Компания «Танцпол» имеет честь пригласить Вас. 33 page

Андрею как-то сразу стало легче, теперь уже не к чему было притворяться.

Действие этого акта под горячее стало быстро приближать всю комедию к финалу. Выслушивая о себе в третьем лице много нового и поучительного, Андрей только сдерживал дыхание. Видя, что назидание не идет впрок, бабушка сменила помпу на ручные фанаты и закидала егоубийственными метафорами. Андрей заскрипел зубами, но и тут сдержался.

В разгар этого непринужденного веселья слегка захмелевший дедушка заскучал и неожиданно предложил ему выпить. Еще полгода назад, впервые оказавшись в этой квартире, Андрей обратил внимание на громоздящуюся в серванте уменьшенную модель Эйфелевой башни. Замысловатая бутылка метровой высоты содержала в себе ликер «Гальяно», необыкновенно желтого цвета и, судя по всему, такого же необыкновенного вкуса Это был любимый бабушкин ликер, который она предпочитала цедить наперстками. Сейчас, поднимаясь в атаку, Андрей кинулся к этому желтому снаряду, схватил его, как противотанковое ружье, прицелился в бабушку и начал разливать.

Месть — то блюдо, которое подается холодным. Надеясь на то, что в больших дозах «Гальяно» имеет очень мерзкий вкус, Андрей до краев наполнил им высокий дедушкин стакан, а после придвинул к бабушке только что подаренное ей хрустальное ведро и влил в него оставшуюся пару литров ликера.

Над пиршественным столом повисла гробовая тишина.

— Ну что же, можно и выпить. Долгие лета! — ядовитым голосом произнес Андрей, вытряхивая на дно фужера последние капли любимого бабушкой нектара

Он поднял этот пустой фужер и сквозь желтые разводы на его стенках дерзко посмотрел на противоположную часть стола

— Дурацкая выходка, молодой человек, — ледяным тоном сообщила бабушка.

— Пей до дна! — радостно запищала Лизочка, кидая в желтый бассейн мандариновую корку.

— Мама, — в ужасе шепнула Марина.

— Спасибо за угощение, — резанул ее шепот Андрей. — Было неплохо. Но буду прощаться. Всего.

Он встал, опрокинув стул, и выбрался из тесной комнаты.

— Мама, Лиза останется у тебя, я позвоню! - кричала где-то сзади Марина. — Лизочка, я завтра приеду, слушай бабушку...

Выйдя из подъезда на морозный воздух, Андрей так хлопнул дверью, что грохот прокатился по темному двору. Марина догнала его, когда он уже ловил машину на замерзшей улице. Машин не было. Не приближаясь друг к другу, они долго стояли, потом еще дольше шли по спальным кварталам. В конце концов их подобрало случайно объявившееся такси, и мрачные новостройки медленно поплыли в запотевших стеклах машины.

Все это время они молчали. Даже не смотрели друг на друга. Молчали, но уже как-то по-новому, тяжело дыша, нехорошо. Нехорошее молчание нарушила разъяренная Марина:

— Ты что, дурак? Зачем ты сделал эту' гадость? Ты не имеешь права так обращаться с моими родителями. Тебе нужно врачу показаться. Ты психованный придурок, неврастеник и идиот! Я много видела психов, но ты круче всех! Надо ж е быть таким идиотом, чтобы...

Не успев закончить свою гневную тираду, Марина ойкнула, и тут же в теплый салон ворвался вихрь студеного ветра. На полном ходу Андрей рванул дверь и, зажмурившись, выпрыгнул из машины. Водитель ударил по тормозам, заматерился, машина мягко скрипнула резиной колес и остановилась. Возле распахнутой двери закружился снежный волчок.

Прокатившись кубарем несколько метров, Андрей вскочил на ноги и, прихрамывая, побежал по снежному полю по направлению к сияющему огнями далекому проспекту.

— Андрей! — разрезая сердце, закричала Марина.

— Эй, ты, мудак! — орал выскочивший водитель. - Голову свою не забудь!

— Андрюша!!! Андрей! Прости!

Тяжело дыша и размахивая руками, Андрей бежал по нетоптаному искрящемуся снегу, падал на колени, вскакивал, оглядывался и продолжал бежать. Последний раз с таким же надрывом он бежал пять лет назад во время зимнего марш-броска по заснеженной казахской степи. Тогда он задыхался от тяжести навешанного вооружения, но, обливаясь потом, доказывал себе, что сможет, как и все, пробежать эти пять километров под высоким куполом байконурского неба. Сердце выскакивало из груди, слезы яростного отчаяния текли по ледяным щекам, и в обморочной усталости ему казалось, что он умирает, но он продолжал бежать, как обезумевшая от хлыста ездовая собака, и добежал-таки до затерявшейся в снежной пустыне точке сбора.

Сейчас же, в расстегнутой куртке, без шапки, Андрей бежал по заснеженным помойкам юго-запада Петербурга, и из разодранной во время падения руки сочилась кровь. Ничего не чувствуя и не видя перед собой, он бежал, и только одна мысль стучала пульсом в его голове: «Все! Конец. Больше не могу. Не хочу. Не люблю. Ненавижу».

Без денег и документов, в заляпанной кровью одежде, страшный лицом и разбитый усталостью, он добрался к утру до Суворовского проспекта, поднялся на пятый этаж своего дома и увидел ее. Марина стояла у стены, бледная и испуганная, напоминающая дух страдания. Увидев ее блестящие от слез глаза, Андрей неожиданно ясно вспомнил тот самый день, когда вот так же на лестнице она отдала ему свое сердце. Тогда было жаркое лето, светило солнце, и радостно стучало в его руках это трепещущее сердечко. Сейчас же, серым февральским утром, он, пустой и разорвавший за ночь душу, смотрел на нее с остывшей болью в глазах. Подняв руку с ключом, как святой крест, онемевший от пережитого, Андрей промаршировал мимо нее и отпер взвизгнувший замок.

— Андрей, — тихо позвала Марина. — Андрей, - более настойчиво заиграл ее голос.

— Я больше ничего не хочу, — тихо шепнул он, скрываясь за дверью.

— Ты не можешь так со мной!

Выглянув из-за стального укрытия, он покачал головой:

— Не могу.

— Андрей. Андрей. Андрей!!!

Звонок звенел еще около часа, потом все стихло. Андрей поднялся с пола, сбросил одежду и зажег свет во всех комнатах. Родители на даче, Алексей в Москве, он снова дома, один. Дом, милый дом, как хорошо в его пахнущих индийскими благовониями покоях. С интересом отмечая изменения, произошедшие за время его долгого отсутствия, он прошелся по комнатам, нашел сигареты, закурил, вскипятил воды, напился чаю, потом наткнулся на себя в зеркале и замер от ужаса. Из темного стекла на него смотрел испуганный и изможденный, невозможно худой человек, с темными кругами вокруг наполненных печалью глаз. Вся его фигура как- то сгорбилась, он ужаснулся своему жалкому виду и дотронулся пальцами до собственного отражения. Худой и небритый человек в зеркале попытался улыбнуться.

— Иди спать, — неожиданно сказал он Андрею. — Все кончено. Теперь тебе нужно жить самому. Без нее.

— Без нее, без нее, — повторяя на разные лады, зашептал снова впавший в тревожное состояние безумец, лунатически перемещаясь по комнате.

Не раздеваясь, Андрей повалился на кровать и не успел закрыть глаза, как кто-то вытащил все скомканные мысли из горящей головы, и он лишился чувств.

Не видя снов, не помня печали, Андрей проспал в тишине своей крепости целый день. Негреющее солнце этого дня встало над замерзшим Петербургом, прокатилосьпо его свинцовой крыше и снова грохнулось за город, когда он только открывал глаза. Необыкновенная тишина и покой благотворно подействовали на его состояние, Андрей проснулся с улыбкой и окончательно пришел в себя в горячей ванне.

— Жизнь продолжается, — неуверенно предположил он, разглядывая в зеркале результаты собственной! реставрации.

— А то! — лукаво ухмыльнулся ему типчик в зеркале.

— Давненько я не видел своих друзей по шоу-бизнесу. Где Олег? Где Денис? Где все? Где мой клуб? Где, черт возьми, я сам?

Жизнь снова показалась ему молодой и привлекательной особой, с которой можно поразвлечься. Стараясь даже не думать о финале собственной любовной пьесы, он решил немедленно мчаться в клуб и поскорее обнять подземных братьев.

В ответ на эту мысль на столе пугающе громко зазвонил телефон.

— Да! Алло! Кто это? Кто... — Отодвинув от себя трубку, Андрей посмотрел на нее с ненавистью и затрясся всем телом. — Да! Нет! Нет, не хочу, плевать, ну и что, к черту! Не хочу!! Оставь меня в покое!!! Я тебе все сказал! Нет! Нехочу!!!

Грохнув трубкой по аппарату, Андрей выругался. Вспыхнувшая порохом нервозность враз вернула его во вчерашнее унижение. Татарин на четверть крови, он мстительно нахмурил брови, но тут же сломался, сел и ощутил тяжесть навалившегося зла Он был слишком слаб, чтобы после случившегося летать гордым орликом. Слишком болен духом.

Телефон зазвонил снова. Андрей мучительно зажмурился и, выждав десять звонков, ответил:

— Не звони мне больше никогда. Что? Кто? Извините, кто?

Звонил ему какой-то человек и, ссылаясь на общих знакомых, предлагал встретиться, обсудить предложение про какой-то клуб или еще про что-то. Не разобрав ничеготолком из того, что сказал собеседник, Андрей согласился встретиться и повесил трубку.

— Меня ждет «Подземелье черных козявок», — немного повеселев, сообщил он сам себе.

Это детсадовское название появилось у клуба еще с первых вечеринок, когда сотни ног поднимали в танцполе клубы цементной пыли, и эта пыль забивала носы танцующих крепкими сопливыми козявками.

Собравшись с мыслями, Андреи переоделся во что смог найти и отправился в Подземелье.

Своя, понятная, не замирающая ни днем ни ночью жизнь встретила его, как родной дом. Вернувшись в чистый, лениво отдыхающий перед выходными клуб, Андрей быстро отогрелся сердцем. Олег и Денис строили в офисе планы празднования грядущей годовщины клуба, Данила Ди Каприо чинил залитую кока-колой кассу, а в ярко освещенном танцполе техники «Мосфильма» готовили киноаппаратуру для съемок.

— Что за киношники? — поинтересовался Андрей, разглядывая столичных кинодеятелей.

— Тебя не было, — лениво отрапортовал Денис. — Снимают фильм «Музыка для декабря». О чем — непонятно, бред, наверное, но нам без разницы. Дали денег, попросили несколько съемочных дней. А ты как? Что-то вид у тебя невеселый.

— Вчера повеселился, до слез, — хмуро признался Андреи.

— Знаешь, — сказал ему Олег после рукопожатия, - сегодня раз десять звонила Марина...

— Олег, не нужно об этом. Не хочу.

— Как скажешь. Не мое дело. Но я очень рад тебя видеть, дружище. У нас масса дел и, право, хорошо, что ты снова с нами.

— Я ушел от нее.

— Что? Ушел? Как ушел?

— Убежал. Так получилось. Я в ней запутался, как в сетях.

— Бывает.

Олег тепло обнял друга за плечи, а когда отпустил, в его правой руке уже была бутылка мартини.

— Сердечные раны нужно промывать бухлом, а не слезами, — наставительно заявил многоопытный в делах любви Назаров. — Сейчас обработаем.

— Вот за это я тебя люблю, Назарчик! — засмеялся Андрей. — Ты никогда не бросишь друга в биде.

Олег жизнерадостно ухмыльнулся и, приготовляя всем коктейли, серьезно сообщил:

— Ты знаешь, до встречи с Аннетой я сам хлебнул ревучей страсти. Так что давай выпьем за муки любви.

Друзья потерлись пластмассовыми стаканчиками и состроили гримасы порочного наслаждения.

Но больше всех воскрешению Андрея обрадовался молодой Ди Каприо. За те две недели, что они не виделись, Данила успел соскучиться по другу, и сейчас, пока Олег отпаивал страстотерпца, он скороговоркой выкладывал ему клубные новости, а после того, как вермут закончился, принялся утешать на свой манер.

— Не переживай. Такое дело, тебе нужно развеяться. Забудь. Кругом баб немерено. Ты просто никого не замечаешь, смотришь куда-то в потолок. У меня есть пара-тройка проверенных малюток, — перешел он на доверительный шепот, — будешь в настроении — поджарим их как следует, сразу полегчает.

В офисе загремел огромный шахтный телефон в противовзрывном металлическом корпусе. Данила поднял трубку с откидным рупором, послушал и протянул Андрею:

— Тебя.

Андрей побледнел и отшатнулся.

— Там какой-то человек, насчет какого-то клуба, тебя спрашивает, — успокоил Данила. — Второй раз звонит.

— А, да! — просветлев лицом, обрадованно вспомнил Андрей. — Алло, да, хорошо, где, через час? Буду.

Олег, Денис и Данила с интересом ждали разъяснений.

— Интересная история, — сообщил друзьям повеселевший Андрей. — Какие-то люди хотят построить клуб. Зовут обсудить. Данила, послушай. Сделай одолжение. Не бросай меня одного. Поехали со мной.

— Да куда хочешь, генацвале, — радостно согласился Ди Каприо. Телефон загремел опять, но на этот раз трубку взял Олег.

— Алло, да. Привет, Марина. — Олег пронзительно посмотрел Андрею в глаза, но тот затряс головой и стал пятиться из офиса. — Нет, нет. Его нет. Был. Ушел. Ничего не сказал. В каком настроении?

— В хорошем настроении!!! — вдруг страшно громко и с яростной ноткой закричал на весь клуб Андрей. — Пел песню Колобка!

— Нельзя ли потише? — опасливо заглядывая в офис, поинтересовалась девушка — помощник режиссера. — Мы же кино снимаем.

Встреча с неизвестным, на которую они, к слову сказать, безалаберно опоздали, состоялась в недавно открывшемся казино на реке Мойке. В этом энергетически замкнутом месте, в полной тишине, с притушенным светом и зашторенными окнами бурлили никому не заметные с улицы финансовые страсти. Царящее здесь безвременье, без часов и света дня, произвело на Андрея странно знакомое впечатление. До этого момента он никогда не бывал в казино и даже не представлял себе подробностей этой древней как мир разорительной забавы для влюбленных в фортуну дураков.

За столами мореного дуба с зеленым сукном и блестящими карусельками рядами сидели молчаливые мужчины. Никто из играющих не шевелился, все подпирали руками тяжелые головы, курили и, следя за руками крупье, подкидывали на стол пластмассовые кружочки.

— Видал? — шепнул Данила. — Каждая фишка — десять долларов.

Их встретил улыбчивый молодой мужчина, коротко стриженный, невысокого роста, дорого и со вкусом одетый. Его смуглое лицо показалось Андрею немного знакомым, и тут сам инициатор встречи помог ему вспомнить подробности их знакомства.

— Мы несколько раз бывали у тебя в клубе. Я Альберт, — со значением сообщил он, предлагая ребятам сесть.

Тут и Андрей вспомнил эту самоуверенную компанию, иногда появлявшуюся возле клубного бара. Проблем, как помнится, они не чинили, поили своих длинноногих девушек да посматривали по сторонам.

— Вспомнил, — улыбнулся Андрей, — у тебя еще друзья такие, в костюмах.

К ним подлетела вышколенная девица с подносиком, в очень короткой юбке, наколке и с весьма впечатляющим бюстом. Данила поплыл затуманившимся взглядом по ее крутым бедрам.

— Всем коньяк и кофе, — распорядился Альберт. А потом, улыбнувшись, негромко сказал Даниле: — Будь осторожен, приятель, у нее парень кикбоксер, наш охранник, сидит у тебя прямо за спиной. Послушай, Андрей, — вернулся он к разговору, — мы тут порасспрашивали про это дело, ну, у разных люден. Все говорят, что по поводу клуба лучше всего обращаться к тебе.

— Какого клуба? — враз насторожившись, поинтересовался Андреи.

Альберт сделал успокаивающий жест и прояснил ситуацию:

— У нас есть место, ну и деньги соответственно. Мы тут с дольщиками прикидываем, чего наворачивать. Посчитали. Сейчас самое выгодное — клуб открывать. Народу с деньгами тьма. Мы хотим клуб, примерно такой, как. У тебя, но только чуть почище. У нас там молодняк, а к нам будут ходить люди постарше. И вам же лучше - меньше проблем. Чего скажешь? Мог бы взяться? Все придумать, ну и все остальное, что нужно?

Андрей глотнул огнедышащего коньяка, закашлялся и закурил сигарету.

— Понимаю, — хлопнул себя по коленям Альберт. - Нужно подумать. Это разумно. Мы люди простые. У нас шестьсот метров, три этажа и полмиллиона долларов. Надумаешь — приходи. Реши, сколько тебе нужно, и позвони. А сейчас, извини, ухожу, дела.

Он пожал молодым людям руки и, легко поднявшись с кожаного дивана, направился к выходу. Черной тенью за ним следом поднялся высоченный лоб, с массивными костяшками на сбитых в драках кулаках.

— Видал? — тихо произнес Данила. — Всадник без головы.

— Сколько мы должны за коньяк? — поинтересовался Андрей у пролетавшей мимо обладательницы большой груди.

— Все за счет казино.

— А ты? — нахально шепнул ей улыбающийся Данила, убедившись, что охранник уже ушел.

Девушка покраснела от удовольствия и, собирая бокалы, наклонила в его сторону бездонный вырез своего декольте.

— Боже мой, — заерзал Данила, разглядев ее баскетбольные мячи.

— Я до часу, — теперь тоже шепотом сообщила официантка, разрывая молодого красавчика горящими глазами.

— Шуберта любишь? — продолжал глумиться циничный красавчик.

— И в «шуберта» люблю, все люблю... — горячо зашептала она ему.

— Тогда приходи как-нибудь в «Тоннель».

Разгоревшаяся фантазиями девушка облизнула губы:

— Приду.

— Но только одна, — наставительно прошипел Ди Каприо. — Будем хоум-видео снимать.

— Кино?

Глаза у потрясенной официантки озарились голливудской мечтой.

— Ага. Трое в лодке, не считая собаки.

Когда они уже покидали чертог сказочной удачи, Андрей, давно привыкший к Данилиным выходкам с девушками, сказал своему другу:

— Ты на этих насекомых как липучка действуешь. На тебя, как на дудочку, можно всех баб из города вывести.

Данила самодовольно улыбался и не возражал.

— Ну а что думаешь по поводу этих простых людей?

— Если у них тут все такие, как бойфренд этой шлюхи, то боюсь, что они тебе за свои деньги голову открутят.

— Страшновато, конечно, — согласился Андрей. — Важно понять, сколько денег просить.

— Проси пятерку, — воодушевленно воскликнул Данила.

— Пятерку, — скептически повторил Андрей, — поллимона, три этажа. Нет. Пятеркой тут не отделаешься. Я думаю, это долгая песня, и больше чем уверен — на бредовую музыку. Пятнашка будет в самый раз.

— Пятнашка чего?

— Пятнадцать тысяч долларов.

— Справишься?

— Думаю, да. Поможешь?

— Ты же знаешь, я с тобой.

Друзья звонко шлепнули ладонями.

— А эта шлюшка — ничего себе животное, — мечтательно причмокнул Данила, припоминая поразившие его формы.

— Будь спокоен, тебе от нее не уйти, — ободрил его Андрей. — Теперь она знает, где тебя искать. Так что, когда найдет, заставит себя трахать и за тех троих, что были в лодке, и, черт возьми, даже за их собаку.

Мартовское солнце загорелось в сером небе, как скирда в поле, и зима враз захирела, подгнила обочинами дорог, обессилела, пошла пятнами луж и хлюпающей грязью под ногами. Сломав ее морозный норов, солнце нагрело ржанце крыши, отовсюду потекло, завоняло талой грязью, повылезали помоечные коты, и начались их крикливые свадьбы.

Андрей всегда особо нетерпеливо ждал марта. Для него этот месяц — последняя страничка очередного прожитого года, после марта наступал апрель, и он становился именинником.

Март пришел и начал считать свои веселые дни. Помимо традиционного праздника всех танцующих женщин 8 Марта, «Тоннель» подготовил и осуществил «Интернациональный удар». В Петербурге снова высадился английский десант: Nick Warren и Roman То. Вместе с двумя ящиками превосходного deep-house английские диджеи привезли еще и журналиста из культового «Mixmag». Этот улыбчивый парень так повеселился в «Тоннеле», что после возвращения в Лондон написал обширную статью о русском рейве.

Описанный англичанином пожар клубной революции в России разжег в молодежи жажду к психоделическим развлечениям, и ранней весной в Петербурге открылся еще один клуб.

Это был первый acid-jazz-garage-клуб «Сатурн», а открылся он на Садовой улице неподалеку от вечно ремонтируемой Сенной площади.

Организовали acid-jazz-клуб известные среди городских модников Антон Векшин и Костя Лавски.

«Сатурн» разместился в каком-то театре и, не обладая всеми параметрами автономного клуба, тем не менее бодро начал и быстро приобрел популярность. Сферой его музыкальных интересов стали совершенно новые музыкальные форматы acid-jazz и garage.

Март прошел, наступил долгожданный апрель, и настроение у Андрея стало еще теплее.

Двадцать пятый день своего рождения он встречал в старинном дружеском кругу. Это был теперь уже редкий случай, когда все любимые друзья, как прежде на Фонтанке, собрались за одним столом, ели торт, слушали музыку и любоватись клумбой подаренных цветов. Из Москвы приехали Леша, Марина и маленькая Соня, вернулись из Индии Габриэль, Яночка и Леша Воробьевы, Заяц, пришли Тимур, Наташа Длинная, Монро, Хлобыстин, Дав, Егельский, Длинный и девушка с синими волосами Ольга Тобрелутс.

Зализавший раны сердечных мук Андрей окончательно поправился к концу весны, поздоровел лицом и даже начал поднимать вверх свой задиристый нос. Осколок былой любви все еще ржавел у него в груди, но он был подприсмотром опытного Данилы, и этот веселый доктор не давал сгущаться сумеркам раздумий.

Вдвоем они весело кутили. Чаще всего к ним присоединялся Олег, и эта троица носилась по клубу так, что оглобли гнулись. Дела были лучше некуда, народ валом валил, и перед кассой стояли длинные очереди. Они вальяжно сорили деньгами, завтракали по утрам в «Асторин» и увлеченно пускались во все тяжкие. Нажегшийся на страстной ревности, Андрей теперь плевать хотел на женский пол и потому заделался надменным недотрогой. К гомосексуалистам он, правда, тоже не подался, а просто жил без всякой тяга к сильным чувствам, тщательно выдерживая с юбками дистанцию локтя, лишь изредка пользовал похотливых девиц из «Ставня № 7».

Этот «Ставень № 7» был самым законспирированным местом во всем клубе, и о его существовании знали даже не все сотрудники. Это было четвертое измерение, выход в несуществующий уровень, укромное место для секса, курения травы и прочих экспериментов, вдали от ментов, бандитов и надоедливых знакомых-прилипал. Незаметная, трудно обнаруживаемая дверь вела в кубическую комнатку, пол и стены которой были покрыты мягкими матами. Ни звук, ни свет не проникали сюда, в толщу земли, и для многих молоденьких девушек посиделки тут часто заканчивалось тем, чем мамы обычно пугают своих рано обзаводящихся грудями дочерей. Именно в этом порнобункере трудолюбивые содержатели клуба и их ближайшие друзья посвящали своих взволнованных поклонниц в бывалых рейверш.

«Тоннель» работал и ожидал дня своей годовщины в начале мая. Это эпохальное событие владельцы клуба договорились отметить чем-нибудь необыкновенным и после долгих раздумий решили приготовить фарш.

Мясной фарш из посетителей.

На всех плакатах, извещающих население о годовщине «Тоннеля», черным по белому было заявлено: «Вход фри». Сами эти плакаты, по правде сказать, уже одним своим видом повергали население в ужас. Долго мучаясь с его дизайном, Андрей изрезал ножницами массу журналов и в конце концов нашел страшную рожу, приделал ей растопыренные ручки, ножки и совершенно безумные глаза со спиралями вместо зрачков.

Неадекватный человечек на плакате орал: «Арбайтен твою бади!»

Не вызывала восторга у обывателей и странная подпись под этим неприличным призывом: «Пингвин, две клубники и вода из-под крана». Но фанатикам техно было ясно: «Пингвин» и «Клубника» — это популярные у молодежи кислотные бумажки, а «вода из-под крана» - это то, чем циничные владельцы клуба предлагали запивать рад ость праздника.

И вот этот праздник грянул.

7 мая стал красным днем подземного календаря. Случилось то, чего так добивались, — поздравлять «Тоннель» прибыло полторы тысячи человек, но половина из них большую часть ночи так и простояла на улице перед входом в битком набитый клуб. Никогда еще до этого дня безобразия на Зверинской улице не принимали такого масштабного характера. Счастливый Назаров, обнимая Андрея в переполненном друзьями офисе, орал на ухо другу:

— Полный фарш!

Для этого светопреставления специально из Лондона был выписан безжалостный техноубийца диджей Jango. Британец так расплющил головы русским поклонникам, что он и вспоминали его с любовью еще не один год.

Когда в двенадцать дня музыку наконец выключили, две сотни доживших до этого часа человек выбрались на поверхность, где продолжили пить шампанское, танцевать у раскрытых дверей гремящих музыкой машин и валяться на траве возле входа в свой годовалый клуб.

Но даже и на этом подземный день рождения не закончился. Самые стойкие отправились еще дальше и до вечера куролесил и на Елагином острове.

Именно тогда, после этого гранд-де-трип, Андреи впервые заметил, что бесконечная вечеринка начинает незаметно вредить ему, нарушает адаптацию с миром. Попросту говоря, он стал дичать, понимал это, но ничего не предпринимал. Круговорот клубных ночей тащил его безволие все дальше и дальше от людей и былых интересов.

А культурные события в художественном Петербурге меж тем развивались с такой интенсивностью, что иногда, оказываясь на светских мероприятиях, одуревший от подземной жизни Андрей частенько попадал в забавные ситуации. Так случилось с ним и на одной художественной выставке.

Еще на своем дне рождения он получил довольно странный подарок — девушка в синем парике протянула ему амариллис в горшочке и дружески сказала:

— Андрей, я дарю вам свою выставку.

Тогда он не придал значения этим словам, однако в конце мая друзья затащили его в Музей этнографии, и он оказался на персональной выставке Ольга Тобрелутс. Хозяйка выставки неожиданно подошла к нему, и он с удивлением признал в ней ту странную дарительницу. Там же, при большом скоплении народа, художница неожиданно повторила свое подношение.

— Андрей. Эту выставку я дарю вам!

Не зная, куда обычно проваливаются в таких ситуациях, Андрей сконфузился, покраснел, что-то буркнул в ответ и сразу за этим сбежал из музея.

Посмеиваться над ним никто не стал, а расспрашивать подробности было некому. Раздосадованный таким нежданным подарком, Андрей решил, что молодая художница над ним подшутила, и еще более сгустил краски в своем и без того не лестном мнении о современных женщинах.

Но его главная, нокаутирующая встреча с современными женщинами, как оказалось, была еще впереди. По приглашению княжны Кати Голицыной в Петербург прибыли тридцать шесть молодых особ царской крови, принцы и принцессы, весь великосветский бомонд династических домов Европы. Отмечали день рождения баронессы Франчески фон Габсбург и день рождения петербургской художницы Ирэны Куксенайте. Как и пристало сиятельным особам, костюмированная вечеринка для голубых кровей состоялась в раззолоченных залах Мраморного дворца. Пропитанные роскошью интерьеры удачно сочетались с надменными лицами родовитых дворян, но когда на мраморной лестнице появились приглашенные русские, Андрей, как один из них, почувствовал себя дурно. Это был его первый и последний выход в свет. Расплавившись комом воска под вежливо-насмешливыми взглядами высокородных дам, он ощутил себя мальчишкой-угольщиком, случайно забравшимся на бал к большим вельможам. Испытав сильнейшее чувство стыда за свое так мало значащее достоинство, он сбежал с предстоящего фуршета, не дойдя даже до конца ковровой дорожки.

Но этот отрезвляющий опыт не пропал даром. Не имея ни сил, ни желания испытывать в дальнейшем подобные переживания, он отрезал от себя непонятную ему светскую жизнь и, больше не мучаясь, никогда не приближался к ней так близко.

Вскоре пришло и долгожданное лето со своими выцветшими белыми ночами, а с его началом для Андрея закрутилась хлопотливая круговерть вокруг строящегося клуба. Несмотря на фантастичность заявленного им гонорара, владельцы казино неожиданно легко согласились, он получил от них треть суммы и стал вникать в подробности дела. Для собственной безопасности Андрей отдал эти деньги «тоннельной» «крыше» и, прикрываясь их артиллерией, стал полагать, что у него появился шанс уберечь в дальнейшем свою молодую жизнь от помола в тяжелых жерновах игорного бизнеса.

Однако дело, за которое он с такой обстоятельностью взялся, было ему совсем не знакомо. Не был он ни архитектором, ни строителем — никем, кто мог бы управлять масштабной стройкой, и тем не менее, наморщив лоб, ринулся вперед. Его кипучая энергия позволила развить очень бурную деятельность: на объекте загремели отбойные молотки, стали ломать стены, перестраивать помещения, перекраивать имевшуюся планировку и прилаживать ее к нуждам будущего клуба. Для решения стоящих перед ним непростых задач новоявленный дизайнер сколотил небольшое конструкторское бюро. Два обученных и, что было важно, психически уравновешенных рисовальщика сидели в тихой комнатке и не спеша переносили на листы ватмана идеи своего реактивного шефа. Дорвавшись до полноты власти на стройке, Андрей упивался возможностью покомандовать, крик и мат стояли там целыми днями. Работяги быстро раскусили этот стиль управления и побаивались непредсказуемого дизайнера, но заказчикам нравился его авторитарный темперамент, так что пока все развивалось к всеобщему удовольствию.

Пролетело лето.

Время шло, и незаметно крутились его шипастые колесики.

Не имея желания и возможности участвовать в культурной жизни на поверхности, друзья решили наладить ее внутри Подземелья. Они долго совещались, и с наступлением осени «Тоннель» предпринял попытку организации выставочной деятельности. Началось все с дневных показов кино на случайно арендованном видеопроекторе, а после этих спокойных и полюбившихся молодежи посиделок даже скептики уверились в необходимости продолжения внеклассной работы.