Д-ра Г. В. Сегалина.

Теперь перейдем к изучению психотического компонента в структуре эврореактивных типов, его роли в механизмах выявления этой одаренности. Мы можем говорить о роли психотического компонента в механизмах выявления одаренности в двояком смысле: во-первых, психотический момент может играть роль в процессах родового (филогенетического) выявления одаренности, во-вторых, психотический компонент может играть роль в процессах видового (онтогенетического) выявления одаренности (или выявления эврореактивности в собственном смысле этого слова). О роли психического компонента в процессах родового (филогенетического выявления одаренности мы говорили в предыдущих наших работах,1 поэтому мы отсылаем читателя по этому вопросу к этим работам. Вспомним только здесь, что точка зрения, которую мы там развивали, относительно роли психотического компонента в родовом выявлении одаренности, была у нас следующая. Психотическии компонент, при процессах родового (филогенетического) выявления одаренности, способствует образованию новых генетических условий для создания новой психической структуры путем биологического сдвига этой структуры из одной формы в другую. Эта роль психотизма, в конечном счете сводится к диссоциирующей роли психотического момента, благодаря чему гипостатически заторможенные силы должны быть генетическим же путем диссоциированы таким образом, что эти гипостатические силы могут быть сдвинуты с мертвой точки в такую новую структуру, где бы они стали активными “реактивными”, динамическими "живыми”, а не скрытыми, пассивными. Психотическое начало в этом случае играет роль “реагента” в некоей биологической реакции, которая трактовалась нами, в другом месте, как гипостатическая реакция,2 результатом которой появляется реактивный тип с новой структурой, с новым механизмом выявления этой, до сих пор скрытой энергии.

Таким образом, ссылаясь здесь на соответствующие, вышеупомянутые работы, относительно роли психотизма в родовом выявлении мы здесь перейдем к вопросу о видовом (онтогенетическом) выявлении одаренности, т.е. о роли психотического компонента, уже у эврореактивных типов, рожденных как таковые с готовыми данными для этой эврореактивности.

Какова же эта роль психотичеекого у рожденных с этой новой структурой? Сыграло ли эту роль психотическое начало или оно продолжает действовать? Из клинической патологии мы знаем как оно продолжает действовать отрицательно, но мы об этом отрицательном действии здесь говорить в обычно клиническом смысле не будем. Мы здесь учтем те положительные моменты психотического начала, которые будут играть роль дальше в онтогенетическом развитии эврореактивного человека.

В предыдущей работе мы указывали на все те свойства, которыми отличается психика великих людей. Но все эти, в предыдущей главе перечисленные свойства гипостатической сферы одаренного человека—еще недостаточны для акта творчества. Это еще только составляет гениальность в потенциале. Это еще, если можно так выразиться, замешанное тесто гениальной продуктивности, для которого необходимы еще дрожжи.

Необходим еще один фактор, который бы эту потенциальную кумулятивную энергию сделал бы кинетической. Тем более это необходимо, что огромный объем гипостатического материала подсознательного с его колоссальной, по интенсивности энергией, не может себе найти выхода при тех нормальных условиях скованного состояния, пока аппарат сознания нормирует строго-сочетательно развертывание кумулятивного опыта психического в тех маленьких дозах, которые удовлетворяют только целесообразной потребности повседневной жизни.

С другой стороны малая пропускная способность нормального аппарата сознания сама по себе также служит тормазом для проявления кумулятивных свойств подсознательного аккумулятора, ибо структура аппарата сознания остается та же, несмотря на то, что кумулятивные силы выросли в нечто огромное и непропорциональное по размерам по отношению к аппарату сознания. Иначе говоря (продолжая аналогию сцены и кулис) маленькая обыденная сцена не соответствует невероятно огромным размерам и качественным силам закулисных сфер.

В самом деле, в каком бы положении очутилась труппа актеров, имеющая в своем составе лучших артистов мира и вынужденная выступать на сцене, по своим размерам могущем удовлетворить лишь провинциальные любительские потребности.

Ясно, что такая труппа не может себя продуцировать в таких скованных условиях и будет стремиться найти другой выход из этого положения.Точно в таком же противоречивом положении находится гипостатическая психика гениальных людей со своим аппаратом сознания, и также ясно, что должен наступить момент, когда эти гипостатические силы будут стремиться изменить самую пропускную систему аппарата сознания; иначе говоря, она будет стремиться проявить свои кумулятивные свойства через посредство другого психомеханизма.

Спрашивается, какая сила может изменить эти анормальные соотношения психики великого человека? Кто может взять на себя роль дрожжей для готового теста гениальности?

Ясно, что это может сделать только такой фактор, который совершает процесс диссоциации личности гениального человека, процесс расторможения кумулятивных сил от аппарата сознания. Благодаря этому получается новый психомеханизм пропускной системы, правда, психомеханизм анормальный, насильственный, часто разрушающий попутно самый аппарат сознания, но зато дающий выход скованным до сих пор подпольным кумулятивным силам гипостаза. Диссоциация личности— в форме ли явного психотизма, в форме ли психической анормальности или деффективности, служит той лазейкой, той дырой, через которую проникает творческая энергия и тем служит положительным фактором в том смысле, что, разрывая сочетательную связь гипостатической сферы от задерживающих и контролирующих центров аппарата сознания—освобождает огромные залежи психических комплексов. Эти психические комплексы вырываются с титанической силой к автономности, к протесту, к творческой активности, захватывают и подчиняют и изменяют свой аппарат сознания настолько, что в лучшем случае ему отводится роль скромного сотрудника или даже наблтодателя в процессах творчества.

Роль насильственно диссоциативного момента в гениальной продуктивности здесь имеет полную аналогию, с таким же насильственно диссоциативным моментом при механизме женских родов.

Пллоду в утроое матери, в известный момент беременности, делается невозможным дальнейшая жизнь в таких условиях и для его выхода наружу к нему приходят на помощь насильственно диссоциативный момент со всеми неприятными и болезненными для матери последствиями (насильственные разъединения и изменения тканей в организме матери, кровотечения, болезненные схватки и прочие симптомы родов). Точно также и здесь для гениальных “родов”, насильственно-диссациативный момент в известное время, когда плоду подсознательной кумуляции делается дальнейшее существование невозможным и ему нужен выход наружу, он производит для этого механизм насильственных изменений и разъединении аппарата сознания от гипостатического аппарата. Все патологические симптомы и последствия сопровождают этот насильственный акт психической диссоциации. Таким образом, психотические симптомы, данные эвроактивному типу, как нечто конституциональное, служат ему диссоциирующим или динамизирующим фактором, открывающим “подвалы” кумулятивного богатства.

Вот эти то соотношения и дают патологические симптомы. психотизма (или психической дефективности), как обязательно-сопровождающий симптомы гениальности личности и гениальной продуктивности как единый органически-целый синдром этой гениальной личности.

Эти соотношения и делают нам понятным ту загадочную связь между гениальностью и психотизмом, которая вызывала столько ложных выводов и заключений.

Итак, из всего изложенного, мы видим, что для онтогенетической эврореактивности необходима такая психическая структура личности: во-первых необходимо, чтобы у этой личности был в наличии подсознательно-кумулятивный фактор, который в количественном отношении должен превосходить норму обыкновенных людей, (т.е. людей не творящих), благодаря чему его количество-качество будет (обладая огромными кумулятивными свойствами) иметь тенденцию, как огромная кумулятивная сила делаться эвро-реакгивной; во-вторых, наличие большей или меньшей степени диссоциативного процесса психики, расщепляющего аппарат сознания от гипостатического подсознания, вследствие чего подсознательный аккумулятор как бы обнажается и делается активным для разряда.

Первый компонент кумулятивно-подсознательный, или назовем его просто кумулятивным компонентом, мы уже рассматривали в предыдущей главе с точки зрения его структуры, его образования количественных и качественных свойств. Изучение этих свойств должно быть поставлено, как одна из важнейших проблем эвропатологии, и именно в той концепции, как это было намечено выше. Изучение, таким образом, этого компонента нам дает ту часть симптомокомплекса одаренности, которую мы обозначаем, как кумулятивный симптомокомплекс одаренности (или симптомы “плода”).

Понятно, что тот или иной характер кумуляции (зрительный, слуховой, смешанный) даст ту или иную специфическую кумуляцию или специфическую одаренность, а соответственно этому тот или иной кумулятивный тип одаренности. Отчего зависит та или иная специфичность этой кумуляции, мы здесь не будем рассматривать.

2-й компонент, который мы называем диссоциативным компонентом, и который по существу является активатором предыдущего компонента, даст нам наряду с кумулятивным симптомокомплексом, диссоциативный симптомокомплекс гениальности.

Диссоциативный симптомокомплекс дает те симптомы психотизма или психической анормальности, которые принимались за дегенеративные симптомы у великих людей школой Ломброзо.

Характер и форма диссоциативного симптомокомплекса в свою очередь даст ту или иную структуру гениальности, как в отношении внешней формы, так и в отношении внешнего проявления. Так эпилептический симптомокомилекс диссоциативности даст совершенно другой тип механизма гениальности, нежели допустим шизофренический симптомокомплекс диссоциативности.

Кумулятивные свойства подсознательного аккумулятора, сделавшиеся под влиянием диссоциативного момента эврореактйвным и выявляются уже теперь, как соединенные вместе два компонента в одно целое, как “вдохновение”, как “творчество”, как “интуиция”, иначе говоря, как творческий приступ, как “творческие роды”.

В этом творческом приступе—роль первого компонента— кумулятивно подсознательного комплекса—проявляющего кумулятивные свойства—сведется к тому, чтобы дать содержание или “плод” в этих “родах” гениального творчества. Роль второго же компонента, диссоциативного, сведется к созданию динамики своего механизма “родов” и создания условий для появления на свет гениального детища. Короче говоря—диссоциативный момент образует Mechanismus Partus Ingenialis, т.е. динамику процесса гениальных “родов”. В последующих работах мы намерены подробнее остановиться на изучении этого Mechanismus Partus ingenialis и на симптомотологии этого механизма, мы увидим, что механизм этих “родов” также имеет свои “нормальные роды” и свои “патологические роды”. Но отнюдь это деление нe совпадает с делением на “больное” и “здоровое” творчество, которое делается философско-психологическими “знахарями”. Здесь мы пока только отметим основную и общую роль психотического компонента вообще у эврореактивных типов—роль эта сводится к созданию иных механизмов тем или иным путем диссоциированной психика, в целях освобождения скрытой заторможенной энергии одаренности.

Помимо этого основного значения психотического фактора, как фактора создающего сам по себе тот или иной механизм гениальных “родов” (resp. эвроактивности) психотическое начало смотря по тому, к какому психотизму это начало принадлежит, может попутно быть тем или иным двигателем в этом механизме. Все те психотизмы, которые характеризуются повышением эмоционально-волевого аппарата психического, как например, маниакальные и гипоманиакальные состояния (resp. циклофренические и циклоидные состояния), точно также все те формы аффектэпилептические и истерические состояния, дающие также повышенный эмоционально-волевой аппарат психический, дадут также при эзрореактивных приступах (“вдохновения”), повышенную гиперкинетическую динамику всех тех эвро-реактивных комплексов, долженствующих быть творческими. Поэтому, все те эврореактивные типы, получившие в своей структуре следующие психотические компоненты: 1) циклофренические и циклоидные; 2) аффект-эпилептические состояния и истероэпилептические состояния; 3) все другие психотические и психо-невротические состояния, сопровождающиеся повышением эмоционально-волевого аппарата, будут иметь именно такое гиперкинетическое значение для эвро-реактивности.

Таким ярким примером, где психотическое начало служит таким гиперкинетическим двигателем эврореактивных приступов (т.-е. динамизирующим моментом в Mechanismus Partus ingenialis) служит пример композитора Гуго Вольфа.

История болезни Гуго Вольфа и история развития его творчества представляют собой самую яркую иллюстрацию в этом отношении.

История развития его творчества такова.

До 27 лет жизни Гуго Вольф ничего не создал и ничего не напечатал. Он пока только талант в потенциале.

На 28 году его жизни, т.е. 1887—88 годы оказались в истории развития его творчества знаменательными. В 1887 году он потерял отца, которого очень любил. Это событие его сильно потрясло. Он заболевает психически. Развиваются у него целый ряд приступов маниакальной экзальтации, свойственных началу прогрессивного паралича. Во время первого приступа маниакальной экзальтации у него развивается необычайная эвроактивность, сделавшая его знаменитым композитором. Беспрерывно в каком то исступлении “счастливый” он сочиняет песню за песней в состоянии этих маниакальных приступов.

В том же году один его друг, Экштейн, издал первые сборники его песен. До тех пор Вольф был под спудом. Теперь гений его развернулся. Устроившись в Перхтольдсдорфе возле Вены, он написал в феврале 1888 г., в абсолютной тишине, в течение трех месяцев, 53 песни на стихи Эдуарда Мерике (швабского пастора-поэта, умершего в 1875 году, который, непонятый или осмеянный при жизни, приобрел теперь в Германии большую популярность). Вольф сочинял эти произведения в состоянии маниакальной экзальтированности.

“— Теперь семь часов вечера, и я так счастлив, счастлив, как счастливейший из королей. Еще новая песня. Сердце мое, если бы ты ее слышал. Тебя бы чорт побрал от удовольствиям.

“Еще две новых песни. Одна из них звучит так ужасно стран­но, что пугает шия. Ничего подобного до сих пор не было.3 Да поможет Бог бедным людям, которые ее когда-нибудь услышат”.

“Если вы услышите последнюю песню, только что мною сочиненную, у вас не может в душе больше остаться никакого желания, кроме как умереть. Ваш счастливый, счастливый Вольф.4

Едва успел он окончить “Morike-Lieder, как принимается за серию песен на стихотворения Гете. В три месяца (декабрь 1888—февраль 1889) он написал весь “Goethe Liederbuch”—51 песню, из которых некоторые, как “Прометей" представляют собою большие драматические сцены.

В том же году, он, издав том “Песен” на слова Эйхендорфа, все еще в Перхтольдсдорфе, устремился к другому циклу песен—Spanisches Liederbuch”—на испанские стихотворения в переводе Гейне; он написал все 44 песни в том же состоянии “неистовой-радости”.

“То, что я нынче пишу, я пишу для будущего. Со времени Шуберта, Шумана не было ничего подобного”.

Два месяца спустя после окончания “Spanisches Liederbuch” в 1890 году он сочинил еще цикл песен на стихотворения великого швейцарского писателя Готфрида Келлера “Alte Weisen”. Наконец, в том же году он начал “Italienisches Liederbuch” на итальянские стихотворения в переводе Гейбеля и Геизе.

А затем первый маниакальный приступ кончается. Наступило молчание. Эвроактивность прекращается. Таким образом, в итоге, за период 1-го маниакального приступа, т.е. с 1888 по 1890 год он написал одну за другой, подряд, в каком-то исступлении 53 “Morike Lieder”, 51 “Goethe lieder”, 44 испанских песни, 17 песен на слова Эйхендорфа, с десяток песен на слова Келлера и первые “Итальянские песни”: всего около 200 песен, все полные необычайной индивидуальности.

Вслед за тем его музыка замолкает вместе с окончанием маниакального приступа. Родник перестает бить. Вольф, охватываченный депрессией и тоской, пишет отчаянные письма:

“О том, чтооы сочинять, нет и помину. Бог знает чем это кончится. Молитесь за мою бедную душу.” 5

“...В продолжение четырех месяцев я страдаю от духовного маразма, который наводит меня на мысль, весьма серьезную— навсегда бежать из этого мира,.. Жить должен только тот, кто действительно живет. Я давно уже мертвец. Если бы это было только мнимой смертью. Но я умер и погребен: способность управлять моим телом одна лишь доказывает мне, что я как будто живу. Пусть бы материя скоро последовала за духом, который исчез. Это мое заветное, мое единственное желание. Вот уже две недели, как я живу в Траункирхене, жемчужине Траунского озера... Все удовольствия, какие только может пожелать человек, соединились здесь, чтобы даровать мне счастливый удел.6 Покой, уединение, прекрасная природа, самый освежающий воздух. Одним словом, все, что может придтись по вкусу отшельнику такого сорта, как я. И, однако, мой друг, я самое несчастное существо на этой земле. Все вокруг меня дышит счастьем и Миром, все колышется и трепещет и делает то, что ему следует делать;.. Один лишь я—о, Господи, один лишь я живу, как глухое и тупое животное. Разве что чтение меня еще немного развлекает. В моем отчаянии я прямо набрасываюсь на него. Что да сочинения, то с ним покончено: я не могу себе даже больше вообразить, что такое, какая-нибудь гармония или мелодия, начиная почти сомневаться, что сочинения, носящие мое имя, были в самом деле моими. Боже милостивый! К чему весь этот шум, к чему все эти великолепные проекты, если все это было лишь для того, чтобы дойти до такого жалкого состояния.