеньям', делает их созерцателями адских мук.

Противопоставление Правды и Лжи в пространственной модели воплощается в антитезе прямой линии, устремленной вверх, и циркульного движения в горизонтальной плоскости. Представление о том, что движение по кругу имеет колдовскую, магическую, дьявольскую природу, было всеобщим.

Этическая модель пространства непосредственно соотнесена у Данте с его космической моделью. Космическая модель Данте складывалась под влиянием идей Аристотеля, Птолемея, Аль Фергани и Альберта Великого, и самое главное, идей Пифагора. Циркульное построение кругов Ада получает такое объяснение: круг - образ совершенства, но круг, расположенный вверху, - совершенство добра, а внизу - совершенство зла. Архитектура Ада - совершенство зла. Особенное воздействие оказало на Данте противопоставление прямого, как равного добру, кривому, являющемуся графическим эквивалентом зла. Движение грешников в Аду совершается по замкнутым кривым, движение же Данте - по восходящей спирали, которая переходит в полет по прямой. Отличие Данте от Пифагора: не центр сферы, а вершина мировой Оси является точкой его пространственной и этико-религиозной ориентации. Последователи Пифагора выделили ряд основных бинарных противопоставлений, таких как 'чет/не-чет', 'правое/левое', 'предельное/беспредельное', 'мужское/женское', 'единое/множественное', 'свет/тьма', но основная для Данте оппозиция 'верх/низ' в их системе остается невыделенной.

Таким образом, пространственная модель дантовского мира составляет определенный континуум, в который вписываются некоторые траектории индивидуальных путей и судеб. После смерти душа человека проделывает в континууме Мировой Конструкции определенный путь, который приводит ее в соответствующее ее нравственной ценности пространство. Но блаженные души находятся в покое непрерывного пребывания, между тем как грешные совершают постоянные циклические движения - иногда в форме непосредственных пространственных перемещений, иногда в виде повторяющихся превращений: разрубаемые на части, они тотчас же обретают целость облика, чтобы вновь быть разрубленными; сгорая, они возрождаются из пепла, чтобы вновь гореть; обрастают кожей, которую с них непрерывно сдирают, и т. д.

На этом фоне резко выступает фигура Данте, который обладает свободой всех передвижений, поскольку его движение вверх включает в себя познаниеи всех ложных путей. Однако не только Данте обладает в 'Комедии' резко выраженной индивидуальной траекторией движения. В этом аспекте должен быть назван один персонаж произведения - Улисс. Действительно, нельзя не признать, что путешествие Улисса представляет собой весьма своеобразный эпизод.

Образ Улисса в 'Комедии' двоится. В 'Злые щели' Улисс попал как податель коварных советов. Улисс, как и Данте, наделен индивидуальным путем. Между их трассами в мировом континууме (системе) есть еще одно существенное сходство: они - герои прямого пути. Сходство проявляется и в том, что пути их воплощают открытое движение, порыв в бесконечность; начинаясь в точно обозначенных местах, они движутся в избранном направлении, а не стремятся к заранее обозначенному конечному пункту. Однако имеется коренное различие: смысл пути Данте воплощен в порыве вверх, каждый шаг его отмечен по этой шкале, представляя спуск вниз или подъем ввысь. Путь Улисса - единственное в 'Комедии' значимое движение, для которого ось 'вверх-вниз' не релевантна (не существенна, не подходит): вся трасса развертывается в горизонтальной плоскости. Если Данте помещен внутрь хрустального космического глобуса, трехмерное пространство которого пронзено вертикальной осью, то Улисс путешествует как бы по карте.

Улисс — своеобразный двойник Данте. Во-первых, они оба постоянно находятся в движении и постоянно пересекают границы запретных пространств. Только Данте и Улисс - добровольные или вынужденные изгнанники, гонимые могучей страстью, пересекают рубежи, отделяющие одну область мироздания от другой. Во-вторых, их роднит общность маршрута: и Данте, и Улисс спешат в одном направлении; разными путями они движутся к Чистилищу. Хотя путешествие Данте совершается в инфернальном мире, а Улисса - в реальном географическом пространстве, — цель, к которой они спешат, одна.

Второй раз Улисс вспоминается во время вступления поэта в зону Близнецов. Оказавшись в точке, антиподной месту гибели Улисса, Данте совершает перелет к меридиану Геркулесовых столпов и далее, в бесконечной выси, повторяет путь Улисса, пока не оказывается над местом его гибели, на меридиане Сион - Чистилище. Здесь по оси падения Люцифера, проходящей через место, где разбился корабль Улисса, он совершает взлет в Эмпирей. Таким образом, путешествие Данте как бы продолжает путешествие Улисса с момента гибели последнего. До этого момента они как бы дублируют друг друга.

Жажда знания у Улисса внеморальна — она не связана ни с нравственностью, ни с безнравственностью, она лежит в другой плоскости и не имеет к этическим проблемам отношения. Даже Чистилище для него - лишь белое место на карте, а стремление к нему - путешествие, диктуемое жаждой географических открытий. Данте - паломник, а Улисс - путешественник. Не случайно Данте в его инфернальном и космическом паломничестве всегда имеет Водителя - Улиссом руководит лишь его дерзость и отвага.

Данте разглядел в нем нечто более общее, чем психологию ближайшего будущего — черты, присущие научному и культурному сознанию нового времени: разделение знания и морали, открытия и его результата, науки и личности ученого.

Вопрос 9. Основные этапы формирования культуры Нового времени.

Именно в XIX веке возникли философия культуры и культурная антропология как систематические науки. Тогда же появилась социология, которая, по сути, началась и развивалась как наука о культуре». эпоха Возрождения, с которой, собственно, и начинается то, что мы назвали открытием культуры. Возрождение утверждало право человека на собственную мысль и деяние, несводимых целиком к божественной «мысли* и «деянию». В конечном счете это привело к отделению культуры от религиозного культа, к появлению светской культуры, во всем противоположной культуре Средневековья с ее господством Церкви и религии в духовных и мирских делах. Творцом этой культуры является уже не Бог, а человек, причем не вообще человек, а вполне конкретная личность - художник, поэт, писатель, философ. Интерес к человеку становится преобладающим для всей эпохи Возрождения. Соответственно возрастает роль наук, получивших название «studia humanitatis», - филологии, риторики, истории, этики. Возрождение стало эпохой рождения нового типа мировоззрения, получившего название гуманизма. В русле этого мировоззрения оформится впоследствии и философская идея культуры.

Гуманистический индивидуализм, рожденный в эпоху Возрождения, не следует смешивать, однако, с так называемым «буржуазным индивидуализмом» Нового времени - индивидуализмом частного лица, бюргера, нашедшим свое обоснование и оправдание в идеологии Просвещения.

Эволюция гуманизма от христианского, по терминологии Владимира Соловьева, богочеловечества к антихристианскому человекобожеству (т. е. обожествлению самого человека), что, по существу, равно безбожию, и есть то главное, что не приемлют в нем русские религиозные мыслители. Последующая эпоха, связанная с появлением буржуазного общества, трактуется Бердяевым под углом зрения конца Ренессанса и кризиса гуманизма, а вместе с ними и конца человеческой истории в ее земном воплощении.

Вместе с тем Возрождение было только первой «дверью», ведущей из Средневековья в Новое время. Двумя другими стали Реформация и Просвещение. Лишь пройдя все три, европеец обрел в собственных глазах статус современного человека, подающего другим народам пример культурного существования и развития.

Европейская культура Нового времени складывалась, как известно, на пересечении двух мощных культурных традиций - античной и христианской, идущих из Афин и Иерусалима. Если Возрождение стало обращением средневекового человека к античной традиции, то Реформация, начавшаяся в Германии XVI века, явилась его обращением к раннехристианской традиции, как она представлена в Священном Писании, в Библии. Ни Церковь, ни духовенство (клир), согласно Лютеру, не властны в делах веры. Христианин может достичь спасения только собственной верой («Только верою» - sola fide), целиком уповая на «милость Божию». Такая свобода имела, разумеется, мало общего с тем, как ее понимали гуманисты. Если последние стремились эмансипировать прежде всего человеческую плоть и волю, наделяя их способностью к творчеству, равной божественной, то Реформация, наоборот, усматривала в свободной воле человека источник его греховности, требовала ее полного подчинения воле божественной.

Наряду с лютеранством другим значительным рефор-мационным движением, оказавшим глубокое влияние на англосаксонские страны, стал кальвинизм (по имени его основателя - швейцарца Жана Кальвина). Как и Лютер, Кальвин утверждает бессилие человека перед властью Бога, ничтожность и греховность человеческой природы, но в подобном самоуничижении человека идет дальше Лютера. Человек вообще не властен над своей судьбой, никакими добрыми поступками он не может обеспечить спасения своей души - все заранее и до его рождения предопределено Богом. Наша жизнь принадлежит Господу, и только ему ведомо, кто будет спасен, а кто осужден на вечное проклятие. Единственное, что может человек, - это противостоять изначально порочным склонностям и влечениям своей природы, «отречься от себя» «отбросить все заботы о себе», посвятив свои помыслы достижению того, что хочет от него Бог. Человек и в миру должен жить как монах, усмирять свои страсти и умерщвлять плоть («мирская аскеза»), ставя перед собой единственную цель служить Богу не молитвами и церковными обрядами, а земными делами.

При всем значении гуманизма и Реформации для становления культурного самосознания европейского человека они не стали еще временем рождения философского знания о культуре.

XVII век - это век Галилея и Ньютона, заложивших основы современного естествознания. Одновременно это век рождения классической философии Нового" времени - как рационалистической в лице Декарта, Спинозы, Мальбранша, Лейбница, так и эмпирической и сенсуалистской, связанной с именами Бэкона, Гоббса и Локка. Первые видели свою задачу в построении метафизической картины мира, базирующейся на признании умопостигаемой, единой для мира вещей и идей сверхчувственной субстанции, вторые, оставаясь в границах чувственного опыта, стремились сформулировать общие для природного и человеческого мира принципы и методы познания. Для тех и других эталоном человеческого познания была математика. В границах земного мира все должно подлежать ведению математики: человеческое бытие в той же мере, что и устройство Вселенной, Математика не подменяет всей науки и метафизики, но являет собой идеальное воплощение разума, насколько тот доступен человеку.

Обращение философов к разуму, трактуемому исключительно как разум натуралиста, не давало еще возможности разграничить природу и культуру ни в их реальном существовании, ни в плане их познания. Основа для такого разграничения появится чуть позже — с переходом от метафизического к историческому видению человеческого мира.

Более или менее четкое осознание этого факта придет лишь в эпоху Просвещения (XVIII век), которая завершит начатое Возрождением открытие культуры. Именно эта эпоха даст начало классической философии культуры — еще не как особой философской дисциплины, но как содержащейся в общем корпусе философского знания весьма развитой идеи культуры.