Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Коммуникативная тактика
Рабочее описание этой схемы может выглядеть так: используя коммуникативную компетенцию, говорящий ставит перед собой коммуникативную цель (определяя или не определяя коммуникативную перспективу) и, следуя определенной коммуникативной интенции, вырабатывает коммуникативную стратегию, которая преобразуется (или не преобразуется) в коммуникативную тактику как совокупность коммуникативных намерений (коммуникативных задач), пополняя коммуникативный опыт говорящего. Со всей настойчивостью необходимо подчеркнуть, что принятая в данном учебном пособии систематизация соответствующих понятий не является общепринятой, но представляется автору вполне удобной и, видимо, не слишком противоречивой
Глава 1. АДРЕСАНТ
§ 1. Инициация коммуникативного акта
При обсуждении вопросов, имеющих отношение к «передающей» инстанции (адресанту), важно отдавать себе отчет в том, что именно ему коммуникативный акт обязан своим возникновением. Констатация этой, на первый взгляд, тривиальной мысли необходима для того, чтобы представить себе, до какой степени ответствен сам факт инициации коммуникативного акта. «Начать» уже само по себе означает «счесть себя вправе начать» и «взять на себя ответственность за продолжение и завершение». Предполагается, что именно «начавший» держит в своих руках «бразды правления» — схему взаимодействия — и что от «начавшего» во многом зависит, насколько успешно данная схема будет реализована в ходе коммуникативного акта. Это настолько обязательно, что при потере инициатором коммуникационного акта «нити» собеседник отнюдь не всегда обязан (хотя чаще всего, по разным причинам, и обязывает себя) помогать ему — напротив, никто не запрещает собеседнику покинуть речевую ситуацию практически под любым предлогом. В литературе, посвященной обсуждению проблемы.Адресанта — а литературу такую трудно назвать обширной,— проблема «права» на инициацию коммуникативного акта затрагивается не слишком часто. Между тем
проблема эта отнюдь не второстепенная и от ее решения на самом деле зависит очень много: в частности, такая немаловажная вещь, как участие адресата в акте речевого взаимодействия. Например, одной из причин нежелания адресата участвовать в речевом взаимодействии может оказаться отсутствие «вотума доверия» к инициатору такового: адресат не всегда считает инициатора коммуникативного акта подходящей на роль собеседника кандидатурой. Иногда «вотум доверия» обсуждается в литературе как проекция фактора престижа — ив этом смысле подлежит решению вопрос о том, насколько «социально привлекательным» выглядит один собеседник в глазах другого. Иными словами, право «начать» коммуникативный акт отнюдь не всегда является очевидным: право это может требовать социального или какого-либо другого подтверждения. В любом случае данное право входит в состав подготовительных условий коммуникативного акта.
Под подготовительными условиями коммуникативного акта будем понимать совокупность обстоятельств на момент начала коммуникации, делающих ее возможной. В соответствующей литературе проблеме подготовительных условий уделяется достаточно много внимания, однако при этом имеется в виду речевой акт. Единства во взгляде на то, что это за условия и каково их количество, до сих пор нет. Правилом здесь является выявление предварительных условий для конкретных речевых актов, или речевых актов разных типов: например, что необходимо для того, чтобы говорящий мог отдать приказ, или для того, чтобы говорящий мог высказать предположение и т. д. Не вдаваясь в полемику с теми, кто специально занимается соответствующей проблемой, будем иметь в виду, что о подготовительных условиях речевого взаимодействия мы будем говорить применительно к коммуникативному акту.
Иными словами, нас интересуют предварительные условия, которые в общем характеризуют состояние готовности партнеров по коммуникативному акту на старте, т. е. ответ на вопрос: что необходимо для того, чтобы коммуникативный акт — любой — мог начаться. Поставленная задача может показаться утопичной, однако практическая необходимость решения проблемы, при каких условиях «запускается» коммуникативный акт, настолько велика, что ради нее, по-видимому, имеет смысл пожертвовать академичностью. Итак, если понимать под подготовительными условиями коммуникативного акта набор обстоятельств, делающих коммуникативный акт возможным, то среди обстоятельств этих имеет смысл выделить следующие: •потребность или желание адресанта этаблировать (инициировать, организовать) коммуникативный акт (А); • готовность адресата к речевому взаимодействию (наличие некоторой коммуникативной стратегии) (Б); • понимание адресатом мотива адресанта (В); • идентификация адресатом мотива адресанта в качестве достаточного основания для этаблирования коммуникативного акта (Г); • единство коммуникантов во взгляде на предстоящий коммуникативный акт (Д); • обозначение (или осознание) коммуникантами момента начала речевого взаимодействия (Е).
Необходимо еще раз подчеркнуть, что эти обстоятельства следует рассматривать как безотносительные к типу предстоящего коммуникативного акта. То есть независимо от того, намерен ли адресант приговорить адресата к смертной казни, признаться ему в любви, извиниться перед ним за оплошность, солгать ему, побудить его совершить преступление, вступить с ним в торговую сделку, предсказать ему будущее, выдать желаемое за действительное, и прочее — необходимо, чтобы перечисленные выше подготовительные условия «имели место быть».
В противном случае: (нарушение условия А) адресант не найдет адресата (ср. прагматическую аномальность речевой ситуации типа «Мне совершенно незачем разговаривать с Вами, да у меня и желания нет, но — начнем»); (нарушение условия Б) адресант потеряет адресата (ср. прагматическую аномальность речевой ситуации типа: «Здравствуйте, я пока не знаю, о чем я буду говорить, однако уже начал»); (нарушение условия В) адресат не вступит в контакт (ср. прагматическую аномальность речевой ситуации: «Непонятно ради чего, но поговорим!»); (нарушение условия Г) адресат откажется от контакта (ср. прагматическую аномальность речевой ситуации: «Это ни к чему обсуждать, но давайте обсуждать это»); (нарушение условия Д) коммуникативный акт не состоится (ср. прагматическую аномальность речевой ситуации: «— Руки вверх! — А я рассчитывала, что Вы меня поцелуете...»); (нарушение условия Е) коммуникативный акт не состоится — частный случай «комедии бездействия» (разговор, для которого есть все основания, так и не начинается). Видимо, не следует все-таки — вопреки предложениям многих — вводить в качестве подготовительных условий коммуникативного акта как такового условие искренности коммуникантов (в реальности этаблируются не только искренние типы речевого взаимодействия!); условие истинности информации (сплошь и рядом встречаются коммуникативные акты как попытки солгать, исказить положение дел и т. д.); условие соблюдения «социальных рангов» (коммуникативный акт часто этаблируется «несмотря на ранги»); условие соответствующего
психологического состояния собеседников (коммуникативные акты этаблируются и несмотря на это) и проч. Разумеется, все эти условия могут стать необходимыми подготовительными условиями, но только применительно к определенным типам коммуникативных актов. Понятно, что, подобно всем суждениям генерального характера, суждения, касающиеся подготовительных условий коммуникативного акта как такового, апеллируют прежде всего к «чистым» (лабораторным) случаям речевого взаимодействия. Практика общения изобилует случаями «взаимного попустительства» коммуникантов (модель «Я не понимаю, о чем Вы, но продолжайте» [= может быть, я пойму это потом]). Не менее часты случаи самофальсификации (модель «Я понимаю, что об этом не стоит Говорить...»). Однако такие случаи либо действительно являются аномалиями и рассматриваются как таковые (Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев. Языковая концептуализация мира. Гл. «Аномалии в речевой деятельности»), либо требуют т тривиальных контекстных условий (ср. в разговоре и любленных: «Только говори, мне все равно о чем!»). Тем не менее при обсуждении конкретных коммуникативных стратегий и коммуникативных актов соответствующих типов «прочие» подготовительные условия коммуникации будут, естественно, приниматься во внимание.
Второй момент, который также будет предметом постоянного внимания, связан с вопросом о конвенциональном характере коммуникативных актов. Под Конвенцией понимаются принятые в данном обществе (регламентируемые данным обществом) формы взаимодействия — в том числе и речевого. Интересно, что первоначально внимание исследователей речевых действий было направлено на речевые действия, осуществляющиеся в практике юриспруденции: именно здесь речевое поведение наиболее заметно подвержено влиянию конвенций. Так, Дж. Остин писал:
«Имеет смысл напомнить, что многие «акты», входящие в компетенцию юристов, представляют собой или включают в себя..., по крайней мере, выполнение каких-нибудь конвенциональных процедур. И конечно, вы сумеете оценить тот факт, что ученые-юристы в своих трудах постоянно обнаруживают осведомленность о разнообразии неудач... высказываний» {Дж. Остин, с. 36). Тем не менее вопрос конвенций принадлежит к разряду вопросов, окончательно не решенных в науке. Все ли коммуникативные акты, в которые мы реально вступаем, имеют конвенциональную природу (т. е. могут быть расписаны как определенный «регламент») или только часть их, в одинаковой ли степени конвенциональны разные типы коммуникативных актов (например, вынесение приговора, с одной стороны, и просьба — с другой) — эти и другие вопросы постоянно дискутируются в соответствующей среде. Для наших целей достаточно, видимо, представлять себе, что большинство — осторожно выражаясь — коммуникативных актов в той или иной степени регламентированы и что для говорящих, вероятно, удобнее, когда регламент есть, чем когда регламента нет (ср. речевую модель типа «Как мне вести себя в этой ситуации?»). Все, чем, может быть, стоило бы в этом смысле дополнить наши представления об актах общения, регулируемых теми или иными конвенциями, есть сформулированные опять же Дж. Остином условия, необходимые для успешного взаимодействия в рамках регламентированных речевых ситуаций: А.1 Должна существовать общепринятая конвенциональная процедура, приводящая к определенному конвенциональному результату и включающая в себя произнесение определенных слов определенными лицами в определенных обстоятельствах. Кроме того,
А,2 конкретные лица и обстоятельства в каждом данном случае должны быть пригодны для проведения той конкретной процедуры, к которой мы обращаемся... В. 1 Процедура должна выполняться всеми участниками правильно и В. 2 полностью. С. 1 Если процедура, как это часто бывает, предназначена для выполнения лицами, движимыми определенными мыслями или чувствами, или является началом нового этапа в последующем поведении любого из участников, тогда каждое лицо, участвующее в процедуре и, следовательно, реально обратившееся к ней, должно действительно испытывать эти мысли или чувства, и все участники должны иметь подлинное намерение совершать соответствующие поступки. Кроме того, г. 2 впоследствии они должны на деле вести себя соответственно. (Дж. Остин, с. 32—33) Если бы все акты общения в одинаковой мере регулировались только однотипными конвенциями, приведенных правил было бы вполне достаточно для речевого взаимодействия любого типа. Однако, к счастью или к сожалению, это не так: коммуникативные акты ориентированы на конвенции разных видов, конвенциональны в одинаковой степени, а кроме того, участники коммуникации по-разному смотрят на роль конвенций (от полного принятия конвенции до ее игнорирования), выбирают разные конвенциональные модели применительно к одни м и тем же коммуникативным актам и т. д., и т. п. Поэтому удобным в этом случае кажется следовать не Столько за Дж. Остином или Дж. Серлем (этот американ-I КИЙ ученый — второй крупный авторитет в области тео-
рии речевых актов), сколько за П. Ф. Стросоном — английским логиком, утверждавшим, что — при известной кон-венциональности любого акта общения — в качестве собственно конвенциональных актов можно рассматривать лишь одну группу в составе актов общения и что весь интерес состоит не в них, а в том, каким образом происходит понимание коммуникантами друг друга в тех актах взаимодействия, которые не регулируются четкими конвенциями или какими бы то ни было конвенциями вообще. Действительно, случается так, что в набор социальных ролей (функций) индивида часто входит и роль инициатора коммуникативных актов в ряде ситуаций. Общеизвестно, скажем, что подданный не может назначить аудиенции королю, а вправе лишь попросить об аудиенции. (Кстати, капризный Король из «Маленького принца» ведет себя в полном соответствии с этим коммуникативным правилом, постоянно подчеркивая свое право «открывать» каждый новый коммуникативный акт: так, в ответ на «Можно мне спросить Вас...» он спешит «упорядочить» роли собеседников и реагирует следующим образом: «Я повелеваю тебе спросить!» и т. д.). В случаях, когда речь идет о менее «масштабных» взаимодействиях, роли обозначены не столь отчетливо, но также, как правило, регулируются социальными конвенциями. Конвенции эти иногда определенным образом подчеркиваются, например, указанием на дверях «приемных дней» (или часов), которые специально отведены для ситуаций, когда роль инициатора коммуникативного акта принадлежит подчиненному, а не начальнику. Учет такого рода конвенций, безусловно, необходим для успешности соответствующих коммуникативных актов. Ведь адресант и адресат в условиях речевого взаимодействия — это «всего лишь» определенные социальные роли, а социальные роли, как известно, соотнесены между собой, т. е. взаимозависимы. Понятно, что применительно к вышеописанным ситуациям право «начать» коммуникативный акт продиктовано высоким социальным статусом адресанта (ср. также
систему взаимодействия в армии — «идеальный» пример жестко организованной субординации),— в большинстве прочих случаев данное право требует некоего обоснования: адресат, вступая в речевую ситуацию, должен быть «подготовлен» таким образом, чтобы не иметь сомнений насчет того, кто из партнеров «уполномочен» начинать диалог. И здесь не обойтись без решения вопроса о том, к какому типу речевой ситуации тот или иной «инициатор» вправе вообще обратиться. Можно ли представить себе некое лицо, наделенное абсолютной полнотой власти, которое вправе обратиться к речевой ситуации любого типа, «открыв» подобным образом любой желательный ему коммуникативный акт? Едва ли. Даже при жесткой — армейской, например,— субординации полководец может послать солдата на верную смерть, но не может приказать ему жениться на собаке. И дело здесь не столько в том, что полководец не обладает необходимой для этой последней акции полнотой власти, сколько в том, что применительно ко второму случаю, проблема полноты власти просто не обсуждается: здесь предполагается обращение к ситуации, модели» которой в принципе не существует. Речь, таким образом, идет в первую очередь о том, чтобы соотнести потребность (или желание) начать тот или иной коммуникативный акт с самой возможностью коммуникативного акта подобного типа. То есть: прежде чем ставить вопрос о том, может или не может соответствующее лицо начать коммуникативный акт, следует поставить вопрос о характере коммуникативного акта как такового. Например, имеет ли инициируемый коммуникативный акт некий прецедент, позволяющий рассматривать данный акт как один из действительно возможных? Понятно, скажем, что, если полководец из приводимого нами примера отдает солдату приказ взять в жены собаку, апеллировать к какому-либо прецеденту не представляется возможным. Аналоги ситуаций такого рода обнару-
жить, мягко говоря, трудно (во всяком случае, в активной памяти коммуникантов), стало быть, приказ неосуществим, каким бы авторитетом для солдата полководец ни был. В этом смысле приказ полководца и можно понимать как коммуникативно-бесперспективный. Таким образом, тривиальное, на первый взгляд, утверждение об адресанте как лице, которому коммуникативный акт обязан своим возникновением, привело нас к некоторым серьезным законам коммуникации, которые в первую очередь должны быть сформулированы. В данном случае имеются в виду правила инициации коммуникативного акта, ответственность за исполнение которых несет, естественно, адресант. Нарушение этих правил провоцирует самые разнообразные типы коммуникативных просчетов. Совершенно очевидно, что даже при наличии подготовительных условий коммуникативного акта уже «на старте», фактически даже не приступив к речевому взаимодействию, можно сделать непоправимые ошибки, по существу загубив предстоящий контакт. Как раз за «благополучие на старте» и отвечают правила инициации коммуникативного акта.
Правила инициации коммуникативного акта можно представить в виде определенной системы общих посылок, регулирующих речевое поведение инициатора коммуникативного акта, который предварительно должен отдавать себе отчет в том, имеет ли он право начать коммуникативный акт, и если имеет, то должен ли и каким образом должен маркировать речевую ситуацию. Генеральные посылки могут выглядеть, например, так: •от меня не ждут инициации никакого коммуникативного акта (модель 1), • от меня ждут инициации данного коммуникативного акта (модель 2); • от меня ждут инициации другого коммуникативного акта (модель 3).
§ 2. Модель 1:
Date: 2016-05-15; view: 794; Нарушение авторских прав |