Глава 17. Военный коммунизм а) сельское хозяйство 4 page

пассажей ленинской книги "Государство и революция" о том, что управление промышленностью является простым делом, которое вполне по силам любому гражданину со средним интеллектом. В марте 1918 г. одно из должностных лиц ВСНХ могло все еще писать о том, что использование любого буржуазного инженера на фабрике является "предательством рабочих" [33]. Однако задолго до этого начались радикальные изменения. В статье "Удержат ли большевики государственную власть?" Ленин осторожно предсказывал, что новому режиму будут нужны "в большем и большем, против прежнего, числе инженеры, агрономы, техники, научно-образованные специалисты всякого рода...", которым "на время перехода" оставят более высокую плату, чем другим работникам [34]. После Брест-Литовска, когда Троцкий уже начал привлекать старый офицерский состав для строительства Красной Армии, Ленин прямо заявил, что "без руководства специалистов различных отраслей знания, техники, опыта переход к социализму невозможен", и выразил сожаление по поводу того, что "мы... обстановки, дающей в наше распоряжение буржуазных специалистов, еще не создали" [35]. Когда левая оппозиция говорила об этом как о "возрождении руководства капиталистов", он ответил, что это "руководство" капиталистам дается Советской властью "не как капиталистам, а как специалистам – техникам или организаторам" [36]. На I Всероссийском съезде Советов в мае 1918 г. он откровенно говорил о задаче "использования буржуазных специалистов" и о необходимости, если социализм должен быть осуществлен, выработки "громадного кадра научно-образованных специалистов", полагаясь в этом даже на "враждебные элементы". И повторил: "Мы знаем, что без этого социализм невозможен" [37]. Число служащих ВСНХ увеличилось с примерно 300 в марте 1918 г. до 2500 человек в течение следующих шести месяцев, а включая штат главков и центров – до 6000 человек [38]. Эта цифра кажется скромной, если учесть огромную задачу, возложенную на ВСНХ по реорганизации русской промышленности перед лицом гражданской войны. Однако она вызывала традиционные стенания со стороны напыщенных бюрократов, усугубляемые знанием источников', откуда, следуя предписаниям Ленина, брались, многие из новых служащих.

Вопрос о специалистах был постоянным яблоком раздора в течение двух следующих лет. На II Всероссийском съезде Советов в декабре 1918 г. Молотов провел анализ служащих 20 наиболее важных главков и центров. Всего их насчитывалось 400 человек, из которых свыше 10 % были представителями бывших предпринимательских органов и организаций, 9 – различных технических сил, 38 – правительственных ведомств, включая ВСНХ, а остальные 43 % – рабочих или их организаций, включая профсоюзы. Таким образом, большинство представляло собой лица, "с пролетарским элементом ничего общего не имеющие, т.е. большинство, не имеющее никакого отношения к пролетар-

ским элементам в промышленности", а главк "являлся далеко не отвечающим пролетарской диктатуре органом"; те, кто вел там политику, "были представители предпринимателей, технических сил и специалисты" [39]. Меньшевистский делегат Далин, смело заявивший, что в "громадных европейских трестах" имеется "очень малый бюрократизм", и повторивший старый меньшевистский аргумент о преждевременности попытки внедрить социализм там, "где социализм является не на подготовленной почве, при неподготовленном механизме", начал общее наступление:

"Пролетариата нет, осталась только диктатура, и то не пролетариата, а огромного бюрократического механизма, который держит в своих руках мертвые фабрики и заводы... Так и мы создаем новую буржуазию, которая не будет иметь предрассудков культуры, воспитания, которая заменит старую буржуазию только в деле притеснения рабочего класса. Вы создаете буржуазию, которая не знает преград перед угнетением и эксплуатацией".

Этот рост, по словам оратора, "американской буржуазии" явился причиной снижения производства мелкой буржуазии, типичным примером чего было новое отношение к среднему крестьянину [40].

Такие наскоки мало что дали для прекращения последовательного внедрения буржуазных специалистов в советский аппарат; гражданская война, сделавшая их помощь еще более необходимой, в то же время упростила достижение национального примирения на основе защиты отечества от иностранного агрессора. "Что же, мы разве выкинем их?" – воскликнул Ленин, имея в виду бывшую буржуазию, занятую на советской военной и хозяйственной работе. "Сотни тысяч не выкинешь! А если бы мы выкинули, то себя подрезали бы" [41]. В новой Программе партии, принятой в марте 1919 г., в дружелюбных тонах было сказано о буржуазных специалистах, работающих "рука об руку с массой рядовых рабочих, руководимых сознательными коммунистами" [42]. В эти суровые месяцы нельзя был позволить, чтобы какой-либо иной критерий взял верх над соображениями административной эффективности. "Белый" профессор, добравшийся осенью 1919 г. из Москвы до Омска, сообщил, что во главе многих центров и главков сидят бывшие предприниматели, ответственные государственные служащие и управлящие делами, и неподготовленный посетитель этих центров и главков, лично знакомый с бывшим коммерческим и промышленным миром, будет удивлен, увидев бывших владельцев крупных кожевенных фабрик, которые сидят в Главкоже, крупных мануфактурщиков – в центральной текстильной организации и т.п. [43]. На партийной конференции в декабре 1919 г., когда гражданская война казалась почти выигранной и стало возможным вновь заглянуть в будущее, Ленин щедро воздал должное буржуазным специалистам:

"Мы... признаем необходимость поставить эти группы в положение лучшее, потому что невозможен переход от капитализма к коммунизму без использования буржуазных специалистов, и все наши победы, все победы нашей Красной армии, руководимой пролетариатом, привлекшим на свою сторону полутрудовое, полусобственническое крестьянство, мы одерживали отчасти благодаря умению использовать буржуазных специалистов. Эта наша политика, выраженная в военном деле, должна стать политикой нашего внутреннего строительства" [44].

Однако на последовавшем затем VII Всероссийском съезде Советов он вновь занял оборонительную позицию. "Мы не можем перестроить государственный аппарат... без помощи старых специалистов", которые "не могут быть взяты ниоткуда иначе, как из общества капиталистического". Тем не менее "даже в тех случаях, когда они не являются прямыми изменниками (а это явление не случайное, а постоянное)... они не в состоянии понять новых условий, новых задач, новых требований". В главках и центрах, а также в совнархозах осталось "больше контрреволюционных элементов, больше бюрократизма, чем в области военной". Причина кроется в том, что на первые области обращалось меньше внимания, в них было направлено меньше рабочих и крестьян, а следовательно, там было меньше контроля над специалистами. Единственным средством является постоянное внимание [45]. На протяжении всего этого периода все свидетельствовало о тяжелой, но решительной борьбе Ленина и ряда других руководителей за сохранение привилегированного положения буржуазных специалистов вопреки подозрительности и негодованию со стороны рядовых членов партии [46]. Однако эта политика проводилась с прежней энергией, да и не могло быть иначе; а в марте 1920 г. IX съезд партии принял четкую резолюцию, которая вменяла партийным работникам в обязанность "стремиться к установлению атмосферы товарищеского сотрудничества рабочих и техников-специалистов, унаследованных пролетарским режимом от буржуазного строя" [47]. Любопытно отметить, что наиболее далеко идущие политические меры военного коммунизма в промышленности были в огромной степени осуществлены через посредничество и благодаря активному сотрудничеству бывших буржуазных технических специалистов и промышленников.

Тем не менее было бы ошибочным полагать, что Ленин когда-либо рассматривал использование буржуазных специалистов больше чем необходимое (и по своей природе временное) зло или отказался от своего конечного идеала, предусматривавшего управление государством самими рабочими. Только потому, что рабочие оказались не приспособленными к управленческой деятельности или не созрели для нее в достаточном количестве, эта зависимость от буржуазных специалистов была неизбежной.

"Один из главных недостатков этой работы тот, – говорил Ленин в 1920 г. на освещении по работе в деревне, – что мы не

умеем ставить дело государственное, что у нас в кругах товарищей, даже здесь руководящих работой, слишком сильна привычка старого подполья, когда мы сидели в маленьких кружках здесь или за границей и даже не умели мыслить, думать о том, что как поставить работу государственно... У нас громадный государственный аппарат, который работает еще плохо, потому что мы не умеем, не можем им хорошо овладеть" [48].

Постоянной темой стала критика бюрократизма. На VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 г. Зиновьев ринулся в наступление на "армию" советских служащих, которые "давят на наши учреждения" [49]. Введение НЭПа повлекло за собой мощную тенденцию к сокращению излишнего штата. И Ленин в последний год жизни был сильно озабочен злом бюрократизма. Бесспорно, что советский бюрократ того начального периода был, как правило, представителем бывшей буржуазной интеллигенции или класса служащих, а значит, привнес с собой многие традиции старой русской бюрократии. В то же время эти группы обеспечивали толику знаний и технического искусства, без которых режим не смог бы выжить. Торжественные заявления Ленина в 1918 и 1919 гг. о том, что социализм не возможен без привлечения помощи этих "классовых врагов", являли собой выражение фундаментальной дилеммы революции.

Споры, которые велись вокруг централизации и использования специалистов, возобновились по вопросу о "единоначалии" и велись так же энергично и бескомпромиссно. Принцип так называемой "коллегиальности" не фигурировал ни в одной из партийных программ и не являлся официально признанным пунктом партийной доктрины. Тем не менее у него была почтенная родословная в практике Французской революции; кроме того, казалось, в соответствии с духом демократического социализма, что решения должны приниматься не единолично, а коллективно. Каждый народный комиссар работал в окружении коллегии в составе пяти своих коллег, с которыми он обязан был консультироваться по важнейшим вопросам и каждый из которых имел право обращаться в Совнарком, чтобы опротестовать его решения. Первый драматический отход от этого принципа случился в марте 1918 г., когда Совнарком в который раз столкнулся с хронической проблемой проволочек и дезорганизации на железнодорожном транспорте. Ленин категорически потребовал "назначения отдельных ответственных лиц – исполнителей в каждом местном центре по выбору железнодорожных организаций" и "беспрекословного исполнения их приказаний" [50]. Опубликованный в результате декрет Совнаркома [51] подвергся резкой критике со стороны левых эсеров и большевистской левой оппозиции, которые увязывали его с таким злом, как централизация. С централизацией управления, едко замечал Осинский в органе левой оппозиции "Коммунист", увязывается здесь его автократический характер: причем слово "ав-

тократический" было выбрано намеренно, чтобы подчеркнуть один из титулов прежнего царя [52]. Ленин ни в чем не раскаивался и был полностью готов обобщить этот принцип.

"Всякая крупная машинная индустрия, – писал он в работе "Текущие задачи Советской власти", – т.е. именно – материальный, производственный источник и фундамент социализма – требует безусловного и строжайшего единства воли, направляющей совместную работу сотен, тысяч и десятков тысяч людей... Беспрекословное подчинение единой воле для успеха процессов работы, организованной по типу крупной машинной индустрии, безусловно необходимо" [53].

Это была тема, которая со всей очевидностью возбудила наиболее упорное предубеждение. И только в декабре 1918 г., когда в полном разгаре была гражданская война, Ленин осторожно вернулся к ней на II Всероссийском съезде Советов народного хозяйства, причем относя ее исключительно к управлению национализированной промышленностью.

"Военное положение возлагает на нас особую ответственность и тяжелые задачи. Коллегиальное управление необходимо при участии профессиональных союзов. Коллегии необходимы, но коллегиальные управления не должны обращаться в помеху практическому делу...

От Совнархозов, главков и центров мы будем безусловно требовать, чтобы коллегиальная система управления не выражалась в болтовне, в писании резолюций, в составлении планов и бюрократизме" [54].

Однако этот намек не повлиял на ход дискуссий и оставил лишь слабый след в резолюции, в которой подчеркивалась "личная ответственность членов руководящих коллегий за поручаемые им дела и за работу тех предприятий и органов, во главе которых они стоят" [55]. И почти год спустя, на VII Всероссийском съезде Советов, Ленин вновь обратился к его участникам с тем же призывом:

"...Нам необходима единоличная ответственность: как коллегиальность необходима для обсуждения основных вопросов, так необходима и единоличная ответственность и единоличное распорядительство, чтобы не было волокиты, чтобы нельзя было уклоняться от ответственности. Нам нужны такие люди, которые во всяком случае учили бы самостоятельному управлению" [56].

На III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства Ленин сделал этот вопрос центральной темой своего выступления, объединив его с вопросом о "трудовых армиях". Аргументация была вновь выдержана в примирительном и практическом духе:

"Коллегиальность, как основной тип организации советского управления, представляет из себя нечто зачаточное, необходимое на первой стадии, когда приходится строить вновь. Но при установившихся более или менее устойчивых формах

переход к практической работе связан с единоначалием, как с той системой, которая больше всего обеспечивает наилучшее использование человеческих способностей и реальную, а не словесную проверку работы" [57].

Тем не менее резолюция съезда еще раз подтвердила, что "базой для управления национализированной промышленностью должно являться коллегиальное начало", и сделала уступку только в том, что "единоличное управление вместо коллегиального может вводиться только с согласия соответствующего профсоюза в каждом отдельном случае" [58].

К тому времени стало ясно, что сопротивление' принципу единоначалия кристаллизуется вокруг профсоюзов. Ленин дважды, в январе и марте 1920 г., выступал в поддержку своего проекта в большевистской фракции Всероссийского Совета профсоюзов и в обоих случаях встретил отпор; во втором случае фракция приняла тезисы, представленные Томским. "О задачах профсоюзов", которая откровенно высказалась в поддержку правила коллегиальности:

"Основным принципом в строении органов.регулирования и управления промышленностью, единственно могущим обеспечить участие широких непартийных рабочих масс через профсоюзы, является существующий ныне принцип коллегиального управления промышленностью, начиная от президиума ВСНХ до заводо-управления включительно" [59].

Ленин тогда принял решение передать этот вопрос в высшие инстанции, и одной из них, где его собственный престиж имел наибольший вес, являлся IX съезд партии, состоявшийся в конце марта 1920 г. Именно этот вопрос вызвал наиболее острые дебаты на съезде. Против проекта резолюции Троцкого, который в осторожной форме высказался в поддержку принципа единоначалия, выступили Осинский и Сапронов, которые от имени возглавляемой ими так называемой группы "демократического централизма" [60] выдвинули свои собственные предложения, а также Томский, выступавший от имени профсоюзов. В то время как промежуточная группа готова была пойти на компромисс, признавая единоначалие на мелких предприятиях и на "отдельных милитаризованных предприятиях" по согласованию с профсоюзами, в тезисах Томского содержалось бескомпромиссное требование сохранения "существующего ныне принципа коллегиального управления промышленностью" [61]. Рыков, которого вскоре после этого освободили от должности председателя ВСНХ, решительно защищал принцип коллегиальности; Смирнов дерзко спросил, почему единоначальное управление не применяется в Совнаркоме; а Томский, пытаясь приписать авторство ненавистной инновации менее влиятельному лицу, заявил, что "первым идеологом единоначалия, был не Троцкий, а Красин" и что "т. Ленин... целые полтора-два месяца колебался", прежде чем поддержать вопрос о единоначалии (в тексте ошибочно сказано, что Ленин в течение двух лет колебался... –

Ред.) [62] – как обычно, выступление Ленина поколебало съезд [63]. В резолюции съезда, которая завершила дебаты, содержалось недвусмысленное одобрение принципа единоначалия. Признав, что "нынешняя форма организации промышленности является формой переходной", она предложила применение четырех разных вариантов, которые могут быть использованы "на пути к полному единоначалию":

директор-администратор из рабочих-профессионалов и при нем, в качестве помощника по технической части, инженер;

инженер-специалист, в качестве фактического руководителя, и при нем комиссар из рабочих-профессионалов?

рабочие-профессионалы один или два, в качестве помощников директора-специалиста;

тесно спевшиеся коллегии, где таковые имеются и члены которых уже на опыте доказали свою работоспособность, сохранить таковые, увеличив права председателя и повысив ответственность за работу коллегии в целом.

В то же время было решительно подчеркнуто, что "ни одна из союзных организаций не вмешивается непосредственно в ход предприятий" [64]. Партийная дисциплина была достаточно сильна, чтобы прекратить споры, как только высший партийный орган высказал свое мнение. Лутовинов от имени группы, которая только начала формироваться как группа "рабочей оппозиции", заявил, что он сам и его коллеги будут преданно работать во имя осуществления решения, которое они не приемлют [65]. На состоявшемся несколько дней спустя III Всероссийском съезде профсоюзов было принято молчаливое решение не поднимать этого вопроса; в своих выступлениях Ленин и Троцкий переместили акцент на новые спорные вопросы: о трудовой повинности и трудовой дисциплине [66]. В ноябре 1920 г. было отмечено, что коллегиальное управление сохранилось только в 12 % национализированных предприятий [67]. Это, вероятно, относилось к крупным предприятиям, контролировавшимся центральными органами ВСНХ; из общего числа таковых (2051 предприятие), по которым имелись подробные отчеты, 1783 предприятия находились к концу 1920 г. под единоначальным управлением [68].

Статистические данные о промышленном производстве при военном коммунизме были не более обильными, чем о сельскохозяйственном производстве, и столь же приблизительными. Производство в промышленности упало даже более резко, чем в сельском хозяйстве; снижение производительности труда отдельного рабочего было, по-видимому, еще более заметным (поскольку недоедание прибавлялось к другим причинам) [69] и сопровождалось резким сокращением численности рабочих, задействованных в промышленности, – явление, не имевшее своего аналога в земледелии. Это сокращение было систематическим и кумулятивным, так как прекращение производства в одной отрасли промышленности зачастую ставило в зави-

симость другие отрасли – вплоть до их полной остановки. И только в 1919 г. стало в полную силу ощущаться влияние промышленного кризиса. Имевшиеся запасы материалов в момент революции теперь уже были полностью израсходованы, а гражданская война или блокада союзников повсеместно препятствовали их возобновлению. Туркестан, единственный источник снабжения хлопком-сырцом, был полностью отрезан вплоть до осени 1919 г.; прибалтийские страны, один из основных источников льна, отошли от России, и торговля с ними не возобновлялась вплоть до 1920 г. Снабжение нефтью с бакинских и кавказских промыслов было полностью прекращено с лета 1918 г. до конца 1919 г. Только в 1920 г. вновь стали доступны крупнейшие угольные и железорудные бассейны Украины. Основным фактором промышленного упадка был топливный кризис. Согласно подсчетам, произведенным в мае 1919 г., промышленность получала лишь 10 % нормального уровня поставок топлива [70]. Холод зимой 1918/19 и 1919/20 гг. был, вероятно, более серьезной причиной людского несчастья и неэффективности, чем голод. Другим важным фактором, который был одновременно и частью и дополнительной причиной упадка, являлся кризис на железнодорожном транспорте. Из 70 тыс. верст железных дорог в европейской части России только 15 тыс. оставались неразрушенными в результате мировой и гражданской войн. Подвижной состав пострадал в той же пропорции; в конце 1919 г., когда кризис достиг своей наиболее критической точки, более 60 % из общего числа 16 тыс. локомотивов были выведены из строя [71]. Все эти факторы способствовали созданию ситуации, при которой, как отмечалось на III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства в январе 1920 г., "не могли быть полностью использованы производительные средства страны и значительная часть фабрично-заводских предприятий была приостановлена [72].

Тем не менее наиболее разительным симптомом упадка в промышленности было, вероятно, распыление промышленного пролетариата. В России, где масса индустриальных рабочих представляла собой недавних крестьян, которые редко полностью порывали свои связи с деревней и в ряде случаев возвращались туда на период сбора урожая, кризис в городах или на фабриках – голод, прекращение производства, безработица – породил не проблему пролетарской безработицы в западном смысле этого слова, а массовое бегство промышленных рабочих из города и их обратное превращение в статус крестьянина и возврат к крестьянскому труду. Расстройство промышленности в первую зиму после революции уже дало начало такому процессу; Бухарин на VII съезде партии в марте 1918 г. говорил о распылении пролетариата [73]. Этот процесс многократно усилился, когда гражданская война вовлекала сотни тысяч истощенных и изнуренных людей в вооруженные силы обоих лагерей. Индустрия больше всего страдала как от мобилизации, так и от сбоев в сложном механизме снабжения и производства. В конце 1918 г.

Красин говорил о том, что "еще больший удар был нанесен эвакуацией Петрограда... под влиянием панического страха" во времена Брест-Литовска, что фактически свелось "к полному разрушению петроградской промышленности" [74]. Даже те приблизительные данные, которые удалось собрать, подтверждают, что падение численности промышленных рабочих началось прежде всего и наиболее быстрыми темпами в Петроградской области, где к концу 1918 г. число рабочих насчитывало не больше половины всех задействованных в промышленности два года назад. Признаки тревоги прозвучали в речи Рудзутака на II Всероссийском съезде профсоюзов в январе 1919 г.:

"Мы наблюдаем в целом ряде промышленных центров, что рабочие, благодаря сокращению производства на фабриках, рассасываются в крестьянской стихии и из рабочего населения получается полукрестьянское, а нередко и чисто крестьянское" [75].

Подсчеты, основывающиеся на профсоюзной статистике для всей территории, находившейся в 1919 г. под властью Советов, показывают, что число рабочих на промышленных предприятиях в целом сократилось до 76 % к уровню 1917 г., а в строительстве и на железных дорогах – до 66 и 63 % соответственно [76]. Всеобъемлющая таблица, опубликованная несколько лет спустя, продемонстрировала, что число наемных рабочих в промышленности возросло с 2600 тыс. в 1913 г. до 3000 тыс. человек в 1917 г., а затем систематически снижалось – до 2500 тыс. человек в 1918 г., 1480 тыс. – в 1920-1921 гг. и 1240 тыс. – в 1921-1922 гг., причем к этому времени оно достигало меньше половины общего уровня 1913 г. [77] Согласно сообщению (май 1920 г.), на важном Брянском чугуносталеплавильном заводе в январе 1919 г. насчитывалось 78 % штатных рабочих, в июле 1919 г. – 63, в январе 1920 г. – 59 и в апреле 1920 г. – 58 %. Весной 1920 г. ВСНХ обратился с призывом о создании "ударных групп" на 60 важнейших металлообрабатывающих предприятиях; по некоторым данным, на коломенских фабриках число недостающих рабочих сократилось с 41 % в январе 1920 г. до 27 % в мае 1920 г. Общий вывод сообщения, содержавшего эти цифры, заключался в том, что "металлургическая и металлообрабатывающая промышленность России зашла в тупик" [78]. Томский, анализируя в январе того же года удручающий комплекс проблем, возникших из-за "общего сокращения всего производства, чрезвычайно низкой продуктивности труда и ничтожного использования функционирующих предприятий", усматривал основную причину этого в "отливе здоровых, трудоспособных элементов: а) в деревню; б) в армию; в) в трудовые коммуны и советские хозяйства; г) в кустарную промышленность.и производственные кооперативы; д)на государственную работу (продотряды, инспектирование, армия и т.п.)", а также в ничтожном приливе свежих рабочих сил из деревни в промышленность [79]. Английская лейбористская делегация, побывавшая в России весной того же года, отме-

чала "нищенское и полуголодное существование" фабричных рабочих, а "крестьяне, использовавшие наемный труд, платили своим работникам более высокую заработную плату, чем на фабриках", "плюс обеспечение продовольствием, чего городской рабочий не получает" [80]. Сколь тяжелыми ни были условия при военном коммунизме в деревне, они тем не менее были в любом случае лучше, чем в городах и на фабриках. Осенью 1920 г. население 40 губернских центров сократилось по сравнению с 1917 г. на 33 %, составив 4300 тыс. против 6400 тыс. человек, а численность населения других 50 крупных городов снизилась на 16 %, или с 1517 тыс. до 1271 тыс. человек. Чем больше был город, тем больше потери; Петроград за три года потерял 57,5 % своего населения, а Москва – 44,5 % [81].

Цифры кажутся достаточно катастрофическими. Однако, поскольку производительность труда падала даже более быстрыми темпами, чем численность рабочих, сокращение фактического производства было гораздо больше, чем можно было бы предположить, исходя из уменьшения числа рабочих. Опубликованные статистические данные показывают, что вплоть до 1920 г. производство во всех отраслях промышленности постоянно падало. Наиболее серьезным было сокращение производства железной руды и чугуна, которое в 1920 г. упало соответственно до 1,6 и 2,4 % уровня 1913 г. Наилучшие результаты отмечались в производстве нефти, которое в 1920 г. составляло 41 % уровня 1913 г. Следом шла текстильная промышленность, а затем производство угля, достигавшее 27 %, однако общая картина производства к уровню 1913 г. варьировалась от 10 до 20 % [82]. Подсчеты стоимости произведенной продукции в довоенных рублях показывают, что стоимость готовых товаров достигала в 1920 г. всего лишь 12,9 % уровня 1913 г., а полуфабрикатов – 13,6 % [83]. Парадокс заключался в том, что установление "диктатуры пролетариата,", сопровождалось – заметным – сокращением как численности, так и определенного веса в экономике того класса, от имени которого осуществлялась эта диктатура" [84]. "Побочным результатом этого было снижение авторитета ВСНХ, который после 1919 г. занимал место не больше чем равного среди нескольких комиссариатов, имевших дело с различными отраслями экономики, при этом уступая престижное место Наркомпроду, который, занимаясь реквизицией хлеба, превратился в ключевое ведомство при военном коммунизме, а в качестве высшего хозяйственного органа ВСНХ был отодвинут на второе место Советом Труда и Обороны (СТО) [85].

Окончание гражданской войны, которое за счет освобождения имеющихся ресурсов должно было бы стимулировать промышленное возрождение, похоже, на первых порах привело к обратным результатам. Причины этого были частично психологического плана. Ликвидация побудительных моментов, вызванных войной, привела к спаду напряжения, а вместе с тем и к расслаблению, у уставшего населения не было больше воли к

восстановлению хозяйства. Продолжавшийся упадок имел и свои практические причины: процесс развала промышленности, полнейшее истощение запасов и оборудования зашли так далеко, что обратить эти процессы вспять было нелегко. IX съезд партии в марте 1920 г. впервые смог сместить акцент с гражданской войны на то, что Ленин назвал "бескровным фронтом" восстановления хозяйства [86]. Однако в целом в 1920 г. преобладало настроение благодушия, стимулированное серией блестящих побед над белополяками и Врангелем. В декабре, на VIII Всероссийском съезде Советов Рыков оправдывал снижение производительности труда советского промышленного производства и рабочих аналогичным снижением, которое якобы имело место в Германии, Великобритании и Соединенных Штатах, и предсказывал "начало общего экономического подъема" [87]. Книгой года в области экономической мысли стала работа Бухарина "Экономика переходного периода". Предрекая близкий крах капитализма и, таким образом, отдавая дань оптимистическим настроениям, которые доминировали на II Конгрессе Коминтерна в июле 1920 г., Бухарин продолжал утверждать, что пролетарская революция должна сломать не только политический, но и экономический аппарат капиталистического общества. Это, естественно, означало переходный период сокращенного производства.

Date: 2015-12-13; view: 379; Нарушение авторских прав