Глава 14. Латифа Султан увидела новую наложницу своего мужа, женщину исключительной красоты, с шелковистыми темными волосами и глазами

Латифа Султан увидела новую наложницу своего мужа, женщину исключительной красоты, с шелковистыми темными волосами и глазами, похожими на драгоценные аметисты. Она увидела ее в банях и с горечью вспомнила о своем стареющем теле, так отличающемся от совершенного тела молодой женщины, которая еще никогда не сталкивалась с невзгодами, связанными с рождением детей.

Они назвали ее правильно. Накш – красавица. Латифа Султан поняла, что чувствует себя неловко перед гордой Накш и ее открытым взглядом. Накш, которая с презрением отвергала любые дружеские отношения даже с Гюльфем, Хазаде и Сах, несмотря на то что провела с ними лето. Накш, которая с трудом переносила своих угодливых служанок и честолюбивого Шакира, своего личного евнуха. Несмотря на свое смущение, Латифа Султан восхищалась явной силой характера Накш.

Тем не менее было необходимо убедиться, действительно ли Накш была англичанкой, леди Бэрроуз. Если Чика был настолько глуп, что похитил сводную сестру султана, женщину нужно будет вернуть ее людям, прежде чем у визиря начнутся неприятности, о которых он сам вряд ли мог догадываться.

Помня об этом, через два дня после того, как Накш появилась во дворце мужа, Латифа Султан прошла через шумные бани. Кучки сплетничающих и моющихся женщин мгновенно расступались перед ней Она была двоюродной сестрой султана, оттоманской принцессой, женой их господина. Кроме того, она была хозяйкой гарема Неожиданно, как будто случайно, она остановилась напротив красавицы Накш и ее окружения. Шакир исступленно зашипел на Накш, в то время как ее рабыни распростерлись ниц на мраморном полу. Накш низко и вежливо поклонилась. Не будучи представленной жене визиря, она молчала.

– Я Латифа Султан, – сказала принцесса. – А ты Накш, новая женщина моего мужа?

– Да, госпожа. – Голос был красивым, слова звучали утонченно.

– Какой ты национальности, Накш? – Я англичанка, госпожа, – ответила Валентина.

– Будь осторожна, – последовал неожиданный шепот на английском. – Я., помогу… тебе.

Откровенно пораженная, Валентина, однако, не показала удивления.

– Что тебе сказала принцесса? – проскрипел Шакир, когда Латифа Султан ушла из бани.

– Она просто приветствовала меня на моем родном языке, лизоблюд, – едко ответила Валентина. – Я польщена ее добротой. Первый раз после моего похищения ко мне отнеслись по‑доброму. – Она посмотрела вслед принцессе, изобразив на лице восхищение, которое, казалось, успокоило Шакира.

Латифа Султан вернулась со своей свитой в свои богато обставленные комнаты.

– День сегодня великолепный, мне хочется навестить свою младшую дочь и ее новорожденного, – объявила она. – Распорядитесь, чтобы подали мой паланкин.

Служанки суетливо поспешили исполнить ее приказание. Во дворе она встретила мужа, который спросил:

– Куда ты направляешься, моя голубка?

– День такой чудесный, что я решила навестить Гейл и нашего нового внука, – сказала она.

– Передай им обоим мою любовь, – ответил Чикала‑заде‑паша, – и скажи Гейл, что я очень доволен ею. Четыре сына за три года брака – большое искусство. Если бы жены наших сыновей были такими же исполнительными!

– А что вы будете делать в этот прекрасный день, мои господин? – спросила она.

– Я не видел Накш с тех пор, как привез ее во дворец. В последние несколько дней я был полностью занят с султаном. Я знаю, что сегодня пятница, голубка, но ты не будешь против?

Пятница в соответствии с Кораном была днем, который мужу надо было проводить с первой женой, но Латифа и ее муж не были физически близки в течение многих лет На самом деле принцесса Латифа Султан получала гораздо больше удовольствия от своей любимой рабыни, чем от мужа, который, обычно приходя в ее постель по пятницам, просто отсыпался всю ночь от излишеств предыдущих шести ночей.

– Конечно, нет, господин, – ответила она. – Мне приятно видеть, что женщина доставляет вам радость. В последнее время ваш гарем прискучил вам.

Он поднес ее руки к губам и стал целовать их.

– Ты лучшая из жен, которая только может быть у мужчины, голубка, – сказал он.

– Нет, Чика, – спокойно сказала она, – это мне повезло стать женой такого замечательного человека, подарившего мне пятерых прекрасных детей, которые сейчас дарят нам внуков и к которым я хочу поехать в такой прекрасный осенний день. – Она засмеялась, и он помог ей сесть в паланкин.

Она пробыла в гостях у Гейл два часа, любуясь младенцем Али и раздавая сласти и безделушки его ревнивым старшим братьям, которые сами были еще маленькими. Близнецам Мамуду и Мюраду было немногим более двух лет, а Оркану – год. Все они, слава Аллаху, были крепкими и здоровыми, хотя Латифе показалось, что ее дочь выглядит несколько усталой.

– В течение некоторого времени никаких детей, – предупредила она свою младшую дочь. – Ты теряешь свою красоту. Ферхад возьмет другую, более красивую жену.

– Пусть, – беспечно ответила Гейл с бравадой, напоминающей отцовскую. – Я навсегда останусь его первой женой и матерью его четверых старших сыновей. Я буду рада появлению другой женщины, это позволит мне заняться собой. Ферхад не слазит с меня, как похотливый боров.

Латифа Султан вежливо пожала плечами.

– Помни о том, что ты оттоманская принцесса, – сказала она. – Он должен просить у тебя разрешения взять другую жену. Будь осторожна, чтобы не столкнуться с серьезной соперницей.

– Любая женщина может оказаться соперницей, мама, даже какая‑нибудь незаметная наложница. По крайней мере в качестве его жены у меня есть не только положение, но и законное средство защиты, – сказала Гейл.

– Все ли в порядке? – спросила встревоженная Латифа.

– Слава Аллаху, да, – засмеялась дочь. – Я просто устала. Успокоенная Латифа Султан покинула дом дочери и приказала носильщикам паланкина вернуться во дворец.

Когда они переходили улицу, ведущую вверх по холму в еврейский квартал Балату, принцесса неожиданно, как бы по, капризу, приказала носильщикам остановиться.

– Еще рано, – задумчиво сказала она. – Я навешу Эстер Кира.

Когда Сараи Кира узнала о ее прибытии, она поспешила во двор дома Кира приветствовать принцессу. С удивлением и явным удовольствием она тепло поздоровалась с гостьей – Почему вы не послали гонца известить о том, что приедете, принцесса? – спросила Сараи.

– Я навещала свою дочь Гейл Султан, – объяснила Латифа, – и, поскольку время еще не позднее, я решила повидать мою старую подругу Эстер Кира. Надеюсь, что не помешаю вам, Сараи Кира.

– Нет, нет, ничуть. Ваш приезд в наш дом – честь для нас. Проходите, я провожу вас к Эстер, которая будет рада вашему приходу, хотя подозреваю, она уже знает о нем. В доме Эстер всегда узнает все первой.

Носильщики паланкина уселись на корточках в тени, когда их хозяйка вошла в дом. По кругу был пущен бетель, который они с удовольствием жевали, сидя на земле. Служить Латифе Султан было легко, у нее было доброе сердце.

Сараи Кира отвела гостью к старейшине дома и, выполнив свои обязанности, извинилась и ушла. Принцесса удобно села, им принесли освежающие напитки, а потом в своей обычной манере Эстер Кира отослала слуг, чтобы они могли поговорить наедине. Она сразу приступила к делу.

– У вас есть новости для меня, дитя мое? – Ее темные глаза светились любопытством.

– Вы были правы, Эстер Кира. У Чики действительно есть англичанка, – спокойно сказала принцесса.

– О, он дерзок, ваш муж! – воскликнула Эстер Кира, черные глаза ее сверкнули с восхищением. Потом она сосредоточила внимание на принцессе. – Вы абсолютно уверены?

– Я встретила ее в банях и спросила, откуда она родом Она сказала мне, что она англичанка Она очень красива и очень сдержанна, Эстер Кира. Вы помните, что моя двоюродная сестра Инсили научила меня немного говорить по‑английски Моя встреча с англичанкой, которую Чика зовет Накш, была очень краткой, но моего знания английского хватило, чтобы сказать ей «Будь осторожна, я помогу тебе». Потом я ушла с моими служанками. Но я слышала, как евнух Шакир нервно спросил ее, что я сказала. Накш и глазом не моргнула. Она спокойно сказала евнуху, что я просто поприветствовала ее на ее родном языке, как будто сказанное мной не имело никакого значения, – Хорошо! Хорошо! – одобрительно сказала Эстер Кира. – Она не сломлена, несмотря на рабство. Я боялась, что после того, как она все лето удовлетворяла его желания, ее убьют.

– Нет, Эстер! Она сильная, такая же сильная, как была моя родственница Инсили. Я поняла, что она такая же стойкая. Кроме того, женщины, которые провели лето на острове, сказали мне, что Чика решил не брать ее, пока она сама не согласится на это, и она не согласилась! Он нарушил свою клятву за день до того, как привез ее в наш дворец, отослав прочих и силой взяв ее. Но даже это не сломило ее гордость.

– Завтра, – неожиданно заговорила старуха, как будто говорила сама с собой.

– Что завтра? – озадаченно спросила Латифа Султан.

– Она должна быть освобождена завтра.

– Эстер Кира! Это невозможно! – воскликнула принцесса.

– Нет ничего невозможного, дитя мое, особенно если пытаться. Если кто‑то терпит неудачу, нужно начинать все сначала, – твердо сказала старейшина. – Леди Бэрроуз пробыла во дворце вашего мужа три дня, верно? – Ее собеседница кивнула. – Визирь чувствует себя уверенно, оттого что она дома и ее местонахождение неизвестно. Поэтому сейчас настал момент нанести удар, пока никто ничего не подозревает.

– Хаммид может подозревать, – спокойно сказала Латифа Султан. – Он помнит Инсили и очень не доверяет Накш, потому что она не проявляет к нему уважения и не боится его. Он приказал, чтобы она не покидала женскую половину дворца. Ей разрешается раз в день выходить в обнесенный стеной сад гарема, но только в сопровождении Шакира и шести служанок, приставленных к ней. Все они чем‑то обязаны Хаммиду. Они сообщают ему о каждом ее шаге.

Старуха усмехнулась:

– Завтра исполнительный и осторожный Хаммид будет разрываться между разными делами, потому что завтра его обычный день посещения невольничьего рынка. Вы же знаете, что он не позволяет никому выбирать женщин для гарема вашего мужа. В этом деле он доверяет только своему собственному вкусу.

– Но он не ходил на невольничьи рынки все лето, Эстер Кира. Почему вы думаете, что он пойдет завтра? – спросила Латифа Султан.

– Еще три дня тому назад, моя принцесса, Хаммид лично не знал новую пленницу. То, что он увидел, не обрадовало его. Англичанка – гордая женщина, которая никогда не станет его союзником, а если она не союзник, значит, она враг. Поэтому Хаммид будет искать способ сокрушить ее влияние на визиря, используя других, таких же прекрасных и, конечно, более сговорчивых женщин.

Завтра на женском невольничьем рынке Кара Али, наш самый известный торговец рабами, человек, который имеет дело только с самыми красивыми и самыми необыкновенными женщинами, будет проводить особую распродажу женщин. Али Зия, главный евнух султана, приглашен на эту распродажу. Хаммида тоже пригласили. И он отправится туда, моя принцесса, потому что прошел слух, что никогда раньше не выставлялось на продажу такое количество женщин, собранных вместе под одной крышей. Я могу лично уверить вас, что слухи эти правдивы. Почему? Потому что посредники семьи Кира неделями выискивали красивых девственниц именно для этой цели. Наши татарские друзья из Каффы собрали для нас лучших пленниц и получили за это надбавки к цене. Из невольничьих заведений в Черкесии и с рынков Грузии собрали лучших женщин. В Алжире наши люди купили самых изысканных девушек, привезенных капитанами варваров. Все эти женщины были привезены в Стамбул и получили пристанище у Кара Али, который случайно оказался нашим должником.

Его молчание в этом вопросе и торги, которые он устроит завтра, погасят его долг нашему банку. Выгодные комиссионные, которые он получит от всей сделки, обеспечат ему спокойную старость.

Хаммид и Али Зия сделают отличные приобретения для гаремов своих хозяев, и они получат удовольствие, торгуясь друг с другом на распродаже. В общем, день будет приятным для Хаммида, до тех пор, конечно, пока он не вернется во дворец визиря и не узнает о бегстве Накш.

– Но как она убежит, Эстер Кира? Как она убежит, когда она находится под таким строгим надзором? – тревожилась Латифа Султан.

– В гарем пускают женщин, торгующих вразнос, моя принцесса. Пока мы сейчас разговариваем, уже запрошено разрешение на посещение гарема несколькими торговками завтра днем. Разрешение будет дано, потому что Хаммид знает, что это развлечет женщин в его отсутствие. Кроме того, он зарабатывает небольшие деньги на взятках каждый раз, когда женщины‑торговки приходят в гарем.

Придет группа из восьми или больше торговок. Никому не придет в голову пересчитывать прибывших по головам, а уходить торговки будут двумя группами, чтобы сбить надсмотрщиков с толку.

Жена моего правнука Льва Сабра будет среди торговок. Она ждет ребенка, и ее размеры не привлекут ничьего внимания, однако под ее одеждами будет спрятан еще один черный яшмак и чадра, такие же, как и те, в которые будут одеты торговки.

Нужно будет отвлечь внимание, чтобы леди Бэрроуз могла надеть эти одежды и сбежать с первой группой торговок, среди которых будет Сабра. Она приведет леди Бэрроуз прямо к нам в Балату. Как только наступит ночь, леди Бэрроуз отведут на ее корабль, который отплывет немедленно.

Вашего мужа не будет во дворце до середины завтрашнего дня, потому что он встречается с султаном в Новом дворце. Сейчас в народе бродит большое недовольство, вызванное кризисом в денежном обращении. Визирь скорее всего вернется домой поздно, а когда он приедет туда, то мало что сможет сделать, чтобы вернуть свою пленницу, потому что едва ли признается публично, что похитил леди Бэрроуз. Это будет нам выгодно, потому что, пока он будет думать, что сделать, леди Бэрроуз будет далеко от Стамбула.

– Эстер Кира, вы поражаете меня, – восхищенно сказала Латифа Султан. – Как вы ухитряетесь все знать? О встрече моего мужа с султаном завтра… и о кризисе с деньгами? Какой кризис? Что не так с деньгами?

– Зачем вам знать о денежном кризисе? – сказала старуха. – Вашему мужу он вреда не причинил, он оплачивает все ваши запросы. Но народу повезло меньше. Алчность султана и его матери ни для кого не представляет тайны, моя принцесса. Их алчность дошла до предела.

Уже в течение многих месяцев все золотые, серебряные и медные монеты, проходящие через казначейство, обрезались группой немых рабов, привезенных специально для этого. Большинство монет, находящихся сейчас в обращении, не соответствует их истинному весу. Как следствие, купцы взвешивают монеты, получаемые при каждой покупке. Товар, стоивший один динар, может стоить уже два или три динара, если в монете не хватает веса. Люди очень рассержены. На прошлой неделе около Нового дворца было несколько небольших выступлений. Я подозреваю, что именно поэтому визиря завтра требуют во дворец.

– О Аллах! – воскликнула Латифа Султан. – Моему брату и его матери должно быть стыдно делать такое! Я не виню людей за то, что они возмущаются. Если хлеб обычно стоит одну монету, и это все, что у вас есть, должно быть, ужасно смотреть, как ваши дети голодают только из‑за того, чтобы у султана было больше золота. Неужели ничего нельзя сделать, Эстер Кира?

– Сниженный курс денег должен быть выправлен, моя принцесса, и это должно быть сделано быстро. Теперь, когда народ начал выражать недовольство, это будет сделано. Султан не может допустить анархии в своей столице. Однако, зная Мехмеда, я думаю, что он найдет способ, который не будет стоить ему ни гроша. – Старуха хмыкнула. – Теперь я хочу показать вам жену Льва, чтобы вы узнали ее завтра, когда она придет во дворец. Я не хочу, чтобы она чем‑нибудь отличалась от других и привлекала к себе внимание в вашем дворце. Все торговки должны выглядеть одинаково, как бобы в стручке, без каких‑либо отличий, которые могли бы припомнить наблюдательные женщины, ищущие способа выслужиться перед Хаммидом или вашим мужем, или честолюбивые евнухи, желающие занять место Хаммида.

Эстер Кира хлопнула в ладоши. По ее сигналу появилась старая служанка. Эстер кивнула женщине, которая поклонилась и вышла из комнаты, вернувшись через минуту с молодой девушкой. Девушка ничего не сказала, но вежливо поклонилась принцессе.

– Вы узнаете ее, Латифа Султан? – спросила Эстер Кира, когда девушка со служанкой вышли из комнаты.

– Узнаю, – последовал твердый ответ.

– Хорошо! Теперь вы должны идти, чтобы ваш визит не посчитали затянувшимся, – сказала старуха. – Я благодарю вас за помощь в этом деле, Латифа Султан. Мы всегда были друзьями. Я не хочу быть свидетелем того, как визирь потеряет все просто из‑за своей похоти.

– В этом мы союзники, Эстер Кира, – ответила принцесса. – Англичанка напоминает клинок из самой лучшей кованой толедской стали. Чика никогда не получит от нее того, что хочет, и в конце концов поймет это. Я содрогаюсь от мысли, что он может сделать с бедной женщиной от гнева и разочарования. Не хочу, чтобы на моей совести была жизнь невинного человека, но так будет, если я не помогу вам. – Латифа Султан встала с дивана. – Прощайте, дорогая Эстер Кира, – сказала она. – Я очень скоро навещу вас снова. – Улыбаясь, она нагнулась и поцеловала ее.

Эстер Кира смотрела ей вслед. Потом окликнула евнуха:

– Якоб? Где ты, бесполезное создание? Нам предстоит многое сделать!

Пока паланкин с принцессой плыл вниз по холму в город по направлению к дворцу визиря, тот развлекался в спальне со своей новой возлюбленной.

Он понял, что она ведет себя гораздо лучше, если не присутствуют другие женщины, а поскольку ее прихоти в конце концов кончались тем, что он получал высшее удовольствие, он разрешил ей эту незначительную вольность. Небольшая ванная комната сразу за ее спальней обеспечивала им подходящее место для совершения омовений после каждой любовной схватки. За последние несколько часов он брал ее несколько раз, всякий раз получая удовольствие большее по сравнению с предыдущим разом, потому что она не отдавалась без сопротивления.

Его восхищал ее гордый дух, который придавал пикантный вкус их схватке. Она была свирепой. Она была неприступной. Он понял, что ни одна женщина, которой он обладал, даже его обожаемая Инсили, не возбуждала его так, как это делала Накш. С тех пор как он потерял Инсили, женщины казались ему скучными, и управлялся он с ними не так успешно, как делал это когда‑то. Он устал. Ему все надоело. Он был раздражен.

С появлением Накш его похоть стремительно увеличилась, достигнув новых высот. У Накш был язык ядовитой змеи, которому он нашел лучшее применение, чем позволять обжигать его ядом.

Она покорно стояла перед ним на коленях, держа во рту его огромный член, лаская его своим языком так, как он научил ее. Он следил за ней, прикрыв глаза, руки его ласкали шелковистые волосы, пока он ждал точного момента, когда прикажет ей прекратить это восхитительное занятие. Когда этот момент настал, он приказал ей лечь на кровать, широко разведя ноги и свесив их с кровати, пока он удовлетворял страстное желание своим языком.

Валентина чувствовала каждый из его пальцев, которые впивались в мягкую плоть ее круглых ягодиц. Его язык рыскал взад‑вперед вокруг ее маленького бриллианта, и она до крови закусила губу, чтобы сдерживать крики, но здесь, как всегда, потерпела неудачу. Настойчивый язык раздвинул ее розовую плоть и проник еще глубже. Его рот прижимался к ней, заставляя корчиться от взрыва чувств. Когда она содрогнулась, он подтянулся и погрузил в нее свой могучий член, яростно двигая им взад‑вперед, пока Валентина не закричала от страсти. Мучительное наслаждение охватило ее, затопив желанием и одновременно заставляя испытывать стыд. Чикала‑заде‑паша победно взревел, испытывая собственный оргазм, и рухнул на ее расслабленное тело.

Он оставался с ней до восхода луны. Только тогда он ушел, и, когда она заставила Шакира и своих служанок поверить в то, что она спит, Валентина разрыдалась. Она проплакала больше часа, уткнувшись в подушки, чтобы заглушить звук рыданий. Она никогда не позволит им узнать, как глубока ее боль! Никогда!

Валентина понимала, что должна бежать от Чикала‑заде‑паши и его похоти. Ей непереносимо было быть объектом его притязаний. Что имела в виду красивая жена визиря сегодня днем? Неужели она на самом деле поможет ей? Каким образом она выучила английский? – задавала сама себе вопросы Валентина. Понимала ли она смысл произнесенных ею слов?

Валентина глубоко и умиротворенно вздохнула. От усталости все казалось ей ужасным и непреодолимым. Ей нужно было выспаться, чтобы завтра голова была ясной. Завтра она должна найти способ поговорить с женой визиря. Только так она узнает, что на самом деле имела в виду принцесса, говоря эти слова.

Зная о том, как была занята Накш днем и вечером накануне, Шакир приказал своим помощникам не будить ее рано. Когда она проснулась, они окружили ее кровать, бормоча льстивые слова, из которых Валентина сумела понять, что в гарем должны прийти торговки со своими замечательными товарами. Госпожу Накш пригласила к себе принцесса Латифа вместе с остальными любимыми женщинами визиря.

– Визирь оставил для тебя очень большой кошелек с золотыми динарами, госпожа, – гордо объявил Шакир. Он знал, что женщины будут повторять и обсуждать в банях его слова, тем самым делая его и его подопечную предметом всеобщей зависти. Он поднял большой красный шелковый кошелек и встряхнул его. К радости рабынь, монеты в нем шумно зазвенели.

– Где господин Чика? – спросила Валентина. Она решила принять приглашение принцессы и не хотела, чтобы ее день был испорчен похотью визиря.

– Хозяин уехал в Новый дворец, госпожа. Султан ценит советы своего первого визиря. Наверное, хозяин вернется не раньше полуночи.

Ей стало легче. Свободная от притязаний визиря, она проживет этот день с радостью. Суетящиеся рабыни принесли свежевыжатый фруктовый сок и обобранный с ветки сладкий зеленый виноград, уложенный на острый йогурт. Ей принесли свежеиспеченный хлеб с медовыми сотами. Валентина съела все. Она была голодна, как волк. Господи, хоть бы не забеременеть!

Ее поторопили пройти в баню, где женщины гарема сплетничали, разбившись на маленькие группки. Большинство из них не были приглашены на праздничный прием принцессы, потому что считались недостаточно важными. Конечно, торговки придут и к ним, но это будет уже не то, как если бы они были с женой визиря и с любимцами хозяина. Но все же это было лучше, чем ничего.

Они завистливо проводили глазами новую рабыню, которая вошла в сопровождении надутого евнуха и своих шести служанок. Поскольку никто из них не сумел поговорить с Накш, они надеялись, что в конце концов кто‑то познакомится с ней и они узнают о ней больше. Ее евнух был неразговорчив, а служанки сами плохо знали ее. Только Гюльфем, Хазаде и Сах, которые провели лето на острове, могли что‑то рассказать, но они говорили только, что она упряма и чересчур горда. Ну а у кого было больше прав быть гордой? Разве она не была самой любимой женщиной их хозяина? Несколько женщин улыбнулись и кивнули Накш, когда та проходила мимо, но она не заметила этого.

После того как она вымылась, Валентину снова поторопили вернуться в ее комнаты, где ее ждала разложенная одежда. Она должна была надеть ярко‑красные шальвары с золотой нитью и с манжетами на щиколотках, украшенными гранатовым стеклом. Ее рубашка была из бледно‑золотистой кисеи. Поверх нее она надела безрукавку из алого и золотистого шелка, обшитую золотой бахромой. Ее домашние туфли из алого шелка имели забавно загнутые вверх носки.

Шакир заплел волосы Валентины в одну косу, в которую вплел золотые ленты. Коса затем была пропущена через отверстия круглой золотой заколки, которую он закрепил на ее макушке. Коса проходила через заколку и спадала на спину. Шитый золотом кушак был умело завязан на талии. Он тоже был отделан бахромой, и к концу каждой нитки, составляющей бахрому, был прикреплен маленький кусочек гранатового стекла.

Когда Шакир начал украшать ее драгоценностями, Валентина запротестовала.

– Сегодня будут одни женщины, лизоблюд! Зачем надевать эти украшения?

– Ты сошла с ума, госпожа Накш? – сказал он, не обращая внимания на ее настроение. – Красивая одежда, множество украшений – это свидетельство любви визиря к тебе. Остальные тоже наденут украшения, но ни на одной из них, кроме самой Латифы Султан, не будет таких бриллиантов, как у тебя. Тебе все будут завидовать.

Валентина подчинилась. Однако она решительно воспротивилась, чтобы ее хихикающие служанки шли с ней, и, чтобы утешить их, подарила каждой по золотому динару.

Шакир неодобрительно крякнул.

– Они растратят их на глупости, – проворчал он. – Ни одна из них раньше не держала в руках такой монеты, – пожаловался он высоким голосом.

– Какое тебе дело, лизоблюд, как мои служанки потратят мои динары? – холодно сказала она. – Разве они не имеют права провести день в гареме вместе с торговками и подругами? Я буду веселиться вместе с Латифой Султан, а ты, подхалим, будешь сидеть в комнате Хаммида на шелковом диване главного евнуха и мечтать о том, что когда‑нибудь займешь его место. – Ее слова попали точно в цель. Служанки Валентины хихикали, прикрываясь ладошками, а Шакир выглядел явно смущенным. – Я понимаю твое желание, гадина, – продолжила Валентина. – Мы все имеем право хоть немного помечтать.

Ее девушек отпустили. Валентина шла за Шакиром через прохладные, сумрачные коридоры гарема к величественным комнатам Латифы Султан. Он привел ее туда и ушел, потому что Хаммид оставил гарем визиря его заботам на время своего отсутствия, и Шакир в самом деле намеревался провести день в размышлениях о своем будущем триумфе.

Гостиная Латифы Султан была красивой комнатой с панелями из древесины фруктовых деревьев. Лепные украшения на стенах были щедро позолочены. В центре бил большой трехъярусный фонтан, выложенный голубой, как бирюза, и белой, как яичная скорлупа, плиткой. Слегка надушенная вода медленно стекала из верхней части фонтана в восьмиугольный бассейн, на широком бортике которого можно было седеть и созерцать желтоватые водяные лилии.

По комнате были расставлены желтые и белые фарфоровые жардиньерки, в которых росли розы «Золото офира»и кусты цветущего зимой белого жасмина. Два угловых камина с красивыми колпаками из чеканного золота помогали бороться с промозглостью в комнате. В каминах горели кипарисовые поленья, которые издавали приятный запах. На толстых, зеленых с золотом коврах растянулись несколько длинношерстых кошек с замечательными круглыми глазами, белой, черной и пестрой масти. Повсюду были расставлены клетки с яркими певчими птицами. Кошки были слишком жирными и довольными жизнью, чтобы обращать внимание на птиц.

Многочисленные скамейки были обтянуты блестящим шелком и узорчатой парчой. На диванах были навалены груды подушек из атласа и бархата. С золотых цепей свисали лампы рубинового стекла. По комнате были расставлены столы из ценных пород дерева, искусно инкрустированные перламутром и блестящими драгоценными камнями. В углу тихо играли на музыкальных инструментах несколько красивых женщин.

Увидев вошедшую Валентину, Латифа Султан окликнула ее:

– Входите, госпожа Накш, и присоединяйтесь к нам. Когда Валентина подошла к принцессе, та сказала:

– Вы еще не познакомились с другими любимицами моего мужа. – Она подтолкнула вперед женщину, одетую в розовое. – Это госпожа Хатидже.

Хатидже, у которой были надутые губы, бледная кожа цвета слоновой кости и иссиня‑черные волосы, едва кивнула Валентине. Ее вид откровенно говорил, что она не считает Валентину заслуживающей ее внимания.

– А это госпожа Эсмахан, моя дорогая, – сказала Латифа Султан.

Хорошенькое создание с темно‑русыми волосами и красивыми ярко‑голубыми глазами дружелюбно улыбнулось Валентине.

– Возможно, вы будете здесь такой же счастливой, как и все мы, – сказала она певучим голосом.

– Вы, конечно, уже знаете Гюльфем, Сах и Хазаде, – продолжила принцесса. – Разве вы не привели с собой ваших служанок, Накш? Они тоже имеют право быть здесь.

– Эти глупые бабочки раздражают меня, – резко ответила Валентина. – Я дала каждой по динару и разрешила присоединиться к женщинам остальной части гарема.

– Вы очень щедро обращаетесь с деньгами – заметила Хатидже, которая славилась своей скупостью.

– Господин Чика был очень щедр ко мне, – зло усмехнулась Валентина. – Разве он никогда не был щедр к вам?

– Теперь я понимаю, слухи верны, – огрызнулась в ответ Хатидже. – У вас язык, как у змеи!

– Язык, который также хорошо знает, как доставить удовольствие хозяину, – насмешливо ответила Валентина женщине, которая, к ее удовольствию, сделалась пунцово‑красной.

– Интересно, что принесут торговки сегодня днем, – быстро вмешалась Эсмахан. Она была миротворцем среди женщин.

Визирю она давно наскучила. Однако она была матерью двух его младших дочерей, и он терпел ее, потому, что Эсмахан была совершенно бесхитростной и добрейшей женщиной. Она никогда не бранила его и не повышала на него голос. Она сохраняла его благосклонность, ласково сияя своей медленно увядающей красотой.

– Что бы они ни принесли, сейчас мы узнаем об этом, – сказала принцесса, когда двойные двери распахнулись и появилась группа закутанных в черное женщин с яркими узлами в руках. Торговки опустили узлы на пол и развязали их, чтобы показать, что они будут продавать. Наложницы, забыв о правилах приличия, бросились вперед выбирать самое лучшее.

Латифа Султан положила руку на локоть Валентины, удерживая ее.

– Ждите, – тихо сказала она. Когда она убедилась, что остальные слишком заняты, чтобы обращать на них внимание, она сказала тихо и торопливо:

– Вы узнаете Сабру, жену Льва Кира?

Валентина пристально посмотрела на торговок, потом медленно кивнула.

– Я вижу ее. – Ее сердце подпрыгнуло от волнения.

– Вся эта торговля устроена, чтобы облегчить ваш побег, Накш. Вы должны делать точно то, что я вам говорю, не задавая вопросов. Вы поняли?

– Да, госпожа. – Прекрасное лицо Валентины порозовело от возбуждения.

– Вы немедленно уходите за ширму для умывальника в дальнем конце комнаты. Не привлекайте внимания. Сабра принесет вам яшмак и чадру. Наденьте их и подчиняйтесь ее указаниям, не задавая вопросов. Если Аллах воспротивится и вас поймают, я буду все отрицать. Именно я буду наказывать ваше беззащитное тело, потому что это входит в мои обязанности хозяйки гарема. Если вас поймают, другой возможности бежать не будет. Я не буду снова вам помогать. Сейчас я делаю это только для того, чтобы защитить своего мужа. Само ваше присутствие в его доме представляет опасность для всех нас.

– Опасность, которой я не способствовала, госпожа, – резко напомнила Валентина принцессе. – Я была бы дома в Англии и вышла бы замуж за своего нареченного, если бы не ваш муж.

Латифа Султан улыбнулась.

– Я не буду спорить с вами, моя дорогая. Как знают все мудрые женщины, мужчины – создания слабые. Они не могут отказать себе ни в чем, с ними иногда надо обращаться, как с непослушными мальчишками. Подобно мотылькам, мужчинам трудно устоять перед прекрасным пламенем. Наша обязанность состоит в том, чтобы они не очень сильно обожглись. Я желаю вам удачи, леди Бэрроуз. – Принцесса сказала последнее предложение по‑английски, а потом с присущей ей грацией пересекла комнату и присоединилась к остальным.

Все женщины были заняты с торговками. Валентина осторожно огляделась по сторонам, ища взглядом постоянно присутствующих евнухов, но их не было. Наверняка об этом позаботилась Латифа Султан.

Валентина торопливо пересекла комнату и проскользнула за ширму. Ей показалось, что прошла вечность. Что будет, если кому‑нибудь из женщин надо будет пройти за ширму? Что ей делать? Потом неожиданно через ширму перелетела черная накидка, и она услышала торопливый шепот Сабры:

– Поторопись, госпожа! Времени мало!

Валентина натянула грубый шерстяной яшмак и опустила капюшон. Он закрыл ее голову до бровей. Она закрыла лицо черной чадрой и быстро вышла из‑за ширмы.

Сабра взяла ее за руку и быстро‑быстро говорила, пока они шли через комнату к женщинам:

– Жена визиря и его любимые женщины уже купили то, что им хотелось, поэтому некоторые из нас пойдут в главную комнату гарема, где нас ждут другие торговки. Однако одна женщина из нашей группы раскроет еще один узел, который принесла с собой. В нем такие красивые украшения, что они не смогут устоять. Наш уход вряд ли будет замечен. – Сабра пошарила в халате и вытащила оранжевый шелковый платок, который отдала Валентине. – Вот! Это ваш пустой узел. Вы продали все свои товары. – Ее глаза озорно сверкнули.

Когда они дошли до толпившихся женщин, Сабра осторожно подергала за халаты трех своих спутниц. Те без слов собрали свои вещи и отошли от группы болтающих, торгующихся женщин.

– Госпожа принцесса, – тихо сказала Сабра, – позвольте нам пройти сейчас в главный гарем, чтобы предложить там свои товары? – Роба! Ты уже показала женщинам свои красивые товары?

Пухлая маленькая женщина с улыбающимся лицом развязала фиолетовый шелк и показала несколько очень красивых камней, каких Валентина никогда не видела. Они были так необычны, что она чуть ли не почувствовала искушение остаться! Наложницы визиря заахали.

Камни такого качества обычно предназначались только для женщин султана. Они жадно вертели в руках камни, Гюльфем и Хатидже немедленно начали ругаться из‑за нескольких желтых бриллиантов.

– Я разрешаю, идите, – спокойно сказала Латифа Султан, даже не взглянув на нее.

Сабра закрыла лицо чадрой и, все еще держа Валентину за руку, вывела ее из комнаты. Три другие женщины молча повернулись и пошли по коридору в главную комнату гарема, а Сабра и Валентина, оставшись вдвоем, быстро пошли по извилистым коридорам.

– Мы должны остановиться у комнаты главного евнуха, чтобы оставить ему плату, прежде чем мы выйдем из дворца, – прошептала Сабра.

– Вместо Хаммида сегодня сидит мой евнух Шакир, – ахнула Валентина. – Он наверняка узнает меня!

– Это невозможно, госпожа. В наших накидках мы неразличимые, бесформенные существа. Но помните о том, что глаза надо держать опущенными. Ваши глаза едва ли можно забыть.

Сабра постучала в дверь комнаты главного евнуха, и женщины вошли.

Комната была тускло освещена, в ней сильно пахло мускусом и амброй. Благовония курились в серебряных напольных курильницах, расставленных по комнате. Шакир лениво развалился на диване Хаммида, куря кальян. Молодой мальчик‑блондин, голый, если не считать золотой цепочки на поясе, свернулся рядом с ним на диване. Шакир помахал рукой, чтобы две женщины, плотно закутанные в накидки, подошли ближе. Мальчик смотрел на них большими, кроткими карими глазами.

– У вас есть деньги для главного евнуха?; – спросил Шакир высоким, писклявым голосом.

– Да, господин, – задыхаясь выговорила Сабра. Она непонятным образом сгорбилась, а ее голос стал поразительно похож на старушечий. – И еще немного для вас, мой господин! Хе! Хе! Хе! – закряхтела она, и тут приступ кашля согнул ее пополам.

Шакир близоруко всматривался в них через облако голубого дыма, висевшего в комнате. Он видел двух старух‑торговок, потому что Валентина, быстро последовав примеру Сабры, теперь сгорбилась и выглядела калекой. Сабра что‑то сунула ей в руку, а когда мальчишка‑блондин с кошачьей ловкостью соскочил с дивана и протянул руку, обе женщины шагнули вперед, подобострастно кланяясь, и вложили в нее маленькие кошельки с бакшишем. С поклонами они попятились к двери.

– Вы продали все ваши товары? – устало спросил Шакир, по‑хозяйски шаря по телу мальчика, который вернулся на свое место.

– Да, господин евнух! Как женщины визиря любят красивые драгоценности! Роба и я быстро распродали их, – кряхтела Сабра. – Будьте благословенны, добрый господин! Пусть Яхве защитит вас!

– Пошевеливайтесь, старые ведьмы! – махнул рукой Шакир. – Мне не нужны ваши благословения. Я верный сын Аллаха!

Женщины вышли из комнаты главного евнуха, Сабра шла впереди, прошли через главную часть дворца и наконец вышли на частную дорогу визиря.

Сабра позволила себе негромко рассмеяться.

– Вы видели глаза мальчика? – Она хихикнула. – Они накрашены сильнее, чем у наложницы, и его губы тоже покрашены!

Валентина едва могла сдерживать свое возбуждение. Она свободна! Свободна! Ей хотелось кричать от радости. Она молча быстро шла за Саброй, удаляясь от дворца Чикала‑заде‑паши.

– Надеюсь, что вы не против прогулки пешком, – сказала Сабра, – так мы меньше бросаемся в глаза. Две безликие женщины, идущие по своим делам. Идти недалеко.

– Вы говорите, что дворец недалеко от дома Кира? Я не знала этого, – Голос Валентины дрожал от возбуждения и страха. Она вышла из дворца.

– Не так близко, – Сабра понимающе хмыкнула. – Дворец визиря стоит у моря. В конце этой частной коротенькой дороги лежат многолюдные городские улицы. Через несколько кварталов начнется улица, ведущая в Балату. Близко, но тем не менее далеко, моя госпожа.

– Я не буду чувствовать себя в безопасности, пока мы не доберемся до вашего дома, – страстно сказала Валентина. Она плотно сжала губы, потому что они проходили через главные ворота дворца визиря, мимо будки со стражниками, которая примыкала к входу. Через несколько минут они вышли на городскую улицу и затерялись в толпе.

– Я свободна! – восторженно прошептала Валентина.

– Вы не будете по‑настоящему свободны, пока не покинете Стамбул, госпожа, – мудро заметила Сабра. – Визирь дерзкий человек.

– К моему отъезду все готово, Сабра? – спросила Валентина, задавая себе вопрос, ждет ли ее Патрик.

– Сегодня вечером, моя госпожа. Решили, что опасно отвозить вас на корабль днем. Две женщины, даже так безлико одетые, как мы, привлекут внимание, если будут подниматься по сходням иностранного корабля. Вас отвезут на корабль, когда станет темно. Ваши джентльмены сейчас там и с нетерпением ждут вашего прибытия. Старая Эстер посчитала, что даже ночью им не нужно появляться в доме или сопровождать паланкин до пристани.

– Меня, конечно, хватятся до наступления темноты, Сабра. Я не могу вернуться назад. Я не вернусь – страстно сказала Валентина с истерическими нотками в голосе.

– Солнце уже приближается к закату. Вспомните, сейчас середина осени. Ваш глупый Шакир слишком занят, чтобы мыслить ясно. Женщины в гареме не будут интересоваться вашим местонахождением. Они будут думать, что вы где‑нибудь, где их нет. Главный евнух Хаммид после возбужденного сражения со своим добрым другом и соперником Али Зия из‑за особенно красивых рабынь, которых сегодня продавал Кара Али, примет приглашение торговца рабами отужинать с ним. Как и визирь, который сейчас находится в Новом дворце, Хаммид не вернется во дворец визиря до поздней ночи. К этому времени уже давно будет темно, и вы будете в безопасности в море. Ваш корабль готов отплыть сразу же после вашего прибытия. Визирь не может публично объявить о вашей пропаже, так как он будет наказан, во‑первых, за ваше похищение и за то, что солгал султану. Когда Чикала‑заде‑паша наконец узнает, что английские корабли ушли в море, он будет наверняка знать, что вас увезли, и будет вынужден смириться с этим.

– Меня тревожит, что я подвергаю опасности вашу семью, Сабра, – сочувственно сказала Валентина. – Визирь не дурак. Он поймет, что кто‑то в Стамбуле помог мне. Подозрение падет на Кира, особенно из‑за того, что торговки, приходившие в гарем, были еврейками.

– Визирь никому не осмелится пожаловаться, помня о своих преступлениях, – сказала Сабра. – Кроме того, Кира слишком долго пользовались благосклонностью оттоманских султанов, чтобы лишиться ее теперь, особенно из‑за такого дела. В самом деле, ваше похищение могло бы вызвать трения между нашим правителем и вашей королевой.

Сабра, жена Льва Кира, говорила с уверенностью молодости. Жизнь не научила ее простой истине: что есть сегодня, не обязательно будет завтра.

В то время как Сабра говорила это, на совете султана принимались решения, которые должны будут навсегда изменить ее жизнь.

– Значит, решено, – сказал султан Мехмед своему совету. – Свалим все на евреев. Но поверят ли в это люди? Заставит ли это их прекратить бунт?

– Если позволите мне, мой господин султан. – Поднялся старый мулла, который бывал еще на советах отца теперешнего султана.

– Говори! – приказал султан.

– Люди поверят в то, что евреи виноваты в снижении стоимости монет, потому что именно такое можно ожидать от евреев. Они жадные, злобные и корыстолюбивые люди, как показывает история их народа. Даже на христианском Западе учение пророка Иисуса, который советует человеку подставить другую щеку и возлюбить ближнего своего, не заставило людей полюбить евреев больше, чем любят их здесь.

– Тем не менее, – быстро заговорил третий визирь, забыв попросить позволения, – евреи очень хорошие граждане. Они исправно платят налоги и вносят большой вклад в экономику империи. Если действие, которое вы замышляете, мои господин, распространится на другие города, нам будет причинено больше вреда, чем пользы.

– Нам надо найти кого‑то, кого можно обвинить в уменьшении веса монет, – настаивал султан. – Говорят, что за это несут ответственность моя мать и я, а я не позволю. – Чтобы распространялись такие слухи!

– Обвините в этом преступлении только евреев Стамбула, мой господин, – предложил старый мулла.

– Евреев Стамбула, которых в их вероломстве возглавляют Кира! – возбужденно предложил второй визирь. – Кира, у кого такая впасть и такое богатство, которое вызывает зависть других евреев. Если мы объявим, что Кира виновны в снижении стоимости монет, люди будут требовать, чтобы они ответили за это. Они не будут винить всех евреев, а только семью Кира. Это отвлечет их мысли от собственных проблем, и они прекратят винить вас и вашу благословенную валиду в трудностях с деньгами.

Это также даст вам возможность конфисковать богатство Кира для себя, мой господин! А их богатство сказочно, как вы сами знаете.

Говоривший помнил об огромной сумме, которую он был должен Кира, но упоминать об этом вслух было нельзя. В последнее время они начали требовать уплаты долга, который оказался просроченным на два года. Если султан примет его предложение, ему никогда не придется выплачивать свои огромный долг! Султан, может быть, даже наградит его за совет, поэтому он выиграет вдвойне от своего предложения.

– Обвинить всех евреев, это одно, – сказал третий визирь, – но обвинить только семью Кира недостойно, мой господин. В течение почти столетия они верно и безоговорочно служили оттоманским султанам и были всегда самыми преданными подданными империи.

– Они служили моей семье, извлекая из этого выгоду, – раздраженно бросил Мехмед. Ему очень понравилось предложение второго визиря, особенно та его часть, которая касалась конфискации богатств Кира в пользу султана. – Они утверждают, что навсегда освобождены от уплаты налогов благодаря какой‑то услуге, которую они оказали моей прапрабабке валиде Кира Хафиз, да будет благословенна ее память. Кто, однако, может подтвердить это? В течение многих лет они дурачили наших сборщиков налогов этой отговоркой.

– Их утверждение верно, мой господин, – заговорил великий визирь Чикала‑заде‑паша. – Великая валида Кира Хафиз проследила за тем, чтобы это было своевременно записано в бумагах. Я сам видел их.

– Может, и так, – сказал султан, – но я по‑прежнему считаю, что семья Кира слишком во многом полагается на свои отношения с моей семьей. А нам нужно найти виноватого, чтобы успокоить народ.

Он повернулся ко второму визирю.

– Проследи, чтобы стали распространяться нужные слухи, Хассан‑бей. Потом, когда начнутся волнения, что, вероятно, будет уже сегодня к вечеру, я пошлю тебя, Чика, с несколькими отрядами моих доблестных янычар остановить резню. Таким образом, выступления против евреев не выйдут за пределы Балаты, люди удовлетворят свою жажду крови, а богатство Кира станет моим, как наказание за их преступление. Это покажет народу, что я справедливый правитель, который наказывает даже тех, кто пользуется моей милостью. Монеты соберут и доведут до нормального веса… и если в оборот будет пущено другое количество монет, кто узнает об этом? Люди, поверив в то, что я прислушался к их жалобам, будут счастливы. Разве не так должен поступать хороший правитель? Заставить людей думать, что они счастливы. – Он со вкусом посмеялся, а потом сказал:

– А сейчас уходите все, кроме великого визиря Чикала‑заде‑паши.

Министры и советники султана медленно гуськом потянулись из комнаты, споря о достоинствах решения их повелителя. Третий визирь, чьи дни были явно сочтены, молчал.

Слуга торопливо наполнил кубки султана и Чикала‑заде‑паши и удалился.

Почти час султан обсуждал с Чикала‑заде‑пашой уничтожение еврейского квартала и участь семьи Кира. Султан дважды осушил кубок, который наполнял визирь. Он наполнил его и в третий раз.

Мехмед пил много, но визирь едва обмакнул губы в крепком вине. Со стуком поставив кубок на низкий столик, султан спросил:

– Ты уже взял ее?

– Несколько дней назад, когда понял, что ласковые уговоры не способ для получения удовольствия от красивого тела Накш, – ответил его друг.

– И она достойна твоих хлопот, Чика? – спросил султан. Визирь медленно улыбнулся.

– Она оказалась самой спелой и самой сладкой дыней, которую я медленно рассек своим копьем. Она истекала медом, господин. Ее крики были музыкой, а моя спина в шрамах от ее острых ногтей.

– О Аллах! Если бы она только не была моей сестрой! Я бы сам взял ее, Чика! Я завидую твоей восхитительной победе!

– Я еще не завоевал ее, мой господин, – сказал Чикала‑заде‑паша. – Мне все пришлось брать силой. В ней нет нежности, только пренебрежение. Мне кажется, что это возбуждает сильнее, чем все, с чем я когда‑либо сталкивался. Однако есть одна вещь. Я хотел бы дать ей понять, что ее жизнь и смерть находятся в моих руках. Здесь, возможно, мой господин, я попрошу вашей помощи.

– Я помогу тебе во всем, что ты попросишь, Чика. Разве ты не мой лучший друг?

– Если вы помните, мой господин, в тот день, когда вы позволяли мне похитить Накш, я обещал вам, что вы сможете сами посмотреть, как я обучаю мою рабыню.

– Да, – тихо ответил султан, глаза его заблестели. – Помню.

– Вы не согласитесь воспользоваться радостями ее тела, потому что она ваша сестра и вы не хотите совершать кровосмешение, мой господин. Тем не менее есть способ получить удовольствие от нее, фактически не совершая кровосмешения. Разделив благосклонность Накш с вами, мой господин, я покажу ей, какую громадную и ужасную власть я имею над ней. Мою власть, не ее! Она умна и быстро поймет, что я могу сделать с ней все, что захочу, даже разделить ее с другим мужчиной.

Ее вторая девственность непорочна, мой господин. Хаммид вскоре начнет учить ее, как нужно удовлетворять мужчину таким образом. Разве вам не доставит удовольствия овладеть этой девственностью Накш, мой господин? Разве вам не понравится самому погрузиться в ее тайное отверстие, стать самым первым мужчиной, который сделает это? Разве вам не доставят удовольствие страдальческие крики, когда ее силой заставят отдать ее зад для грабежа, господин, а я буду наполнять ее своим горящим орудием? – Голос визиря был атласно мягок.

Султан закатил глаза, и визирь увидел, что ему трудно дышать. Однако спустя мгновение его черные глаза снова остановились на Чикала‑заде‑паше, и Мехмед сказал голосом, в котором сквозила надежда и недоверие:

– Ты подаришь мне вторую девственность своей любимой наложницы, Чика? Мы возьмем ее вместе?

– Если бы не вы, господин, я бы вовсе не получил ее, – последовал льстивый ответ.

– Должен ли я понять, что ночью мы разделим милости этой женщины?

– До той границы, которая не допустит кровосмешения, мой господин, – подобострастно ответил визирь. – Если вы не будете полностью удовлетворены, я отберу девственниц, чтобы вы смогли развлекаться этой ночью.

Радостная ухмылка расплылась на лице султана Мехмеда.

– Отлично! Отлично! – одобрил он. – Никогда у меня не было друга лучше, мой дорогой Чика! Я рад видеть, что ты обрел прежнюю силу. Это Накш сотворила такое с тобой. Я прослежу, чтобы ее хорошо наградили, но после того как отведаю ее милостей. Ты помнишь то время, когда мы состязались, кто больше испортит девственниц за один день?

Визирь кивнул.

– Я помню, что вы победили, мой господин, – сказал он, ухмыляясь.

Султан встал.

– Пойдем. Поужинай вместе со мной, и мы предадимся воспоминаниям. Расскажи мне еще о Накш. Груди у нее красивые, Чика?

– Они похожи на фрукты из мрамора, и слаще я ничего не пробовал, даже у своей обожаемой Инсили. Ее кожа такая нежная, что малейшее прикосновение оставляет на ней отметины.

У меня все дрожит, когда я вижу следы моих пальцев как свидетельство, что я хозяин ее тела.

– К концу этой ночи ты будешь страстно желать ее, но сначала ты должен выполнить свои обязанности, Чика, – сказал султан добродушно.

– Я всегда исполняю свои обязанности, мой господин, и когда я на вашей службе, и когда свободен, – последовала ответная колкость, и султан рассмеялся.

Они проходили через сад, из которого открывался вид на Город, и неожиданно султан показал рукой в сторону города.

– Посмотри‑ка, Чика! Неужели в городе пожар?

Визирь всмотрелся в темноту и увидел красноватое свечение.

– Хассан‑бей сделал свое дело быстро, – сказал он. – Это Горит в Балате. Наверное, я должен идти.

– Подожди, – сказал султан. – Я прикажу двум отрядам янычар быть готовыми отправляться в течение часа, но пожар в Балате маленький. Беспорядки только начались, мой друг. Пусть еврейский квартал разгорится как следует до твоего ухода. Сейчас время что‑нибудь съесть, Чика.

Мехмед улыбнулся.

– К утру я стану гораздо богаче, а Кира обеднеют. Убей их всех, Чика! Я не хочу, чтобы они преследовали меня в моих снах, как мои братья преследуют меня все эти годы. Я все еще вижу их доверчивые личики, хотя самый старший из них, Мамуд, смотрел на меня понимающими глазами. Он знал! Я по‑прежнему вижу эти глаза в моих снах! Убей их всех! Уничтожь их!

– Это конец, – сказала Эстер Кира. Даже в комнатах чувствовался сильный запах дыма. – Тем не менее мы должны каким‑то образом доставить леди Бэрроуз на причал. Это дело чести.

– Бабушка! Мы не можем спасти леди Бэрроуз, – возбужденно сказал Илия Кира. – Она умрет здесь вместе с нами!

– Почему вы решили, что вы должны умереть? – спросила Валентина, приходя в ярость от такой обреченности. – Вы семья Кира, которая пользуется большой благосклонностью правящей семьи. Толпа не решится нападать на ваш дом!

Эстер Кира подняла руку, призывая к молчанию, и в комнате стало тихо.

– Послушайте меня, дитя мое, – терпеливо сказала старуха. – Месяцами султан и его мать держали взаперти в казначействе рабов, которые выкусывали кусочки металла от каждой выпускаемой в оборот монеты. Деньги обесценились до такой степени, что бедняк не мог больше позволить себе купить булку хлеба или чашку требухи для своей семьи.

Такое было неслыханно в Стамбуле. Но что еще хуже, никто не в состоянии остановить это. Сейчас люди взбунтовались, поэтому надо дать им жертвенного козла отпущения. Султан, очевидно, решил, что евреи подходят для этой роли.

– Но вы друзья султана, – возразила Валентина.

– Да, – сухо сказала Эстер Кира, – но мы также самые богатые евреи в Балате, доказательством чему служит наш большой дом, расположенный в самой верхней точке Балаты. Мы бы пережили этот погром так же, как мы переживали другое в нашей истории, будь мы более скромными. Все было бы ничего, если бы мой сын Соломон не построил дом на самой вершине холма. Наши соседи и друзья ниже припрячут свои богатства, а возможно, и сами спрячутся в погребах, чтобы пересидеть нашествие черни. Возможно, кто‑то из них сумеет убежать, потому что всегда находятся такие люди. Подумать только, я спаслась из Адрианополя больше ста лет назад, чтобы кончить жизнь таким образом! – Она грустно покачала головой и через минуту продолжила:

– Чернь будет искать самую большую и самую легкую поживу, а мы торчим, как сверкающая корона на голове дурака! Они разберут по камушку этот дом в поисках нашего легендарного богатства. – Она едко рассмеялась. – Однако они найдут только то, что находится перед вашими глазами, потому что основное наше богатство разбросано по разным странам Запада, по многим нашим банкирским домам. Мы, евреи, никогда и нигде не чувствовали себя в безопасности и поняли, что нужно умно распоряжаться нашим богатством, распределяя его так, чтобы наши враги не могли никогда отобрать у нас все или полностью уничтожить нас.

Не успела она закончить, как в дверь громко постучали, и другие женщины в доме стали кричать.

– Молчать! – неожиданно сильным голосом крикнула Эстер Кира, перекрывая их пронзительные визги. – Откройте дверь, дураки! Чернь не умеет стучать вежливо.

Удивленно взглянув на свою прабабушку, Симон Кира поспешил отворить дверь, и в гостиную Эстер Кира вошел широкими шагами Патрик Бурк в сопровождении Мурроу О'Флахерти и графа Кемпа.

– Патрик! – Валентина пробежала через комнату и бросилась в его объятия, которые оказались очень крепкими. Их губы встретились в страстном поцелуе, потом они оторвались друг от друга, ясно осознав, что момент для страстного единения был неподходящим.

Лорд Бурк внимательно рассматривал Валентину. Она, казалось, была невредимой.

– Твой костюм. Вал, очень откровенный, – пробормотал он.

– В гареме Чикала‑заде‑паши, – ответила Валентина, сверкнув аметистовыми глазами, – мой костюм считался скромным, милорд.

– В каком мире мы оказались! – сказал Том Эшберн, глядя на нее восхищенными глазами. – Божественная, вы еще раз потрясли меня. Увы! Я убедил себя, что должен смириться с вашим решением.

– У нас нет времени для болтовни, – угрюмо сказал Мурроу О'Флахерти, поцеловав в знак приветствия Валентину. – Толпа преследует нас по пятам, и они настроены убивать. Почему вы не забаррикадировали двери и окна, Илия Кира? Вы хотите встретить страшную смерть?. – У нас нет выхода, капитан О'Флахерти, – тихо сказал Илия Кира. – Мы можем только ждать своей участи.

– Человек сам творит свою участь, Илия Кира, – последовал резкий ответ. – Если вы будете сидеть, просто дожидаясь смерти, тогда смерть, конечно, найдет вас. Но если вы будете драться, приятель, тогда есть возможность перехитрить смерть.

– Капитан О'Флахерти, вы не понимаете, – спокойно сказал Илия Кира. – Мы можем драться, но нас очень мало. Если одному или двум из нас удастся выжить, вы считаете, мы сможем жить с воспоминаниями об остальных, которых убили? Мои сыновья, их жены и дети – все в этом доме. Если их убьют, что останется? Нам лучше умереть всем вместе.

– Мы попались в ловушку в этом памятнике нашей гордыни, – сказала Эстер Кира грустно. – Мы можем спастись бегством, но существует только один выход – пройти через толпу.

– Разве вы не можете уйти через сад? – спросил ее Мурроу.

– Сад кончается крутым обрывом, – сказала Валентина своему кузену. – Эстер права. В доме только один выход.

– У вас и леди Бэрроуз есть возможность избежать нашей участи, – сказала Эстер Кира, – если бы только у нас были ее английские одежды. Если бы мы могли сдержать чернь до появления янычар, а они появятся, в этом я не сомневаюсь, тогда, возможно, мы сможем убедить их, что трое мужчин и леди Бэрроуз были в этом доме по делу и случайно оказались среди этого хаоса. Надо попытаться.

– Мы принесли с собой одежду Валентины. – сказал Мурроу. – Нельда собрала то, что, по ее мнению, могло понадобиться ее хозяйке.

– Черт побери, Мурроу! – Валентина выхватила сверток из рук кузена. – Давайте его скорей. Я не буду чувствовать себя нормально, пока снова не надену свое платье.

– Жаль, – заметил граф.

– Если вы будете хорошо вести себя, я надену этот наряд для вас, когда мы вернемся в Англию, Том, – пообещала Валентина.

– Ты сразу же сожжешь его, мадам! – мрачно приказал лорд Бурк.

– Спрячьте драгоценности на себе, дитя, – приказала Эстер Кира.

– Нет! Я не хочу ничего, что напоминало бы мне о визире, – ответила леди Бэрроуз.

– Ты заслужила свою награду, – мудро отозвалась Эстер Кира. – Не оставляй их толпе. Когда вернетесь в Англию, раздай драгоценности бедным, но сейчас возьми их с собой.

Валентина убежала переодеваться. Она сразу же почувствовала себя лучше, увидев себя в знакомом шелковом платье с кружевными манжетами и накрахмаленным жестким круглым воротником. Она распустила волосы, избавившись от экзотических украшений, разделила их посередине пробором и собрала в большой французский узел на затылке. В шелковых чулках ногам стало удобно, но элегантные туфли на высоких каблуках немного жали. Отмытое от краски на глазах и губной помады, ее лицо засветилось мягким цветом.

– Мне нужно что‑то, где можно спрятать эти драгоценности, – сказала она Сабре, когда ее подруга подошла спросить, нужна ли ей помощь.

– Давайте мне драгоценности, – сказала Сабра. – Я найду для них кошелек. – Неожиданно она заплакала. – Я не хочу умирать, Валентина! – жалобно рыдала она. – Что будет с ребенком, которого я ношу? Он тоже погибнет! Это несправедливо! Это несправедливо!

Валентина могла только крепко обнять девушку. Она никогда не чувствовала себя более беспомощной. Очень вероятно, все они погибнут. Сабра по крайней мере узнала, что значит носить ребенка в своем чреве. Валентина не знала этого. Она поняла, что больше, чем когда бы то ни было, ей хочется иметь ребенка от Патрика.

Две молодые женщины вернулись в комнату Эстер Кира и обнаружили, что мужчины под жестким руководством Мурроу отправились строить баррикады в дверях и других входах в дом. Снаружи доносился глухой приближающийся рев толпы, прокладывающей себе путь к верхней точке Балаты и оставляющей после себя смерть и разрушения.

– Сад – ваше слабое место, – сказал лорд Бурк. – Вы должны поставить там мужчин‑слуг, чтобы погромщики не могли перелезать через стены. Том, вы можете организовать это?

– Конечно! – с энтузиазмом откликнулся граф. Тому всегда была по душе хорошая драка.

– Господин граф!

Граф повернулся к Эстер Кира.

– Да, мадам?

– Мой слуга Якоб отведет вас в погреба. Там вы найдете несколько отличных ружей и порох для них. Если вы не знаете, как пользоваться ружьем, то мои слуги обучены этому.

– Я лучше буду стрелять из пистолета, мадам, – сказал Том, ухмыляясь. До чего предусмотрительная старуха!

– Там есть и пистолеты, милорд, – ответила она спокойно.

– Мадам… – граф поклонился Эстер Кира, –., вы должны были стать королевой‑воительницей.

– Я, кажется, стала ею в своем преклонном возрасте, господин, – ответила Эстер, грустно улыбаясь.

Огромные деревянные ворота во внутренний двор дома были уже забаррикадированы, тяжелая дубовая балка лежала поперек обычно открытых ворот. За ними были собраны все телеги и повозки, принадлежащие семье Кира. Толпе потребуется какое‑то время, чтобы прорваться сквозь них. Когда они это сделают, то обнаружат, что окованные железом двойные двери в дом заперты на замок и на засов и почти неприступны.

По двум сторонам сада, где он был окружен высокой стеной, стояли слуги Кира с ружьями наготове. Так успешно подготовившись к обороне, семья начала верить, что они, может быть, доживут до появления янычар, которые спасут их. То, что султан защитит их, никто не сомневался.

Снаружи из‑за стен до них доносилось тяжелое топанье ног и гул рассерженных голосов, сотен голосов, которые слились в зловещий, воющий звук, когда разгневанная толпа приблизилась к дому Кира. Когда погромщики начали ломиться в ворота, удары посыпались градом. Ворота держались. Из сада донеслись отдельные выстрелы, когда кто‑то из глупцов, пытаясь перебраться через стены, находил за ними свою гибель.

– Отнесите меня к главному входу в дом, – неожиданно приказала Эстер Кира своей семье.

– Бабушка! – воскликнул испуганно Илия Кира. – Неужели страх повредил ваш разум?

– Разве у меня испуганный вид, Илия? – спросила она. Он со вздохом покачал головой.

– Послушай меня, мой вечно осмотрительный внук. Если толпа ворвется внутрь, я не хочу, чтобы меня нашли съежившейся в моих комнатах. Я хочу встретить смерть с поднятой головой, без страха. Теперь делай так, как я приказываю тебе. Отнеси меня к главному входу, где я могла бы встретить своих палачей с честью и достоинством.

Несмотря на протесты отца, Симон Кира поднял худенькую старуху, аккуратно завернул ее в тонкую шаль и вынес ее из комнаты к главному входу. Патрик, Валентина и двое слуг шли следом и несли диван и подушки.

Три старших правнука Эстер и их жены сгрудились, чтобы защитить старейшину.

Давид и Лев Кира держали под наблюдением сад вместе с Томом Эшберном. Жена Давида, Хагар, в это самое время начала рожать своего первого ребенка. Сабру послали смотреть за маленькими детьми в детской в надежде, что, успокаивая их, она сможет взять себя в руки, потому что внешне Сабра была напугана больше всех остальных.

– Вы понимаете, Эстер Кира, что если вы сядете здесь, – сказал ей Мурроу О'Флахерти, – то мы не сможем защитить ваш дом и семью, когда толпа ворвется через парадную дверь.

– Капитан, если толпа ворвется, до того как появятся люди султана, чтобы спасти нас, тогда мы обречены независимо оттого, где мы находимся, – ответила она. – Я не доставлю этим животным удовольствия рыскать по всему дому, чтобы убить нас. Если они намерены убить нас, пусть убьют здесь и немедленно. Возможно, когда их жажда крови будет частично удовлетворена, они пощадят детей. Это лучшее, на что я надеюсь. Но вы и ваши люди поступите умно, если останетесь в моей комнате. К тому времени, как толпа доберется до вас, их первая страсть к убийству будет утолена. Вы сможете объяснить, кто вы, и спасти себя.

– Мы не привыкли, Эстер Кира, ни спасаться бегством от опасности, ни бросать друзей в беде, – ответила Валентина, опередив кузена.

– Вы умрете при первом же нападении, – заволновалась старуха.

– Мы, англичане, не боимся смотреть смерти в глаза, Эстер Кира. Наша история полна примеров доблести. Мы никогда не спасались бегством от ангела смерти, – ответила Валентина. Она взяла старуху за руки, а Патрик ласково положил руку ей на плечо.

– У тебя, как и у твоей матери, есть чувство справедливости, дочь Марджаллы, – сказала старая женщина и пожала руку Валентины. – Пусть Яхве защитит нас всех и сжалится над нами в этот трудный час.

В комнату вошла плачущая служанка и, заламывая руки, опустилась на колени перед Эстер Кира.

– Простите меня, милостивая госпожа, за плохие вести, что я приношу вашей семье, – рыдала она.

– Ты прощена, – угрюмо сказала Эстер Кира.

– Хагар умерла в родах, а ее ребенок, мальчик, родился мертвым, пуповина обмоталась вокруг шеи.

Сараи, Руфь и Шоханна заплакали, прижавшись к своим мужьям. У всех них была такая чудесная жизнь. Казалось немыслимым, что одна из них умерла.

Вздохнув, Эстер Кира покачала головой.

– Это очень плохое предзнаменование. – тихо сказала она. – Яхве высказался очень ясно. Мы наверняка обречены.

Раздался громкий треск раскалывающегося дерева, и огромные ворота стали поддаваться перед яростью атакующих. А потом толпа ворвалась во двор, разбрасывая все на своем пути, перелезая через телеги и паланкины, нагроможденные, чтобы перегородить им путь, их голоса слились в единый убийственный вой, когда они начали колотить в толстые двойные двери главного входа. В саду снова и снова раздавались ружейные выстрелы.

Вбежал Том Эшберн, крича:

– Де