Глава 4. Главная особенность Майами - это всеобщая готовность и желание жителей этого города забетонировать всё

Главная особенность Майами - это всеобщая готовность и желание жителей этого города забетонировать всё, что только можно.

Поначалу наш прекрасный город был как субтропический сад – полон дикой жизни, где много животных и растений. Но спустя всего несколько лет кропотливой работы и вот уже нет ни растений, ни животных.

Конечно же, память о них живет в названиях различных жилых комплексов, построенных на останках природы. Существует неписанный закон - давать название новому зданию в честь того, кого уничтожили ради постройки. Уничтожили орлов? Теперь есть Закрытое Сообщество “Орлиное гнездо”. Поубивали всех пантер? Зато появилось Проектное Бюро “Пантера”. Просто, изящно, но в первую очередь – прибыльно.

Ни в коем случае не хочу сказать, что Сады Фэйрчалда это одна сплошная парковка, где закатали в бетон и основателей Фэйрчалдов и их тюльпаны.

Совсем нет! Скорее наоборот - здесь растения мстили городу. Чтобы добраться сюда, нужно проехать немало улиц под названием Орхидейная или Кипарисовая, однако только здесь вы увидите по-настоящему обширное пространство дикой природы - деревья и те самые орхидеи - практически не тронутое человеком. Если, конечно, не обращать внимания на переполненные туристические автобусы. Однако все-таки здесь имелась пара-тройка мест, где вы могли бы полюбоваться настоящей пальмой без неонового света на заднем фоне. И, как правило, я прекрасно себя чувствовал, бродя среди деревьев и отдыхая от городской сутолоки.

Но сегодня утром, когда мы туда подъехали, парковка была перегружена. Сад был закрыт, так как в нем нашли Нечто Жуткое, и толпа народа скопилась у входа. Посещение Сада у них входило в туристическое расписание и они надеялись проникнуть внутрь, чтобы с облегчением поставить галочку на своем маршруте, а заодно, если повезет, увидеть что-нибудь ужасное, чтобы потом прикинуться шокированными.

Прекрасный отдых в Майами – трупы в орхидеях!

В толпе курсировали туда-сюда два похожих на эльфов парня. Они снимали на камеру все – людей, стоящих у ворот, сами ворота. Время от времени они выкрикивали – "Убийство в Саду!", и подобные провокационные высказывания. Вполне может быть, что у них удобное место на парковке, и они просто не хотели отсюда уходить. Там и места-то осталось разве что для одноколесного велосипеда.

Дебора, будучи уроженкой Майами, да к тому же еще и копом, лихо протолкнулась сквозь толпу на своем здоровенном Форде прямо к самым воротам, где уже было припарковано несколько полицейских машин, и быстро выскочила из авто. Ко времени, когда я только вылез из машины, она уже беседовала с одним из полицейских, низкорослым пухляком по фамилии Мельтцер, с которым я был немного знаком. Он указал на тропу вдалеке, и Дебора тут же зашагала в ту сторону.

Я поспешил за ней. Я уже привык бегать за ней, словно мы играем в догонялки, так как на место преступления она всегда неслась как угорелая. Мне никогда не хотелось указывать ей на то, что в принципе спешить-то некуда. Ведь жертва уже все равно никуда не убежит. Однако она спешила и ожидала от меня расшифровки очередного послания. Поэтому, прежде чем она могла заблудиться в джунглях, я последовал за ней так быстро как мог.

Наконец я нагнал ее в момент, когда она притормозила на отходящей в сторону от основной дорожки полянке. Мы находились на участке сада под названием Тропический Лес. Здесь стояла скамейка для истинных ценителей природы, на которой они могли присесть и восстановить силы среди цветов. Но к несчастью для бедного, задыхающегося от гонки за сестрой Декстера, скамейка была уже занята тем, кому она нужна была явно больше меня.

Он сидел в тени пальмы возле небольшого ручейка. Одет он был в шорты из хлопка, висевшие на нем мешком и вошедшие в моду совсем недавно. На ногах у него были резиновые шлепанцы, которые всегда носят с такими шортами. На нем была футболка с надписью “Я за Батхеда!”, на шее фотоаппарат, а в руке он задумчиво сжимал букет. Хоть я и употребил слово задумчиво, но это была задумчивость иного рода. Дело в том, что голова его была филигранно отрезана и вместо нее во все стороны, словно красочные брызги, торчали экзотичные цветы.

А в руке вместо букета цветов он сжимал связку ярких кишок с сердцем посредине, вокруг которого летал рой мух.

- Вот сукин сын! - пробормотала Дебора, и с ней трудно было не согласиться, - Вот же, мать его, ублюдок! Три трупа за день!

- Но мы не знаем наверняка, что они связаны между собой, - осторожно вставил я, и Дебора уставилась на меня в недоумении.

- Ты хочешь сказать, что мы столкнулись с двумя таким уродами, орудующими в одно и то же время?

- Это не так уж маловероятно.

- Черт, может быть ты прав. И мне еще предстоит иметь дело с капитаном Мэтьюзом и с каждым долбанным журналюгой Восточного Побережья!

- Та еще вечеринка будет!

- И что же мне им рассказывать?

- Что у нас есть ряд версий, и в ближайшее время мы надеемся сказать им что-либо конкретное, - подсказал я ей.

Дебора посмотрела на меня взглядом большой, злой, зубастой и очень сердитой рыбы.

- Я знаю все это дерьмо и без тебя. Даже журналисты знают это дерьмо. И вообще все это дерьмо придумал Мэтьюз! - зло бросила она.

- А какое же дерьмо ты бы предпочла?

- А такое дерьмо которое бы объяснило все эти выкрутасы, дурень!

Я проигнорировал ласковое обращение своей сестры и снова посмотрел на нашего любителя природы. Создавалось впечатление, что тело специально было положено в такой непринужденной позе, которая создала очень большой контраст по отношению к факту, что это был очень мертвый и безголовый человек. Тело было уложено с чрезвычайной заботой, что снова подтвердило мои предчувствия – финальное представление гораздо важнее, чем собственно убийство.

Несмотря на хихиканье Пассажира это немного тревожило. Словно кто-то признал – вся возня и беспорядочный секс нужны всего-навсего для того, чтобы в конце выкурить сигаретку.

Столь же тревожным фактом было то, что как и на предыдущем месте преступления, я не получил от Пассажира никаких дельных советов, кроме его непонятного, благодарного веселья.

- По-видимому, это некое сообщение, - неуверенно сказал я.

- Сообщение? Что за сообщение?

- Не знаю.

Дебора долго на меня смотрела, а потом кивнула.

- Слава тебе господи, что ты здесь, чтобы помочь! - съязвила она, но прежде чем я смог придумать что-то в свое оправдание, наш мирный разговор прервала прибывшая бригада криминалистов, которые тут же стали фотографировать, измерять, посыпать порошком и заглядывать во все уголки в надежде что-нибудь найти. Дебора тут же отвернулась поговорить с Камиллой Фигг, одной из наших гиков, и мне оставалось только страдать в одиночестве от осознания, что я подвел сестру.

Я уверен, что страдание было бы ужасным, если бы я был способен чувствовать угрызения совести, или другие разрушающие человеческие эмоции. Но я не создан для этого, поэтому ничего не почувствовал, кроме, разве что голода.

Вернувшись на парковку, я разговаривал с офицером Мальтцером до тех пор, пока не нашелся человек, который смог бы меня подбросить обратно на Саут-Бич. Я оставил там свой чемоданчик, да и вообще даже не начинал осмотр места на предмет обнаружения крови.

Я потратил остальную часть утра, курсируя с одного места преступления на другое. Работы для меня практически не было – пара маленьких, почти высохших пятнышек на песке. Все говорило о том, что эта парочка была убита не на пляже. Я был уверен, что это уже всем понятно. Маловероятно, что кто-нибудь будет проводить всю эту нарезку и украшать трупы публично. Так что я не собирался напоминать об этом Деборе, тем более что она уже находилась в состоянии безумного бешенства, а мне совсем не улыбалось направить этот гнев на меня.

Единственная удача за весь день улыбнулась мне примерно в час дня, когда Энджел-не-родственник предложил подвезти меня назад в лабораторию, и проезжая Калле Око[5], мы остановились на ланч в его любимом кубинском ресторанчике “Хабанита”. Я съел великолепный кубинский стейк с гарниром, выпил два кофесито с фруктовым десертом и почувствовал себя гораздо лучше. В таком хорошем настроении я вошел в участок, показал свой значок и ступил в лифт.

Когда двери лифта закрылись, я ощутил неуверенный и слабый трепет Пассажира. Внимательно прислушиваясь к себе, я задавался вопросом – это реакция на утреннюю бойню или же в моем стейке было слишком много лука? Но ничего кроме нервного напряжения черных крыльев не услышал. А это очень часто был знак – что-то здесь не так.

Что может быть не в порядке в лифте, я не знал, так что я остановился на мысли, что недавний творческий отпуск Пассажира перед лицом Молоха оставил его в беспокойном и нерешительном состоянии. Конечно, это не могло быть просто потому, что мой Пассажир такой впечатлительный, и я как раз над этим раздумывал, когда двери лифта раздвинулись и я получил ответы на все вопросы.

Как будто зная, что мы будем в лифте, нас встретил сержант Доакс. Он стоял и не мигая пялился ровно на то место, где мы находились, и шок от этого был впечатляющим. Я никогда ему не нравился. Он, по каким-то непонятным мне причинам подозревал, что я некий ужасный монстр - которым я конечно же и являлся - и был настроен доказать это любой ценой. Однако один хирург-любитель схватил его и отрезал ноги, руки и язык, и хотя мне пришлось туго при его освобождении - все-таки большую его часть мне удалось спасти – он решил, что новая урезанная форма его тела это моя вина, и невзлюбил меня еще сильнее.

Даже тот факт, что без языка он не мог толком ничего сказать, не помогал. Он так или иначе говорил, а мы были вынуждены выслушивать этот его новый язык, состоящий в основном из гыкающих звуков. И гыкал он настолько грозно и убедительно, что пока вы пытались понять его речь, возникало желание бежать от него в поисках запасного выхода.

Так что я уже был готов к его злой тарабарщине, а он немигающее вылупился на меня как на насильника старушек. Я уже начал было подумывать, смогу ли проскочить мимо, просто оттолкнув его, как вдруг двери лифта автоматически стали закрываться.

Но не дав мне укрыться в лифте, Доакс протянул правую руку – вернее блестящий стальной протез в виде крюка – и остановил двери.

- Благодарю, - пробормотал я и попытался сделать шаг вперед. Однако он по-прежнему стоял на месте и, не мигая, смотрел на меня, так что похоже, если я не двину его как следует, мне из лифта не выбраться.

Доакс, продолжая с ненавистью наблюдать за мной, вытащил что-то маленькое, отливающее серебром, размером с маленький блокнот. Щелкнул, открывая его, и я рассмотрел, что это КПК. Все еще не сводя с меня взгляда, он потыкал в нем своим крюком.

- Принеси мне на стол, - членораздельно произнес мужской электронный голос. Доакс рыкнул, еще потыкал. - Черный, две ложки сахара, - выговорил голос, и Доакс опять нажимал кнопки, а голос продолжил, - Всего хорошего! - Это был приятный баритон, который ассоциировался с радостным пухлым белым, а не с этим свихнувшимся на мести враждебно настроенным чернокожим киборгом.

Тогда он наконец оторвал от меня взгляд, посмотрел на клавиатуру своего КПК, и через несколько мгновений – очевидно просмотрев список ранее составленных фраз – нашел нужную кнопку.

- Я по-прежнему слежу за тобой! - весело сообщил мне электронный голос. Этот позитивный, радостный тон по идее должен был меня успокоить, однако то, что это сообщение исходило от Доакса, портило весь эффект.

- Утешает. А можно ты будешь следить за мной не в лифте?

На мгновение мне показалось, что он возражает, но он уже снова собрался печатать своей клешней. Потом, вспомнив, что не глядя на клавиатуру у него не очень-то получается, опустил глаза на экран, выбрал нужную фразу и снова вылупился на меня.

- Ублюдок! - радостно произнес голос, таким тоном, словно говорил: "желейный пончик". Однако немного он все-таки отодвинулся, так что я смог протиснуться.

- Спасибо, - поблагодарил я, и так как я иногда бываю злопамятным, добавил, - Я принесу тебе на стол. Черный, с двумя ложками сахара. Всего хорошего! - Я прошел мимо него и направился к своему закутку, чувствуя его взгляд на своей спине.