Май 1896. Власть и ответственность – разделить!

Коронацию 1896 года отделяло от коронации 1883 года всего 13 лет. Срок ничтожный не только по историческим меркам, но и просто по человеческим.

Река времен на сей раз не могла унести в своем течении ни людей, ни воспоминаний. Во всяком случае, подавляющее большинство таковых. Выдумывать ничего было не надо, благополучный исход коронационных мероприятий, казалось, был виден заранее.

Тем более в основу проведения торжеств даже официально был заложен «принцип прецедента», схема их проведения должна была повторить таковую 1883 года.

Практически все участники и устроители коронационных торжеств 1883 года благополучно дожили до мая 1896, а тем более до весны 1895, когда была утверждено «Предварительное Росписание» их устройства и проведения. Времени оставалось больше года, денежные траты не лимитировались. За работу, товарищи-господа.

И господа-товарищи за работу взялись.

Прежде всего, был существенно нарушен, если не полностью искажен «принцип прецедента». А именно, был нарушен принцип единоначалия в проведении торжеств, а напротив – создано как минимум двоевластие. Произошло то, что следует избегать даже при подготовке детского утренника: власть и ответственность были разделены.

Вопреки всякой логике и просто здравому смыслу устройство майских «коронационных народных зрелищ и увеселений» 1896 года в Москве было изъято из ведения московского генерал-губернатора Великого Князя Сергея Александровича и всецело передано Министерству Императорского Двора[7].

Принятие мер по охране и обеспечению безопасности народных гуляний также взяло на себя Министерство Двора[8].

В самой Москве, не считая, по-прежнему Кремля, полнота ответственности за обеспечение безопасности собственно коронационных торжеств, особы Государя Императора и лиц Императорской фамилии была возложена на московские власти.

В Кремле же порядок и безопасность, как и в 1883 году обеспечивала Дворцовая полиция, поддержанная силами Личного Конвоя Его Величества.

Зародыш катастрофы

Таким образом, получился в буквальном смысле слоеный пирог «разделения ответственности».

Действительно, в месте проведения «народного праздника» на Ходынском поле за все отвечает Министерство двора, то есть – Петербург.

От Ходынки до Тверской заставы, сразу за теперешним Белорусским вокзалом, отвечает вообще непонятно кто, поскольку полномочия московской полиции и ее обер-полицмейстера формально на границе застав заканчиваются, и начинается зона ответственности полиции подмосковной, конкретно, 3-го полевого стана Московского уезда.

Далее от Тверской заставы до стен Кремля несет ответственность за безопасность Императора и населения полиция московская, которая с этой задачей справляется блестяще, как на самой Коронации, так и при ее подготовке.

Так уже 4 мая 1895 года была арестована в полном составе террористическая группа из 35 человек московских студентов, под руководством Ивана Распутина. Планировалось закидать коронационную процессию самодельными динамитными бомбами, испытания которых успешно прошли в апреле того года в ближнем Подмосковье.

И, наконец, в самом Кремле, вновь распоряжается Министерство Двора. При этом общую ответственность за личную безопасность Императора несут Великий Князь Сергей Александрович и опять же московская полиция.

Строго говоря, во время коронации присутствовала и третья сила.

Как мы знаем, гвардейскими частями, прибывшими в Москву в немалом количестве также вроде бы для поддержания порядка и обеспечения безопасности монарха, командовал Великий Князь Владимир Александрович. А вот Великий Князь Сергей не имел пока отношения к командованию даже войсками Московского округа. Командующим округом он станет только после коронации. Возможно, что и с учетом Ходынки.

Именно в этом многослойном разделении ответственности между Москвой и Петербургом за благополучное протекание единого по существу, говоря современным языком, мероприятия и был грамотно заложен зародыш будущей катастрофы.

В результате интриг

Так что обвинения московских властей в выборе неудачного места для народного торжества и в преступно плохой его организации, являются результатом более чем столетней злонамеренной дезинформации.

Между тем, еще 1 января 1896 года, в один день с коронационным Манифестом, Именным указом Правительствующему Сенату «все распоряжения по приготовлению к Священному Коронованию» было «признано за благо возложить на министра Императорского Двора».

А «Правительственный вестник» в номере от 4 мая 1896 года повторно донес до всех, кто желает слышать, что: «Все распоряжения по приготовлению к торжествам были возложены на Министра Императорского Двора, графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова».

Сравнительно недавно, на этот факт обратили внимание авторы комментариев к воспоминаниям генерала Николая Алексеевича Епанчина. Они же привели и причину столь странного решения:

«В результате интриг министра императорского двора Воронцова-Дашкова, великий князь Сергей Александрович с самого начала подготовки к коронации был отстранен от контроля за проведением народных гуляний.

Когда произошла трагедия, Воронцов-Дашков попытался уйти от ответственности, свалив вину на великого князя, инспирировав, глубоко тенденциозный доклад статс-секретаря графа Палена»[9].

Похоже, в выдвижении на первый план Воронцова-Дашкова сыграла роль императрица-мать Мария Федоровна, «особым благоволением» которой пользовался Министр Двора, и «которая в то время имела еще очень большое влияние на Государя»[10].

Следует также учесть, что с одной стороны жена Министра Двора была близкой подругой Марии Федоровны, а с другой она недолюбливала свою невестку Александру Федоровну, а с некоторых пор и ее сестру Елизавету Федоровну, а с ними и ее мужа Сергея Александровича.

Объективно поведение Марии Федоровне играло на руку либеральной партии при дворе, осложняя и без того трудное положение, в котором оказался молодой Император после безвременной кончины Отца. Этот же фактор вполне мог помешать объективному расследованию Ходынской катастрофы.

Биографы Министра Двора его свидетельствуют, что «в правительстве Воронцов-Дашков представлял интересы либеральной бюрократии»[11]. Витте, которого связывала с Воронцовым в том числе и совместная деятельность по Священной Дружине, довольно странной и до сих пор не вполне разъясненной организации[12], также считал Иллариона Ивановича «человеком довольно либерального направления», что на взгляд Сергея Юльевича, было большим плюсом.

Очевидно, что либерализм Воронцова заведомо осложнял даже деловые контакты между ним и Великим Князем Сергеем Александровичем, который либералом отнюдь не был.

Считают обычно, что граф Воронцов-Дашков был слишком большим вельможей, чтобы лично заниматься такой мелочью, как организация мероприятия на Ходынском поле. Впрочем, о его служебных и деловых качествах подробно будет рассказано ниже, читатель сам составит мнение.

Непосредственное устройство «народного праздника», который должен был состояться там 18 мая 1896 года, было поручено действительному статскому советнику Николаю Николаевичу Беру 1-му, согласно приказу по Министерству Императорского Двора от 8 марта 1895 года, с учреждением при нем «Особого Установления по устройству коронационных народных зрелищ и увеселений».

Немного географии

Само место гуляний представляло собой почти правильный прямоугольник. Если стоять на Ходынском поле лицом к Петровскому замку и шоссе, то можно сказать, что северная длинная сторона этого прямоугольника, вытянутая вдоль Петербургского шоссе, левым концом доходила примерно до южного входа в метро «Аэропорт», а правым – почти до 1-го Боткинского проезда.

Сам Петровский замок был примерно по центру, и против него на поле был выстроен Императорский павильон, размером едва ли не превосходящий замок. Правая сторона прямоугольника шла вдоль будущего 1-го Боткинского проезда, не доходя до него на полсотню-сотню шагов, по разным оценкам. И тянулась также примерно до улицы Поликарпова, поскольку до постройки больницы Солдатенкова, нынешней Боткинской, оставалось еще полтора десятилетия.

За левой стороной «прямоугольника гуляний» сразу начинался Всесвятский лес в направлении метро «Сокол», где до наших дней уцелела не только Всесвятская церковь, но и рядом с ней здание пожарной части, с каланчи которой в те времена было видно все подмосковное пространство, по крайней мере до площади Белорусского вокзала, тогдашней Тверской заставы. Там и стояла Триумфальная арка, переехавшая в 1960-е годы на Кутузовский проспект, после временной ее деструкции ленинскими борцами за народное счастье. Лес, а скорее березовая роща, остатки которой сохранились почти до наших дней в районе улицы Куусинена, окаймляли и южную сторону нашего прямоугольника.

Приведенный ранее план Ходынки 1895 года мало детализирован, поэтому приведем для наглядности фрагмент плана Москвы 1913 года (схема 1). На участке карты, обозначенном, как «Место выставок» в коронацию 1883 года стояли павильоны Пятнадцатой Всероссийской промышленно-художественной выставки 1882 года, занимая в ширину территорию от нынешнего 1-го Боткинского проезда до Беговой улицы. Бега и Беговые павильоны в том или ином виде были и тогда на том же месте, что и сейчас.

Оказалось, что выставка 1882 года и ее дальнейшая судьба напрямую связаны с нашим расследованием, а потому посвятим ей несколько слов. Тем более она их стоит.

Картинки выставки

Пятнадцатая Всероссийская промышленно – художественная выставка 1882 года стала самой грандиозной выставкой России XIX − начала ХХ века. Перед открытием ее 20 мая текущего 1882 года, был отслужен молебен перед иконой Иверской Божьей матери. Только число участников составило четыре тысячи, а посетителей выставка собрала не менее миллиона, что для тех годов было весьма внушительной цифрой.

Выставка представила плоды деятельности народов Российской империи за двенадцать лет, прошедших с последнего подобного смотра 1870 года в Санкт-Петербурге. Затраты только казны на ее проведения составили два миллиона рублей.

Громадная экспозиция разместилась в восьмидесяти павильонах, построенных на Ходынском поле на площади в 30 гектаров, и ставших своего рода городом в городе. И занимала на карте Москвы и ближайших ее окрестностей значительно большее место, чем указанное на плане Москвы 1913 года «Место выставок». Во всяком случае – в глубину от Петербургского шоссе.

На сохранившемся современном рисунке, дающем общий вид Выставки с высоты птичьего полета, ясно видно, что дальняя от шоссе часть прямоугольника Выставки отстоит от него на большее расстояние, чем дальняя часть бегового овала. Так что масштабы можете прикинуть сами.