Инициация коммуникативного акта, тип которого вышел из употребления

Классическим примером такого коммуникативного акта является вызов на дуэль в конце XX века, когда ду­эль фактически перестала — в обычных ситуациях (ого­ворка для тех, кто склонен «реставрировать» кодекс че­сти применительно к нашему времени) — быть средством решения каких бы то ни было проблем. Для получившего такой вызов присутствие на дуэли больше уже не является «делом чести», и он смело может игно­рировать навязываемый ему анахронический способ взаимодействия, не боясь при этом социального возмез­дия в виде «презрения современников».

Современники, скорее, и сами склонны будут счесть того, кто вызывает на дуэль, человеком не вполне вме­няемым.

После этого, нарочито демонстративного, примера легко перейти к кругу менее выразительных, но зато более типичных ситуаций, когда адресант фактически апеллирует к более неактуальной для собеседника модели социального (и соответственно речевого) поведения. Кстати, наиболее остро соответствующий вопрос стоит применительно к актуальной российской реальности: смена государственного строя, к сожалению, не разру­шила полностью в сознании людей прежних норм соци­ального поведения. Привычка апеллировать к номенкла-турно-государственной системе отношений, а также все-еще-приемлемость таких отношений для некоторых социальных структур — вот причины, в силу которых об­суждаемый тип коммуникативного акта столь широко представлен именно в современном российском обиходе.

Видимо, правы те, кто считает, что полный отказ от со­ответствующих речевых моделей произойдет в обществе еще не скоро: действительно, новый тип социальных от­ношений не создал пока такой сбалансированной (пусть и искусственно сбалансированной) системы норм социаль­ного поведения, каковая была при советской власти.

Представим себе коммуникативный акт вроде «жалобы в местком»: коммуникативный акт такого типа все еще существует в настоящее время, правда, в виде «жалобы на производство»,— и это несмотря на то, что практически повсеместно таких жалоб больше некому принять, поскольку производственные коллективы на­учились уже, кажется, не вмешиваться в частную жизнь I поп к работников. Стало быть, рассчитывать на то, что инициация соответствующего коммуникативного акта приведет к успешному его развитию, сегодня едва ли реалистично.

Или взять, скажем, инициацию такого коммуникативного акта, как «с завтрашнего дня вы уволены»: он

не всегда успешен, поскольку времена абсолютной власти чиновников прошли, несмотря на то, что реминисценции кое-где еще сохраняются, и вопросы об увольнении уже не решаются так просто (мы не имеем в виду частные предприятия, где могут уволить не с завт­рашнего дня, а со следующей минуты).

Следующий пример: инициация коммуникативного акта типа «общественное порицание». Вряд ли и этот коммуникативный акт способен полноценно осущест­виться при той расплывчатости, которую в настоящее время приобретает понятие «общественность»: общественность постепенно перестает быть однородной, так рассчитывать на единодушие в оценке событий становится все труднее.

Вместе с тем, разумеется, для порядка, следует отметить и прямо противоположные ситуации: когда в прошлом не актуализировавшиеся типы коммуникативных актов смело могут инициироваться сегодня. Например, предложение повести невесту под венец апеллирует к широко распространенной сегодня практике венчания в церкви. В прошлом же подобная процедура была возможна лишь среди тех, кто намеренно выключал себя из

дарственного контекста.

При инициации коммуникативных актов, типы которых вышли из употребления,— в том случае, если

необходимость осуществить их (времени вопреки!) все же возникает,— следует, само собой, постоянно учитывать возможность провала коммуникативной стратегии. Скорее всего, катастрофа произойдет уже вначале, при первой же ответной реплике адресата. Чтобы избежать роковых последствий в виде этой реп­лики, необходимо, по меньшей мере, предупредить со­беседника о причинах, которые заставляют адресанта обращаться к анахронической коммуникативной ситуа­ции, т. е. дать понять собеседнику, что инициатор соот­ветствующего коммуникативного акта хорошо представ­ляет себе, в какую речевую ситуацию он погружает партнера.

В этом случае адресат может, хотя бы временно, при­нять правила соответствующей игры и согласиться «за­быть» о собственном отношении к параметрам речевой ситуации. Таким образом, коммуникативному акту сооб­щается хоть какая-то вербальная (если уж не коммуника­тивная!) перспектива или, во всяком случае, некий резерв времени, в течение которого он может «непродуктивно развиваться». Здесь годятся прагматические клише типа прошу Вас рассматривать это как исключение; я пони­маю, что это выглядит как анахронизм.

Однако даже при такой подготовке следует иметь в ви­ду: адресанту лишь в редчайших случаях удается добиться осуществления в реальности отвергнутой временем ком­муникативной схемы. Вынудить к этому собеседника да­же «разумными доводами» (например, апелляцией к доб­рому старому времени), хитростью или силой нереально отчасти еще и в силу зафиксированного А. Франсом сте­реотипа взгляда на прошлое: «История человечества есть история ошибок».

Безусловно, успешным — также и на уровне реаль­ных последствий — коммуникативный акт, тип которо­го вышел из употребления, может быть лишь при одном условии: предварительном единстве коммуникантов во взгляде на речевую ситуацию соответствующего ти­па. Только в том случае, если на этапе инициации ком-

муникативного акта отсутствуют разногласия, комму­никанты будут пытаться совместно развивать коммуни­кативную схему и общими усилиями реализовывать ее. Условно говоря, муж может позволить себе руководствоваться принципами «Домостроя» только в том случае, если жена готова принять эти принципы.