Глава 17. Военный коммунизм а) сельское хозяйство 1 page

Введение военного коммунизма в сельском хозяйстве совпало с окончательным политическим расколом с левыми эсерами, которые после отставки членов правительства левых эсеров в марте 1918 г. все еще оставались во ВЦИК и Советах. Последний раз большевики и левые эсеры на правах официальных партнеров участвовали бок о бок во втором заседании V Всероссийского съезда Советов 5 июля 1918 г. (накануне убийства Мирбаха); причем заседание проходило в основном в яростных дебатах по аграрной политике, во время которых Спиридонова объявила себя "яростной противницей партии большевиков" [1]. Политика Советского правительства подвергалась критике со стороны эсеров по трем моментам.

Большевистские рабочие отряды, как заявил эсеровский оратор, "ведут чуть ли не войну, объявленную городом деревне" [2]; а эсеры всегда выступали традиционными защитниками деревни против города.

Создание комитетов бедноты представляло собой попытку подорвать авторитет земельных комитетов, в большинстве из которых эсеры все еще занимали доминирующее положение, причем различие между этими комитетами отражало тот акт, что большинство зажиточных крестьян сохраняли верность эсерам – будь то правые или левые, – в то время как бедные и политически менее сознательные крестьяне если еще и не попали под влияние большевиков, то по крайней мере были склонны поддаться на уговоры большевиков.

И наконец, поощрение правительством (сколь бы неэффективным это ни было в настоящий момент):, создания крупных хозяйств в конфискованных имениях вступило в прямое противоречие с политикой эсеров, направленной на распределение земли среди крестьян, и с запретом эсеров на использование наемного платного труда на земле; на съезде раздавались жалобы на то, что помещичьи владения остаются нераспределенными в районах, где крестьяне остро нуждаются в земельных наделах, и на то, что вопреки истинным социалистическим принципам наемные рабочие продолжают трудиться на их обра-

ботке [3]. Такой же резкой критике подвергся недавний декрет о лесах, по которому заведование лесами осуществляется Центральным управлением лесов (это была первая попытка поставить природные ресурсы страны под прямое управление государства) [4].

Объявление левых эсеров вне закона в результате убийства Мирбаха привело к тому, что в центре была устранена всякая оппозиция чисто большевистской политике в области сельского хозяйства. Вследствие быстро распространявшегося критического положения, вызванного гражданской войной, сбор зерна у крестьян для нужд города и армии стал вопросом жизни и смерти; с другой стороны, еще более затруднилось снабжение крестьян тканями и другими товарами первой необходимости, поскольку армия теперь претендовала на все имевшиеся запасы. Таким образом, не оставалось ничего другого, как с удвоенной силой применять метод реквизиции при помощи такого механизма, как рабочие отряды и комитеты бедноты. Работе этих отрядов было посвящено не меньше трех декретов, изданных в первую неделю апреля 1918 г. Первый из них уполномочивал профсоюзы, фабричные комитеты и городские и уездные Советы организовывать продовольственные отряды из "рабочих и беднейших крестьян" и отправлять их в зернопроизводящие губернии, чтобы "добыть хлеб по твердым ценам или за счет изъятия у кулаков". Половина зерна, добытого таким образом, предназначалась организациям, которые посылали отряды; другая половина подлежала передаче Наркомпроду для общего распределения. Второй декрет обязывал губернские и уездные Советы, комитеты беднейших крестьян и профсоюзы организовать, где необходимо, аналогичные отряды для сбора урожая. В третьем подробно разбирались организация и структура этих отрядов, которые должны были включать "не менее 25 человек из числа безусловно честных и преданных революции рабочих и беднейших крестьян" [5]. И наконец, чтобы поставить все точки над "i", на той же неделе появился еще один декрет – "Об обязательном товарообмене". В нем предусматривалось, чтобы в хлебных сельскохозяйственных местностях каждым уездом было поставлено продовольственных продуктов на сумму не менее 85 % стоимости взятых на учет и отпущенных кооперативам товаров [6].

Трудно понять подоплеку этих декретов. Народный комиссар продовольствия Цюрупа, выступая на V Всероссийском съезде Советов, заявил, что были использованы все обычные средства для получения хлеба и "только тогда, когда ничего не получается, только тогда пускаются отряды". Что касается слухов о том, что, "как только отряды попадают в деревни, они начинают разлагаться, пьянствовать; мы не отрицаем, что это существует, но мы принимаем меры к тому, чтобы этого не было... Подбор делается крайне тщательный".

"Мы на эти отряды смотрим не только как на военную силу, а мы видим в этих отрядах людей, которые идут в деревню хотя

и вооруженными, но и в то же время это те агитаторы, которые будут пропагандировать в деревне, которые понесут в деревню наши идеи" [7].

Крестьяне, когда у них хватало смелости, сопротивлялись изъятию у них хлеба. Порой сопротивление оказывалось серьезное и дело доходило до вооруженных столкновений; и такие случаи, хотя и составлявшие исключение, не были редкостью [8]. Также нелегко подсчитать число отрядов и размах их деятельности. Согласно одному выступавшему на II Всероссийском съезде профсоюзов в январе 1919 г., Петроградский Совет к тому времени направил 189 отрядов численностью до 72 тыс. человек и Московский Совет – примерно такое же число [9]. К этому моменту сбору подлежали не только зерно и фураж, сахар и картофель, но и мясо, рыба и все виды животных и растительных масел, включая конопляное, подсолнечное и льняное масло [10]. Ленин в тот момент, когда от этих мер окончательно отказались, выдвинул единственно возможное оправдание в их пользу:

"Своеобразный "военный коммунизм" состоял в том, что мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих. Брали большей частью в долг, за бумажные деньги. Иначе победить помещиков и капиталистов в разоренной мелкокрестьянской стране мы не могли" [11].

Это были вызванные отчаянием средства для достижения цели. С точки зрения теории социализма критерий необходимости, возможно, казался естественным и правильным: от крестьянина требовалось предоставить все, что превышало его собственные потребности и потребности его семьи. С точки зрения практики это было губительно. Неприкрытая реквизиция у так называемого кулака произвольно установленных излишков вызывала обычно реакцию двух видов: краткосрочную, заключавшуюся в сокрытии запасов, и долгосрочную – в отказе засевать больше земли, чем было необходимо для пропитания своей семьи.

Советские руководители ясно понимали эти опасности. 30 октября 1918 г. впервые был внедрен новый эксперимент с натуральным налогом. Очевидно, это было не заменой разверстки, а дополнением к ней. Правда, все, кто сдал свои излишки до того, как был введен налог, объявлялись свободными от налога. Последний должен был определяться посредством сложных подсчетов, при которых принимались во внимание размер надела и поголовье скота у налогоплательщика, равно как и число людей, находящихся у него на иждивении [12]. То, что предлагалось, не являлось более простым изъятием излишков, а представляло собой взятие установленного количества продуктов, исходя из предполагаемой способности платить. Однако это был один из многих декретов того периода, которые так никогда и не вступили в силу [13]. В январе 1919 г. был введен в действие еще один новый принцип. Декретом Совнаркома, сопро-

вождаемым подробной инструкцией Наркомпрода, все количество хлеба и зернового фуража, необходимого для удовлетворения государственных потребностей, "разверстывалось" для отчуждения у населения между производящими губерниями: губернии должны были провести разверстку среди уездов, уезды – среди волостей, а волости делили свои квоты между деревнями и отдельными крестьянами [14]. Преимущество этой системы заключалось в том, что центральные власти освобождались от обременительной задачи сбора налога; кроме того, она восстановила принцип коллективной ответственности, на котором основывалось сельское налогообложение царского правительства. Однако эти постоянно меняющиеся средства для достижения цели лишь иллюстрируют непреодолимый характер трудностей, с которыми сталкивалось Советское правительство. Потребности Красной Армии и городского населения в разоренной, изуродованной и дезорганизованной стране можно было удовлетворить только за счет полного изъятия излишков сельскохозяйственной продукции. Кроме того, промышленность была не в состоянии производить достаточное "количество промышленных товаров, чтобы наладить обычный процесс товарообмена; в случае же, если попытки взять силой излишки не прекращались, начиналось сокрытие запасов и сокращение посевных площадей до размеров, необходимых для удовлетворения собственных потребностей крестьян. И все же кризис был преодолен, армия обеспечена и города спасены от голодной смерти, но не от голода. По мере того как улучшался механизм сбора и районы, охваченные гражданской войной, переходили под контроль Москвы, увеличивалось количество собранного хлеба [15]. Правда, справедливости ради надо сказать, что в период военного коммунизма крестьянский хлеб либо находил свой тайный путь на свободный рынок, либо силой изымался агентами правительства. Даже те крестьяне, которые сражались на стороне Советского правительства против худшего из зол – "белой" реставрации, – продолжали вести борьбу за хлеб.

Поворот к беднейшему крестьянству летом 1918 г. был связан в советской политике с другой фундаментальной целью – развитием крупного земледелия. Он повлек за собой окончательный разрыв с левыми эсерами, непримиримыми противниками этой цели; а бедняки представляли собой единственную группу крестьян, которых можно было считать безразличными к крестьянской собственности и потенциально выступающими в пользу коллективного хозяйствования [16]. Эти коллективные хозяйства были нескольких видов. Первоначальные советские хозяйства (совхозы) – образцовые хозяйства, упоминавшиеся в Апрельских тезисах Ленина и его некоторых более поздних высказываниях, – в основной своей массе формировались на основе бывших имений, выращивавших специальные культуры, для которых требовались техническая подготовка и специальная ор-

ганизация (такие, как сахарная свекла или лен) [17]. Были также сельскохозяйственные коммуны, в которых крестьяне объединялись для обработки нераспределенной земли, совместно трудясь и деля поровну доходы; они, похоже, представляли черту примитивного коммунизма, присущую русскому крестьянству [18]. И наконец, были сельскохозяйственные артели, в которых элемент коллективизма сводится к процессам производства и торговли. По-видимому, Ленин принял во внимание все эти формы коллективного земледелия, когда осенью 1918 г. признал, что существует лишь "...несколько сот поддерживаемых государством сельскохозяйственных коммун и советских хозяйств" [19]. К тому времени было фактически завершено проведенное на скорую руку распределение сельскохозяйственных угодий в районах, находившихся под контролем Советской власти. Лучшие земли, за исключением ограниченных площадей, отведенных под свеклу, лен и другие специальные виды культур, оказались в крестьянском землепользовании; а те, что остались для коллективистских экспериментов, были, вероятно, худшими и менее пригодными для обработки землями. Как впоследствии писал один из большевистских толкователей:

"Помещичья земля подверглась в своем громадном большинстве разделу, и можно было опасаться, что крупное производство в сельском хозяйстве погибнет. Кроме того, существовала опасность и сильного укрепления мелкособственнических стремлений" [20].

Требовались героические меры. 4 июля 1918 г. Совнарком проголосовал за выделение 10 млн. руб. для стимулирования сельскохозяйственных коммун [21]. 2 ноября 1918 г. был образован фонд в размере миллиарда рублей для авансирования сельскохозяйственных коммун и рабочих ассоциаций, деревенских товариществ или групп при условии их "перехода от единоличных форм землепользования к товарищеским" [22]. В следующем месяце Ленин выступил с пространной и очень важной речью перед участниками встречи, которая была названа "первым Всероссийским съездом земельных отделов, комитетов бедноты и коммун". Темой его выступления был приход социализма в деревню, причем это было его первым крупным высказыванием о социалистическом строительстве в сельском хозяйстве. Он нарисовал одну из своих широких перспектив. Объединенными усилиями всего крестьянства в целом было достигнуто "сметение и уничтожение помещичьей власти". Но если бы революция в русской деревне остановилась на этом, она затормозилась бы там, где остановились революции на Западе 1789 и 1848 гг.

"Она еще не трогала более сильного, более современного врага всех трудящихся – капитала. Она грозила поэтому кончиться так же половинчато, как кончалось большинство революций в Западной Европе, где временным союзом городских рабочих и всего крестьянства удавалось смести монархию, смести остатки средневековья, смести более или менее дочиста поме-

щичье землевладение или помещичью власть, но никогда не удавалось подорвать самих основ власти капитала".

Комитеты бедноты выполнили функцию раскола крестьянства: "деревня перестала быть единой". Это достижение перевело "нашу революцию полностью на те социалистические рельсы, на которые рабочий класс городов твердо и решительно хотел ее поставить в Октябре". И теперь был необходим (Ленин повторял это снова и снова) "...переход от мелких единоличных крестьянских хозяйств к общественной обработке земли". Ленин и не пытался скрыть масштабы этой задачи.

"Мы прекрасно знаем, что такие величайшие перевороты в жизни десятков миллионов людей, касающиеся наиболее глубоких основ жизни и быта, как переход от мелкого единоличного крестьянского хозяйства к общей обработке земли, могут быть созданы только длительным трудом, что они вообще осуществимы лишь тогда, когда необходимость заставляет людей переделать свою жизнь".

Война создала эту необходимость за счет разорения, оставленного ею в наследство. Вместе с тем она показала, какие "чудеса техники" существуют, и пробудило в людях сознание, что эти "чудеса техники" могли бы преобразовать земледельческое производство. Съезд принял резолюцию, в которой говорилось, что главнейшей задачей земельной политики должно стать "последовательное и неуклонное проведение широкой организации земледельческих коммун, советских коммунистических хозяйств и общественной обработки земли" [23].

В течение нескольких недель кампания шла полным ходом. Она обсуждалась на II Всероссийском съезде профсоюзов в январе 1919 г., на котором один из официальных представителей высказал мнение, что "вопрос с пропитанием городов можно решить только за счет создания крупных производственных объединений в деревне" [24].

Ее кульминацией стал пространный декрет, изданный ВЦИК 14 февраля 1919 г. Это был первый крупный законодательный акт об аграрной политике после декрета о "социализации", принятого за год до этого совместно с левыми эсерами. В новом декрете смело провозглашался "переход от единоличных форм землепользования к товарищеским", говорилось, что "на все виды единоличного землепользования следует смотреть как на преходящие и отживающие" и что "в основу землеустройства должно быть положено стремление создать единое производственное хозяйство, снабжающее Советскую Республику наибольшим количеством хозяйственных благ при наименьшей затрате народного труда". Одна из его статей содержала тщательно разработанные положения о структуре, прерогативах и обязательствах совхозов и сельскохозяйственных коммун. Совхозы, во главе которых мог быть отдельный заведующий или рабочий комитет, непосредственно подчинялись губернским или местным Советам и через них – соответствующему отделу Нар-

комзема: эта организация была очень близка организации национализированных фабрик, находившихся под контролем ВСНХ. Сельскохозяйственные коммуны, суть "добровольные союзы трудящихся", обладали большей автономией, хотя и находились в конечном счете в подчинении местных (уездных) земельных отделов и Наркомзема [25].

Другой эксперимент в этой области возник из попытки городских рабочих организовать взаимопомощь. Продовольственное положение в городах в конце 1918 г. породило опасность полного разложения пролетариата за счет возвращения рабочих в деревни, откуда большинство из них в свое время и пришли. Декретом в декабре 1918 г. было признано право профсоюзов и рабочих организаций заготавливать и перевозить для нужд своих членов все продовольственные продукты, за исключением зерна и муки (исключение, которое вскоре начали игнорировать) [26]. От коллективных заготовок до коллективной обработки земли был всего лишь шаг; и зимой 1918/19 г. этот шаг был сделан, по-видимому, с помощью изобретательности и предприимчивости ВСНХ. 15 февраля 1919 г. сразу же после декрета о советских хозяйствах был издан декрет, предоставивший право объединениям государственных предприятий, а также отдельным крупным государственным предприятиям, городским Советам, профессиональным союзам и – кооперативам получать земельные участки для организации на них советских хозяйств для удовлетворения своих потребностей [27]. По некоторым данным, более 30 главков и центров получили в общей сложности около 800 тыс. десятин земли от имени фабрик, находившихся под их контролем [28]. Очевидно, предполагалось, что время от времени группы рабочих с самих фабрик будут пополнять ряды местных рабочих в этих промышленных совхозах: возвращение фабричного рабочего в свою деревню для сбора урожая было обычным явлением в российской промышленности. Этот проект являлся отклонением от принципов рационального и организованного распределения (хотя в декрете предусматривалось, что часть продуктов, превышавшая размеры пайка, не подлежала распределению, а должна была передаваться Наркомпроду). Однако он отвечал насущной потребности и являл собой еще одно подтверждение того кардинального факта, что обеспечение нормального питания для населения городов в конечном счете несовместимо с системой мелкокрестьянского земледелия.

Похоже, место, занимаемое коллективными хозяйствами в официальной пропаганде того времени, не отвечало скромным результатам, достигнутым ими. Согласно самым подробным имеющимся статистическим данным, в европейской части России, исключая Украину, насчитывалось 3100 совхозов в 1918 г., 3500 – в 1919 г. л 4400 – в 1920 г. Правда, это скромное увеличение объяснялось быстрым ростом числа хозяйств, "приданных" фабрикам, на долю которых в 1920 г. приходилась почти половина всех совхозов, так что число хозяйств, находившихся под непо-

средственным управлением государственных властей, на самом деле, может быть, даже сократилось. Большинство советских хозяйств того периода были совсем маломощными и не шли ни в какое сравнение с гигантскими совхозами конца 20-х годов: в 1920 г. было подсчитано, что более 80 % из них занимали площадь меньше 200 десятин. Общее качество почвы было невысоким, и меньше половины земли отводилось под пашню. Сообщалось, что в феврале 1919 г. под прямым управлением Наркомзема находилось всего 35 совхозов общей площадью 120 тыс. десятин (эти хозяйства можно было бы отнести к числу наиболее крупных); остальные находились под местными Советами и "влачили жалкое существование". В середине 1919 г. насчитывалось 2100 сельскохозяйственных коммун; впоследствии их число постепенно снижалось, по мере того как улетучивался энтузиазм, на волне которого родилась эта форма общественного хозяйствования. Число сельскохозяйственных артелей, напротив, увеличилось с 1900 в 1919 г. до 3800 в 1920 г., а со временем возрастало еще большими темпами; однако эта форма сельскохозяйственной кооперации не предусматривала коллективной обработки земли [29].

Эти цифры ясно показывают, сколь незначительна была спонтанная поддержка крестьян этих крупных производственных единиц в сельском хозяйстве, и свидетельствуют о полном крахе большевистской политики. Это стремление к крупному земледелию исходило исключительно из городов и от официальных кругов. Доводы в его пользу (как с точки зрения социализма, так и исходя из их практической эффективности) были неопровержимыми. В декретах предусмотрительно оговаривалось, что земля для создания этих хозяйств должна предоставляться исключительно за счет нераспределенных крупных имений и других пустующих и незанятых земель (в тексте ошибочно дается "занятых". – Ред.). Но такие вторжения вряд ли способствовали ликвидации недоверия у крестьян, страдавших от хронической нехватки земли. В равной степени трудно вообразить, какие чувства охватывали тех из них, кого призывали отказаться от их мечты стать мелким сельским собственником, а вместо этого работать в качестве "сельских пролетариев" в советских или других коллективных хозяйствах, особенно в такое время, когда материальные условия сулили слабое или никакого смягчения трудностей прошлого. Крестьянин думает: "Если крупное хозяйство, значит я опять батрак" [30]. В марте 1919 г., выступая на съезде, который был созван для создания профессионального союза сельскохозяйственных рабочих Петроградской губернии, Ленин говорил о преимуществах коллективного ведения хозяйства. И когда ему был задан вопрос о статье в декрете от 14 февраля, которая запрещала рабочим и служащим советских хозяйств заводить собственный скот, птиц и огороды, Ленин с некоторой неохотой признал, что иногда необходимо делать исключения и что, вероятно, можно будет после обсуждения

сделать для Петроградской губернии изъятие из этого положения "на известный короткий срок" [31]. Как всегда, крестьянин хранил молчание. Однако гражданская война отодвинула на задний план все другие вопросы, и крестьянская оппозиция и обструкция эффективно заблокировали любой рост советских и других коллективных хозяйств. Советское правительство не могло проводить никакой политики, которая – сколь бы желанной она ни была в долгосрочной перспективе – угрожала бы в дальнейшем непосредственным сокращением будущего урожая.

Однако к тому времени в советской аграрной политике произошло еще одно радикальное изменение. Создание комитетов бедноты в июне 1918 г. представляло собой в основном политическую меру, направленную на раскол крестьянства. Они выполнили одну политическую функцию – предоставили информаторов. До их возникновения государственные служащие или рабочие, не знакомые с положением на местах, не располагали средствами обнаружения спрятанных запасов хлеба и определения того, какими запасами может располагать тот или иной кулак, а отсюда происходило так много "ошибок" в оценках запасов [32]. На местных беднейших крестьян можно было положиться в том, что они донесут о кулацких нарушениях и уклонениях от сдачи, в результате чего злоба и враждебность только раздували пламя классовой борьбы в деревне. Тем не менее этот механизм не сработал. Теперь, когда земля оказалась распределенной, "крестьяне-бедняки" – то есть те крестьяне, которым нечего терять, – оказались менее многочисленными, чем предполагали большевики. Комбеды, там, где они были эффективны, похоже, возглавлялись ярыми большевиками, которые не всегда обладали опытом работы на селе и очень быстро вступали в столкновение с местными Советами, остававшимися к тому времени по своему составу преимущественно беспартийными. В результате началась борьба за власть, в ходе которой стало ясно, что в местных органах управления сельскими делами нет места как для комитетов, так и для Советов [33]. Съезд комитетов бедноты Петроградской губернии, состоявшийся в Петрограде в начале ноября 1918 г., был готов сделать логичный вывод: большинство делегатов прибыли туда, чтобы потребовать передачи всей политической власти из рук Советов комбедам. Однако для правительства этого оказалось слишком много. Вмешался ВЦИК, и съезд вынужден был принять единодушно резолюцию совершенно другого содержания. Резолюция взвешенно сочетала похвалу со скрытым порицанием. Комбеды вели борьбу с кулаками, но при выполнении этой задачи "неизбежно должны были выйти за пределы декрета 11 июня". В деревне, таким образом, "создалось двоевластие, приводившее к бесплодной растрате сил и путанице в отношениях". "Диктатура пролетариата и беднейших крестьян" могла быть проведена последовательно только "от высших органов Советской власти донизу"; и комбеды должны были "принять самое активное

участие в преобразовании волостных и сельскохозяйственных Советов в истинные органы Советской власти и коммунистического строительства". Неделю спустя эта резолюция была передана Зиновьевым, который председательствовал на этом съезде, на рассмотрение VI Всероссийского съезда Советов в бессвязной и довольно неуклюжей речи и получила единодушное одобрение без всякого обсуждения [34]. В результате комбеды потеряли свой независимый статус и им была отведена роль группы членов местных Советов, выступающей за более решительную, активную политику. В результате решения съезда ВЦИК обнародовал 2 декабря 1918 г. декрет, в котором провозглашалось, что ввиду сложившейся в деревне обстановки "двоевластия" насущно необходимо провести перевыборы в сельские Советы, что комбеды призваны сыграть активную роль в организации этих выборов и что, однако, после перевыборов Советы затем должны остаться "единственными органами власти", а комбеды должны быть распущены [35]. Ленин впоследствии, на очередном съезде партии, по этому вопросу высказал мнение, что комбеды "...настолько упрочились, что мы нашли возможным заменить их правильно выбранными Советами, т.е. реорганизовать сельские Советы так, чтобы они стали органами классового господства, органами пролетарской власти в деревне" [36]. Это была идеализированная картина. Ликвидация комбедов явилась своевременным признанием поражения – отход с непригодных для обороны позиций. Правда, решение это не было принципиальным и не мешало повторению этого же эксперимента где-либо в другом месте. В начале 1919 г., когда после поражения Германии на Украине была восстановлена Советская власть, там начали создаваться комитеты деревенской бедноты как раз в тот момент, когда перестали существовать комбеды на территории РСФСР [37].

Решение о роспуске комбедов был тесно связано со стремлением обеспечить Советской власти поддержку середняка. В России некоторое время перед революцией стало обычным подразделять крестьян не на две, а на три категории: зажиточные крестьяне, которые производили продукцию для рынка, равно как и для собственных нужд, используя наемный труд и продавая излишки своей продукции (кулаки); беднейшие крестьяне, безземельные или имевшие слишком мало земли, чтобы прокормить себя и свою семью, и вынужденные наниматься на работу к другим для того, чтобы жить (бедняки или батраки); и промежуточная категория крестьян, которые могли прокормить себя и свои семьи, однако, как правило, не использовали наемный труд и не имели излишков на продажу (середняки). Вполне понятно, что такая классификация не имела четких границ, а статистика, относящаяся к ней, носит ненадежный характер. Тем не менее было общепринято, что кулаки составляли менее 10 % крестьянства, на долю бедняков приходилось около 40 %, а

остальные 50 % были середняками [38]. Понятие "середняк" соответствовало тому, что в Западной Европе было известно как "мелкий крестьянин". Русский бедняк являлся, если исходить из западной терминологии, сельскохозяйственным рабочим, хотя некоторые из них владели мелкими участками земли, пусть и недостаточными для содержания своих семей, но технически исключавшими их из категории "безземельных" крестьян.

Ленин признал эту тройственную классификацию российского крестьянства во время Октябрьской революции, когда заявил, что политика Советской власти должна быть следующей: "...трудовому крестьянину надо помочь, среднего не обидеть, богатого принудить..." [39] Однако эта политика в тот момент находилась в состоянии неопределенности. Революция в деревне все еще переживала буржуазный этап; сохранял свою силу союз между большевиками и левыми эсерами; и главной задачей кампании зимы 1917/18 г. было провести экспроприацию крупных землевладельцев в интересах всего крестьянства в целом. Затем, летом 1918 г., последовал раскол с левыми эсерами и были созданы комитеты бедноты, чтобы начать социалистическую революцию против кулаков. Под восторженным впечатлением от нового шага середняки почти не принимались в расчет. В тот момент, когда вводилась эта мера, Ленин говорил, в частности, о необходимости "соглашения" и "союза" со средним крестьянством и "уступок ему" [40]; и в августе 1918 г. циркуляр за подписью Ленина и Цюрупы был разослан всем местным властям, в котором указывалось, что Советское правительство ни в коем случае не выступает против "крестьянства среднего достатка, не эксплуатирующего трудящихся", и что льготы декрета от 11 июня 1918 г. должны распространяться как на бедняков, так и на середняков" [41]. Однако, до той поры покуда комбеды продолжали активно действовать и располагали силой, оставалась непреодолимой тенденция сконцентрировать все усилия на удовлетворении интересов беднейших крестьян и приравнять середняков к кулакам.

Было бы ошибочно рассматривать изменение в советской аграрной политике, которое последовало после роспуска комитетов бедноты зимой 1918/19 г., либо как шаг вправо, либо как шаг в предвкушении новой экономической политики 1921 г. Однако это означало определенное смягчение наиболее острых проявлений военного коммунизма и возврат к политике компромиссов с теми, кого до сих пор считали мелкобуржуазными элементами деревни. Это произошло в самый решающий момент гражданской войны, когда советское руководство почувствовало необходимость привлечь на свою сторону всех возможных союзников в этой отчаянной борьбе. Уступка среднему крестьянину совпала по времени с неудавшейся попыткой подрезать крылья Чека и с проявлением более терпимого, правда, ограниченного отношения к меньшевикам и эсерам, которое началось в ноябре 1918 г. и продолжалось всю зиму [42], равно как и с

Date: 2015-12-13; view: 421; Нарушение авторских прав