Глава 11. Вся женская половина семейства Кира была вовлечена в подготовку Валентины для встречи с валидой Сафией

Вся женская половина семейства Кира была вовлечена в подготовку Валентины для встречи с валидой Сафией. Утром Валентину выкупали. Каждая клеточка ее тела, каждый дюйм кожи был намылен и тщательно промыт ароматизированной водой. Ногти на руках и ногах аккуратно подстригли. Тело натерли кремами, надушили.

Наряд выбирала сама Эстер. Она понимала: если Валентина понравится Сафие, это отразится и на благополучии семьи Кира.

– Твою красоту не надо прятать, – сказала Эстер, – мы даже не будем пытаться делать это. Вместо этого подчеркнем ее, и, если Сафия почувствует укол ревности, она по крайней мере утешится тем, что ты ей ни в коей мере не соперница.

– Я бы хотела, чтобы Патрик и остальные увидели меня в моем убранстве.

Старуха хихикнула.

– Ты похожа на меня, – сказала она. – Ты не любишь зависеть от мужчины и, возможно, немного сердишься, потому что твой жених отправился на охоту с друзьями.

– Да, меня это раздражает, – призналась Валентина. – Может быть, потому, что женщины в вашем обществе ведут такую уединенную жизнь, Эстер Кира, а я к этому не привыкла. В Англии меня пригласили бы присоединиться к джентльменам на охоте, а не оставили бы дома.

– Я слышала, что женщины в твоей стране ведут себя свободно, и, хотя это удивляет меня, я целиком одобряю это. Как бы мне хотелось, чтобы такие независимые женщины были бы и среди моих потомков, но увы! Это не наш образ жизни, как обязательно сказала бы Сараи.

Валентина рассмеялась.

– Кажется, это ее любимое выражение, – заметила она, – но вчера я заставила ее сторговать для меня лошадей, и она осталась весьма довольна собой.

– Хе! Хе! Хе! – закудахтала Эстер Кира. – Хотела бы я посмотреть, как Сараи спорит с лошадником!

Одежда, выбранная старухой для Валентины, была изысканной. Она состояла из широких шальвар розовато‑лилового шелка с узором в виде небольших серебряных и золотых звезд, вытканных на материи. Нашитые на щиколотках жемчужины образовывали манжеты в три дюйма шириной. Рубашка из тончайшей бледно‑розовой кисеи была поддета под безрукавку из розовато‑лилового шелка, расшитого золотом, жемчужинами и розовым стеклярусом. Жемчугом она была обшита и по краям. Ее бедра обхватывал широкий кушак из перемежающихся полос золотой и серебряной парчи. На изящных ногах были лайковые туфли, отделанные золотом.

Нельда с любопытством наблюдала, как одна из служанок Кира зачесала назад волосы ее хозяйки и вплела в косу жемчужины, а потом умело уложила косу в прическу Глаза Валентины тщательно подрисовали краской, а ресницы покрасили в черный цвет, так что ее аметистовые глаза стали казаться еще больше. Через голову ей надели ожерелье валиды. И наконец, к удивлению Валентины, сама старейшина семьи вдела ей в уши большие висячие серьги с бриллиантами – Это мой подарок тебе, дорогое дитя, в память твоего приезда в Стамбул, – тихо сказала Эстер Кира.

Глаза Валентины быстро наполнились слезами.

– Спасибо, – сказала она просто, а служанка вытерла ей глаза, чтобы не испортить грим.

Другие женщины семейства Кира тоже сделали ей подарки. Они вручили ей прелестный набор браслетов из золота и серебра. Некоторые из них были гладкими, а другие усыпаны горошинами жемчуга или полудрагоценными камнями Принесли ферадже – красивую уличную накидку, которые носили богатые женщины, она была из шелка цвета лаванды, а изнутри подбита розовым шелком и имела застежку из пурпурного жадеита.

Валентина накинула ферадже и обнаружила, что его капюшон нависает над ее глазами, как яшмак К капюшону была пришита вуаль из розовато‑лилового шелка, которая оставила открытыми только ее замечательные глаза. Эстер предупредила Валентину, чтобы она держала свои глаза потупленными, как надлежало делать уважаемой женщине, и не смотрела ни на одного мужчину, полноценного или евнуха, чтобы ее не сочли дерзкой или продажной.

Во дворе Валентине помогли сесть в паланкин Кира, где ее ждала Сараи, которая должна была ехать вместе с ней.

– Помни о том, что я сказала тебе, – предупредила Эстер гостью, – следи за своими словами, потому что какой бы очаровательной ни казалась Сафия, она опасна, как скорпион. Да поможет тебе Яхве, дитя – Спасибо вам за все, Эстер, – искренне ответила Валентина.

Старуха кивнула, потом задернула занавески паланкина Валентина почувствовала, как его подняли, потом понесли из ворот вниз по холму, покрывая путь от еврейского квартала до Нового дворца, где жили оттоманские султаны – Хоть султан и ваш повелитель, – сказала Валентина Сараи, – но из его дворца не может открываться вид более красивый, чем из дома вашей семьи. Нельда говорит, что если бы она не уехала в Англию, то не возражала бы просыпаться каждое утро и смотреть на Золотой Рог, Перу и Галату. Вам повезло, что у вас такой дом и участок земли.

– Дом не очень старый по стамбульским меркам, – сказала Сараи, улыбаясь. – Галата, конечно, очень древняя часть города, но еще пятьдесят лет назад семья Кира жила в кирпичном доме на маленькой улочке. Только то, что дом был построен из кирпича, свидетельствовало о благосостоянии Кира, а дом принадлежал им много лет. Сын Эстер, Соломон, получил земельный участок, на котором стоит наш теперешний дом, как часть приданого его жены. Он годами мечтал построить там дом для семьи, но, до тех пор пока не умерли его отец и дядя, он ничего не мог предпринимать. Однако как только он стал главой семьи, он приступил к постройке дома. Эстер не одобряла этого, говоря, что дом в таком заметном месте только привлечет к нам внимание. Но Соломон сделал по‑своему, и дом был построен. Мой муж, Симон, родился в нем, так же, как и все его братья и сестры, и все новое поколение.

– В Англии тоже моя семья уже несколько поколений владеет домом, – сказала Валентина. – Он называется Перрок‑Ройял, что на старом английском языке означает «Королевский парк». Когда‑то это был олений заповедник, где могли охотиться только король и его гости. Первоначально это был охотничий домик, хотя сегодня в это трудно поверить. Ведь с годами он расширялся и достраивался. Особенно постарались мои родители. Там просто не было достаточно места для всех детей, а у нас большая семья, которая не задумываясь собирается вместе, как только позовут. Старшая сестра моего отца и ее семья живут в соседнем поместье. Без конца бывают дни рождения, праздники, помолвки, свадьбы, рождение детей, и вся семья со всей Англии отмечает их.

– Нас разделяют разные культуры и религии, – медленно сказала Сараи, – и все же мы очень похожи, Валентина. Верно, что англичанки более независимы, чем мы, но, кажется, наши помыслы вращаются вокруг наших семей, а они так замечательно схожи, разве не так? Я думаю, что, если бы люди знали больше друг о друге, было бы меньше войн и недопонимания среди различных наций и культур. Возможно, поэтому Яхве создал нас разными, чтобы мы могли научиться лучше понимать друг друга. – Она замолчала. Это была невероятно глубокая мысль для женщины, живущей в таком уединении и вынужденной подчиняться традициям.

– Вы заставили меня думать о вещах так, как я никогда до этого не делала, – удивленно сказала Сараи и замолчала.

«Мой отец». Валентина сообразила, что в своей предыдущей речи она назвала Конна своим отцом. Явид‑хан не был ее отцом. Был ли Конн в самом деле ее настоящим родителем? Или им был покойный злобный султан Мюрад? Она почти забыла о причине своего визита к матери султана, но сейчас остро вспомнила о ней. И тоже печально замолчала.

Носильщики паланкина с уверенностью шли по городу, затвердевшие подошвы их ног шлепали по выжженным солнцем улицам, которые в некоторых местах по‑прежнему были вымощены древними булыжниками, относящимися к Римской или Византийской империям. В иных местах булыжники были давно увезены для других нужд и улицы представляли собой плотно утрамбованную землю, пыльную в засушливые периоды и превращающуюся в болото во время дождей. Город был не правдоподобно громкоголосен. Многие решали свои дела на улицах, другие собирались, чтобы обменяться новостями. Слуги Кира умело прокладывали дорогу сквозь толпу. Когда они стали приближаться ко дворцу, толпы начали редеть и совершенно неожиданно снова стало слышно пение птиц.

Паланкин остановился. Неожиданно одна из занавесок отдернулась, и внутрь просунулась голова янычара.

– По какому делу?

– Эту женщину ждет валида, – сказала Сараи Кира. Голова исчезла, и их паланкин пропустили через первые из нескольких ворот.

– Мы сейчас находимся в первом дворе дворца, – сказала Сараи.

– Сколько всего дворов? – спросила Валентина.

– Четыре, – последовал ответ.

Их паланкин был еще раз остановлен, и внутрь снова всунулась голова.

– Нас ожидает валида, – сказала Сараи, не дожидаясь вопроса. Занавески снова задернулись.

– Сейчас мы проходим через средние ворота во второй двор, – продолжала объяснять она. Спустя мгновение она отдернула одну из колышущихся занавесок и сказала Валентине. – Вытяните и вы увидите часть сада.

Огромный двор представлял собой великолепный сад. Там были тщательно ухоженные клумбы с поздними тюльпанами, цветущие миндальные, персиковые и абрикосовые деревья, изящные оливковые деревья с серебряной листвой и несколько фонтанов. Кругом расходились аккуратные, ровные дорожки, посыпанные мелкой белой мраморной крошкой. Труд множества садовников был вложен в создание этого места.

– Садовники также являются палачами султана и очень опытны в искусстве владения тетивой для удушения, – сообщила Сараи своей спутнице.

Валентина поежилась.

– Как жутко, – сказала она, – что люди, которые могут так просто убивать, создают такую красоту. – Она снова замолчала, потому что поняла, что те же самые виды, которые открываются перед ней, когда‑то открывались и перед ее матерью.

– Мы подходим к воротам носильщиков, одному из пяти входов в гарем. Как только пройдем ворота, мы выйдем из паланкина и дальше пойдем пешком. Мы должны будем пройти мимо черных евнухов и их начальника, прежде чем попадем к валиде. Может быть, увидим самого начальника. Его зовут Али Зия, и он самый зловещий человек на свете. Он странным образом ненавидит нашу семью, но даже сейчас влияние Эстер слишком велико, чтобы он мог преодолеть его – Почему он ненавидит Кира? – с любопытством спросила Валентина.

– Я думаю, из‑за того, что Эстер является живой связью с тем временем, когда оттоманские султаны были сильными и правили, не поддаваясь влиянию их любимых жен и евнухов Пока Эстер живет, она служит напоминанием для Али Зия, что 31 и времена снова могут вернуться, что отнюдь не устраивает ни его самого, ни ему подобных После Селима I не было ни одного сильного султана. Его сын, великий и могущественный Сулеиман, был прекрасным человеком, и его царствование было долгим и славным для Турции, но он находился под сильным влиянием матери и своей любимой женщины Хурремы. Его наследники становились все более зависимыми от советов других, – закончила Сараи еле слышно как раз в тот момент, когда паланкин остановили в третий раз.

– Сейчас мы находимся у ворот носильщиков, – тихо сказала она.

Занавески в паланкине раздвинули в сторону два юных пажа, которые помогли женщинам выбраться наружу Рядом стоял молодой евнух.

– Ты женщина из семьи Кира, а ты англичанка? – спросил он высоким голосом.

Сараи кивнула, не поднимая глаз.

– Идите за мной, – приказал евнух, проводя их через ворота, которые открывались в небольшую сводчатую комнату, по обе стороны уставленную шкафами.

– Говорят, что у этих шкафов есть волшебная сила, – шепнула Сараи Валентине. – Дважды люди входили в них и не возвращались. Однажды это был евнух, бежавший от гнева султана, а в другой раз – девушка‑рабыня, принимавшая участие в игре в прятки.

Неожиданно, так неожиданно, что Валентина вздрогнула, высокий, пестро одетый мужчина, появился из тени. Их провожатый, молодой евнух, упал на колени, прикоснувшись головой к полу. Сараи поклонилась ему в пояс.

– Господин начальник, – вежливо пробормотала она.

– Госпожа Сараи, – пробормотал мужчина, а потом ждал, пока Сараи представит свою спутницу.

– Это леди Бэрроуз, которая приехала с визитом к валиде, – коротко объяснила Сараи. Она не сказала ничего больше, потому что знала, что это раздражает его.

Али Зия протянул руку, откинул чадру Валентины и открыл ее лицо. Она не поднимала глаз, как ее и научили, пока он изучал ее лицо с видом знатока.

– Подними глаза, женщина, – резко приказал он. – Я хочу увидеть, какого они цвета.

Валентина подняла на него глаза и заставила себя собрать все свое мужество, чтобы не отпрянуть назад, подальше от пальцев с длинными ногтями, которые ухватили ее за подбородок. Она слышала, что евнухи страдают ожирением, но Али Зия тучным не был. Он был большим человеком, но жира на его теле не было. Его узкое загорелое лицо имело высокие скулы, острый подбородок; орлиный нос, узкие губы и нависшие над узкими, темными глазами веки, что придавало им змеиное выражение.

– Красавица, – сказал он высоким, шелестящим голосом, который был очень похож на шипение змеи. – Ты красивейшая женщина и украсила бы гарем моего господина. Жаль, что ты не рабыня, потому что я бы сделал твоего хозяина богатым человеком, купив тебя для султана.

– Леди Бэрроуз богатая и влиятельная женщина в Англии. Она даже служила королеве, – быстро сказала Сараи, вынужденная сказать больше, чем собиралась.

– Это правда? – потребовал Али Зия. – Ты пользуешься благосклонностью королевы‑девственницы, которая состоит в переписке с валидой?

– Это так, – ответила Валентина. – Я имею честь отвечать за фрейлин ее величества, которые являются дочерями‑девственницами знатных семей и служат моей королеве.

– Жаль. – Начальник вздохнул. – Очень жаль, что я не могу подарить своему господину такую женщину, как ты. – Спохватившись, он добавил:

– Валида чрезвычайно довольна твоим подарком, женщина, и просила меня лично проводить тебя к ней. Следуй за мной, пожалуйста. – Он вывел двух женщин из сводчатой комнаты во двор, мимо двора черных евнухов, и через главную дверь провел их на женскую половину. Опуская чадру, Валентина бросила взгляд на Сараи и увидела смеющиеся глаза молодой женщины. Она подавила смешок и поспешила за длинноногим, напыщенным Али Зия, чей богатый, отороченный мехом бархатный халат развевался на его высокой фигуре.

Дойдя до главной двери в гарем, они повернули налево в длинный коридор.

– По этому коридору носят еду из кухонь, – прошептала Сараи. Когда они резко повернули направо, она прошептала:

– Это коридор рабынь. – Они вышли в открытый внутренний двор с роскошным садом, в котором начинали распускаться кусты роз.

– Это собственный, отдельный двор валиды, – объяснила Сараи.

Али Зия проводил двух женщин в приемную валиды, потом торопливо ушел в соседнюю комнату сообщить валиде, что ее гости прибыли. Валентина обежала глазами комнату. Стены были покрыты синими и белыми изразцами. Под ногами Валентины лежал ковер, толще и мягче которого она никогда не видела. Появились две рабыни, которые сняли их уличную одежду, забрав также и их чадру.

Сараи вытащила два прозрачных головных платка из кармана, скрытого в ее широком вишневого цвета одеянии, и дала Валентине розовато‑лиловый платок, отделанный по краям золотым шитьем и жемчугом.

– По обычаю нужно держать голову покрытой, кроме тех случаев, когда вы в интимной обстановке или в каких‑нибудь особых случаях, – сказала она тихо, накрывая свои черные волосы красным платком, прошитым золотыми нитями.

Валентина едва успела покрыть свою голову, когда вернулся Али Зия и сказал Сараи.

– Милостивая госпожа валида просит тебя подождать здесь или, если хочешь, ты можешь пройти в гарем, чтобы заняться там обычным своим делом. – Посмотрев своими змеиными глазами на Валентину, он сказал:

– Моя милостивая госпожа валида просит тебя, дочь Марджаллы, пройти в ее комнату.

Валентина почувствовала, как ее охватила дрожь, когда он обратился к ней, как к «дочери Марджаллы». Ее мать была Эйден Сен‑Мишель, добропорядочная английская женщина, а не какое‑то экзотическое создание, проживающее во дворце, подобном этому. Тем не менее ее мать когда‑то жила в этом самом дворце. Жила как отчаявшаяся рабыня ныне покойного султана, который мог оказаться отцом Валентины.

Войдя за начальником евнухов в комнату валиды. Валентина не знала, куда смотреть в первую очередь. Такой красивой комнаты ей не приходилось видеть. Высокие окна в свинцовых рамах смотрели в личный внутренний двор валиды. Стены покрыты панелями из бледно‑золотистой древесины фруктовых деревьев, а изразцы, повторяющиеся через каждые несколько футов, образовывали узор в виде цветов. Изразцы были кремового, розового и красного цветов в окружении позолоченных лепных украшений.

На широких половицах лежали пышные ковры кремового, темно‑синего и розового цветов. Мебель выполнена из черного дерева и инкрустирована перламутром и позолотой с полудрагоценными камнями. На столах расставлены вазы с цветами, наполнявшими комнату ароматом. Лампы были золотые, украшенные рубинами. В углу комнаты – изразцовый камин с коническим вытяжным колпаком из кованого серебра, а в центре комнаты, в фонтане, выложенном голубыми и кремовыми плитками, плавали бледно‑розовые водяные лилии и большие золотые рыбки. По комнате расхаживали несколько длинношерстных кошек, которые напомнили Валентине о ее любимом Тюлипе.

– Подойди ко мне, дитя, – окликнул ее мелодичный голос с другого конца комнаты. Валентина обернулась и увидела изящную красивую женщину, которая с царственным видом возлежала на диване розового бархата.

Став перед матерью султана, Валентина должным образом поклонилась.

– Ты делаешь это очень ловко, – одобрительно сказала Сафия. – Я вижу, что Кира хорошо обучили тебя. Твоя мать когда‑то так же кланялась мне, одетая в такие же одежды. У тебя ее кожа, ее манера держаться, ее фигура, но ты гораздо красивей, чем Марджалла. Будь я помоложе, дитя мое, думаю, что я бы очень завидовала тебе, – закончила она чистосердечно.

– Вы очень добры, говоря мне такие ласковые слова, госпожа валида, – ответила Валентина, ни на одну секунду не поддаваясь очарованию Сафии, – но что значит моя незначительная красота по сравнению с красотой матери султана Мехмеда, которую я сейчас должна поблагодарить за великолепный подарок.

– У тебя также есть такт твоей матери, мое дитя, – сказала Сафия, – как и изысканный вкус к красивым вещам. Не могу сказать, как я была удивлена, когда Эстер Кира рассказала мне о чудесном спасении твоей матери, которая много лет назад должна была быть утоплена за попытку убийства моего дорогого мужа. Я никогда не верила, что она решилась на это злодеяние. Но спасти ее от казни тоже не смогла. Эстер Кира сказала, что ее подобрали моряки с проплывающего мимо английского корабля. А что твоя мать рассказывала о своем спасении? Она никогда не умела притворяться. Думаю, что часть ее обаяния состояла в необыкновенной честности. Прошу тебя, расскажи, моя дорогая.

– Моя мать помнит, – начала Валентина, – как она пришла в себя в каюте корабля, а капитан и офицеры с тревогой смотрели на нее. Корабль был английским, и они видели, как палач султана выбросил в море мешок, в который была зашита моя мать. Однако мешок не был крепко завязан, и тело моей матери всплыло. Увидев его, два моряка нырнули с корабля и поплыли к ней. Увидев, что она жива, хотя и без сознания, они принесли ее на корабль. Если палач и видел что‑то, он не подал вида и продолжал грести к берегу.

Спустя несколько часов моя мать проснулась, а после того как ее потрясение улеглось, она сказала капитану, кто она. Капитан был поражен. Мы, англичане, не привыкли к таким делам. Что было еще более поразительным, что почти сразу же вслед за этим было замечено торговое судно компании О'Малли – Смолл, направляющееся в Стамбул. Английский капитан окликнул его, и тогда случилось самое необыкновенное. На этом корабле находился муж моей матери. Он плыл в Стамбул, чтобы разыскать ее. Ему потребовались бы месяцы, чтобы отыскать ее след в Стамбуле, но он никогда не оставлял надежду вновь соединиться с ней.

– Как необыкновенно романтично! – вздохнула Сафия, искренне тронутая. – Твоя мать всегда уверяла, что он разыщет ее, что бы ни случилось, но мы никогда не верили ей. Рассказывай дальше, дорогое дитя!

– Мать перевезли с корабля ее спасителей на судно О'Малли – Смолл, которое немедленно повернуло домой. Английского капитана и его людей обещали хорошо наградить, когда они вернутся в Англию, и действительно им дали много денег. Много денег заплатили двум морякам, которые заметили мешок и нырнули, чтобы вытащить его.

Я родилась меньше чем через год после возвращения матери домой, но ее счастье было омрачено неутихающими сомнениями. Несколько месяцев назад я узнала, что ее мучило. Видите ли, моя мать не уверена в том, кто мой отец. Это мог быть принц Явид‑хан или ее муж, с которым они были вместе на следующий день после ее спасения. Или… – она запнулась… – моим отцом мог быть покойный султан Мюрад.

Сафия побледнела, поднесла к сердцу руку, унизанную кольцами.

– Если бы я походила на кого‑нибудь из своих родителей, проблемы бы не было, – сказала Валентина, – но, увы, я вовсе не похожа ни на мать, ни на ее мужа. Я встречалась с Борте Хатун, матерью принца Явид‑хана, но у всех ее женских потомков есть определенное родимое пятно, которого у меня нет, и поэтому мы решили, что я не дочь Явид‑хана. Дорогая мадам, посмотрите на меня, умоляю вас! Есть ли во мне что‑нибудь, что заставило бы вас поверить в то, что я дочь султана Мюрада? Есть ли хоть что‑нибудь?

Сафия пристально вглядывалась в лицо Валентины. Она приказала молодой женщине повернуться в профиль, сначала левой стороной, потом правой. Внимательно разглядывая Валентину, Сафия покачала головой.

– Твои черты незнакомы мне, моя дорогая, но если этого недостаточно, вот над чем тебе стоит подумать. Мой муж был отцом двадцати сыновей и восьмидесяти трех дочерей. Из всех его детей только у одного, моего сына, султана Мехмеда, черные волосы. У моего повелителя Мюрада были золотисто‑рыжие волосы и страсть к блондинкам и рыжеволосым женщинам. У его отца, султана Селима II, были темно‑русые волосы. Хотя в молодости мои волосы были ярко‑рыжими, как и у моей матери, волосы моего отца, насколько я помню, были темными, как и волосы моего сына. И есть еще одно во всем этом, что заставляет меня быть абсолютно уверенной, что мой повелитель Мюрад не мог быть твоим отцом. Я объясню тебе, мое дорогое дитя, ради твоей милой матери, которая была моим единственным верным другом.

Когда я заметила много лет назад, что мой повелитель слабеет и готов уступить уговорам своей матери, я пришла в отчаяние. Я уже достаточно долго прожила в гареме, чтобы узнать, каким злобным бывает соперничество между матерями сыновей султана. Как‑то однажды мои слуги в попытке развеселить меня принесли мне маленькую шкатулку, которая принадлежала бабушке моего мужа Хурреме. Внутри находилось несколько не представлявших ценности безделушек, но там я нашла рецепт отвара, с помощью которого мужское семя становилось бесплодным в женском чреве. Указание на пергаменте гласило, что рецепт был получен от матери султана Сулеймана, Кира Хафизы, которая вместе с другими женщинами ее мужа составили заговор, с тем чтобы от султана Селима I больше не рождались сыновья.

Помню, как я разволновалась, сделав такое открытие. Я тайно приготовила отвар. С помощью моих самых преданных женщин я проследила, чтобы он попал в еду и питье моих соперниц. В самом деле, ни одна из них не понесла от моего господина Мюрада.

Каким‑то образом Hyp У Бану узнала об этом. Она ничего не сказала, но три женщины, которые помогали мне, были найдены мертвыми в своих постелях. Я приняла во внимание предупреждение Hyp У Бану. Но когда мой господин Мюрад решил обладать твоей матерью, я поняла, что должна снова попробовать пустить в ход отвар. Hyp У Бану могла бы воспользоваться сыновьями от твоей матери, чтобы отстранить моего сына.

– Разве он согласился бы отстранить вашего сына? – спросила Валентина.

– Мюрад не был слабым человеком, но любил свою мать, и искренне верил сказанному в священном Коране: «Рай лежит у ног матери», – объяснила Сафия. – Сопротивление твоей матери привлекало его. Женщины, которые делили ложе с султаном, почитали это за честь и с радостью принимали свою судьбу. Твоя мать не смирилась со своей судьбой, в результате чего превратилась, сама того не ведая, в самую привлекательную женщину для моего господина Мюрада. Итак, тебе ясно, что сын твоей матери мог бы стать самым серьезным соперником моему сыну Мехмеду. Была бы на ее месте другая женщина, я бы не волновалась. Меня и вправду не заботило, когда позже у моего господина Мюрада родились другие сыновья. Твоя мать, однако, была моим верным другом. Я не хотела терять ее дружбу.

Итак, когда стало ясно, что твоя мать попадет в постель к султану Мюраду, я еще раз втайне сварила отвар и подмешала его в еду твоей матери. Отвар предотвращал зачатие твоей матерью в течение всего времени, пока она принимала его. Она не знала, что пьет. Вот почему, моя дорогая, я абсолютно уверена в том, что ты не можешь быть дочерью султана Мюрада. Поскольку ты не дочь Явид‑хана, тогда ты действительно дочь своего отца‑англичанина.

Огромная тяжесть внезапно свалилась с плеч Валентины. Она действительно была дочерью своего отца! Страхи, которые мучили ее в течение этих долгих месяцев, исчезли как по волшебству. Она не считала, что у Сафии была какая‑то серьезная причина, чтобы лгать ей, и ее интуиция подсказывала ей, что валила Сафия говорила правду. Со слезами на глазах Валентина упала на колени и поцеловала руку Сафии.

– Благодарю вас, дорогая госпожа! – всхлипнула она. – Благодарю вас!

Непривычная нежность охватила глаза Сафии, и на какое‑то мгновение ее прекрасное лицо стало мягким и незащищенным. Она погладила темные волосы Валентины под тонким платком, вздохнув так тихо, что Валентина не была уверена, был ли этот вздох.

– Ты, должно быть, очень любишь отца, дорогое дитя, если совершила такое путешествие в поисках правды, правды, которая могла бы тебе не понравиться. Аллах позаботился о тебе и благословил тебя, – сказала валида. – Но прошу тебя, сядь рядом со мной, и мы выпьем что‑нибудь освежающее теперь, когда наше важное дело сделано. Расскажи мне о моем дорогом друге Марджалле, о том, как годы обошлись с ней? Есть у тебя братья и сестры?

– О да, госпожа! – сказала Валентина, устраиваясь рядом с валидой. Она начала рассказывать о жизни матери в Англии и о своей собственной.

Немного погодя Сафия хлопнула в ладоши, и появились рабыни с подносами вкусных пирожных, чашами с засахаренными миндалем и фисташками, изящными хрустальными кубками с фруктовыми щербетами. Появились чашки из тонкого фарфора со светлым зеленым чаем. Валентина обнаружила, что очень голодна, и Сафия заметила, что у молодой женщины прекрасный аппетит.

– Твоя мать всегда ела с аппетитом, – сказала она с улыбкой. – Хочешь встретиться с кем‑то, кто прислуживал твоей матери в доме принца Явид‑хана да и здесь, в Новом дворце?

– Я думала, что служанок моей матери освободили, – сказала Валентина.

– Действительно, это так, потому что Hyp У Бану обещала это твоей матери. Но остался один слуга, евнух твоей матери, Джинджи. Я взяла его в свой дом, а когда мой личный евнух, Тахсин, внезапно умер, я назначила Джинджи на его место. Он всегда был рад угодить, не так ли, Джинджи? – спросила она евнуха, который вошел и встал сбоку от нее.

– Я всегда готов служить госпоже валиде.

– Что ты думаешь о дочери Марджаллы, Джинджи? – спросила его Сафия.

– Она прекрасна, как солнце, луна и тысяча сверкающих звезд, госпожа валида, в отличие от ее некрасивой матери, у которой тем не менее доброе и преданное сердце, – был ответ.

Сафия засмеялась.

– Как всегда, твой язык быстр на правильные слова, Джинджи. Ради твоего же блага пусть так будет всегда.

Неожиданно двери в комнату валиды распахнулись настежь и вошел красиво одетый мужчина, крупным шагом прошел через комнату и быстро опустился на колени перед Сафией. Потом он поднялся и встал, возвышаясь, около двух женщин.

– Мать, мне сказали, что ты не одна, и я пришел познакомиться с нашей иностранной гостьей, – сказал он.

Султан Мехмед III был высоким, крупным, начинающим полнеть мужчиной. Его бледная кожа имела болезненный оттенок, а под его глубокими карими глазами были мешки, которые свидетельствовали о злоупотреблении вином, несмотря на мусульманские запреты на спиртные напитки. У него был большой длинный нос, под которым щетинились свирепые усы. Его борода была иссиня‑черной. На нем был красивый парчовый халат, отороченный собольим мехом, а на шее висело несколько длинных ниток больших бриллиантов и жемчуга. На его голове был большой тюрбан с бриллиантом размером с мужской кулак. Этот великолепный тюрбан делал султана еще больше, чем он был на самом деле.

Султан дерзко ухватился за подбородок Валентины большим и указательным пальцами, и его темные глаза внимательно изучали ее, загораясь удовольствием от увиденного.

– У нее глаза, как драгоценные камни, и кожа нежная, как шелк из Бурсы, – поделился он своими наблюдениями с матерью. – Она предназначается мне, мать? На этот раз ты превзошла себя!

Сафия, которая очень старалась произвести благоприятное впечатление на Валентину, была взбешена. Она сощурила глаза и сказала холодным, язвительным голосом:

– Мой господин! Разве я не учила тебя хорошим манерам? Ты ведешь себя как жадный школьник при виде сластей! Эта дама моя гостья, а не рабыня!

– Увидев ее, я возжелал ее, – ответил султан. – Как могу я, правитель громадной империи, тень Аллаха на этой земле, не получить то, что хочу! Это неслыханно, мать!

– Тогда тебе предстоит смириться с неслыханным, Мех‑мед, потому что эта женщина твоя сводная сестра, дочь Марджаллы, которая когда‑то была любимой женщиной твоего отца. Помнишь, я недавно рассказывала тебе о том, как очень давно Марджалла пыталась заколоть твоего отца. Она была приговорена к казни, но, как я узнала, чудом избежала смерти. После того как она вернулась домой, у нее родилась дочь, ребенок от твоего отца, твоя сводная сестра. Приветствуй ее, как подобает, мой господин, и укроти свою необузданную похоть, – резко кончила Сафия.

– Моя сестра? Как жаль, – удрученно сказал султан. Он перевел взгляд с матери на Валентину. Его глаза уже не горели похотливо.

– Приветствую тебя, сестра, – сказал он.

– Господин, – ответила Валентина.

– Ее голос так мелодичен, – опечалился Мехмед. – Я не могу слышать его, мать! Я должен уйти, чтобы найти какой‑нибудь способ смягчить мое разочарование.

Сафия протянула руку и потрепала сына по жирной руке.

– Али Зия говорит, что в гарем привезли с полдюжины новых черкесских девственниц. Почему бы тебе не пойти и не познакомиться с ними? Возможно, ты бы смог развеять свою печаль таким способом.

Вздохнув, султан покинул комнату матери. Сафия обратилась к Валентине.

– Ты понимаешь, почему нужно было сказать ему, что ты его сводная сестра? Это, конечно, не так, но если бы я не сказала ему об этом, он не успокоился бы до тех пор, пока ты не разделила бы с ним ложе. Я знаю, что ты этого не желаешь. Эстер Кира сказала мне, что ты обручена.

– Я в самом деле обручена, госпожа, и мой будущий супруг находится со мной в Стамбуле, – ответила Валентина.

– Когда ты покинешь нас, дитя?

– Через день или два, госпожа. Нет нужды задерживаться, мы должны попасть домой до того, как начнутся осенние штормы. Моя мать с нетерпением ждет моего возвращения, и я хочу рассказать своему отцу о том, как сильно я люблю его! В самый жестокий для меня час он поклялся, что считает себя моим настоящим отцом. Он сказал мне, что, если даже не так, это не имеет значения, потому что он всегда любил меня. Сейчас, когда я свободна от ужасного сомнения, хочу как можно скорее добраться до дома!

– Так и делай, – понимающе сказала Сафия. – Я хочу попросить тебя об одолжении, моя дорогая Валентина. Завтра утром гонец доставит тебе пергамент. Я хотела, чтобы ты передала его своей матери. Ты исполнишь это?

– Охотно, госпожа валида! – ответила Валентина.

Визит подошел к своему естественному завершению, поэтому Валентина вежливо распрощалась со своей хозяйкой. Ее и Сараи проводили до паланкина Кира, который ждал около Ворот счастья, напротив тронного зала.

Молодой, говорящий по‑французски евнух, который сопровождал женщин, охотно показывал им различные достопримечательности, мимо которых они проходили.

Валентина была так поглощена его рассказом, что не заметила султана, стоящего с каким‑то мужчиной в тени большого дерева около Ворот счастья.

– Моя сводная сестра, – бурчал султан Чикала‑заде‑паше. – Я заплатил бы любые деньги за то, чтобы обладать ею, но даже я не могу переступить через кровосмешение.

– Ваша сводная сестра? – визирь был поражен.

– Да, – раздраженно ответил султан. – Она дочь давней женщины моего отца, Марджаллы. К несчастью, мой отец не был любимцем Марджаллы. – Султан усмехнулся. Видя, что Чикала‑заде‑паша не понимает, султан рассказал о попытке покушения на жизнь своего отца и о последовавшем приговоре.

– Я встретил эту англичанку несколько месяцев назад в доме Эстер Кира, – сказал визирь султану. – Я и сам, господин, хотел бы получить ее для себя.

Глаза султана задумчиво прищурились.

– Как жаль, Чика, что нам обоим суждено было пережить разочарование, разве не так?

– Господин? – Визирь хотел быть уверенным в том, что султан предлагал именно то, о чем думал сам визирь.

– Если моя прекрасная сводная сестра исчезла бы, до того как она покинет Стамбул, найти ее было бы трудно. Конечно, я приказал бы тщательно обыскать все невольничьи рынки и бордели и осудил бы такое грубое нарушение закона, но думаю, что ее нигде не смогли бы отыскать, – пробормотал султан. – Ты, конечно, расскажешь мне о своей победе, Чика, не так ли?

– Возможно, господин, вам доставит радость наблюдать за тем, как я буду одерживать эту победу, – тихо предложил визирь.

– Ты не будешь против? – Голос султана был по‑мальчишески возбужден.

– Это доставит мне большое удовольствие – предложить вам такое изысканное развлечение, мои господин, – сказал Чикала‑заде‑паша. – С тех пор как умерла моя восхитительная Инсили, я ни разу не был так увлечен. Она отбила мою охоту к другим женщинам. И сейчас мне совершенно не нравятся податливые гаремные красавицы. Я считаю, что любовь должна быть битвой, в которой надо упорно сражаться и честно побеждать. Эти создания с их ласковыми словами и покорными телами совершенно прискучили мне. Надеюсь, что прекраснейшая госпожа Валентина, имя которой означает «доблестная», не надоест мне. А вы, мой господин, хорошо повеселитесь, наблюдая, как я буду приручать это восхитительное создание с аметистовыми глазами и нежной кожей.

– Как ты похитишь ее? – полюбопытствовал султан.

– Я еще не знаю, мой господин, – сказал визирь. – Я должен сначала узнать ее планы на следующий день или два. Думаю, что времени у меня немного.

– Я не могу быть замешан в похищении, – сказал султан. – Я должен буду честно признаться в том, что мне ничего не известно. Глаза моей матери так остры, что она всегда знает, когда я лгу, – закончил Мехмед раздраженно. – Кира появятся у моей матери, когда девчонка исчезнет, можешь в этом не сомневаться. Они гордятся своими отношениями с нами, хотя откуда взялись такие отношения, ни я и никто другой никогда не знал. Кажется, эта традиция теряется во времени и связана с этой отвратительной старухой, старейшиной их семьи. Я должен убедительно сыграть свою роль, Чика, если хочу обмануть их, – Скажи мне, – спросил он нетерпеливо, – ты будешь заставлять ее умолять тебя, чтобы ты любил ее? Визирь улыбнулся.

– Она будет умолять, – сказал он с мрачной уверенностью. Султан бросил взгляд на Ворота счастья, через которые недавно унесли из дворца паланкин Кира.

– Если бы только она не была моей сестрой, – грустно ответил он.

Валентина со смехом рассказывала Сараи о том, что произошло.

– Валида сказала ему, что я его сводная сестра. Видели бы вы разочарование на его толстом лице! Я не могу сказать, какое я почувствовала облегчение, когда она защитила меня от него. Я убила бы себя, но не позволяла бы этому созданию дотронуться до меня.

– Говорят, что он похож на своего отца, – почти шепотом сказала Сараи. – Абсолютно ненасытный и порочно похотливый. Во время правления его отца и его самого цены на красивых женщин на невольничьих рынках удвоились и даже утроились.

– Вы и ваша семья были так добры к нам, – сказала Валентина. – Но сейчас, когда я выяснила, кто мой отец, я буду рада вернуться домой. Если королева все еще жива, хочу попросить у Патрика разрешения служить ей до самой ее смерти. Она так одинока.

– У нее нет семьи? – Сараи была поражена.

– Нет. Ее сводные сестры и братья все умерли, не оставив потомства, а сама она никогда не была замужем. Есть двоюродные сестры, но никто из них не близок с ней. Наследник трона – это сын ее самой опасной соперницы, ее кузины.

– Бедная дама, – сказала Сараи. – Сейчас я понимаю, как счастлива Эстер и почему она не хочет покидать нас.

– Эстер будет жить вечно, – рассмеялась Валентина. – Она полна жизни.

– О, она стала такой медлительной, с тех пор как ее ноги отказали, – сказала Сараи.

– Не ноги делали Эстер такой живой, – сказала Валентина, – а ее удивительная душа.

Сараи кивнула, потом спросила:

– Что вы думаете об Али Зия?

– Змееподобное существо, – сказала Валентина. – Что случилось с Ильбан‑беем, который был начальником евнухов, когда моя мать была в Стамбуле? Моя мать рассказывала мне о нем. Она не говорила, что он был стариком.

– Он не был стар, – ответила Сараи, – и с большим почтением относился к Сафие, предчувствуя ее неизбежное возвышение до положения валиды. Когда в 1583 году умерла Hyp У Бану, он остался на своем месте, несмотря на то что в свое время был поставлен на это место Hyp У Бану, когда та стала валидой. Тахсин, евнух Сафии, чувствовал себя плохо и не мог принять на себя столь большую ответственность. Потом он умер, и Сафия повысила старого Джинджи, евнуха твоей матери, до положения своего личного евнуха, но Джинджи был слишком неопытен, чтобы стать начальником. Поэтому Сафия согласилась оставить Ильбан‑бея.

Потом Ильбан‑бея нашли около лестницы со сломанной шеей. Али Зия был его помощником. Больше никого подходящего не было, поэтому Сафия выбрала его в качестве начальника евнухов. Он очень опасный человек.

– Я почувствовала это, – призналась Валентина. – Как удачно, что валида защитила меня от султана. Я потрясена тем, как обращаются в этой стране с женщинами. Не понимаю, как могла смириться хоть на секунду с этим моя мама, не говоря уже о целом годе!

– Она предпочла выжить – спокойно сказала Сараи, – а для того чтобы выжить здесь, необходимо приспосабливаться. Либо так, либо то, что в конце концов выбрала твоя мать – смерть.

Валентина потрясла головой.

– Я буду рада вернуться домой в Англию, – ответила она. – Когда Патрик и остальные вернутся из Пера, мы уедем отсюда как можно скорей!

– Но прежде чем вы уедете, – сказала Сараи, – вы должны сходить со мной на крытый базар. Давайте поедем завтра, потому что, если даже мужчины вернутся сегодня вечером, потребуется несколько дней, чтобы снарядить ваши корабли для обратного пути. Вы будете в Стамбуле по крайней мере еще несколько дней. Вы ведь, конечно, хотите привезти подарки вашей семье? Нет лучшего места во всей империи для покупки подарков, чем большой крытый базар Стамбула!

Вернувшись ближе к вечеру в дом Кира, они обнаружили, что мужчины вернулись с охоты. Валентина встретилась со своими кузенами и графом в единственном месте дома Кира, где они могли быть вместе, – в саду.

– Нет никаких сомнений, – счастливо сказала им она. – Я дочь своего отца! – Она пересказала им то, что услышала от Сафии, сообщив, как та защитила ее от султана.

Мурроу улыбнулся ей.

– Твое путешествие было удачным. Теперь мы можем вернуться домой?

– Да, – ответила она, – чем раньше, тем лучше.

– Приедем домой и устроим свадьбу? – спросил Патрик.

– Да! – Она быстро поцеловала его.

– Домой, к моей одинокой жизни! – проворчал Том.

– Нет, – сказала Валентина, не позволяя ему жалеть себя. – Вернуться домой, чтобы найти любимую жену, так же как Патрик и я нашли друг друга. – Она поцеловала Тома в щеку, и он не смог удержаться от улыбки.

– А сейчас, – сказала она угрожающе, – мне надо свести с вами счеты, джентльмены. Как вы посмели так беспечно уехать в Перу, даже не предупредив меня о своем отъезде?

– Это было мгновенное решение, – сказал Мурроу, защищая себя и других. – Посол узнал, что мы живем у Кира, и послал за нами барку. Ты спала, когда пришел посланный. Мы не хотели будить тебя, потому что знали о том, как ты устала после всех твоих испытаний.

– Какая забота, – любезно пробормотала Валентина, но они видели, что она не успокоилась.

– Что мы можем сделать, чтобы восстановить вашу благосклонность, божественная? – осведомился граф.

– Завтра, когда Мурроу будет занят подготовкой кораблей для возвращения в Англию, вы оба проводите меня за покупками на крытый базар. Сараи говорит, что подобного места нет нигде на свете!

– Я вижу, – сказал Патрик, смеясь, – наша глупость будет стоить нам очень дорого.

– Так и будет, – ответила Валентина, украдкой прижимаясь к нему, – а почему бы нет? Кроме того, ты еще не сделал мне подарка по случаю помолвки. Не думай, что легко отделаешься только потому, что я вдова, а не девушка!

– Тебе тоже просто так не отделаться, – тихонько пробормотал ей Патрик, наклоняясь к ее волосам.

Глаза ее закрылись, когда она прислонилась к нему, и выражение ее прекрасного лица подсказало Тому Эшберну, что Валентина откровенно влюблена в лорда Бурка. У него не оставалось никакой надежды. Он тихо вздохнул, задавая себе вопрос: сумеет ли он найти такую же большую любовь и когда? Почувствовав прикосновение чьей‑то руки, он поймал участливый взгляд Мурроу О'Флахерти и виновато покраснел, оттого что позволил окружающим так просто догадаться о своих чувствах.

– Давайте оставим их одних, – тихо сказал Мурроу и увлек графа за собой.

– Я выгляжу таким же большим глупцом, как это сам чувствую? – спросил Том Эшберн своего спутника.

– Нельзя считать глупцом человека за то, что он влюбился, Том, – последовал спокойный ответ.

– Вы были когда‑нибудь влюблены, Мурроу?

Мурроу фыркнул.

– Я был подростком обручен с моей сводной сестрой и с первого же раза, как я увидел мою Джоан, потерял голову. Когда я мальчиком служил при дворе, было много дам, которые не обошли бы меня своим вниманием, но я видел только милое лицо Джоан и больше никого. Да, я был влюблен, Том, и никогда не расставался с этим чувством. Это чувство придет к вам вместе с подходящей женщиной. Валентина не была такой.

Патрик л Валентина стояли друг перед другом. Она с обожанием смотрела на него, и он сказал:

– Если ты так будешь смотреть на меня, Вал, я впредь никогда не смогу покинуть тебя.

– Именно об этом я и думала, – дерзко ответила она, плотнее прижимаясь к нему. – Мне не нравится это общество, в котором мужчины так строго отделены от женщин. Хочу спать с тобой, Патрик. Хочу, чтобы ты ласкал меня своими руками, потому что прошло столько времени, с тех пор как мы лежали вместе в юрте Великого хана.

– Ах, ведьма! – простонал он. Потом его рот нашел ее губы и слился с ними в страстном поцелуе. Казалось, они целовались вечно, пока он неохотно не отстранился от нее. – Мы не можем делать это друг с другом. Вал, – сказал он. – В этом доме нет места, где мы могли бы удовлетворить свои желания, а мы слишком стары, чтобы изображать флирт!

– Да, – согласилась она с глубоким вздохом. – Милорд, мы слишком хорошо знаем, к чему могут привести подобные игры. Я хочу сегодня же уехать домой.

Лорд Бурк засмеялся. Он никогда не видел ее такой.

– Ну, милая, – подзадорил он ее. – Я польщен, что твоя страсть ко мне так велика.

– И ты был бы давно удовлетворен, – пробормотала она, – если бы сказал об этом вовремя, Патрик!

– Я хотел только, чтобы тебе было лучше, Вал, – сказал он тихо.

– Ты и есть самое лучшее для меня, милорд, и я уверена, что наши сыновья не будут такими робкими.

Он нежно поцеловал ее губы, которые бранили его, прекрасные веки, кончик носа.

– Я люблю тебя. Вал, и мы отныне вместе навсегда. Вот что важно. Ты моя обретенная любовь, которую я едва не потерял, и я никогда не оставлю тебя, моя дорогая, никогда!