В котле с супом

Камикадза, распахнув глаза, удивленно смотрела, как мимо нее, размахивая руками, пролетает Иккинг.

В обычных обстоятельствах Иккингу на этом пришел бы конец, потому что Парадный Зал имел высоту добрых двадцать метров, и он при падении с потолка наверняка сломал бы себе шею,

Но, по невероятному стечению обстоятельств, Традиционным Истерическим Блюдом в Пятую Пятницу был Луковый Суп, а на Истерии его варили в громадном котле метров двух в ширину и метр глубиной, Он стоял на столе как раз под дымоходом, из которого и вывалился Иккинг, плюхнувшись прямо в этот котел.

Если бы суп был чуть погорячее, Иккинг обварился бы насмерть, но котел уже простоял некоторое время на столе и успел остыть до приятной комнатной температуры.

Если бы Истерики любили Луковый Суп, его осталось бы слишком мало, чтобы смягчить Иккингово падение. Но Истерики стряпали Луковый Суп только для того, чтобы отдать дань Традиции, и почти не прикасались к вареву.

Так что Иккинг лишь слегка стукнулся задом о дно котла и вынырнул на поверхность, откашливаясь и отплевываясь, весь облепленный луком. Должен заметить, ничто так не помогает остановить веселое пиршество, как незнакомец, в вихре снега свалившийся неведомо откуда прямиком на праздничный стол. Истерики застыли в изумлении, выковыривая снег из бород и глядя на нежданного гостя, бултыхающегося в супе.

Первым опомнился Норберт Сумасброд. Он стряхнул снег и вскочил на ноги:

– КАРАУЛ! УБИЙЦЫ! – заорал он. – ХВАТАЙТЕ ЕГО!

На стол вскочили двадцать Воинов. Иккинг попытался уплыть от греха подальше, но не сумел: он был окружен со всех сторон! Двое рослых Истериков выудили его из супа и поставили, мокрого и благоухающего, перед Норбертом Сумасбродом.

– Где остальные? Много вас пришло? – рявкнул Норберт Сумасброд, размахивая перед Иккинговым носом черной стороной своего топора.

Иккинг, брызгаясь супом, покачал головой.

Норберт Сумасброд и его воины посмотрели наверх, Камикадза висела высоко под потолком, в темноте, и ее черный костюм пришелся как нельзя кстати: Истерики ее не заметили.

– ОБЫСКАТЬ КРЫШУ И ВСЮ ДЕРЕВНЮ – завопил Норберт Сумасброд.

И опять обернулся к Иккингу, Норберт Сумасброд страдал нервным тиком, и его левый глаз подергивался, будто кузнечик, пустившийся в пляс.

– Ага, я тебя узнал! – воскликнул он, вытирая суп с Иккингова лица полой плаща стоявшего рядом Воина. – Клянусь подштанниками великого Тора! Ты и есть тот самый Хулиганский гаденыш, который вчера поразил стрелой мой царственный зад!

Начало беседы было не самое благоприятное.

– Здравствуйте! Как поживаете? – вежливо сказал Иккинг

– ОТВРАТИТЕЛЬНО! – завопил Норберт – ЗАЛ ГОРИТ КАК ОГНЕМ!

Тут в Зал ворвались запыхавшиеся Воины, Они доложили, что обыскали и крышу, и деревню, но больше ни одного Убийцы не обнаружили. Видимо, Одноглаз и Беззубик, почуяв неладное, упорхнули и спрятались в темноте.

Норберт Сумасброд задумался.

– Очень уж ты МАЛ для Убийцы, – проворчал он, снял с Иккинга меч и прицепил его к себе на пояс. – Да и тот, что вчера был с тобой, тот малый, что катается на лыжах точно старушка с вывихнутым коленом, если вдуматься, тоже невелик. Я понимаю, что за последние пятнадцать лет сильно отстал от жизни, но неужели Хулиганы настолько меня не уважают, что подсылают Наемными Убийцами ДЕТЕЙ?

– Я не Убийца, – запротестовал Иккинг дрожащим голосом.

– ВРЕШЬ! – взревел Норберт Сумасброд и кинулся на Иккинга, словно хотел зарубить его топором на месте. Впрочем, он сразу же успокоился и, поморщившись, уселся на трон.

– Но если ты не Убийца. – спросил Норберт, – то что же ты делаешь на Истерии? Зачем стреляешь в меня и отравляешь мой суп?

– Я, – сказал Иккинг, – ищу КАРТОШКУ. Наступила мертвая тишина.

– Тс‑с‑с! – прошипел Норберт Сумасброд и огляделся по сторонам, словно не сомневался, что у стен есть уши. – Нельзя произносить название Страшно‑Сказать‑Какого‑Овоща ВСЛУХ!

– Естественно. – лукаво произнес Иккинг. – Очутившись ЗДЕСЬ, я сразу же понял, что все разговоры о Картошке – не более чем сказка. Ведь Картошки не существует, верно? Потому что никакой Америки тоже не существует… А Земля плоская, как блин, и если долго плыть на Запад, то в конце концов свалишься с се края…

– ЧУШЬ! – взревел Норберт Сумасброд. – УБИТЬ ЕГО! – заорал он, выпучив глаза. На губах его выступила пена. Наконец колоссальным усилием воли он совладал с собой. – Впрочем, подождите, сначала я просвещу его, а потом уж вы его убьете! – приказал Норберт и, чтобы успокоиться, принялся подкручивать свои роскошные усы.

– Земля круглая, как кольцо, а у кольца нет конца. – терпеливо объяснил Норберт Сумасброд. – Америка существует на самом деле, я это знаю, потому что сам там побывал. А что касается Страшно‑Сказать‑Какого‑Овоща… Не понимаю, о чём ты толкуешь…

– Это потому, что его не существует, – повторил Иккинг.

– Нет, он ЕСТЬ! – упорствовал Норберт, с трудом сохраняя терпение.

– Нет, нету! – возразил Иккинг.

– Нет, есть!

– Нет, нету!

– Есть!

– Нету!

– ЕСТЬ, ЕСТЬ, ЕСТЬ, ЕСТЬ! – завопил Норберт Сумасброд, скрутив свои шикарные усы в тугие узелки.

– Докажи. – потребовал Иккинг.

– Я знаю, что Страшно‑Сказать‑Какой‑Овощ существует… потому что… потому‑что Страшно‑Сказать‑Какой‑Овощ… он сейчас здесь, 6 этом самом зале! – вскричал Норберт Сумасброд и подбежал к стене, на которой висела карта Америки.

Двумя широкими взмахами топора он сорвал занавеску.

– Эй ты, УБИЙЦА‑НЕДОМЕРОК! – гордо провозгласил Норберт Сумасброд. – ПОДОЙДИ ПОЗНАКОМЬСЯ С МОИМ ДОРОГИМ ПАПОЧКОЙ!

– Ух ты! – не удержался Иккинг, Норберт Сумасброд свихнулся явно сильнее, чем Мартовский Заяц в состоянии глубокого нервного срыва.

Потому что за занавеской, на постаменте, величественно возвышалась фигура замороженного Землекопа – родного папы Норберта Сумасброда.

Он стоял, гордо выпрямившись, воинственно топорща замороженные усы, разинув рот в беззвучном КРИКЕ, и являл собой воистину впечатляющее зрелище. Одна рука его покоилась на бедре, а в другой он держал стеклянную шкатулку, наполненную льдом.

Поверх льда в шкатулке лежал круглый, ничем не примечательный бугристо‑коричневый овощ. «Так ВОТ, значит, какая она, эта волшебная, магическая КАРТОШКА», – разочарованно подумал Иккинг, Из Картошки торчала одна‑единственная стрела.

А вокруг Норбертова папы на полу сплошным ковром лежали весьма необычные драконоподобные существа, называемые ПИСКУЛЯТОРАМИ.

Если кто не знает, эти диковинные животные часто использовались Викингами как сигнализация от воров. У них не было ног, чтобы гоняться за добычей, так что они всю жизнь лежали на спине, задрав в воздух свои длиннющие когти. Если какое‑нибудь неосторожное животное касалось хоть одного из этих когтей, вся стая Пискуляторов тут же поднимала невыносимый ПИСК. Звук этот был таким громким и пронзительным, что мог убить небольших драконов (которые, как известно, имеют гораздо более острый слух, чем люди). Потом Пискуляторы пожирали свою жертву. Они, как пираньи, могли за шестьдесят секунд обглодать несчастное животное до костей.

– Норберт, как же так? – ахнул Иккинг. – Я думал, твой папа давно МЕРТВ!

– Да, так оно и есть. – с кривой ухмылкой подтвердил Норберт. – Мертв как гробовая доска. Но я решил: раз уж я храню замороженную Картошку то могу заодно похранить и замороженного папочку.

– Лучше бы устроил папе нормальные Викинговские Похороны, – содрогнулся Иккинг. – Вид у него тут… какой‑то нечеловеческий…

– ПОХОРОНЫ МОЕГО ОТЦА СОСТОЯТСЯ В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ПОГИБНЕТ ЗЛОКОГОТЬ! – провозгласил Норберт Сумасброд. – Вот почему я его и заморозил. Перед тем как испустить последний вздох, папа воткнул в Картошку последнюю стрелу из тех, что подарили ему Люди‑В‑Перьях, и взял с меня клятву, что с помощью этой стрелы я избавлю мой народ от Злокогтя.

– Невозможно. – заметил Иккинг. – Как ты убьешь такую громадину одной маленькой стрелкой?

– Нет ничего не‑ВОЗМОЖНОГО, – поправил его Норберт Сумасброд. – Есть только не‑ВЕРОЯТНОЕ. И еще более невероятным этот замысел кажется мне потому, что никто из нас не может вытащить стрелу из Страшно‑Сказать‑Какого‑Овоща. Почитай надпись на шкатулке.

Иккинг присмотрелся к шкатулке в руке Землекопа. В ней, замороженный во льду, лежал огорчительно заурядный на вид ОВОЩ под названием КАРТОШКА. А из этой Картошки торчала изящная маленькая стрелка, украшенная яркими перьями птиц, неведомых Иккингу Американских птиц, которые когда‑то летали под еще не открытыми американскими небесами.

На переднем боку шкатулки красовалась табличка с изящно выписанным текстом:

«Тот, кто сумеет вынуть стрелу из этого Овоща, тот избавит наш народ от Злокогтя и станет Истинным Героем и Правителем Всех Викинговских Племен.».

– Но нам никак не удается вытащить стрелу из Драгоценного Овоща, – печально признался Норберт Сумасброд. – Мы весь год тренируемся в армрестлинге, и каждый год наши самые сильные чемпионы пытаются вытащить стрелу. Это не получается даже у меня, хотя надпись на шкатулке, без сомнения, гласит обо МНЕ. Но стрела крепко застряла в овоще, а мы крепко застряли на Истерии – до тех пор, пока смерть моего отца не будет отмщена.

Иккинг поглядел на Картошку.

– Вы не можете вытащить эту стрелу, потому что Картошка замерзла, – сказал он, – А если ее РАЗМОРОЗИТЬ, то с этой задачей справится даже ребенок.

Левый глаз Норберта Сумасброда снова задергался.

– Мой умирающий отец не просто так оставил мне эту стрелу, – рявкнул он. – Она должна стать испытанием, чтобы выявить тех, у кого хватит сил совладать со Злокогтем. Какой смысл в испытании, если пройти его сможет КАЖДЫЙ ДУРАК? Да и кто ты такой, жалкий мальчишка, что смеешь задавать МНЕ такие вопросы?

– Ну наконец‑то! Я очень рад, Норберт, что ты об этом спросил. – вежливо ответил Иккинг. – Я – Иккинг Кровожадный Карасик III, единственный сын Стоика Обширного, Великого Вождя Племени Лохматых Хулиганов, и мой друг Рыбьеног, которого ты вчера тоже имел счастье повстречать, имел несчастье попасться на зуб Гадючке Отравной…

– Вот уж верно, несчастье так несчастье, – удовлетворенно заметил Норберт Сумасброд. – Верная смерть! Не скажу, что я сильно удивлен: твой друг относится как раз к таким недотепам, за которыми Злой Рок, можно сказать, охотится.

– Никакой Рыбьеног не недотепа! – возмущенно перебил его Иккинг. – Дело в том, Норберт, что эта твоя Картошка является единственным противоядием от укуса Гадючки Отравной, и я хотел бы позаимствовать ее у тебя, чтобы спасти моего друга. Это будет твой самый добрый поступок в жизни.

Норберт Сумасброд потерял дар речи.

– А если я его тебе дам, – прошептал вождь Истериков, – что ты сделаешь с Драгоценным Овощем моего папы?

– Ну, – замялся Иккинг, – я думаю, мой друг его СЪЕСТ.

Обезумевший взгляд Норберта Сумасброда устремился в пространство.

Потом он побагровел от ярости и замахал над головой топором.

– СЪЕСТ?????? – завопил Норберт Сумасброд. – ТЫ ВЫСТРЕЛИЛ МНЕ В ЗАД, А ТЕПЕРЬ ХОЧЕШЬ ПОРЕЗАТЬ И СЪЕСТЬ ДРАГОЦЕННЫЙ ОВОЩ, КОТОРЫЙ МОЙ ПАПОЧКА ПРИВЕЗ ИЗ САМОЙ АМЕРИКИ???? УБИТЬ ЕГО! УБИТЬ, УБИТЬ, УБИТЬ!!!!!!!

Немного побушевав, он снова успокоился и, воздев руки нал головой, с величайшим достоинством обернулся к Иккингу.

– Я мог бы, – сказал Норберт Сумасброд, – убить тебя на месте. Коварный Пожиратель Овощей. Но мы, Истерики, не такие. Мы. Истерики, люди ЦИВИЛИЗОВАННЫЕ. Мы никогда не казним даже самых злостных картофелеубивцев, не разобрав их дело в Абсолютно Справедливом Суде. А на Истерии – продолжал Норберт с безумной ухмылкой, – последней инстанцией является Суд Топора.

«Во попал», – подумал Иккинг.

Норберт Сумасброд торжественно вышел на середину зала, где стоял цельный ствол дерева, обтесанный у основания.

– Пусть сама Судьба решит твою участь, – провозгласил Норберт Сумасброд. – Я подброшу топор высоко‑высоко в воздух, и если он, упав, воткнется в дерево золотой стороной, тебя оставят в живых. Но если он приземлится темной стороной, – Норберт любовно погладил ржавый край, – если он приземлится темной стороной вниз, я убью тебя этим самым топором на месте. Надеюсь, ты будешь доволен…

Норберт театрально воздел глаза к небу…

– ПРИДИ, О ВЕЛИКАЯ СИЛА СУДЬБЫ И ТОРА! – вскричал он. – Я СДЕЛАЮ ТАК, КАК ТЫ ВЕЛИШЬ. ЖИЗНЬ ИЛИ СМЕРТЬ!

Топор, медленно вращаясь в воздухе, взмыл к потолку, достиг высшей точки и начал падать – сначала светлой стороной вниз, потом перевернулся на темную.

Хоть Иккинг и не обладал такой силой, как другие мальчишки, зрение у него было отменное. Он явственно увидел, что топор собирается приземлиться темной стороной, подскочил и на лету поймал его за деревянную рукоятку – за миг до того, как ржавое лезвие вонзилось бы в дерево.

Истерики ахнули.

Высоко под потолком Камикадза ахнула тоже.

Иккинг поднял топор над головой и вонзил его в дерево ярко начищенным лезвием.

– СМОТРИ, НОРБЕРТ СУМАСБРОД! ПОБЕДИЛА СВЕТЛАЯ СТОРОНА! – вскричал Иккинг Кровожадный Карасик III, уперев руки в бока.

Никто не знал, что делать. Норберт Сумасброд открывал и закрывал рот, как рыба, вытащенная из воды.

– Ты СЖУЛЬНИЧАЛ! – заорал он наконец.

– Значит, сама Судьба захотела, чтобы я сжульничал, – возразил Иккинг. – А теперь отпусти меня, как обещал.

Норберт пыхтел, как паровой котел, готовый взорваться. Он привык видеть перед собой перепуганных взрослых, которые ползают на коленях, страшась его грозного Судьбоносного Топора.

И он СОВСЕМ не привык видеть маленьких нахальных мальчишек, которые требуют от него разморозить Драгоценную Картошку, похоронить Папу и ловят Топор на лету.

Но что, если Иккинг прав и Судьба действительно ПОЗВОЛИЛА ему сжульничать?

Даже Норберт Сумасброд опасался дразнить Судьбу.

– СХВАТИТЬ ЕГО! – завопил Норберт. – Пусть живет, но остаток своих дней он проведет за решеткой! Будет знать, как пускать стрелы в НОРБЕРТА СУМАСБРОДА!

Четверо рослых Истериков схватили Иккинга и потащили к клетке, Втолкнули его внутрь, заперли, а ключ отдали Норберту. Тот сунул его в карман. Клетку же они подвесили на цепи к потолочной балке.

Потом Истерики забыли про Иккинга, вернулись к пиршеству и гуляли до поздней ночи. Смеялись, пели, ели и пили… Слишком много пили.

Иккинг же тихонько сидел в своей клетке, стараясь придумать Хитроумный План того, как выпутаться из этой переделки.

А переделка была НЕШУТОЧНАЯ.

Даже если ему удастся выбраться из запертой клетки, стащить Картошку и убежать, не разбудив ни одного Истерика, что делать дальше! Из замерзшей гавани доносились зловещее потрескивание, громкий хруст и удары, как будто кто‑то колотил по камню огромным мечом,

Лед начал таять, и как только Злокоготь вырвется на свободу, путь домой с Истерии будет закрыт…

Ночь тянулась мучительно долго. Истерики один за другим засыпали – кто на стуле, кто на полу, а один толстый Воин пристроился прямо на столе, в обнимку с недоеденным жареным кабанчиком. Норберт Сумасброд задремал на троне, засунув палец в рот и не выпуская из рук топор. Высоко под потолком Парадного Зала Камикадза тоже спала, свернувшись клубочком на балке, точно дикая черная кошка. Время шло, Иккинг упрямо боролся со сном, но в конце концов мерное покачивание клетки, дымная жара и пары алкоголя, пропитавшие воздух в комнате, сморили его, и он тоже задремал.