В которой Светика заносит на крышу

Ночью Чармейн пришла в голову неприятная мысль. Если в доме дедушки Вильяма можно путешествовать во времени, вдруг она случайно окажется в Королевской резиденции десять лет назад – и обнаружит, что король ее не ждет? Или через десять лет – и обнаружит, что теперь правит принц Людовик? Этих соображений было достаточно, чтобы она решила отправиться в резиденцию обычным манером – пешком.

Так что на следующее утро Чармейн шагала по дороге, а Потеряшка семенила следом, пока они не поравнялись с утесом, на котором была лужайка лаббока, и тут Потеряшка принялась пыхтеть так жалостно, что Чармейн взяла ее на руки. Чувствую себя настоящей взрослой трудящейся девушкой, добавила она про себя, шагая в город и увертываясь от довольной‑предовольной Потеряшки, которая лизала ей подбородок.

Ночью снова прошел дождь, и утром после него, как всегда в таких случаях, небо было голубое и блеклое, а облака – белые и тяжелые. Синева и зелень гор шелковисто лоснились, а в городе солнце блестело на мокрой брусчатке и сверкало на глади реки. Чармейн было покойно и радостно. Она предвкушала, как целый день будет разбирать бумаги и болтать с королем.

Когда она шла через Королевскую площадь, золотая крыша Королевской резиденции сияла на солнце так ярко, что Чармейн пришлось опустить глаза и смотреть под ноги, на брусчатку. Потеряшка жмурилась, прятала мордочку – и вдруг подпрыгнула, потому что со стороны резиденции раздался пронзительный крик:

– Посьмотри, где я! Посьмотри, где я!

Чармейн посмотрела – глаза у нее заслезились от блеска, – а потом посмотрела еще раз из‑под руки, которую она высвободила от Потеряшки. Верхом на золотой крыше, в добрых ста футах над мостовой, сидел малютка Светик и весело махал ей ладошкой. При этом он едва не потерял равновесия. Это зрелище заставило Чармейн разом позабыть все вчерашние скептические соображения о детях. Она плюхнула Потеряшку на мостовую, бросилась к двери резиденции и там застучала огромным дверным молотком и яростно затрезвонила в звонок.

– Тот мальчик! – выдохнула она в лицо Симу, когда тот медленно, со скрипом открыл дверь. – Светик. Он сидит на крыше! Надо его оттуда снять!

– В самом деле? – сказал Сим. И зашаркал на крыльцо.

Чармейн пришлось ждать, пока он дошаркает до того места, откуда видно крышу, и неловко выгнет шею.

– И правда, мисс, – согласился он. – Бесенок. Он свалится. Крыша скользкая, как лед.

К этому времени Чармейн уже приплясывала на месте от нетерпения.

– Пошлите кого‑нибудь его снять! Скорее!

– Не знаю, кто бы это мог быть, – медленно проговорил Сим. – В нашей резиденции никто не умеет ловко лазать по крышам. Пожалуй, можно было бы послать Джамала, но у него только один глаз, а значит, не очень хорошее чувство равновесия…

Потеряшка прыгала вокруг крыльца и поскуливала, чтобы ее подняли на ступеньки. Чармейн от нее отмахнулась.

– Тогда пошлите меня, – предложила она. – Только объясните, как попасть на крышу. Скорее! Пока он не сверзился!

– Хорошая мысль, – похвалил Сим. – Поднимитесь по лестнице в зале, мисс, до самого конца. Последний пролет будет деревянный, и вы увидите дверцу…

Больше Чармейн ждать не стала. Бросив Потеряшку на произвол судьбы, она пробежала по сырому каменному коридору и попала в зал с каменной лестницей. И со всех ног кинулась наверх – очки прыгали на груди, топот гулко отдавался от стен. Она бежала все вверх и вверх, миновала два длинных пролета, а в голове так и крутились страшные мысли о том, как маленькое тельце летит вниз и ударяется о брусчатку с громким… э… всплеском – прямо там, где она оставила Потеряшку. Пыхтя, она одолела третий пролет, где лестница была гораздо уже. Казалось, подъем никогда не кончится. Потом Чармейн добралась до деревянных ступеней и протопала по ним, едва дыша. Казалось, деревянная лестница тоже никогда не кончится. Наконец показалась низенькая деревянная дверка. Чармейн распахнула ее навстречу ослепительному солнечно‑золотому сиянию, уповая на то, что она не опоздала.

– Я узь думал, ты никогдя не придесь, – заявил Светик с середины крыши. На нем был голубенький бархатный костюмчик, а золотые локоны сверкали не хуже кровли. Вид у Светика был непоколебимо спокойный – прямо‑таки залетный ангел, а не маленький мальчик, который вот‑вот упадет с крыши.

– Тебе очень страшно? – в тревоге пропыхтела Чармейн. – Держись крепко‑крепко, не шевелись, сейчас я подползу и возьму тебя!

– Просю, – учтиво отвечал Светик.

Он не понимает, что ему грозит, подумала Чармейн. Надо держаться очень спокойно. С великой осторожностью она вылезла за деревянную дверку и после некоторых маневров оказалась верхом на крыше, как Светик. Было ужасно неудобно. Чармейн не знала, что хуже: то, что жестяная кровля была горячая, царапучая и скользкая, или то, что конек резал ее пополам. Украдкой покосившись на Королевскую площадь далеко‑далеко внизу, Чармейн была вынуждена напомнить себе – весьма настоятельно, – что она всего три дня назад сотворила чары, которые спасли ее от лаббока, и убедилась в том, что умеет летать. Может быть, удастся схватить Светика за пояс и спланировать вниз вместе с ним…

Тут она обнаружила, что Светик тихонечко отползает от нее – с той же скоростью, с какой она приближается к нему.

– Перестань! – сказала она. – Ты что, не понимаешь, как это опасно?

– Ессё как понимаю, – отозвался Светик. – Страсьно боюсь высяты. Но это единсьтвенное место, где мозьно поговорить безь посьторонних усей. Сядь посередине крыси, сьтобы мне не приходилось кричать. И поськорее. Принцеся Хильда наняла нам с Морганом няньку. Эта тупая девица вот‑вот появится.

Говорил он настолько по‑взрослому, что Чармейн разинула рот и вытаращила глаза. В ответ Светик ослепительно улыбнулся – сплошные огромные голубые глаза и прелестные розовые губки.

– Ты что, юное дарование? – спросила его Чармейн.

– Сейтясь – дя, – ответил Светик. – Когда мне на сямом деле было шесть лет, я, наверное, был как все. Есьтественно, за исключением блестясих магических сьпособностей. Давай сюдя, ськорее!

– Я пытаюсь!

Чармейн кое‑как приноровилась перемещаться вдоль конька и наконец очутилась всего в футе от малютки.

– О чем, интересно, нам говорить? – выпалила она ему прямо в лицо.

– Сьнатяла – о тяродее Норланде, – сказал Светик. – Говорят, ты его знаесь.

– Вообще‑то нет, – сказала Чармейн. – Он мой сводный двоюродный дедушка. Я присматриваю за его домом, пока он болеет. – Упоминать о Питере ей не хотелось.

– А сьто у него зя дом? – спросил Светик. И добавил светским тоном: – Я, например, зиву в ходятем зямке. А дом Норланда мозет передвигаться?

– Нет, – ответила Чармейн. – Зато посередине дома есть дверь, откуда можно попасть в сотню разных комнат. Говорят, ее сделал чародей Меликот.

– Ага. Меликот, – пропищал Светик. Похоже, он был очень доволен. – Знятит, надо мне побывать там и посьмотреть, сьто бы там ни говорил Кальцифер. Мозьно?

– Наверное, да, – растерялась Чармейн. – Зачем?

– Патамусьта, – объяснил Светик, – нас с Сяфи и Кальцифером наняли для того, сьтобы выяснить, сьто сьталось с золотом из Королевской сокровищницы. По крайней мере мы дюмаем, сьто от нась хотят именно этого, но сьто‑то дело нечисьто. Половину времени они твердят, будто потеряли сьто‑то под названием Эльфийский Дар, но что он сябой представляет, этот Эльфийский Дар, не зьнает никто. А принцеся попросила Сяфи выяснить, кудя деваются все налоги. А это вообсе другая исьтория. Они продали кучу картин и прочих ценносьтей и все равно бедны как церковные мыси, ты, наверное, сяма заметила.

Чармейн кивнула:

– Заметила. Может, им нужно взимать больше налогов?

– Или часьтично расьпродать библиотеку, – предложил Светик. И пожал плечами. От этого он так опасно качнулся, что Чармейн закрыла глаза. – Кальцифера едва не высьтавили вон, когда он вчера вечером посяветовал продать неськолько книг. А сьто касается налогов – так король говорит, что народ Верхней Норландии зивет обесьпеченно и всем доволен, а если повысить налоги, деньги ськорее всего тозе куда‑то пропадут. Так что повысить налоги нет никакого сьмысла. Я бы хотел, сьтобы ты…

Далеко внизу раздался крик. Чармейн открыла глаза и покосилась вбок. На площади скопилась изрядная толпа, и все прикрывали глаза руками и показывали на крышу.

– Скорее, – сказала она. – Вот‑вот вызовут пожарную бригаду.

– А сьто, тут есьть позярные? – удивился Светик. – Как у вас тут цивилизованно. – Он улыбнулся очередной ослепительной улыбкой. – Нам нузьно, сьтобы ты…

– Кажется, вы тут неплохо устроились, – раздался голос за спиной у Чармейн.

Это было так близко и так неожиданно, что Чармейн подскочила на месте и едва не съехала в сторону.

– Сяфи, осьторознее! – встревоженно воскликнул Светик. – Она из‑зя тебя тють не сьвалилась!

– Лишнее доказательство того, какой безмозглый план ты выдумал – даже по собственным меркам, – заявила Софи.

Судя по голосу, она высунулась из деревянной дверки, но обернуться и посмотреть Чармейн не отважилась.

– Ты налозила те чары, которые я тебе дал? – спросил Светик, наклонившись вбок, чтобы видеть Софи за спиной Чармейн.

– Да, наложила, – ответила Софи. – Все носятся по резиденции и голосят, Кальцифер уговаривает глупышку няньку воздержаться от истерики, а кто‑то на улице только что вызвал пожарных. Я сумела в суматохе пробраться в библиотеку с твоими чарами. Доволен?

– Вполне. – Светик разразился очередной ангельской улыбкой. – Сяма видишь, какой хитроумный у меня план. – Он подался к Чармейн. – Я сделал вот что, – сказал он ей. – Налозил чары, от которых казьдая книга или клочок бумаги, содерзящие малейшие упоминания о чем‑либо, касяющемся королевских зятруднений, будет светиться светом, который увидишь только ты. Я хочу, сьтобы ты, как только зяметишь светящуюся книгу или бумагу, зяписала, как она называется и сьто там говорится. Есьтественно, тайком. Здесь творится сьто‑то очень нехорошее, и нам не надо, сьтобы кто‑нибудь узнал, чем ты занимаешься, – не ровен чась дойдет до того, кто зяварил эту кашу. Помозешь нам?

– Постараюсь, – проговорила Чармейн. На первый взгляд задача казалась пустячной, хотя Чармейн слегка коробило при мысли о том, что придется делать что‑то тайком от короля. – Когда вам нужны списки?

– Если можно, сегодня к вечеру, пока сюда не прибыл наследник престола, – сказала Софи за спиной у Чармейн. – Уж его‑то точно не надо ни во что посвящать. Мы очень тебе признательны, для нас это крайне важно. Именно поэтому нас сюда и позвали. А теперь, ради всего святого, возвращайтесь в дом, пока не пришлось ставить пожарные лестницы!

– Хорошо, – пропищал Светик. – Сейчясь. Мезьду прочим, меня вот‑вот разрезет коньком напополам!

– Сам виноват, – парировала Софи.

Конек под Чармейн начал колыхаться и вспучиваться. Чармейн едва не завизжала. Однако все же вцепилась в крышу обеими руками, напоминая себе, что на самом деле умеет летать. Разве нет? Крыша выгибалась и дрожала, мягко подталкивая ее обратно к дверке, и Светик тоже не спеша ехал вперед. Совсем скоро Чармейн почувствовала, как Софи крепко взяла ее под мышки и несколько неизящно втянула обратно в резиденцию. Потом Софи высунулась за дверцу, вцепилась в Светика и плюхнула его на пол рядом с Чармейн.

Светик посмотрел на Чармейн печальными глазами.

– Ну вот, опять во всем зависю от других, – вздохнул он. – Ты ведь меня не выдась?

– Прекрати городить чушь! – воскликнула Софи. – Чармейн – наш человек. Вообще‑то его зовут Хоул, – сказала она Чармейн, – и он рад‑радешенек, что устроил себе второе детство. Пойдемте, юноша!

Она рывком схватила Светика поперек живота и потащила его вниз по лестнице. Это сопровождалось всевозможными воплями и брыканием.

Чармейн, качая головой, последовала за ними.

На главной лестничной площадке на полдороге вниз собралось, похоже, все население резиденции – в том числе и довольно много тех, кого Чармейн еще не видела, – и среди них сновал туда‑сюда Кальцифер. Пришел даже король – он прихватил с собой Потеряшку, словно бы по рассеянности. Принцесса Хильда отодвинула в сторону полную молодую женщину, которая держала Моргана в охапке и всхлипывала, и пожала Чармейн руку.

– Моя дорогая мисс Шарман, мы так вам признательны! Мы были в панике. Сим, пойдите скажите пожарным, что лестницы и особенно брандспойты нам не понадобятся.

Чармейн едва расслышала ее слова. Потеряшка заметила Чармейн и проворно вывернулась из рук короля, тявкая в полнейшей истерике от радости, что Чармейн цела и невредима. Откуда‑то сзади ей вторил скорбными стонами пес Джамала. Толстая нянька заладила свое: «Хлюп… уфф! Хлюп… уфф!» Морган гудел: «Хотю на крыфу!» – а все остальные голосили без умолку. Вдалеке визжал Светик: «И вовсе я не невосьпитанный! Я зе говорю, я сям узясьно исьпугался!»

Чармейн отчасти уменьшила гвалт, когда взяла на руки Потеряшку. Почти весь остальной гвалт пресекла принцесса Хильда – она хлопнула в ладоши и провозгласила:

– Прошу всех вернуться к делам. Нэнси, унесите Моргана, пока мы все из‑за него не оглохли, и разъясните ему со всей настойчивостью, что на крышу его никто не пустит. Софи, дорогая, не сделаете ли вы так, чтобы Светик замолчал?

Все стали расходиться. Светик завел было снова: «И вовсе я не невось…» – но внезапно умолк, как будто ему зажали рот ладонью. Чармейн и глазом не успела моргнуть, как уже шагала вниз по лестнице рядом с королем, направляясь в библиотеку, а Потеряшка в полном восторге норовила вылизать ей подбородок.

– Это пробудило во мне давние воспоминания, – заметил король. – Мальчиком я несколько раз вылезал на крышу. И каждый раз из‑за меня начиналась такая же глупая паника. Один раз пожарные по ошибке едва не сбили меня струей воды из брандспойта. Мальчики есть мальчики, и так будет всегда, милочка. Готовы ли вы начать работу или вам нужно немного прийти в себя?

– Нет‑нет, я прекрасно себя чувствую, – заверила его Чармейн.

Сегодня, усаживаясь на свое место в библиотеке, она уже была как дома – ее окружал ставший привычным аромат старых книг, Потеряшка, как всегда, поджаривала пузико у огня, а король сидел напротив и изучал потрепанную кипу старых дневников. Картина была такой мирной, что Чармейн чуть не забыла о чарах Светика. Она сосредоточенно разлепляла отсыревшую стопку старых писем. Все они были от какого‑то позабытого принца, который разводил лошадей и хотел, чтобы его мать уговорила короля давать ему больше денег. Принц как раз с чувством описывал прелести жеребеночка, которого только что родила его лучшая кобыла, когда Чармейн подняла голову и увидела, что по библиотеке туда‑сюда не спеша фланирует огненный демон.

Король тоже поднял голову.

– Доброе утро, Кальцифер, – учтиво проговорил он. – Чем мы можем вам служить?

– Я просто осматриваюсь, – ответил Кальцифер своим тоненьким трескучим голосом. – Теперь я понимаю, почему вам так не хотелось продавать эти книги.

– Разумеется, – сказал король. – Скажите, а огненные демоны любят читать?

– В целом – нет, – ответил Кальцифер. – Софи часто читает мне вслух. Я люблю истории с загадками, когда надо догадаться, кто убийца. У вас такие есть?

– Пожалуй, нет, – сказал король. – Однако моя дочь также большая охотница до историй об убийствах. Наверное, вам стоит спросить ее…

– Благодарю. Спрошу, – сказал Кальцифер и исчез.

Король покачал головой и снова углубился в дневники. А Чармейн – как будто Кальцифер подхлестнул чары Светика – тут же заметила, что дневник, который листает король, испускает тусклое блекло‑зеленое сияние. Такое же сияние исходило и от следующего письма в ее стопке – это был сплюснутый свиток, перевязанный потемневшей золотой тесьмой.

Чармейн набрала побольше воздуху и спросила:

– Интересный дневник, сир?

– Как сказать, – отозвался король. – По правде говоря, довольно противный. Это дневник одной фрейлины моей прабабушки. Сплошные сплетни. Вот сейчас она страшно потрясена – сестра короля умерла родами, а повитуха, по всей видимости, убила новорожденного. Сказала, что он был лиловый и это ее напугало. Бедную дурочку хотят отдать под суд за убийство.

Чармейн тут же вспомнила, как они с Питером искали слово «лаббок» в энциклопедии дедушки Вильяма. Она сказала:

– Наверное, она решила, будто ребенок – лаббокин.

– О да – прискорбное суеверие и невежество, – сказал король. – В наши дни никто в лаббокинов уже не верит. – И снова углубился в чтение.

Чармейн задумалась о том, не сказать ли, что эта стародавняя повитуха, возможно, была совершенно права. Ведь лаббоки существуют на самом деле. А значит, скорее всего, существуют и лаббокины. Но она была уверена, что король ей не поверит, и не стала ничего говорить, а сделала пометку. Потом она взяла сплюснутый свиток. Но не успела она его развернуть, как ей пришло в голову просмотреть ряды коробок, куда она разложила документы, которые уже успела прочитать, – вдруг какие‑то из них тоже светятся. Светилась только одна бумага, да и та еле‑еле. Когда Чармейн ее вытащила, оказалось, что это счет от чародея Меликота за чары, от которых крыша казалась золотой. Почему она светилась, непонятно, но Чармейн все равно ее записала и только после этого бережно развязала золотую тесьму и расстелила свиток на столе.

Там было фамильное древо верхненорландских королей, нарисованное в спешке и довольно неряшливо, как будто это был всего лишь черновик, с которого предполагалось сделать гораздо более аккуратную копию. Чармейн было очень трудно разобраться в древе. На схеме было полным‑полно помарок и всяких стрелочек с корявыми дополнениями и кривеньких кружочков с примечаниями.

– Сир, – попросила она, – не могли бы вы мне кое‑что объяснить?

– Давайте поглядим. – Король взял свиток и расстелил его на столе. – Ага, – сказал он. – Беловик висит у нас в тронном зале. Я уже много лет туда не заглядывал, но знаю, что он гораздо проще, чем это фамильное древо: только имена правящих особ и их супругов и так далее. Здесь есть примечания, написанные, судя по почерку, разными людьми. Посмотрим… Вот мой предок Адольф Первый. Примечание возле его имени написано очень старомодным почерком. Здесь написано… Гм‑м… «Окружил город стенами при содействии Эльфийского Дара». Сейчас следов этих стен что‑то не видно, не так ли? Но говорят, что набережная вдоль реки – часть древней стены…

– Извините, сир, – перебила его Чармейн, – а что такое Эльфийский Дар?

– Понятия не имею, милочка, – сказал король. – Хотел бы я знать. Говорят, что он обеспечивал королевству процветание и защиту – хотя что он собой представлял, неясно, – однако давным‑давно исчез. Гм‑м… Как увлекательно! – Король принялся водить толстым пальцем по примечаниям. – Здесь, рядом с именем супруги моего предка, обозначено: «по прозванию Эльфийка». Мне всегда говорили, что королева Матильда была эльфийкой лишь наполовину, однако посмотрите – ее сына Ганса Николаса тоже называют «Эльфийское дитя»; должно быть, именно поэтому трон он так и не унаследовал. Эльфам никто не доверяет. По‑моему, это большая ошибка. Короновали сына Ганса Николаса – крайне скучную личность по имени Адольф Второй, который ничего особенного так и не совершил. Он единственный король в этом свитке, возле чьего имени нет никаких примечаний. Это о чем‑то да говорит. Но вот его сын – вот он, Ганс Петер Адольф, – тут стоит примечание: «Восстановил безопасность королевства, заручившись помощью Эльфийского Дара», – хотя что это значит, непонятно. Милочка, как это интересно! Не окажете ли вы мне услугу – не перепишете ли набело все эти имена вместе с примечаниями, чтобы их легко было читать? Всяких троюродных сестер и тому подобное можете пропускать, если нет примечаний. Это вас не очень затруднит?

– Ну что вы, сир! – ответила Чармейн. Она как раз думала, как бы переписать свиток тайком для Софи и Светика, а король подсказал ей выход из положения.

Остаток дня она посвятила тому, чтобы сделать две копии свитка. Одна была черновой и путаной, потому что Чармейн постоянно приходилось спрашивать, что означает то или иное примечание, зато вторую Чармейн написала самым красивым своим почерком лично для короля. Ей было так же интересно, как и королю. Почему племянник Ганса Петера Третьего «отправился в горы разбойничать»? За что королеву Гертруду прозвали «опасной колдуньей»? И почему ее дочь принцесса Изолла удостоилась примечания «возлюбленная синего человека»?

Король не мог ответить на эти вопросы, зато сказал, что прекрасно знает, за что принца Николаса Адольфа прозвали «пьяницей». Заметила ли Чармейн примечание, где говорится, что отец принца Петер Ганс Четвертый именовался «мрачным тираном и к тому же чародеем»?

– Некоторые мои предшественники были не очень хорошими людьми, – признался король. – Ручаюсь, этот Петер Ганс нещадно третировал бедного Николаса. Говорят, случается, что эльфийская кровь портится в жилах, – но я думаю, все дело в характере.

Уже под вечер, когда Чармейн добралась до самого низа свитка, где почти все правители носили имена Адольф, Адольф Петер или Людовик Адольф, она с изумлением обнаружила принцессу Моину, которая «стала супругой знатного дальнийского властителя, однако умерла, так как произвела на свет отвратительного лаббокина». Чармейн была уверена, что в дневнике фрейлины говорилось именно о Моине. Судя по всему, нашелся человек, поверивший рассказу повитухи. Чармейн решила не говорить об этом королю.

Тремя строчками ниже она наткнулась на самого короля, «чересчур увлеченного своими книгами», и на принцессу Хильду, «отказавшуюся стать женою одного короля, трех герцогов и чародея». Короля с дочерью оттеснили к самому краю листа многочисленные потомки королевского дядюшки Николаса Петера, у которого, похоже, была уйма детей. Дети этих детей занимали весь нижний ряд. Как они только не перепутают, кто чей, подумала Чармейн. Половину девочек звали Матильдами, а другую половину – Изоллами, а мальчики по большей части были или Гансы, или Гансы Адольфы. Различить их можно было только по примечаниям, сделанным крошечными буковками: один из Гансов, «большой невежа», «утоп», другой «погиб от несчастного случая», а третий «умер на чужбине». С девочками все обстояло еще хуже. Одна Матильда «гордилась своим занудством», другая была «опасна, как кор. Гертруда», в третьей не нашлось «ничего хорошего». Все Изоллы были либо «злодейки», либо «отравлены». Наследник короля Людовик Николас стоял особняком от остальной семейки, совершенно, по мнению Чармейн, кошмарной: рядом с его именем не было никаких примечаний, как и рядом с именем древнего скучного Адольфа.

Чармейн записала все – и имена, и примечания, и все остальное. К концу дня указательный палец у нее весь онемел и посинел от чернил.

– Благодарю вас, милочка, – с чувством произнес король, когда Чармейн вручила ему лучшую копию. Он сразу же погрузился в чтение – да так жадно, что Чармейн не составило никакого труда схватить свой черновик и остальные записи и рассовать по карманам, и король ничего не заметил. Когда она поднялась, король оторвал взгляд от фамильного древа и сказал: – Надеюсь, вы простите меня, милочка. В ближайшие два дня ваши услуги мне не понадобятся. Принцесса настаивает, чтобы я в эту субботу и воскресенье покинул библиотеку и сыграл роль гостеприимного хозяина для юного принца Людовика. Понимаете, с гостями‑мужчинами ей как‑то неловко. Но в понедельник я надеюсь увидеть вас снова.

– Да, конечно, – ответила Чармейн.

Она подхватила Потеряшку, просеменившую ей навстречу из кухни, и направилась к парадной двери, ломая себе голову, как поступить со своей копией свитка. Светику она не очень доверяла. Разве можно доверять человеку, который выглядит как шестилетний ребенок, а на самом деле совсем не такой – или не совсем такой? А против огненных демонов ее предостерегали и Питер, и дедушка Вильям. Разве можно доверять такому опасному созданию, уныло думала она на ходу.

И внезапно столкнулась нос к носу с Софи.

– Ну как, получилось? Ты что‑нибудь нашла? – спросила Софи с улыбкой.

Улыбка была такая дружелюбная, что Чармейн решила: Софи стоит доверять в любом случае. По крайней мере можно попробовать.

– Так, кое‑что, – сказала она и вытащила записи из карманов.

Софи схватила их еще жаднее и благодарнее, чем король – свой беловик.

– Восхитительно! – воскликнула она. – Будет на что опереться. А то пока что мы блуждаем в потемках. Хоул – то есть Светик – говорит, что заклятья поиска здесь почему‑то вообще не действуют. А это очень странно – вряд ли король или принцесса умеют колдовать, правда? Ну, то есть насылать такие сильные чары, чтобы отражать заклятья поиска…

– Они – нет, – сказала Чармейн, – зато многие их предки умели. А король совсем не так прост, как кажется.

– Верно, – кивнула Софи. – Ты можешь задержаться и проглядеть записи вместе с нами?

– Если что‑то будет непонятно, спросите меня в понедельник, – сказала Чармейн. – Мне надо успеть увидеть отца, пока пекарня не закрылась.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,

Date: 2015-12-12; view: 330; Нарушение авторских прав