Глава 26. Все ее тело болело, но Неферет было все равно

Неферет

Все ее тело болело, но Неферет было все равно. Даже нет – она наслаждалась этой болью. Сделав глубокий вдох, Неферет привычно вобрала в себя остатки могущества белого быка, роившиеся в сумерках занимающегося утра. Тьма укрепила ее. Неферет была в крови с головы до ног, но не замечала этого. Она просто стояла.

Бык оставил Неферет на балконе ее роскошного пентхауса. Калоны здесь не было, но это ее нисколько не заботило. Она больше не хотела его, ибо после сегодняшней ночи больше не нуждалась в его услугах.

Неферет повернулась лицом на север, в сторону, олицетворявшую стихию земли. Вскинув руки над головой, она зашевелила пальцами, прядя из воздуха невидимые, древние и могущественные нити Тьма и магии. Затем сильным голосом, лишенным всякого подобия чувств, она произнесла заклинание, которому научил ее белый бык Тьмы.

Из земли и алой крови нынче ты рожден,

Договор священный с Тьмою мною заключен,

Полный силы ты услышишь только голос мой:

Выбора не существует, быть тебе со мной.

Станешь глиной под рукою, преданным рабом

Заверши же обещанье, данное быком,

Мою волю, мою силу с радостью прими –

И навечно наслаждайся жутким светом Тьмы.

С этими словами Тси‑Сги‑ли швырнула прямо перед собой пламя Тьмы, струившееся в ее руках. Оно ударилось о каменный пол балкона и столбом взметнулось вверх, клубясь, извиваясь, преображаясь…

Тси‑Сги‑ли зачарованно смотрела, как Сосуд медленно принимает форму, и его тело начинает проступать из сверкающего столба сияния, живо напоминавшего ей жемчужную шкуру белого быка. Наконец он проявился полностью и предстал перед ней.

Неферет изумленно покачала головой.

Это был красивый и совершенно роскошный молодой мужчина. Высокий, стройный, идеально сложенный. Обычный наблюдатель ни за что не заметил бы в нем ни малейшего следа Тьмы. Безупречная гладкая кожа обтягивала его мускулистое тело, а волосы у него были густые и длинные, цвета спелой летней пшеницы.

Иными словами, внешне он был само совершенство.

– Преклонись предо мной, и я дам тебе имя.

Сосуд моментально повиновался, упав перед ней на одно колено.

Неферет с улыбкой положила забрызганную кровью руку на его светлую шелковистую макушку.

– Я назову тебя Аурокс, в честь великого быка древности.

– Да, госпожа моя. Я – Аурокс, – ответил Сосуд.

Неферет рассмеялась и все хохотала и хохотала, не в силах остановиться, не замечая ноток безумия и истерики в своем хохоте; не заботясь о том, что оставила Аурокса стоять на коленях на каменной крыше, ожидая ее следующего приказания; не замечая того, что Сосуд провожает ее глазами, в которых сквозил какой‑то особенный древний свет, делавший их похожими на лунный камень, сияющий изнутри…

Зои

– Да, я понял, что Никс простила его и превратила в человека. Но мне все равно как‑то не по себе… Не знаю, как у тебя, но у меня нет знакомых, которые днем превращались бы в птицу! – у Старка язык заплетался от усталости, но он все равно никак не мог перестать беспокоиться.

– Это последствие его гадкого поведения в прошлом, – в сотый раз пояснила я Старку, лежа у него под боком и пытаясь не обращать внимания на постер Джессики Альба, висевший прямо напротив кровати.

Мы со Старком заняли опустевшую комнату Далласа в туннелях под вокзалом. Я призвала на помощь стихии, а остальные ребята провели старомодную генеральную уборку. Дел все равно оставалось по горло, но, по крайней мере, туннели превратились во вполне обитаемую зону, свободную от Неферет.

– Так‑то оно так, но мне все равно странно, что до вчерашней ночи он был пересмешником и любимым сыночком Калоны, – не унимался Старк.

– Слушай, я с тобой не спорю. Мне тоже все это странно, но я доверяю Стиви Рей, а она влюблена в него по уши, – я скорчила гримаску, и Старк улыбнулся. – Она полюбила его еще до того, как он избавился от клюва и перьев. Фууу, гадость. Нужно будет непременно расспросить ее обо всем во всех подробностях! – Я помолчала, задумавшись. – Интересно, что там между ними сейчас происходит?

– Ничего интересного. Солнце уже взошло. Наш новый приятель превратился в птицу. Кстати, кажется, Стиви Рей говорила, что собирается купить ему клетку и птичий корм?

Я шлепнула его.

– Ты прекрасно знаешь, что она ничего подобного не говорила!

– Странно, – широко зевнул Старк. – Ладно, это ее дело. Что бы она ни придумала, тебе придется дождаться вечера, чтобы узнать об этом.

– Мальчику пора баиньки? – поддела его я.

– Мальчику? Баиньки? Да ты дерзишь мне, девчонка!

– Как ты сказал – дерзишь? – захихикала я. – Ага, еще как! Бе‑бе‑бе.

– Иди сюда, женщина!

И Старк принялся безжалостно щекотать меня, а я в отместку стала дергать его за волосы на руках. Он взвизгнул (как девчонка), а потом мы стали бороться, и все закончилось тем, что он положил меня на обе лопатки.

– Сдаешься? – спросил Старк. Одной рукой он сграбастал меня за оба запястья и завел мне руки за голову, а сам щекотал мне ухо своим дыханием.

– Ни за что! Ишь, раскомандовался!

Я попыталась вырваться (разумеется, тщетно). Ладно, скажу честно, что я не очень‑то и пыталась. Старк просто навалился на меня всем телом и не делал мне ничего плохого – как будто Старк мог сделать мне что‑то плохое! – и вообще, он был необыкновенно хорош, и я его любила.

– Вообще‑то я могу в два счета от тебя избавиться. Просто позову свои мегакрутые стихии и попрошу надрать твою восхитительную задницу.

– Восхитительную, значит? Ты находишь мою задницу восхитительной?

– Возможно, – фыркнула я, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. – Но это не значит, что я не попрошу стихии ее надрать.

– В таком случае мне придется заткнуть тебе рот, – сказал Старк.

Когда он начал меня целовать, я еще успела подумать о том, как странно и замечательно все устроено в этом мире, где такая простая вещь, как поцелуй, может разбудить столько чувств сразу.

Мягкие губы Старка так чудесно контрастировали с твердостью его тела. Он продолжал меня целовать, и вскоре я перестала думать обо всяких странностях, потому что вообще перестала думать. Теперь я могла только чувствовать: его тело, мое тело, наше общее удовольствие.

Вот почему я не думала о том, что Старк почему‑то продолжает держать меня за руки. Я не думала об этом, когда свободной рукой он пробрался под растянутую футболку с надписью «Супермен», служившую мне вместо пижамы. И я по‑прежнему ни о чем не думала, когда его рука скользнула из‑под футболки к моим трусам.

Я включила голову только когда его поцелуй вдруг изменился. Из нежного и страстного он стал просто жадным. Слишком жадным. Как будто Старк вдруг сильно проголодался, а я была едой, призванной утолить его голод.

Я попыталась высвободить свои руки, но он держал крепко.

Я повернула голову, и его губы оторвались от моего рта и горячо прильнули к шее. Я попробовала собраться с мыслями и понять, что же меня так встревожило, когда он вдруг укусил меня. Очень сильно.

Этот укус не был похож на предыдущие, и уж тем более на наш первый раз на Скае. Тогда это было наше общее удовольствие. То, чего мы оба хотели. Теперь Старк вдруг стал грубым и жадным, а моего желания вообще никто не спрашивал.

– Ой! – Я резко дернула запястьями и сумела высвободить одну руку из его хватки. Я с силой встряхнула Старка за плечо: – Старк, мне больно.

Он застонал и еще сильнее прижался ко мне, словно я ничего не говорила и не отталкивала его. Я снова почувствовала прикосновение его зубов к коже, и на этот раз не только заорала в голос, но отпихнула его всем своим телом и всеми чувствами, сигнализируя: это серьезно!

– Ты делаешь мне больно!

Старк приподнялся на локтях и уставился на меня. Это длилось меньше секунды, но за это время я увидела в его глазах нечто такое, от чего меня бросило в дрожь.

Я резко отшатнулась. Старк моргнул, а потом посмотрел на меня с удивлением, которое быстро сменилось растерянностью. В тот же миг он разжал руку и выпустил мое второе запястье.

– Черт, извини, Зои. Прости меня, прости. Тебе больно?

Он принялся лихорадочно ощупывать меня, но я отбросила его руки и грозно уставилась на него.

– Что значит, тебе больно? Что с тобой творится? Это слишком грубо, мне это не нравится.

Старк провел ладонью по лицу.

– Я ничего не понимал… не знаю, почему… – он замолчал, судорожно вздохнул, потом начал сначала: – Прости. Я не знал, что делаю тебе больно.

– Ты меня укусил.

Он снова потер лицо.

– Да, мне показалось, это хорошая мысль.

– Мне больно! – Я потерла шею.

– Дай взглянуть.

Я убрала руку, и Старк внимательно осмотрел мою шею.

– Немного красное, и все.

Он наклонился и с величайшей нежностью поцеловал саднящую ранку, а потом сказал:

– Слушай, я, правда, не думал, что так сильно тебя укусил. Серьезно, Зет.

– Серьезно, Старк, ты сделал именно так. И ты не отпускал мои руки, когда я тебя просила.

Старк с шумом выдохнул.

– Ладно, я позабочусь о том, чтобы это больше не повторилось. Просто я так сильно тебя хочу, ты так меня заводишь…

Он замолчал, но я раздраженно закончила за него:

– …что ты не можешь себя контролировать? Какого черта, Старк?

– Нет! Нет, это не так! Зои, ты не можешь так думать! Я твой Воин, твой Хранитель – моя обязанность защищать тебя от всех, кто может причинить тебе боль.

– Включая тебя самого? – поинтересовалась я.

Он долго смотрел на меня. В его глазах я видела растерянность, грусть и любовь – огромную любовь.

– Включая меня самого. Неужели ты думаешь, что я могу обидеть тебя?

Я вздохнула. В самом деле, какого черта я делаю из мухи слона? Ну да, Старк увлекся, схватил меня за руки, укусил и не отпрыгнул в ту же секунду, как я ему приказала. В конце концов, он мужчина. Как учит старинная женская мудрость: «Если у твоей игрушки есть шины или яйца, жди от нее неприятностей».

– Зои, честное слово. Я никогда тебя не обижу. Я дал тебе клятву, и я люблю тебя…

– Все, все, ш‑ш‑ш‑ш, – я прижала палец к его губам. – Нет, я не думаю, что ты позволишь кому‑нибудь меня обидеть. Ты просто устал. Солнце уже взошло. У нас был совершенно сумасшедший день. Давай просто ляжем спать и договоримся больше не кусаться.

– Я – за! – воскликнул Старк, открывая мне объятия. – Придешь?

Я кивнула и устроилась у него на груди. Он обнимал меня совершенно как всегда: сильно, крепко, но при этом очень‑очень бережно.

– У меня проблемы со сном, – нерешительно выдавил Старк, целуя меня в макушку.

– Я знаю, я же сплю с тобой. Разве я могла не заметить? – вздохнула я, целуя его в плечо.

– Не хочешь посоветовать мне сходить на прием к Дракону?

– Он же остался в Доме Ночи, – сонно пробормотала я. – Он не ушел вместе с нами.

– Никто из профессоров не ушел. Ленобия и та осталась, а ведь она за нас на сто процентов.

– Да, но она не может бросить своих лошадей. И мы не можем забрать их сюда, – напомнила я. – А вот с Драконом все иначе. Я чувствую, что с ним все не так. Он никогда не простит Рефаима, даже после того, как Никс прямым текстом посоветовала ему сделать это.

Я почувствовала, как Старк кивнул.

– Это плохо. Но знаешь, я не могу его осуждать. Я ведь тоже не смог бы простить того, кто убил бы тебя.

– Это было бы все равно, как если бы я простила Калону за убийство Хита, – тихо сказала я.

Старк прижал меня крепче.

– Ты могла бы это сделать?

– Не знаю. Честно, не знаю… – я запнулась и замолчала.

Старк подтолкнул меня.

– Ну, давай. Мне ты можешь сказать.

Я переплела пальцы с его пальцами и выпалила:

– В Потустороннем мире, когда ты был… мертв, – я с трудом выговорила это слово и торопливо заговорила дальше: – к нам явилась Никс.

– Да, ты мне говорила. Она заставила Калону оживить меня в расплату за убийство Хита.

– Все так, но я тебе не говорила, что при виде Никс Калона вдруг расчувствовался. Он спросил, сможет ли она когда‑нибудь простить его.

– И что ответила Никс?

– Она сказала, чтобы он задал ей этот вопрос тогда, когда будет достоин ее прощения. Понимаешь, фактически Никс говорила о том же, о чем сегодня она прямо сказала Неферет.

– Не самое приятное известие для Калоны и Неферет, – хмыкнул Старк.

– Не смейся, я серьезно. Короче, для себя я все решила. Нет, ты только не подумай, будто я воображаю себя богиней или чем‑то вроде, но по поводу прощения Калоны я могу лишь повторить то, что Никс сказала ему и Неферет. Я тоже считаю, что прощение – это особый дар, который нужно заслужить, поэтому мне не стоит ломать голову над этим вопросом, по крайней мере, до тех пор, пока Калона не дорастет до необходимости попросить прощения. Честно говоря, я не верю, что это когда‑нибудь случится.

– Но сегодня он освободил Рефаима, – сказал Старк таким тоном, как будто еще не разобрался, как относиться к этому поступку.

Что ж, я его понимала. Я сама была в том же положении.

– Я тоже все время думаю об этом, – ответила я. – И пока мне кажется, что, освобождая Рефаима, Калона преследовал какие‑то свои интересы.

– То есть мы должны смотреть в оба за этой птицей, – сказал Старк. – Ты собираешься сказать об этом Стиви Рей?

– Да, но она его любит.

Он снова кивнул.

– А когда кого‑то любишь, то не можешь судить объективно.

Я отодвинулась ровно на столько, чтобы просверлить его Многозначительным Взглядом.

– Это ты по собственному опыту судишь?

– Нет, никогда, ни в коем случае! – поспешно заверил Старк и улыбнулся мне усталой, но озорной улыбкой. – Никакого опыта, одни сторонние наблюдения! – Он нежно притянул меня к себе, и я снова прижалась к нему. – Давай спать. Клади голову на подушку, женщина, и дай мне покой.

– Слушай, меня просто пугает, когда ты говоришь, как Шорас! – я посмотрела на Старка и покачала головой. – Так и знай – если начнешь отращивать седую бороденку, я тебя тут же уволю!

Старк задумчиво потер рукой подбородок.

– Ты не можешь меня уволить. У меня пожизненный контракт.

– Тогда перестану тебя целовать!

– Значит, никакой бороды, девочка, – ухмыльнулся он.

Я тоже улыбнулась ему, думая о том, как же здорово, что у него «пожизненный контракт», и как мне хочется, чтобы он «работал» на меня еще долго‑долго – всегда.

– Слушай, давай договоримся так: ты засыпаешь первый, а я еще немножко пободрствую? – Я положила ладонь ему на щеку. – Сегодня я буду хранить сон моего Хранителя.

– Спасибо, – с неожиданной серьезностью ответил Старк. – Я люблю тебя, Зои Редберд.

– Я тоже тебя люблю, Джеймс Старк. Старк повернул голову и поцеловал меня в ладонь, прямо в причудливый узор татуировок, подаренных мне моей Богиней.

Когда он закрыл глаза, и его дыхание стало постепенно замедляться, я еще какое‑то время тихо лежала, гладя Старка по густым волосам, и рассеянно думала о том, появятся ли у меня в будущем еще какие‑нибудь татуировки.

Никс подарила мне Метки, потом забрала их обратно – я этого не видела, но друзья рассказывали, что на то время, пока моя душа странствовала в Потустороннем мире, мои татуировки полностью исчезли – а когда я сумела заново собрать свою душу, Богиня возвратила мне знаки своей милости. Может, у меня уже полный комплект меток и новых уже не будет? Я задумалась над тем, хорошо это или плохо, но тут мои веки вдруг отяжелели, так что не было никаких сил поднять их. И тогда я решила, что вздремну немножечко. Совсем чуть‑чуть. Старк уже спал, так что ничего страшного не случится….

Сны бывают очень странные. Мне приснилось, будто я лечу, как Супермен – вы понимаете, да? – руля вытянутыми вперед руками, и под чудесную музыку из старых фильмов про Супермена в исполнении божественного Кристофера Рива. И вдруг все изменилось. Чудесная мелодия смолкла, и я услышала мамин голос.

«Я умерла!» – сказала мама.

Ей ответил голос Никс:

«Да, Линда. Ты умерла».

У меня похолодело в животе. Это сон. Просто ужасный сон!

«Посмотри вниз, дитя мое. Очень важно, чтобы ты была свидетельницей».

Когда тихий голос Богини прозвучал у меня в голове, я поняла, что попала в царство снов.

Нет, я не хотела туда смотреть. Ужасно не хотела, но все‑таки посмотрела.

Внизу я увидела то, что назвала про себя вратами в царство Никс.

Передо мной была бескрайняя Тьма, в которую я однажды прыгнула, чтобы вернуть свой дух обратно в тело. Чуть дальше, на высоком земляном холме возвышалась резная каменная арка, за которой простиралась волшебная роща Никс, начинавшаяся с таинственного дерева подношений – величественного потустороннего прообраза того самого дерева, на котором мы со Старком связали свои мечты в чудесную ночь на острове Скай.

Прямо под аркой входа в Потусторонний мир стояла моя мама и в страхе смотрела на Никс.

– Мама! – завопила я, ни она, ни Богиня не откликнулись на мой крик.

«Будь молчаливым свидетельницей, дитя мое».

Я послушалась и молча зависла над ними, глядя вниз сквозь застилавшие лицо слезы.

Моя мама долго молча смотрела на Богиню. Наконец она спросила тоненьким испуганным голосом:

«Значит, Бог – женщина? Или я попала в ад за свои грехи?»

«Мы здесь не тревожимся о прошлых грехах, – улыбнулась Никс. – В моем Потустороннем мире имеет значение только самое главное: твоя душа и то, что несла она в самой своей сущности: Свет или Тьму».

Мама задумчиво пожевала губу, а потом спросила:

«И что же несла моя душа?»

«Ответь мне сама, Линда, – все с той же улыбкой сказала Никс. – Что ты выбирала в жизни?»

У меня сжалось сердце, когда я увидела, как плачет моя мама.

«Кажется, до сих пор я была на плохой стороне».

«Есть огромная разница между злом и слабостью», – ответила Никс.

«Я была слабой, – кивнула мама. – Я не хотела быть такой, честно. Просто моя жизнь была похожа на снежный ком, катящийся с горы, и я не сумела найти способ вырваться из этой лавины. Но в самом конце я попыталась. Поэтому я вернулась домой, к маме. Я хотела начать жить сначала и наладить отношения со своей дочерью, с Зои. Она… – Мама вдруг осеклась. Глаза ее изумленно расширились, и она все поняла. – Ты – Никс? Богиня Зои?»

«Да».

«Богиня! Значит, моя Зои однажды тоже придет сюда?»

Я обхватила себя руками. Она любила меня! Моя мама всегда любила меня.

«Конечно, но я надеюсь, что это случится еще очень‑очень нескоро».

Мама помолчала, а потом робко спросила:

«Можно я войду и подожду ее здесь?»

«Конечно. – Никс раскрыла ей объятия и громко воскликнула: – Добро пожаловать в Потусторонний мир, Линда Редберд! Оставь позади боль, сожаление и горечь, возьми с собой любовь. Только любовь».

Затем моя мама и Никс исчезли в ослепительной вспышке света. Я проснулась на краю постели. Оказывается, я лежала, обхватив себя руками, и горько рыдала.

Старк мгновенно проснулся.

– Что случилось? – он подкатился ко мне и сгреб в объятия.

– М‑моя м‑мама! Он‑на умерла! – прорыдала я. – Он‑на любила м‑меня!

– Конечно любила, Зет, конечно.

Я закрыла глаза, а Старк нежно укачивал меня до тех пор, пока я не выплакала всю боль, сожаление и горечь, оставив одну любовь. Только любовь.

[1]«Притяжению вопреки» («Defying gravity») – песня из мюзикла Стивена Шварца «Злая» («Wicked»). Эту песню в сериале «Хор» («Glee») исполняет подросток‑гей Курт Хаммел в дуэте с амбициозной Рейчел Бери.

Date: 2015-12-12; view: 301; Нарушение авторских прав