Глава 26. Время текло медленно, и Кристина старалась занять его переделкой смежной комнаты в детскую

Время текло медленно, и Кристина старалась занять его переделкой смежной комнаты в детскую. Она выбрала мебель и решила, что обивка и шторы будут голубыми с золотистым рисунком, а на пол велела постелить такой же голубой ковер.

И вот детская была готова. Все маленькие одежки, сшитые Кристиной, аккуратно сложенные, дожидались своего часа. А сама Кристина томилась от безделья. Она не могла ездить верхом, не могла помогать по дому — оставалось лишь читать и ходить на прогулки, с трудом передвигаясь на распухших ногах. Неужели она никогда не станет вновь легкой и стройной?

Кристина даже повернула огромное зеркало к стене, не в силах вынести вида собственной раздавшейся фигуры. К тому же Томми делал ее жизнь невыносимой. Он приезжал каждый день, и каждый день разыгрывалась все та же сцена. Он попросту не желал сдаваться. Кристина снова и снова объясняла, что не желает выходить за него замуж, но Томми ничего не желал слушать. У него всегда имелась наготове новая причина, почему она должна согласиться, а когда она начинала возражать, он попросту затыкал уши. Кристина до смерти устала от него.

Уже наступил сентябрь, когда Кристина наконец приняла решение. Ближе к вечеру она отправилась на поиски Джонси и нашла ее в детской. Та вытирала с мебели несуществующую пыль. Кристина остановилась у колыбели, рассеянно трогая красочных клоунов и погремушки, висевшие над ней, и заставляя их весело плясать в воздухе.

— Джонси, мне нужно уехать отсюда, — неожиданно объявила она.

— О чем ты говоришь, дорогая?

— Просто не могу здесь оставаться. Томми сводит меня с ума. Повторяет одно и то же каждый раз, когда появляется здесь. Больше я не могу этого вынести.

— Я просто перестану пускать его к тебе, только и всего. И скажу, что мы никого не принимаем.

— Но ты же понимаешь, он не смирится, и это еще больше расстроит меня. А я и так постоянно нервничаю в ожидании его приезда.

— Да, это вредит и ребенку.

— Знаю, поэтому и собираюсь уехать на время. Поеду в Лондон и сниму номер в гостинице, а потом найду доктора, за которым смогу послать, когда придет время рожать. Я твердо решила, что здесь больше не останусь.

— Ничего подобного ты не сделаешь. В Лондон ты не поедешь — в это ужасное место, где полно людей, которым нет дела ни до кого, кроме самих себя… Подумать только, одна‑одинешенька в большом городе! — воскликнула Джонси, грозя Кристине пальцем.

— Но мне необходимо уехать — и со мной все будет в порядке.

— Ты не дала мне докончить, дорогая. Согласна, тебе лучше быть подальше от мастера Томми. Но только не в Лондоне. Можешь отправиться к моей сестре, которая служит недалеко от Бенфлита. Она кухарка в большом поместье, которое принадлежит семье с такой же фамилией, как у человека, которого ты любишь. — Кэкстоны?

— Да, только Филип Кэкстон никак не может быть джентльменом, человеком из благородной семьи, коли он сотворил с тобой такое.

— Единственный родственник Филипа — его брат, но он живет в Лондоне.

— Ну вот, значит, это не его поместье, так что можешь спокойно ехать и рожать свое дитя в Виктори. Мэйвис, кажется, так его назвала. Там ты будешь среди людей, которые позаботятся о тебе.

— Но что скажет владелец, если узнает, что я бесцеремонно поселилась в его доме?

— Мэйвис говорит, его никогда не бывает. Скитается где‑то за морями. Слугам без него привольно живется? Никаких забот — разве что содержать комнаты в порядке.

— Но ты раньше говорила, что Мэйвис живет в Дувре.

— Так‑то оно так, только семь месяцев назад старая кухарка в поместье померла, и Мэйвис случайно услышала об освободившемся месте. Хозяин не скупится на плату. Он, по слухам, человек богатый. Мэйвис говорит, что получила работу лишь благодаря своей овсянке. Столько народу хотели получить место в этом поместье, что ей просто повезло. Я сегодня же пошлю предупредить ее о твоем приезде. Так что можешь собрать вещи и ехать уже завтра. Я бы охотно поехала с тобой, дорогая, но что станется без меня с этим домом?

— Знаю, но уверена, твоя сестра сумеет за мной приглядеть.

— И кроме того, экономка там уж больно добросердечная. Я и тревожиться не стану, зная, что ты в таких хороших руках.

Когда вечером явился Томми, Кристина не сказала ему, что собирается уехать. Пусть лучше все узнает потом… от Джонси.

Проведя в дороге три дня, Кристина уже на закате оказалась в громадном поместье, известном в округе под названием Виктори. Последние полчаса карета катилась по земле, принадлежавшей Кэкстонам. Кристина поняла, что усадьба Уэйкфилдов по крайней мере в два раза меньше. Величественный трехэтажный особняк, стены которого поросли мхом и плющом, выглядел поистине великолепно.

Кристина сжала дверной молоток в виде большой буквы «К» и постучала в массивные двойные двери. Ей было не по себе оттого, что пришлось буквально свалиться на голову незнакомым людям. Боже, какая горькая ирония в том, что пришлось приехать в дом человека по фамилии Кэкстон, чтобы здесь родить ребенка, чей отец тоже носит эту фамилию.

Дверь распахнулась, и на пороге, приветливо улыбаясь, появилась маленькая пухленькая женщина. Ее черные седеющие волосы были забраны на затылке в тугой узел, добрые серые глаза внимательно рассматривали Кристину.

— Вы, должно быть, Кристина Уэйкфилд. Входите, входите. Я сестра Джонси, Мэйвис. Не могу сказать, как рада, что вы решили приехать к нам, — весело щебетала она, провожая Кристину в гигантский холл высотой по меньшей мере в два этажа.

— Когда сегодня утром приехал посыльный с сообщением, что вы уже в пути, поверьте, этот старый дом снова ожил.

— Но я вовсе не хочу затруднять вас, — сказала Кристина.

— Вздор, дитя мое. Разве это называется «затруднять»? Здесь столько праздных рук, а хозяин вечно в отлучке. Вам здесь будет хорошо, и можете оставаться сколько пожелаете, чем дольше, тем лучше. Добро пожаловать в Виктори!

— Спасибо, — смущенно отозвалась Кристина. Стены просторного, тускло освещенного холла были увешаны древними гобеленами с изображениями пейзажей и охотничьих сцен. В конце вились две лестницы с резными перилами, а между ними виднелись тоже украшенные резьбой отполированные двойные двери. Повсюду стояли кресла, диваны и мраморные статуи.

— Никогда не видела ничего подобного, — с восхищением прошептала Кристина. — Как прекрасно!

— Да, весь дом такой — большой и пустынный. Он нуждается в детских голосах и большой семье, но я до этого не доживу. Хозяин вовсе не спешит жениться и завести детишек.

— О, так, значит, он молод? — удивилась Кристина. Она представляла себе владельца старым и дряхлым.

— Да, так мне говорили, и еще говорили, что он легкомысленный. Предпочитает жить за границей, вместо того чтобы управлять поместьем. Но пойдемте, вы, должно быть, устали после такого долгого путешествия, да еще в вашем‑то положении. Сейчас я покажу вам вашу комнату, и вы сможете отдохнуть до ужина, — объявила Мэйвис, провожая Кристину к лестнице.

— Знаете, мисс Кристина, ваш малыш будет первым за два поколения, кто появится на свет в Виктори. Экономка Эмма говорила, что последней в этом доме родилась леди Эндженет, а она была единственным ребенком.

— Так, значит, мистер Кэкстон родился не здесь? т — Нет, за морями, в чужой стороне. Леди Эндженет много путешествовала в молодости, — ответила Мэйвис.

Тревожное предчувствие вдруг сжало сердце Кристины, но она прогнала его прочь.

— Я поселю вас в восточном крыле, там по утрам бывает солнышко, — пообещала Мэйвис. Они добрались до второго этажа и свернули в длинный коридор, тоже увешанный прелестными гобеленами.

Подойдя к первой спальне, Кристина остановилась. Дверь была открыта, и синие тона интерьера напомнили ей ее комнату дома. Кристина была поражена размерами и красотой спальни. Ковер и шторы были из темно‑синего бархата, обивка мебели и покрывало на широкой кровати — в более светлых тонах. У стены возвышался огромный камин из черного мрамора.

— Нельзя ли мне пожить в этой комнате? — неожиданно для нее самой вырвалось у Кристины. — Синий цвет — мой любимый.

— Конечно, дитя мое. Уверена, мистер Кэкстон не стал бы возражать. Его никогда не бывает дома.

— О… я не знала, что это его комната. Наверное, не стоит…

— Ничего, дитя мое. Эта комната нуждается в человеческом тепле. Здесь уже больше года никто не живет. Я велю принести сюда ваши вещи.

— А разве в шкафах не висит его одежда?

— Верно, но эта комната предназначалась для двоих, и для вас вполне хватит места.

После ужина Мэйвис показала Кристине дом. Добродушная домоправительница, Эммелайн Лоренс, тоже присоединилась к ним. На третьем этаже находились помещения для слуг, библиотека и классная комната. Второй этаж западного крыла был совершенно нежилым, а половину первого этажа занимал гигантский бальный зал. Кристина осмотрела кухню, большой банкетный зал и меньшую по размерам столовую на одной стороне дома. На другой помещались кабинет хозяина и выдержанная в зелено‑белых тонах гостиная, где на стенах висели фамильные портреты. Кристину как магнитом потянуло к самому большому, украшавшему стену над камином. Девушка молча стояла, глядя в темно‑зеленые глаза с золотистыми искорками. На портрете была изображена прелестная женщина с угольно‑черными волосами, ниспадавшими на обнаженные плечи. Неприятное предчувствие вернулось с новой силой.

— Это леди Эндженет, — сообщила Эмма. — Такая красавица! Ее бабка была испанкой, именно поэтому у леди Эндженет такие темные волосы, но глаза она унаследовала от отца.

— Она выглядит такой печальной, — прошептала Кристина.

— Да, этот портрет был написан после того, как хозяйка вернулась в Англию с двумя сыновьями. Она никогда больше не была счастлива, но никому не призналась, в чем причина.

— Вы упомянули двух сыновей?

— Да, мистер Кэкстон и его младший брат, который живет в Лондоне.

Приступ головокружения оказался настолько сильным, что Кристина рухнула в ближайшее кресло.

— С вами все в порядке, мисс Кристина? Вы так побледнели, — воскликнула Мэйвис.

— Н… не знаю… мне что‑то не по себе. Не могли бы вы сказать, как зовут мистера Кэкстона? — спросила она, хотя уже знала ответ.

— А я думала, что говорила, — удивилась Эмма. — Филип. Филип Кэкстон, эсквайр.

— А его брата зовут Пол? — пролепетала Кристина.

— Да… но откуда вы знаете? Вы знакомы с мистером Филипом?

— Знакома? — истерически расхохоталась Кристина. — Я ношу его ребенка! Мэйвис охнула.

— Но почему вы не сказали мне? — потрясение проговорила Эмма.

— А по‑моему, это великолепно! — выпалила Мэйвис.

— Но вы не понимаете! Я не знала, что это его дом. Мэйвис, вы не назвали Джонси имени мистера Кэкстона, а Филип не говорил мне, что у него есть поместье в этой части страны. Я не могу остаться здесь — ему бы это не понравилось.

— Вздор! — улыбнулась Эмма. — Можно ли найти лучшее место для того, чтобы родить ребенка мистера Кэкстона, чем его собственный дом?

— Но Филипу не нужна ни я, ни этот ребенок.

— Не могу поверить, мисс Кристина, — вы слишком красивы, — пожала плечами Мэйвис. — Неужели мистер Кэкстон такой глупец?! Вы сказали ему о ребенке?

— Я… я знала, что он не желает детей, поэтому не сочла нужным извещать его.

— Но если мистер Филип ничего не знает, вы не можете быть уверены в его чувствах, — рассудительно заметила Эмма. — Нет, вы останетесь здесь, как было решено. Не можете же вы отказать мне в радости увидеть дитя Филипа Кэкстона!

— Но…

— Не хочу больше слышать ни единого слова об отъезде! Но я хотела бы узнать, где и как вы встретились с мистером Филипом.

— Все, с начала до конца! — добавила Мэйвис. Кристина еще раз взглянула на портрет леди Эндженет. Как Филип похож на мать!

Роды начались через несколько недель. Сначала схватки были слабыми, еле заметными. Кристина почувствовала боль, когда гуляла в цветнике за домом. Эмма немедленно уложила ее в постель, поставила кипятить воду и позвала Мэйвис, которой приходилось не раз принимать роды. Она все время оставалась рядом с Кристиной, уверяя ее, что все идет хорошо. Время тянулось ужасающе медленно, и Кристина кусала губы, пытаясь заглушить рвущиеся из горла крики.

Она мучилась четырнадцать долгих часов и наконец, натужившись в последний раз, произвела на свет своего ребенка и была вознаграждена его громким требовательным криком.

Смертельно уставшая Кристина счастливо улыбалась.

— Я хочу подержать своего сына, — слабо прошептала она Эмме, стоявшей у постели и выглядевшей такой же измученной, как и роженица.

— Как только Мэйвис обмоет его, дитя мое, сейчас же принесет. Но откуда вы знаете, что это мальчик?

— Кого еще мог зачать Филип Кэкстон?