Камино Хусто 3 page

– Маруся, ваша дочь – моя самая лучшая ученица.

И мы все трое смеялись от радости.

Туман почти рассеялся, кадры кинофильма стали длиннее, а уроки испанского короче; боль присутствовала в моем теле, но уже не жгучая, а какая‑то ноющая, тупая, я к ней привыкла. И у меня, кроме боли и испанских слов, в голове стали появляться мысли. Например, я задумалась, где же нахожусь. Точно не ад, но и не рай. Кусочки рая приносили своим появлением мама и Антон, но они ведь уходили…

Тогда где же я? От этих мыслей я быстро уставала и бросала их не додумав.

Я понимала все, что говорили приходившие в мою комнату люди, но в их разговорах не было ничего интересного. Пока не появились новые персонажи: трое мужчин в камуфляжной форме и банданах. От них исходила какая‑то угроза, и сердце мое сжалось от ужаса. Я подумала, что передышка кончилась, и меня сейчас снова потащат в ад.

– Ну что? – спросил один из них, самый здоровый.

И женщина, делавшая мне уколы, ответила:

– Кризис миновал; может быть, выкарабкается. Все время что‑то бормочет и поет.

– Все так же на испанском?

– На испанском.

И она вышла из комнаты.

– Не нравится мне все это, – сказал второй. – Иностранка, бредящая на испанском. Фуфло какое‑то! Что мы ее вообще в лагерь притащили?! Серхио, это твоя идея была! Ты можешь объяснить, чего мы с ней возимся?

– Пока не могу, – ответил третий. – Просто чувствую, что она фигура интересная и может нам пригодиться.

– Ты, конечно, начальник безопасности, и я не буду мешать тебе, но все это попахивает дерьмом. Почему ее сопровождали военные вертолеты, ты мне можешь объяснить?

– Пока нет.

– Ладно, – снова заговорил здоровый. – Если у тебя в отношении нее какие‑то планы – действуй, но предупреждаю: если она окажется шпионкой, я ее лично пристрелю.

Слово «пристрелю» потрясло меня. Как он может меня пристрелить, если я уже умерла?

– Пристрелить ты ее всегда успеешь, это дело нехитрое. Не торопись, Мигель. А вдруг она наш товарищ, и вертолеты не сопровождали, а преследовали ее?

Я поняла, что этот Серхио по‑любому за меня и решила его поддержать. Открыла глаза и сказала:

– Да, я ваш товарищ. И я хочу есть.

Мужчины вопросительно посмотрели на Серхио. У того как‑то алчно сверкнули глаза, и он крикнул кому‑то за дверь:

– Филу! Наша спящая красавица проснулась и требует завтрак в постель!

В дверь заглянула моя сиделка, поглядела на меня, обрадовалась, воскликнула: «Наконец‑то!» – и снова исчезла.

– Кто ты такая? – грозно спросил Мигель, не выказывая никакой радости оттого, что у него появился новый товарищ.

– Пепита, – прошелестела я.

– Откуда ты?

– Из Голландии.

Мой ответ напугал меня саму, потому что я ровным счетом ничего не знала про эту благословенную страну, кроме того, что в Амстердаме есть улица Красных фонарей.

Мигель нахмурился, видимо, собираясь задать новый вопрос, но тут появилась Филу с чашкой куриного бульона, а Серхио мягко сказал:

– Я думаю, у нас еще будет возможность хорошенько расспросить нашу гостью обо всем, на сегодня хватит. Ей надо спокойно поесть.

Мигель и второй без возражений покинули комнату, даже не попрощавшись, а Серхио остался. Он придвинул стул к моей кровати и весело наблюдал, как я маленькими глоточками пью бульон. Он разглядывал меня как неизвестное редкое насекомое и глаза его светились радостью энтомолога‑первооткрывателя. Филу тоже была радостно возбуждена, но это понятно – она столько со мной возилась, и ее труды не пропали даром. Она забрала у меня пустую чашку и сказала Серхио, что теперь мне надо поспать.

– Конечно, конечно, – согласился тот. – Всего один вопрос, Пепита. Кто такой Антонио‑Хуан? В бреду ты постоянно повторяла это имя.

– Антонио‑Хуан – мой учитель испанского.

– Прекрасно! – восхитился Серхио. – Поправляйся. Я буду к тебе наведываться, – пообещал он и ушел.

Его место на стуле заняла Филу, поправила одеяло, погладила меня по лбу и похвалила:

– Молодец, живучая. Не думала, что ты выкарабкаешься.

– Спасибо вам! – сказала я и закрыла глаза.

Я пыталась сообразить, откуда я выкарабкалась и что значит «живучая». Они что, хотят убедить меня в том, что я не умерла? Какой‑то здесь подвох. Конечно, бульон был вкусный и явно настоящий, и я ощущаю пальцами мягкость простыней, но ведь я так же четко ощущала и шероховатость бетона, когда ползла по трубе.

– Филу! – позвала я, не открывая глаз.

– Да, – отозвалась женщина.

– Я что – живая?

– Живая, живая, – как‑то странно ответила она.

И я ей совсем не поверила: «Это ловушка или всем что‑то от меня надо. Стоит быть осторожнее!» – в полной уверенности, что всех «раскусила», я спокойно заснула.

Постепенно я начала поправляться. Когда тело немного окрепло, потихоньку вставала и доползала до туалета. Филу меня хвалила, но на этом наше общение заканчивалось. На все мои вопросы типа «где я, собственно, нахожусь и что со мной произошло», она отвечала коротко:

– Потом узнаешь.

Узнать я, видимо, должна была от Серхио, который приходил довольно часто и всегда улыбчивый. Мы с ним беседовали, но мои вопросы он как‑то весело игнорировал и больше спрашивал сам:

– В какой стране ты находишься, Пеппи?

– В Корунде, наверное.

– Как ты сюда попала?

– Не помню. Просто помню, что ехала в Корунду.

– С кем ехала?

– Серхио! В моей памяти сохранилась только война на берегу, все остальное – полный провал.

– Амнезия, значит?

– Амнезия.

– А сколько тебе лет?

– Было двадцать три.

– Что значит – было?

– Когда‑то, в другой жизни мне было двадцать три года.

– Что еще помнишь из той жизни?

– Больше ничего.

Серхио ласково потрепал меня по щеке, велел отдыхать и ушел.

Я и правда очень уставала от этих коротеньких допросов, и веселый начальник безопасности меня пугал. Хотя внешне мне он очень нравился. У него была бронзовая от загара кожа, длинные темные волосы, которые он забирал в хвост, и европейские черты лица. Глаза серые, с длинными, не по‑мужски, ресницами. Просто шоколадка. Так бы и съела. Но, похоже, он был абсолютно несъедобен. Тем не менее в мою контуженную голову пришла мысль пококетничать с ним на всякий случай. И я попросила Филу принести мне зеркало. Она принесла мне небольшое круглое зеркальце. Я взглянула в него и не поняла, кого вижу. Почему‑то в голову сразу пришла мысль о колдовстве. Из зеркала на меня с ужасом смотрела какая‑то женщина без возраста, в последней стадии анорексии и абсолютно лысая. Я не увидела ровным счетом ничего, что напоминало бы мне Светлану Хохрякову. Я отложила зеркальце на тумбочку, решив, что надо будет найти другое, но с кокетством решила повременить.

Скоро мне представилась возможность увидеть себя целиком. Мне разрешили выходить и сидеть на скамейке около госпиталя. А в холле висело большое зеркало. Меня сопровождала Филу, и мы затормозили около него. Первым делом я глянула на изображение Филу. Филу отображалась очень правильно. Тогда я осторожно перевела взгляд на себя: рядом с Филу стояла знакомая лысая апорексичка, да еще кожа, обтягивающая кости, была в шрамах и шрамчиках. Значит, зеркала были не заколдованные, теперь я просто такая.

«Ну и дела!» – подумала я, нисколько не расстроившись.

Филу усадила меня на скамейку и ушла, пообещав забрать через полчаса. Мне ничего не было видно, кроме деревьев, окружавших здание лазарета, сквозь их листву пробивалось солнышко и дул легкий ветерок. Было так хорошо, что на глаза навернулись слезы, и мелькнуло подозрение: может быть, я правда живая? Но я не хотела напрягать мозги и отдалась блаженству полностью. Кто‑то нежно погладил меня по щеке, и я инстинктивно прижалась к ладони.

– Что же ты плачешь, Пеппи? – спросил меня голос Серхио, и я открыла глаза.

Начальник безопасности сидел рядом на скамейке.

– Просто хорошо, – ответила я. – Воздух, деревья, солнце, птицы. Как это все прекрасно. Как называется это место, Серхио?

– Тебе это знать необязательно.

– Но это Корунда?

– Не совсем. То есть официально – это Корунда, но отдельная ее часть, не признающая действующее правительство. Географически эта местность называется Долина Соматэ, мы же называем ее территория Camino justo. Это организация такая – «Правильный путь». Ты что‑нибудь о ней слышала?

– Нет!

– Ну а о перуанском «Светлом пути»?

– Ни слова.

– Это похожие организации, правда, перуанской уже больше не существует, ее разгромили, но остались мы. Перуанцы мечтали свергнуть правительство и наладить в стране справедливую жизнь; организация была очень сильная и большая, но и они не справились с поставленной задачей. Наша цель – отделить территорию от Корунды и создать новое свободное и прогрессивное государство.

От всех этих сообщений у меня закружилась голова, словно меня засунули в центрифугу, и я снопом повалилась на Серхио. Страшное открытие, что я все‑таки живая и попала к террористам, потрясло меня так, что руки и ноги тряслись, будто меня внезапно поразила болезнь Паркинсона.

– Вы сделаете из меня смертницу? – с тоской спросила я.

– Смертницу? Почему ты так решила?

– А на что я еще гожусь? Я ничего не умею из войны. А отпустить – вы меня не отпустите? Так ведь?

– Не отпустим! – подтвердил Серхио. – Ты была на секретной базе «Камино Хусто», ты видела всех ее руководителей, за головы которых и правительство и американцы готовы отдать миллионы. И хотя на шпионку ты мало похожа, все‑таки эту версию тоже нельзя исключить полностью, сейчас придумывают все новые и новые технологии. Может, ты зазомбирована под Пепиту из Голландии. Кстати – почему из Голландии, ты явно не знаешь ни одного голландского слова, акцент у тебя не европейский. Эта недоработка меня немного сбивает, не бывает шпионов, заявляющих, что они из Голландии и не знающих при этом родного языка. Меня очень забавляет эта головоломка. Конечно, я бы мог ее быстро разрешить – вколоть тебе нужный препаратик, и ты бы запела как птичка. И не осталось бы никаких тайн у Пепиты. Но я не буду его колоть по нескольким причинам: во‑первых, препаратик непростой и ты можешь совсем сдвинуться, а мне жалко и тебя, и своего чутья; потому что мне кажется, что ты можешь здорово пригодиться – и это вторая причина.

Он посадил меня прямо, а сам встал.

– На сегодня хватит, ты совсем плохая. Я позову Филу, пусть она тобой займется.

– Можно задать вопрос?

– Задавай, – кивнул он дружелюбно.

– Ты ведь тоже не латиноамериканец? Откуда ты?

И он захохотал:

– Из Голландии! Так что мы с тобой, считай, земляки, Пепита. А земляки должны друг другу помогать. Верно?

И он ушел.

Филу помогла мне вернуться в палату, и я попросила ее сделать мне какой‑нибудь укол, потому что голова гудела и раскалывалась. Она выполнила мою просьбу, и я погрузилась в вязкое забытье. Спала весь остаток дня и ночь и проснулась почему‑то абсолютно спокойной. Мозги, видимо, переварили страшную информацию и дали приказ – не паниковать. Это они правильно сделали, потому что стрессов впереди, похоже, ожидается множество, и если я на каждый буду реагировать также истерично, как вчера, то Мигелю не придется тратить на меня пулю – я отдам концы самостоятельно. А умирать второй раз не хотелось. Страшно. Мозги, наверное, еще кое‑что приказали телу, потому что мне захотелось движения. Филу просто обалдела, когда принесла мне завтрак и увидела меня медленно расхаживающей по комнате.

– Пеппи! Что ты делаешь?!

– Хожу.

– Ты же можешь упасть и удариться головой.

– Не упаду.

И она только неодобрительно вздохнула.

Хорошо позавтракав, я выразила желание самостоятельно отправиться на прогулку и получила решительный отказ:

– Нечего тебе здесь расхаживать. Будешь сидеть на скамейке.

– Логично, – сразу согласилась я. – А то ненароком увижу какие‑нибудь секреты, и тогда меня точно пристрелят.

Моя сиделка ничего не ответила, вышла из комнаты и принесла мне комплект из хлопковых брюк и блузы зеленого цвета. Точно такие же были на ней.

– Кроме формы, другой одежды здесь нет.

– Спасибо, – сказала я и сняла ночную рубашку.

Филу молча наблюдала, как я одеваюсь. Я тоже поглядывала на нее. Она стала строгой и закрытой. Ухаживала за мной совсем другая Филу; та Филу, может, и не охала и не сюсюкала надо мной, но возилась как с родственницей, я чувствовала тепло, идущее от нее, и ее поддержку. Сейчас я ничего не чувствовала, передо мной стояла чужая женщина лет сорока пяти, не очень красивая, с глубокими морщинами на лбу, с резко очерченными скулами и с замечательными глазами, которые холодно смотрели на меня.

– Филу! – я подошла к ней. – Чем бы ни закончилось мое пребывание здесь и кем бы я ни оказалась, все равно знай – я очень благодарна тебе за то, что ты меня выходила, а значит, спасла. Спасибо. Бог вознаградит тебя за это.

Я уткнулась ей в плечо и почувствовала ее руку на моей бритой голове, она погладила меня и сказала:

– Жизнь научила меня быть осторожной.

– Конечно, конечно, – быстро согласилась я и снова взглянула на ее лицо. Оно было по‑прежнему бесстрастным, но глаза все‑таки чуть потеплели. Мы тихо пошли в садик. По дороге меня прорвало на болтовню: – Конечно, я ничего не помню, но мне все равно кажется, что я не шпионка. Ну с чего мне быть шпионкой? Меня совершенно не тянет узнавать какие‑то секреты «Камино Хусто». И никакой враждебности я в себе не ощущаю.

– А что ты ощущаешь? – спросила Филу.

– Беспокойство и желание убраться отсюда подальше. Отпустили бы они меня с миром.

– Так не получится. У Серхио на тебя планы.

– Знаю, – уныло вздохнула я. – Он мне уже сообщил об этом.

– У Серхио очень большой авторитет, он почти никогда не ошибается. Ты должна слушаться его. В конце концов ты в долгу перед организацией. Мы тебя спасли, ты должна отработать.

Запахло пропагандой, и я решила перевести разговор на другую тему:

– Он такой красавчик!

– Кто? – удивилась Филу.

– Ну как же! Начальник безопасности, Серхио.

Филу недоуменно взглянула на меня:

– Никогда не думала о нем с этой точки зрения.

Мы уже дошли до скамейки, но Филу не торопилась меня покидать.

– Наверное, все местные женщины влюблены в него?

Филу усмехнулась и жалостливо посмотрела на меня:

– Товарищи «Камина Хусто» не позволяют себе таких глупостей. Все силы и эмоции должны быть отданы борьбе. Проблемы секса решаются очень просто – каждый мужчина может подойти к любой женщине и сообщить о своем желании.

– И женщина не откажет?

– Конечно нет. Секс – это физиологическая потребность организма, и она должна быть удовлетворена.

– А если женщина захочет удовлетворить свою физиологическую потребность, она тоже может подойти к любому мужчине?

– Естественно, к любому, исключая руководство.

– Почему?

– Так сложилось. Их нельзя отвлекать. На них слишком большая ответственность и нагрузка.

– И что же? Никто никогда ни в кого не влюблялся?

– На базе нет. Сюда попадают только самые проверенные и надежные товарищи. Для каждого главное – борьба за справедливость.

– И для тебя тоже?

– Конечно, иначе меня здесь не было бы, – твердо ответила Филу.

Разговор вроде бы был окончен, но Филу осталась сидеть на скамейке, а язык мой, видать, сильно соскучился без работы, и я продолжила приставать к ней.

– Филу, а если вдруг какой‑нибудь мужчина предложит мне секс, я тоже должна ответить согласием?

И тут я впервые услышала смех своей сиделки, а сама покраснела от стыда, щеки так и горели.

– Конечно, я сказала глупость. Я сейчас и на женщину‑то не похожа, кто захочет ходячий скелет с проломленным черепом.

– Не в этом дело, – продолжая смеяться, ответила Филу. – Просто ты – чужая. Ты не товарищ. Но, похоже, и не шпионка, если столько глупостей в голове. В любом случае я очень рада, что тебя так интересует секс, это означает, что ты резко пошла на поправку. Здорово. Я не ожидала такой прыти.

И глаза ее сверкнули профессиональной гордостью.

Тут подошел не ошибающийся начальник безопасности, мой нынешний начальник и командир и вообще владелец моей судьбы. Он как всегда улыбался, но улыбка его не показалась мне абсолютной.

– Как дела, милые дамы?

Хотелось мне ему ответить «дела как сажа бела», но язык свой я вовремя прикусила. Вместо меня ответила Филу:

Дела хорошо. Наша красавица бодрее день ото дня.

– Я видел, вы тут беседовали. О чем шла речь?

– Не поверишь, Серхио, об отношении полов. Я ее немного просветила, как обстоят дела с этим вопросом в «Камино Хусто».

– Ну и как впечатления?

Это он меня спросил. Я жутко разозлилась, что Филу меня сдала, и меня понесло:

– Круто! Мне нравится! Вот выполню твое задание, стану товарищем – и сразу трахну тебя. Изласкаю до полусмерти, ты выдашь все секреты, а я их продам, разбогатею и стану жить припеваючи!

– А кому ты их продашь? – он по‑прежнему скалился.

– В том‑то и беда, что пока не соображу, кому нужны ваши секреты.

Филу стояла прибалдевшая, а Серхио захохотал:

– Или она окончательно пришла в себя, или окончательно сбрендила. Филу, оставь нас. У меня с Пеппи намечается интимный разговор.

И Филу ушла. Серхио подсел ко мне поближе и положил руку на мое костлявое плечо. В ответ я чмокнула воздух около его лица.

– Ты очень смелая сегодня, с чего бы это?

– Наверное, либидо взбесилось. Или все‑таки хлебнула твоей сыворотки правды. Откуда я знаю, чем вы меня пичкаете.

– А почему свой коварный план соблазнения ты решила воплотить после исполнения задания, а не до?

– Смеешься? Сейчас я не в форме. Вряд ли ты клюнешь на мешок с костями. Вон, даже грудь куда‑то подевалась, волос нет, только шрам на башке. Сама себя в зеркале пугаюсь.

– А раньше была красавицей?

– Наверняка, – уверенно сообщила я. – А потом сейчас я же чужая, а у вас тут с чужими ни‑ни, мне Филу объяснила. Так что подожду до лучших времен, совершу геройский подвиг, отращу грудь и волосы, и уж тогда‑то ты от меня не отвертишься, начальник.

– Ты, оказывается, очень коварная, Пеппи.

– Да мы все голландки такие, тебе ли этого не знать, земляк.

Наконец он перестал скалиться, секунду посверлил меня своими серыми глазами, убрал руку с плеча и предупредил:

– Опасно играешь. Попридержись.

У меня сразу пропала охота нарываться, и я смиренно ответила:

– Хорошо.

– Вот и отлично, – одобрил меня начальник, спокойно и, слава богу, без своей вечной улыбочки. – Но и не скисай, мне понравился твой настрой. С завтрашнего дня начнем работать. Пока только подготовка.

– Есть, товарищ командир.

Как я ни старалась, в словах все равно прозвучала издевка. Серхио, уже собиравшийся уходить, застыл как вкопанный. Я зажмурила глаза и подумала: вот сейчас он вынет пистолет и пристрелит меня прямо здесь, на скамейке. Но вместо выстрела я услышала странное признание начальника безопасности организации «Камина Хусто»:

– Я съел лягушку.

Он ушел, а я еще долго сидела на скамейке не в силах подняться. Я никак не могла истолковать его слова, но призналась себе, что эта игра осталась за ним.

На следующий день Серхио пришел за мной сам и предложил прогуляться. Я согласилась гулять только вокруг здания лазарета:

– А то увижу какую‑нибудь пушку, а мне это совсем ни к чему.

Серхио не возражал, да и вообще был не очень‑то веселый. Я спросила, как он себя чувствует.

– Почему ты задала этот вопрос?

– Да так, что‑то ты без улыбочки сегодня.

– Всё, отулыбались. Начинаем работать. Сначала я расскажу тебе, кому нужны наши секреты…

По его словам, секреты «Камино Хусто» нужны были практически всем. У организации не было друзей, а только одни враги. Главный враг – американский империализм, который сделал из всей Латинской Америки свою вотчину, грабит и подавляет народ, насадили во всех странах угодные ему марионеточные правительства, которые не думают о благе своих стран, а пляшут под американскую дудку. Но самое гадкое правительство, по словам Серхио, было в Корунде.

– Люди крайне глупые, ленивые и тупые. Умеют только одно – воровать. И если бы не американцы, Долина Соматэ давно бы была самостоятельной республикой. Но существует и еще один, конкретный и на сегодняшний момент главный враг – дон Эскобар Санчес.

– Ты что‑нибудь слышала о нем?

– Ничего.

– Странно. Года два назад о нем писали все газеты. Это наркокороль всей Корунды, да и не только Корунды, он скупал плантации коки во всех близлежащих странах. Немыслимо богат, владел несколькими фабриками по переработке коки и целой системой транспортировки кокаина. Ему все было мало, и он положил глаз на Долину. Здесь крайне плодородные земли и существуют природные плантации коки. У Санчеса была целая армия, вооруженная до зубов, и он вторгся в Долину. Мы защищались. Погибло много людей. И наших товарищей, и простых жителей. Наше влияние в Долине было главенствующим, люди понимали, что мы боремся за их счастье. Эскобар со звериной жестокостью уничтожал целые деревни, оказывающие сопротивление его головорезам. Мы хотели вооружить народ и поднять восстание, но Эскобар подключил правительственные войска, и мы вынуждены были уйти в подполье. В горы он не полез, и горная часть Соматэ по‑прежнему наша. В равниной части воцарился Санчес. Заселили деревни своими практически рабами, а в знак победы построил на плато Лунг целую крепость. Там же у него и фабрика, и склад уже готового кокаина и, конечно, оружие, оружие, оружие.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Чтобы ты была в курсе. Это политинформация. Слушай дальше, – приказал он, и мы опять начали нарезать круги вокруг лазарета. – После победы в Долине Эскобар Санчес почувствовал себя Наполеоном и решил стать президентом Корунды. С его деньгами это было несложно. Он скупил все правительство на корню, а самых жадных, кто не соглашался на его условия, просто убивал. В Корунде воцарился страх, как раз приближались очередные президентские выборы, и все города и села были завалены плакатами с портретами спасителя Отечества Эскобара Санчеса. Сомневаться в исходе выборов не приходилось. Но тут вмешались американцы, им не понравилось, что Эскобар становится неуправляемым и выходит из‑под контроля. А когда уж Эскобар хлопнул какого‑то их посланника, который пытался припугнуть зарвавшегося кандидата в президенты, они совсем обозлились. Быстро объявили угрозу интересам США и ввели несколько корпусов. Когда мировая пресса загундосила об американской агрессии и вмешательстве в дела суверенного государства, было поздно – американцы практически уничтожили империю Эскобара; но сам он скрылся в замке на плато Лунг. Сюда они почему‑то не полезли. Вернее, я знаю почему. Отложили на потом, чтобы уже одним ударом уничтожить и Эскобара Санчеса и «Камина Хусто» – мы им как кость в горле.

Когда с Эскобаром было покончено, американцы устроили пародию на выборы и усадили в президентское кресло американца корундского происхождения – Хуана Медейроса, к которому сразу приросла кличка Хуанболван. Население его ненавидит, и каждый корундец считает своим долгом, увидев портрет президента Хуана Медейроса, плюнуть в него. Поэтому сейчас портреты президента вывешивают под самым небом. У народа появилась новая забава – найти способ, как испоганить изображение Болвана и не попасться полиции. Практически сейчас полиция Корунды занимается одним – оберегает портреты президента. Сам же Хуан Медейрос на людях старается не показываться, окружил себя американской охраной, экстрасенсами, психологами и колдунами. Он хоть и американец, но корундская кровь дает о себе знать. Все корунцы очень суеверны. И хотя все население – католики, местных индейских богов тоже не забывают. Как‑то у них все органично переплетается. Поэтому колдовство не грех, а местный обычай. На смерть обычно не колдуют – это под запретом, но напакостить врагу – с огромным удовольствием. Вот президент и трясется от страха в своей резиденции и ждет не дождется истечения срока полномочий. Ошиблись американцы с Медейросом. Хотели такого, чтобы не выступал, но переборщили и приволокли сюда совсем уж слизняка. Сейчас злятся, но не будешь же ни с того ни с сего менять президента, тем более что сами обеспечивали свободу и демократичность его выборов. Единственное, чего они добились от своего ставленника, чтобы тот объявил войну наркотикам, так что теперь Эскобар Санчес вне закона и за его голову назначена огромная награда. Но получить эту голову не очень‑то легко. Крепость Лунг практически неприступна; людей у него еще предостаточно. Правда, разбегаются потихоньку, но очень потихоньку. Уже год бывший наркокороль сидит в крепости, почти не выходя из дома вместе с семьей. У него жена Анита и двое детей: мальчик и девочка.

Серхио замолчал.

– Ну, дальше, – попросила я.

– Ну дальше так дальше, – решил что‑то для себя мой политинформатор. – Все равно узнаешь. Только давай сядем на скамейку, ты достаточно находилась. Вижу, устала. Филу меня отругает, велела не переутомлять тебя.

Мы добрели до скамейки, уселись, и Серхио продолжил:

– Нынче территория снова почти вся под нашим контролем, кроме плато Лунг. Эскобар Санчес для нас – бомба. В любой момент сюда могут вторгнуться войска для ликвидации государственного преступника. Если бы это были только войска Корундии – не проблема. Солдаты не стали бы воевать против «Камино Хусто», мы очень популярны в стране среди простого населения. Санчеса они ненавидят, потому что уж больно много крови на нем и преступлений. Он обращался с соотечественниками как завоеватель. Например, безжалостно выжигал их поля и заставлял выращивать для него коку. Народ умирал от голода. Да много еще чего творил страшного, тебе об этом знать не надо. Но раньше его боялись и ненавидели. А теперь просто ненавидят и молятся о возмездии. Возмездия этого ждут от нас, но мы пока не можем взять крепость, у нас не хватает нужного оружия. Атака сейчас возможна только с воздуха, у нас всего два вертолета, а Лунг напичкан зенитными установками. Нужно время, чтобы хорошо подготовиться или придумать другой способ ликвидации Санчеса. А у нас, похоже, времени не слишком много. Зашевелились американцы. Во‑первых, начали поставки оружия армии Корунды; во‑вторых, на территорию зачастили иностранцы. Раньше их и в помине не было здесь. А теперь то миссионеры заявятся, то антиглобалисты, то волонтеры какие‑то. То вот ты. Но ты попала на территорию самым экстравагантным способом – в сопровождении военных вертолетов. – И Серхио засмеялся.

– Почему военных – на них было написано – полиция.

– Деточка, полицейские вертолеты оснащены совсем другим оружием. Конечно, наши вообразили, что это неудачная высадка супершпионки и ни за что не хотели с тобой связываться, оставить тебя, прибитую камнем, на берегу и понаблюдать, что будет дальше. Но я понял, что дальше будет только твоя смерть и откомандировал бойцов доставить тебя на базу. Ты долго решала, какой свет выбрать – тот или этот, но видно совесть в тебе заговорила, и ты осталась с нами, чтобы отблагодарить спасителей и поработать на «Камина Хусто». Я правильно говорю?

Я спросила безнадежно:

– Серхио, ты не мог бы меня отпустить просто так?

– Нет! – жестко ответил он.

– Я слабая, больная женщина. Какой от меня может быть прок?

– «Камино Хусто» – это не Красный крест, а боевая организация. Мигель и Хорхе до сих пор подозревают тебя, поэтому если в твоей раненой головке водятся мысли о побеге, немедленно и навсегда выкинь их; при первой же попытке тебя уничтожат. Я тоже не добрый дядя, хотя и симпатизирую тебе. Ты – часть моего плана, а я привык свои планы исполнять, иначе я не был бы хорошим профессионалом. И если ты не захочешь выполнить работу, намеченную мной для тебя, я сразу потеряю к тебе все симпатии. А потом, Пеппи, мне тобой обещана ночь огненной любви после выполнения работы. Какой мачо откажется от такого наслаждения? Только не я! – Потом он приблизил свои губы к моему уху и прошептал: – Я очень хороший любовник, – и пощекотал языком кожу возле уха.

Я вздрогнула и очумело уставилась на него. Он смотрел на меня придурочным взглядом киногероя из плохого фильма. И я заплакала от обиды, встала и, не прощаясь, ушла к себе.

– Что случилось? – спросила меня Филу, когда я вернулась в палату. – Почему ты такая красная и заплаканная?

– Козел, козел, козел! – заорала я в ответ.

– Кто? – поинтересовалась Филу.

– Да ваш Серхио! Дешевый фраер!

Продолжить я не успела, потому что Филу влепила мне увесистую пощечину. Было больно. Я заткнулась, схватившись за щеку.

– Не смей так говорить о наших товарищах. Ты ногтя на их мизинце не стоишь. Наши руководители великие люди, они доказали это на деле. Сколько жизней они спасли, сколько страданий выпало на их долю. Они настоящие герои. А ты… Ты не шпионка. Ты просто пустая избалованная дрянь, как все европейки.

Она отвернулась, собираясь выйти.

– Не уходи, Филу, прошу тебя. Прости меня, я не должна была этого говорить. Просто… Просто… – Филу уже открыла дверь, не обращая внимания на мои покаянные слова. – Просто Серхио мне ужасно нравится как мужчина; а он издевается надо мной.

Date: 2016-01-20; view: 332; Нарушение авторских прав