Эмиграция из России, как основной фактор формирования аудитории русской печати США

Россия, поставлявшая последние полтора века мигрантов в различные части света, тем менее, не была страной массовой эмиграции, ее колонии в мировых мегаполисах не так значимы и заметны, как, например, многочисленные «чайна-тауны». В ходе развития истории страны тяга к переселению была очень сильна и отмечалась многими исследователями еще периода античности^[6]. Но она, в основном, удовлетворяла возможность внутренней миграции на вновь открытые и колонизируемые земли в пределах бывшей Российской империи. Российский историк В. Ключевский считал, что «переселение, колонизация страны была основным фактором нашей истории, с которым в близкой и отдаленной связи стояли все другие ее факты», в стране существовала «продолжительная переселенческая бродячесть»^[7].

Таким образом, эмиграция как явление и предмет изучения специалистов появляется в России только с середины XIX века. Развиваясь быстрыми темпами, она составила если не массовую, то до крайности пеструю и разнообразную картину, в которой представлены практически все известные науке виды и причины эмиграции. Вопреки распространенному в массовом сознании мнению, самой значительной по численности была дореволюционная эмиграция периода середины XIX – начала XX веков, так как число выехавших из Российской империи в этот период превышает 7 миллионов человек. Если систематизировать численные и качественные характеристики волн «исхода» россиян из своей страны, представленные в статистике и исследованиях ряда авторов^[8], то картина эмигрантской активности по выезду в Северную Америку будет выглядеть следующим образом:

Таблица № 1. Эмиграция из Российской империи

Таблица № 2. Послереволюционная волна эмиграция из СССР в США [9]

Таблица № 3. Вторая волна эмиграции из СССР в США [10]

Таблица № 4. Третья волна эмиграции из СССР в США [11]

Таблица № 5. Четвертая волна эмиграции из СССР в США [12]

На протяжении большей части российской истории не могло быть и речи о свободной эмиграции по личной воле индивида, а потому в Российской империи даже не возникало соответствующей правовой проблематики. Имели место процессы, которые можно лишь приближенно рассматривать как эмиграционные, например, некоторые формы протоэмиграции^[13], которая тоже предусматривала определенные ограничения и ущемления (например, требование возврата в страну или, наоборот, лишение права на возвращение). Одна из причин отсутствия свободной миграции, как считает исследователь Г. Тарле^[14] – присущая России на многих этапах ее истории – традиционная политика изоляционизма. С различной степенью жесткости она осуществлялась в первой половине XIX века и была особенно длительной, приобретя перманентный характер, после революционных событий 1917 года, когда рубежи страны от всего мира – как капиталистического, так и социалистического - отгородил «железный занавес».

Условия постоянной борьбы с внешними и внутренними врагами не только отгораживали страну и народ от всего остального мира, но и помещали под запрет, «табуировали» все, что было связано с именами и судьбами миллионов соотечественников, избравших для жизни другую страну, или вынужденно оказавшихся за рубежом. Так, многое из того, что могло приумножить славу отечества, было отторгнуто напрочь, и теперь собирается, анализируется и систематизируется целым рядом исследователей из различных областей социальных наук.

Особая роль в этом направлении принадлежит изучению периодической печати эмиграции, так как она по своему функциональному назначению обладает особым качеством, не свойственным остальным общественным институтам, – функцией хронологии, обеспечивающей определенную «связность изложения» истории самой эмиграции. В данном проблемном пространстве представляется весьма интересным, ценным и поучительным знакомство с опытом русской конфессиональной прессы Америки, удельный вес которой был гораздо выше, чем в соседней Европе. Эта особенность американо-русской прессы определяется специфическими характеристиками самой американской эмиграции, и причин у этого явления можно выделить несколько:

– во-первых, быстрый рост отряда религиозной прессы обеспечивался как особенностями политики русской православной церкви, которая за океаном одна обладала на период конца XIX века юрисдикцией и находилась в периоде активного расширения сферы влияния (для этих целей ею был создан официальный орган «Американский православный вестник»);

– во-вторых, Соединенные Штаты Америки – «страна свободы и неограниченных возможностей» – стала новой родиной для тысяч гонимых по религиозным причинам россиян, получивших не только свободу вероисповедания, но и все остальные свободы демократического общества: свободу собраний, свободу слова, свободу передвижения, доступ к образованию и так далее;

– в-третьих, религия стала одним из важнейших средств, облегчавшим выживание и удовлетворение духовных потребности аудитории, у которой религиозное сознание преобладало над всеми остальными его видами.

В научной, мемуарной литературе и публицистике достаточно убедительно показано, что адаптация русских эмигрантов в Америке шла сложными, неоднозначными путями. В этой истории можно выделить все виды ассимиляции, на которые указывают ученые – социологи и культурологи^[15]. Началось приспособление к новым условиям жизни весьма традиционно: с так называемой «геттоизации» (в районах «русского» «Ист-Сайда», затем – Бруклина и Брайтона), где расселялись выходцы из России всех национальностей. Эта стратегия пассивного приспособления используется, когда мигранты, оказавшись в новом окружении, самоизолируются, чтобы минимизировать контакты с чужой культурой и ослабить негативное влияние культурного шока. Они стремятся сформировать собственный микромир, в котором должна присутствовать привычная этнокультурная среда в ее положительных проявлениях. Благоприятно чувствуют себя они лишь среди равных - своих соотечественников или единоверцев. Пассивное приспособление, как правило, характерно для мигрантов-представителей этнических или религиозных меньшинств, проживающих в крупных, индустриально развитых городах, где они вынуждены искать работу и другие ресурсы.

Те же самые тенденции были характерны и для эмигрантов из России, а затем и Советского Союза. Исследователь В. Шкаровский пишет: «Российские эмигранты смогли воссоздать за рубежом многие институты и проявления жизни дореволюционной России. Но это не был слепок со старой России, появился новый мир, который теперь принято называть Русским зарубежьем»[16]. Он четко выделяет самые необходимые составляющие «русской жизни», которую эмигранты постарались воссоздать: систему образования от начального до высшего, систему научных институтов и обществ, разветвленную сеть издательств и органов периодической печати, продолжение русских традиций в различных жанрах искусства (архитектура, кино, литература, музыка, театр), сложившаяся инфраструктура русских зарубежных архивов, музеев, библиотек и конечно система церковной жизни, являвшаяся центром всего этого мира^[17].

Однако Америке был крайне необходим приток здоровых, полноправных граждан, реализующих себя в самых различных областях прикладного труда, а потому им были предоставлены неведомые им ранее в своих собственных странах возможности. «Взрослые не только учились языку и наверстывали пробелы в образовании, они осваивали новый мир, - пишет Самуил Кур. – Вечерние школы иногда работали в неприспособленных помещениях, государственных школ для детей не хватало – никто не мог предвидеть такой колоссальный наплыв эмигрантов. Но имелись бесплатные библиотеки, литературные кружки, дискуссионные клубы. Для юного поколения лучшей школой становился сам американский образ жизни. Важно, что при этом эмигранты сохраняли свою этническую культуру»^[18].

Популярная американская теория «плавильного котла» была первой попыткой начать решение проблемы угрожающей разъединенности американского общества. Этот расхожий термин, являющийся метафорой производства начала ХХ века, был связан с либеральной идеей общественно-политического развития США. Он определял желательную для общества, которое нуждается в скорейшей ассимиляции его членов, модель сосуществования различных его этно-национальных составляющих. Сторонники этой модели считали, что эмигранты, прибывшие в США, должны в короткое время отказаться от своей национальной идентичности и принять новую культуру, язык и обычаи новой страны. Идея была настолько популярной, что на ряде фабрик и заводов даже был принят следующий обычай-представление: новые работники из эмигрантов входили в помещение в национальных костюмах, а затем они демонстративно заходили за изображение установленного в цехе плавильного котла, там переодевались, и выходили уже в одежде, традиционной для представителей американского рабочего класса^[19].

Однако, в период конца XIX - начала XX веков большая часть эмигрантов не выказывала стремления к ассимиляции, а старалась сохранить национальную идентичность. Ассимиляция становилась для них лишь одним из способов адаптации, позволяющим увеличить шансы эмигранта на выживание в чужеродной среде. «Рос я в годы «холодной войны» и очень хотел ассимилироваться, – рассказывал сын эмигрантов второй волны (Ди-Пи), священнослужитель РПЦЗ отец Виктор (Потапов). – Американцы ведь не понимали разницы между русскими и советскими. Мы старались объяснить, что русские оказались первыми жертвами безбожного коммунистического режима, но всех русских автоматически считали чуть ли не коммунистами. Мне это было очень неприятно, и я старался скорее влиться в плавильный котел Америки»^[20].

По мере адаптации мигранты становились более защищенными в экономическом, культурном и психологическом плане, что приводило, в конечном итоге, к полной ассимиляции (утрате языка, ментальности, культурных и национальных корней и др.). и здесь именно церковь могла служить и служила связующим звеном с русской самоидентификацией эмигранта, либо потомка русских эмигрантов. О. Виктор (Потапов) рассказывает откровенно: «В церковь меня заставляли ходить из-под палки, потому что надо было сопровождать бабушку в храм, который располагался в неблагополучном районе. Когда мне было лет 14, я поехал с бабушкой в церковь. В храме в тот день почти никого из прихожан не было. Служил священник отец Михаил Смирнов, и тут по милости Божией в одно мгновение я вдруг понял, что всё, что меня окружает, имеет глубочайший смысл. С того дня я стал углубляться в Православие. Отец Михаил пригласил меня стать алтарником, научил читать по-церковнославянски»^[21].

С ходом времени выяснялось, что более открытая миру и продуктивная стратегия интеграции, или аккультурация, – это наиболее предпочтительная и успешная стратегия адаптации, которая заключается в «сохранении этноменьшинствами приверженности своей культуре и параллельной интернализации ими инокультурных атрибутов. Данная модель предполагает также активизацию паритетного межкультурного диалога между мигрантами и доминирующим этническим большинством, взаимное приспособление последних: когда меньшинствам необходимо усвоить базовые ценности, нормы, знания и образцы новой социокультурной среды, а принимающему сообществу – адаптировать свои социальные институты к потребностям и запросам всех составляющих его этнических групп»^[22]. Так, даже на протяжении столетия прокламировавшая свою «русскость» РПЦЗ перешла в начале XX века на частичное использование английского языка. Автор интервью с православным священнослужителем из США Т. Веселкина приводит такой пример: в приходе Иоанно-Предтеченского собора, в котором много принявших Православие американцев, каждую субботу служатся две всенощные: ранняя – по-английски, поздняя – по-церковнославянски, а по воскресеньям две литургии – английская и славянская[23].

Хотя этнические русские всегда составляли совсем небольшую долю населения соединенных Штатов, по некоторым существенным показателям они достаточно быстро превзошли другие национальные диаспоры. Свидетельством этого культурно развития, а также роли в нем православной церкви, также являются публикации эмигрантской прессы, страницы которой отражали расширение кругозора читательской аудитории, усложнение ее запросов. Так, русско-американская газета «Русская жизнь» в последней трети XX века свидетельствовала, что русские возглавили список национальностей, представители которых получили среднее образование; среди них самый большой процент людей, занятых интеллектуальным трудом, а также квалифицированных рабочих[24].

Как показывает история, все варианты миграции (иммиграция и эмиграция, реэмиграция и репатриация) являлись чрезвычайно значимыми факторами демографического и экономического развития России на протяжении последних двух веков, при том, что они не регулировались правительством или общественностью должным образом. Следовательно, грамотная и дальновидная политика в отношении российской диаспоры, как дальнего, так и ближнего зарубежья, может стать важным фактором в духовном, экономическом и политическом развитии России, важной составляющей ее имиджа на международной арене.

За последнее время в этом направлении уже были проведены серьезные исследования: определены и описаны характеристики всех волн эмиграции из Российской империи, Советского Союза, а также России периода последних десятилетий. Началась работа и над описанием пока самых основных элементов картины деятельности РПЦ на территории современных США, в том числе, ее средств массовой информации. И сегодня мы располагаем целым рядом разноплановых работ как отечественных, так и зарубежных исследователей, которые отображают общую канву событий, происходивших в жизни православных церквей в США^[25]. Однако, история и типология конфессиональной периодики не получила еще подобающей ей полноты рассмотрения, в первую очередь, из-за сложности самого предмета исследования и малодоступности многих материалов. Менее всего уделено внимания русской периодике Америки, которая не была столь развита и политически значима, как печать Европы. Однако, она представляет собой самобытный и оригинальный объект научного внимания, только начинающий получать известность. И тем более, не может считаться достаточно изученной даже описанная уже в общем и многих частностях история православной журналистики русской эмиграции, – хотя бы потому, что не все существующие источники общедоступны, а из общедоступных – далеко не все даже поверхностно исследованы.