Путешествие» как базовый концепт культуры

Вопросы:

1. В чем состоят универсальные смыслы концепта «путешествие»?

2. В чем специфика концепта «путешествие» в русской культуре?

«Путешествие» («путь») является одной из наиболее значимых универсалий культуры, семантически связанной с представлениями о движении и его субъекте, о духовной динамике человека, изменении и/или развитии, смыслообразовании и расширении осознания личности, физических и моральных испытаний; оно символизирует стремление и тоску, поиски своего места в жизни. Статус «путешествия» («пути») как культурной универсалии подтверждается тем, что в качестве смысловой структуры оно является неотъемлемой частью общей картины мира и каждой из ее составляющих (мифологической, религиозной, художественной и т.д.) – разных культур, разных эпох, наполняясь в каждом конкретном случае своим содержанием.

Понятие «путешествие» («путь»), сопряженные с ним понятия «дорога», «дом», «странничество», «восхождение», «возвращение», «уход», «путник», «странник», обозначаемые ими культурные явления, история их художественно-философской рефлексии – богатая тема для междисциплинарного исследования. Разрозненность литературоведческого, искусствоведческого, философско-эстетического, исторического исследований лишала возможности составить о нем достаточно целостное представление, возможности наиболее полно выявить его смысловой потенциал.

В мифопоэтическом представлении пространства центр и путь – оказываются его основными элементам[193]. В славянской и особенно в русской концептуальной и вербальной картинах мира понятия путь, дорога и обозначающий их пласт лексики также занимают весьма важное место.

Для русского этноса передвижения всегда играли заметную роль в жизни, процесс расселения и освоения огромных территорий не закончен и в настоящее время. Русские – движущийся этнос с самосознанием оседлого[194]. Испокон веков в жизни русских присутствовали странники, «калики перехожие», странствующие богомольцы, «нищеброды», коробейники, отходники-промысловики, охотники, беглые крестьяне и каторжники и разбойники, ямщики, уходившие в дальние извозы, переселенцы, отправлявшиеся искать, кому и где «на Руси жить хорошо», – весь тот российский люд, жизнь которого была связана с постоянными странствиями, передвижениями по путям-дорогам огромной страны.

Концепт путешествие присутствует на различных уровнях культуры старой и новой, традиционно-народной и интеллектуально-элитарной, в обрядах и ритуалах, в фольклоре различных жанров, в высокой и церковной книжности, в художественных поэтических и прозаических произведениях, в живописи, музыке и т. д. Вся совокупность понятий, образов, символов, связанных с идеей пути, языки культур, служащие для передачи этого концептуального комплекса, образуют «мифологему пути», неизменно и ощутимо присутствующую в нашем коллективном национальном сознании.

Об этом свидетельствует, в частности, усиленное использование образа путь, дорога в современном поэтическом творчестве, песенном жанре. С середины, даже с первой трети нашего столетия путешествие и связанная с ним символика оказываются особенно привлекательными для нашего сознания. В самых новых, часто нелепых и наскоро сделанных песнях-однодневках образ дороги с ее неустроенностью, хаосом, конфликтностью – один из самых популярных: «Дорога, дорога, Ты знаешь так много О жизни моей непростой…»; «Где-то далеко летят поезда, Самолеты сбиваются с пути…»; «У шоссе его скитаний, У шоссе его стенаний…», «Шоссе моих воспоминаний, В твоем тумане стою опять…» (из современных песен) и т.д. Неустроенность, конфликтность, бесприютность нашей жизни актуализировала в нашем подсознании концептуальный архетип путь, дорога как пространства хаоса, противостоящего стабильности дома, освоенного культурой пространства. С дорогой связаны скитания, поиски судьбы, счастья, дорога – это фантом, держащий нас в плену часто бессмысленного движения, не дающий перейти к разумной стабильности жизни: «Сто дорог прошли мы вдоль и поперек… Только у ног опять лежит заклятый круг больших дорог» («В который раз»); «Длинной, длинной серой ниткой стоптанных дорог штопаем ранения души» («Ночная дорога»); «Ты прости меня, моя страна, что живу в плену дорог…» («Змей»). Такой же всплеск активности семиотического архетипа путь, дорога наблюдался в годы Великой отечественной войны: достаточно вспомнить песни: «Эх, дорожки фронтовые»…, «Эх дороги, пыль да туман…», ставшее песней стихотворение К. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» и др.

При многих концептуально-семантических различиях путь и дорога объединяет их сходная роль в организации понятийной и языковой модели мира в пространственно-временном аспекте. Факт первичности осмысления и выражения пространственных отношений по отношению к временным общеизвестен (например, предлоги пространственно-временного значения, эволюция семантики некоторых лексем [время] и др.). Достаточно разработан в поэтике логико-языковой и мифопоэтический феномен хронотопа, когда «время сгущается и становится формой пространства, его новым («четвертым») измерением. Пространство же наоборот «заражается» внутренне– интенсивными свойствами времени («темпоризация» пространства), втягивается в его дыхание».[195] В фактах речи и языка это проявляется в наличии пространственно-временного синкретизма (например, в лексемах впереди, позади, близь, около и т.д.). В современном состоянии обе лексемы – путь и дорога – обладают семантическим свойством пространственно-временного синкретизма. Он обнаруживается в микротекстах – клишированных конструкциях, устойчивых сочетаниях разного типа, в отдельных словоформах: в пути, в дороге, по дороге, дорогой. «Одному ехать – и дорога долга»; Долог путь, да изъездчив (посл.), «Дорога длиною в жизнь»; «Я прокладывал путь во времени» (песня); современное просторечное всю дорогу: «Я сым живу уж дваццать лет, а ен всю дорогу такой грубый».[196]; в более широком контексте, который может содержать какие-либо маркеры синкреты: «Дорога, дорога, осталось немного, Мы скоро приедем домой»; или не содержать их:. «Выхожу один я на дорогу, Предо мной кремнистый путь лежит» (Лермонтов), где путь – не только синоним дороги, но и жизненный путь, исполненный трудностей, тягот, т.е. кремнистый, тернистый.

Вхождение в структуру хронотопа является и следствием, и причиной многих символических смыслов понятия и лексем Путь, Дорога, выступающих как семиотический код в реализации ряда оппозиций, формирующих ментальную и вербальную картины мира.

Понимание пути, дороги как пространственной материализация времени сделало возможным такие сочетания, как жизненный путь «время жизни, жизнь», исторический путь «последовательность исторических событий, историческое развитие». Протянувшаяся в пространстве нить дороги, как нить, которую прядут Парки, – это судьба. Отчетливая связь идеи судьбы с идеей пути видна в диалектном значении слова дорога «о судьбе», в выражениях путеводная звезда, путеводная нить. Дорога-судьба – это может быть бесконечный безблагодатный путь как символ вечности (путь Агасфера), тернистый путь страдания во имя спасения людей и постижения вечных ценностей (крестный путь Христа), это трудный путь, исполненный блужданий, неустроенности, борьбы во имя достижения необходимых целей. Значительно реже дорога понимается как путь в светлое будущее, благополучная судьба, окрыленная счастьем.

В концепте пути ярко обнаруживает себя оппозиция жизнь – смерть. Дорога – это медиатор двух сфер, жизни и смерти, этого мира и «того», своего и чужого. Оба элемента оппозиции могут кодироваться образами пути, дороги, но в большей мере – смерть. Проявляется это в обрядах и ритуалах (прежде всего похоронном), в тексте, на лексическом уровне. Семиотческое пространство жизни обнаруживается в выражениях жизненный путь, дорога жизни (и даже в известном выражении, связанном с блокадой Ленинграда: дорога жизни), широкая дорога как обозначение благоприятных жизненных обстоятельств. Смерть мыслится как переселение в иной мир, достичь который можно преодолев определенный длительный и нелегкий путь. Особенно отчетливо это проявляется в текстах похоронных причитаний и плачей, где присутствуют не только лексемы со значением Путь, Дорога, но и последовательно сменяющие друг друга названия географических и природных объектов, встречающихся на пути и маркирующих пространство: «Уж ты пойдешь, сердечно дитятко, Пойдешь по тем путям-дороженькам, По лесам да по дремучим, По болотам по седучим, По ручьям по прегрубым, Пойдешь по узеньким тропиночкам, Пойдешь по часту вересинничку, Уж как встретишь-то, мое сердечное, Моих-то родных родителей».[197]

Идея смерти звучит в выражениях проводить в последний путь, закончить свой земной путь (это клишированная фраза, входящая, например, в речь официального распорядителя ритуальным прощанием в крематории Петербурга), к выходу «к чьей-либо смерти», в лексемах отойти «умереть», подорожная «кусок холста или лист бумаги со словами молитвы, который кладется на лоб покойному или вкладывается в руки», проводник «тот, кто читает молитву над покойным» и т.д.

В фольклоре идея смерти, конца реализуется через образ запавшей дороги (запасть, диал. «перестать существовать, исчезнуть, пропасть»). Запавшая дорога – оборвавшаяся в лесу, болоте, занесенная снегами, потерянная при блужданиях в лесу – это конец жизни, любви, дела. В песнях снег заметает «все дорожки, все пути, негде к миленькой пройти»; в былинах – «прямоезжая дорожка заколодела, заколодела дорожка, замуравела»[198]. Колдун или мифические силы могут закрыть дорогу человеку или скотине, что чревато всякими бедами и даже смертью, и лишь «знающие» люди могут открыть дорогу.

Наконец, очень актуальна оппозиция, особенно в настоящее время, о которой уже упоминалось: оппозиция «освоенный мир, ойкумена» – «неосвоенный мир, хаос», смыкающаяся с оппозициями «дом» – «вне дома», «свой» – «чужой.» С Дорогой, Пути чаще связывается правый член оппозиции, что находит разнообразное выражение на уровне текстов разной жанровой принадлежность и структуры, в поверьях и обрядах, на прагматическом уровне – в нормах организации жизни. В старой России добропорядочные в деревне мужики занимались разбоем на больших дорогах, и это не осуждалось. Отражение этого находим в малых формах фольклора: «В дороге и топор товарищ»; «Дорожному бог простит». Дорожные обряды наполнены символикой оборотности: выворачивание одежды, переворачивание хомута, перекидывание за спину – все это демонстрация отказа от устоявшихся норм. Во многих дорожных обрядах обязателен отказ от бога как максимального воплощения порядка, блага, нормы. Дорога – место, где совершаются действия, связанные с нечистыми силами – ворожба, гадания и т. д., возле дорог хоронят умерших не своею смертью (это нередко выполняется и сейчас в отношении погибших в автокатастрофах). В пословицах находим: «Печка нежит, а дорожка учит» (т.к. в дороге много сложностей). На лексическом уровне: по дороге «зря, впустую».[199] Возможны и обратные отношения, когда дорога выступает как зона стабильности и порядка: дорога «закон, правило, обычай»[200] в тексте приговора при переходе в новый дом: «Свой домовой, пойдем со мной, я дорогой, ты стороной (арх.); в пословицах: «Ехал дорогой, да верть целиком», «Дорогой 5, а прямо 10»; путем «хорошо, правильно», сбиться с пути «начать вести безнравственную жизнь», сбиться с дороги (пск.) «то же», непутевый «не соответствующий нормам, стандартам».[201]

В настоящее время, возможно, рассматривать символику концептов и лексем путь и дорога совместно, так как в коллективном сознании ХХ века они очень сблизились. По данным толковых словарей современного языка, семантическое пространство обеих лексем почти идентично, хотя у слова путь несколько больше значений и устойчивых выражений. Однако такое их сближение – достаточно позднее явление. И концепты, и лексемы в исторически обозримый период имеют значительные различия в своем смысловом объеме и в условиях функционирования. Путь – общеславянское слово индоевропейского происхождения (ср. лат. pons, pontis и др.), дорога – общеславянское по происхождению образование от *dьrgati, первоначально «расчищенный». Не исключена, однако, и связь с и-е. (древнегерм.) швед. drag»длинная узкая впадина в почве, низина, долина»; др. – исл. draga»тянуть».[202]

Понятие «путешествие» неразрывно связано с понятием «пространство». Путешествие совершается в пространстве; в путешествии человек выходит за пределы своего пространства и перемещается в чужое пространство. Таким образом, очевидна необходимость детального рассмотрения феномена культурного пространства, в котором происходит путешествие.

Путешествие – это всегда перемещение, а перемещение – это изменение местоположения, в данном случае путешественника, относительно чего-либо, какого-либо объекта. Обычно, говоря о перемещении путешественника, мы подразумеваем некие географические ориентиры пространства: моря, страны, города и т.д. Если продолжать логику рассуждений, то мы можем прийти к выводу, что путешествие совершается в географическом пространстве, которое представляет собой «совокупность множества географических объектов с определенной структурой». Однако признаки путешествия, указывают на то, что географическое пространство, как совокупность географических объектов, не обладает необходимыми свойствами для понимания путешествия как феномена культуры.

Первые перемещения человек предпринимал исключительно из стремления выжить. Смена одной экологической ниши другой, в конечном счете, позволила ему начать ориентироваться в пространстве, таящем в себе опасность, открыла путь к познанию окружающего мира. Природа и нужды выживания провоцировали поиск более пригодного для жизни места. В конечном счете, у человека оформилось и любопытство, которое толкало на поиск и порождало стремление «разузнать», что же находится за ближайшей грядой холмов, ограничивающих его горизонт.

Однако более чем любопытство, перемещение позволяло искать оптимальные способы приспособления к такому пространству, которое необходимо для нужд собственной жизнедеятельности. Одним из способов такого приспособления было переселение в поисках новых мест обитания. Жизнь как постоянное движение, как перемена места, где человек мог осуществлять основные потребности, заставляла искать пригодные пути, изобретать средства передвижения и формировать навыки странствия. О масштабных переселениях свидетельствует история.

Но перемещения народов уже с древности начинают носить не только характер переселений, но и торговых экспедиций или военных походов. Предпринимались путешествия и с исследовательскими целями как для накопления и систематизации географических знаний, так, например, и для разведки полезных ископаемых.[203] К X веку до н.э. пространство древних цивилизаций пронизывалось множеством путей как сухопутных, так и водных. Однако все названого рода передвижения в пространстве вряд ли могут быть отнесены к разряду путешествий, поскольку их цели были вполне прагматическими или утилитарными. Увиденное далеко от дома пространство не сравнивалось с родными местами, о чем может свидетельствовать тот факт, что в дошедших до нас источниках сообщается только о количественных характеристиках ресурсов других земель.

Для того чтобы они были причислены к путешествию в собственном смысле слова, они должны были обладать определенного рода избыточностью. Люди, отправляющиеся в путешествие, воспринимались окружающими как бросающие вызов судьбе и богам, а благополучно возвратившиеся считались «отмеченными богами», т.е. получившими особое расположение высших сил. [204]

Подчеркнем, что это считалось опасным предприятием, так как помимо всего прочего было перемещением в иные пространства, где властвовали «чужие» высшие силы. Античность вместе с приростом операционного знания о мире, расширением пространства практической деятельности и устремленностью за границы имеющегося опыта добавила к утилитарности переселений, торговых кампаний и военных походов такие цели, как способ получения образования, а также странствия, то есть путешествия как самоцель.

Из такого рода путешествий возвращались уже с описаниями местности, явлений природы и царящих там нравов. Многие путешествия того времени чаще всего были вынужденной мерой, но вместе с тем появляется такая их разновидность, как странствия. Странниками чаще всего становились философы, которые, переходили из полиса в полис. У них не было конкретного пункта назначения, куда бы они стремились. Однако это не означало, что у них не было и дома. Ценностью представлялось путешествие как таковое.

Также, понятие «путешествие» можно связать с другими понятиями: «бродяжничество», «отшельничество», «странничество», «скитальчество», «блуждание», «паломничество».

Бродяжничество – это, во-первых, социальная дезадаптация, неоседлый образ жизни, связанный с постоянным перемещением и сменой способов существования, что свидетельствует об отказе индивида от культурных и социальных норм либо своего социума, либо человеческой культуры в целом; во-вторых, это психическая организация индивида, утрата духовных ориентировв границах окружающей реальности и устойчивая потребность в поиске иных ориентиров, в подлинной самоидентификации. Исходя из определения, бродяжничество – это явление, существующее на фоне оседлой культуры, культуры возделывания, а не собирательства, культуры дома, «места» (замещающего бытие), культуре иерархически организованной цивилизации. В антиномичной культуре – культуре кочевья – «бродяжничество» представляет родовой уклад, культуру пользования природой во всем пространстве бытия, культуру родового, природного социума.

Бродяжничество имеет особую семантику в ряду синонимичных способов неоседлого существования. В отличие от отшельничества бродяжничество исключает удаление от людей и остановку в несоциальном пространстве. Странничество – перемещения по земной юдоли в ожидании и служении небесному миру. Скитальчество тоже связано с уединением, тогда как бродяга живёт среди людей, не следуя их нормам, «игнорируя», попирая нормы; в отличие от странничества скиталец ищет возможную идеальную реальность в земной жизни. Блуждание (потеря ориентиров) может быть вызвано конкретными внешними обстоятельствами, потому временно и в нём остаётся сомнение в правильности отказа от реальных способов существования. Паломничество и путешествие отличны от бродяжничества наличием направленности движения и предусмотренного возвращения; в них предполагается обретение нового знания или опыта и внесения этого знания в пространство своей жизни. Между собой они различаются характером цели: сакральное место и сакральное знание – в паломничестве; потребность в познании просто другой реальности – в путешествии.[205]