Глава 2. Представление проходило на темной, маленькой улочке, недалеко от Сены, и как затаив дыхание сообщила мне Рита

Представление проходило на темной, маленькой улочке, недалеко от Сены, и как затаив дыхание сообщила мне Рита, в районе Рив Гош[1]. Все было представлено в виде шоу в демонстрационном зале под названием Риалите. Нам пришлось поторопиться с ужином, и даже пропустить десерт, чтобы успеть туда, как указано в приглашении, к 7.30.

Когда мы пришли, там уже было около тридцати человек. Они стояли небольшими группами перед плоскими экранами, развешанными по стенам. Все это было похоже на обыкновенную выставку картин, пока я не взял почитать одну из брошюр. Напечатана она была на трех языках - французском, немецком и английском. Пролистав до английского перевода, я принялся читать.

После нескольких предложений у меня брови полезли на лоб от удивления. Это был своего рода манифест, написанный с неуклюжей страстью, которая к тому же переведена была небрежно, разве что немецкий вариант был неплох. В нём говорилось о расширении границ искусства в новые области восприятия, и разрушении условной линии между искусством и жизнью, установленной архаичной и изнеженной Академией.

Даже при том, что несколько передовых работ были выполнены Крисом Берденом, Рудольфом Шварцкоглером, Дэвидом Небреда и другими, пришло время разбить стену и продвинуться дальше в двадцать первое столетие. И сегодня вечером, с новой работой под названием "Нога Дженнифер" мы совершим этот прорыв.

Все это было написано с такой страстью и идеализмом – по моему, довольно гремучая смесь - что я бы посмеялся. Хотя Некто счёл это более чем просто забавным; где-то в глубинах Замка Декстера я услышал мягкое посвистывающее хихиканье Темного Пассажира. Это, как всегда, обострило мои чувства и привлекло внимание к этой теме. Пассажиру нравится находиться в картинной галерее?

Теперь я осмотрел зал другим взглядом. Приглушенное перешептывание людей, сгруппировавшихся перед мониторами, больше не казалось данью уважения к искусству. Сейчас я услышал в этом шепоте недоверие и даже некоторый шок.

Я посмотрел на Риту. Она хмурилась и качала головой при чтении брошюры.

- Я слышала про Криса Бередена. Он был американцем. Но вот этот Шварцкоглер… - произнесла она, запнувшись на последнем слове, она ведь учила французский, а не немецкий. - О, тут сказано что он отрезал себе…, - она покраснела и подняла голову. Посмотрела на людей, затем что-то разглядела на мониторе. - О, боже…, - выдохнула она.

- Может нам уйти? - предложил я, чувствуя, как зашкаливает радостное возбуждение моего внутреннего друга.

Но Рита уже подошла к первому монитору и после того как она увидела то, что там показывали, стала медленно открывать и закрывать рот, словно пытаясь произнести длинное и трудное слово: "Это… Это… Это…"

Быстрый взгляд на экран подтвердил правоту Риты - это было нечто!

На экране крутили клип с девушкой, одетой в какой-то устаревший костюм стриптизерши из ленточек и перьев. Однако вместо того чтобы принимать положенную для такого антуража сексуальную позу, она стояла у стола, положив на него одну ногу. В следующие пятнадцать секунд клипа показано как она берет жужжащую ленточную пилу и кладет её себе на ногу. Голова её откидывается, рот открывается в немом крике. Затем клип начинается с начала.

- Господи боже! - воскликнула Рита, ошеломленно качая головой, - Это... Это какой-то монтаж. Наверняка это монтаж!

Но я не был так в этом уверен. Во-первых, потому что Пассажир мне уже намекнул, что здесь творится нечто очень интересное. А во-вторых, выражение на лице девушки было весьма мне знакомо из моего собственного артистического опыта. Это была подлинная боль, в этом я был уверен, настоящая и совершеннейшая агония. Во время моих обширных исследований я никогда не сталкивался с кем-то согласным причинить себе подобную боль. До этого случая. Неудивительно, что у Пассажира случился приступ веселья. Хотя не очень-то это весело - если таких будет много, то мне явно следует подумать о другом хобби.

Но такой поворот заинтересовал меня и при других обстоятельствах я обязательно посмотрел бы побольше таких клипов.

Однако я чувствовал некую ответственность перед Ритой, а все это явно не то, что она может посмотреть и потом беззаботно светить своей солнечной улыбкой. "Пойдем, Рита, перекусим".

Но она по-прежнему качая головой и повторяя: "Это должно быть какой-то фокус", пошла к следующему экрану.

Двигаясь следом за ней, я увидел другой пятнадцатисекундный ролик с той же девушкой и в том же костюме. В этом клипе она фактически снимает с ноги кусок плоти. На лице ее застыло выражение бесконечной муки, как будто она терпит эту боль достаточно долго и успела к ней привыкнуть, но все-таки ей больно.

Странно, но мне это напомнило лицо женщины из порнофильма, который показывал Винс Масука на моем мальчишнике, кажется он назывался "Групповуха в общаге". И когда она смотрела на свою ногу, на которой часть голени была удалена до кости, на лице ее сквозь боль, проскочило выражение удовлетворения, словно она говорила: "Вот что я вам покажу!'

- О мой бог! - прошептала Рита. И по непонятной мне причине пошла к следующему экрану.

Я не претендую на понимание людей. В большинстве случаев я просто пытаюсь мыслить логически, что обычно мешает выяснить, что же люди на самом деле думают. Насколько я могу судить, Рита и правда добрая и милая оптимистка вроде Ребекки с фермы Саннибрук[2]. Вид мертвой кошки у дороги у нее может вызвать потоки слез.

И всё же она методично обходила эту выставку, которая была гораздо хуже, чем все что она могла себе когда-либо вообразить. Она понимала, что следующий клип будет еще хуже предыдущего, более шокирующий и наглядный. И вот вместо того, чтобы направиться к выходу, она жаждет увидеть больше.

В зал влился еще поток людей, и я наблюдал, как они прошли тот же путь от узнавания до шока. Пассажир был в восторге от происходящего, но мне честно говоря уже стало казаться, что все это предприятие и яйца выеденного не стоит. Я действительно не мог уловить смысл этого шоу и порадоваться страданиям этой публики. В самом деле, в чем смысл? Да, Дженнифер отрезала себе кусок ноги. Ну и что? Почему причинение себе боли вызывает такое беспокойство, когда жизнь рано или поздно все равно это сделает за вас? Что это доказывает? И чем это закончится?

Однако Рита казалось была настроена прочувствовать все до конца, неуклонно продвигаясь от одного экрана к другому.

Я не мог придумать ничего лучшего, чем ходить за ней следом, самоотверженно выслушивая ее причитания по поводу каждого нового ужаса: "О господи! О господи боже!"

В дальнем конце комнаты стояла большая толпа, глазея на что-то, размещённое на стене. Нам видна была только металлическая рама. По лицам можно было понять, что это нечто сногсшибательное и является кульминацией шоу. Мне не терпелось увидеть что это, но Рита настояла, чтобы мы посмотрели каждый клип на пути.

Каждый последующий ролик показывал, как девушка проделывала с ногой невероятные и ужасные вещи. В последнем, чуть более долгом, клипе она уже спокойно сидела и рассматривала свою ногу - голая белая кость от колена до ступни. Ступня осталась нетронутой и выглядела особенно жутко на конце этой длинной кости.

Еще более ужасно было видеть на лице Дженнифер выражение болезненного триумфа, будто она кому-то этим своим действием что-то доказала. Я заглянул в брошюрку, но не нашел там никаких объяснений.

По Рите тоже не было заметно, что она уяснила суть всего этого представления. Сохраняя молчание, она три раза просмотрела клип прежде чем, как раньше, покачать головой. Затем словно под гипнозом двинулась в дальний угол зала, туда, где большая толпа окружила Нечто в металлической раме.

Это безусловно было самой интересной частью на выставке, и насколько я мог судить, действительно решающий итог. В подтверждение я услышал смешок Пассажира, согласного со мной. А Рита впервые за вечер не в силах была даже повторить своё: "О господи боже!"

На фанерном квадрате, забранном в металлическую раму, стояла нога Дженнифер. Вернее кость от колена и с целой ступней.

- Так…Теперь мы видим, что это не монтаж, - сказал я.

- Это муляж, - защищалась Рита, однако мне показалось, она не была в этом уверена.

Где-то снаружи, в ярком свете самого очаровательного города в мире зазвонили церковные колокола. Но в этом маленьком зале в данный момент не было никакого очарования и звон колоколов прозвучал особенно громко, почти заглушив свистящий и до боли знакомый голос. Он говорил мне, что дальше будет еще интересней, и так как я знал, что он практически никогда не ошибается - обернулся посмотреть.

Достаточно уверенный, что развязка близка, я посмотрел на вход. Дверь распахнулась, и шелестя блестками, вошла сама Дженнифер.

Я думал, что до её прихода здесь было тихо, но по сравнению с той тишиной, которая настала, пока она на костылях пересекала зал, то был просто Марди Гра[3]. Она была бледной и изможденной. Костюм стриптизерши висел на ней свободно, и ступала она медленно и осторожно, словно не привыкла ещё к костылям. Место, где недавно еще была её нога, покрывала белая повязка. Когда Дженнифер дошла до нашей группы, окружившей стенд с костью, я почувствовал, как Рита отшатнулась от этой одноногой девушки. Я взглянул на нее - она была бледна как Дженнифер и почти не дышала.

Я осмотрелся. Как и Рита, толпа раздалась в стороны, создавая проход для Дженнифер и не мигая наблюдала за ней. А она наконец дошла до стенда и остановилась в шаге от собственной ноги.

Она разглядывала ногу довольно долгое время, вряд ли сознавая, что в этом зале огромная толпа сейчас не дышит. Затем подняла руку и коснулась кости.

- Сексуально, - выдохнула она.

Рита упала в обморок.