В которой у Питера возникают нелады с водопроводом

– Ой, мэм, ой, сир! – пропыхтела горничная. – Пришлось пустить их сюда. Маленький так расстраивался!

Эти слова были обращены к гостиной, в которой царила полнейшая неразбериха. Все вскочили, и кто‑то уронил чашку. Сим кинулся спасать чашку, а король метнулся следом за блюдом с оладьями. Миссис Пендрагон стояла с Морганом на руках и испепеляла маленького мальчика взглядом, а создание, похожее на голубую слезинку, прыгало у нее перед лицом.

– Софи, я не виноват! – твердило оно взволнованным трескучим голосом. – Честное слово, я не виноват! Морган все плакал и звал тебя, и мы не смогли его успокоить!

Принцесса Хильда поднялась на ноги, и волнение тут же улеглось.

– Можете идти, – сказала она горничной. – Не переживайте так, это ни к чему. Софи, милая, я и не думала, что вы не держите няньку.

– Нет, не держу. И рассчитывала передохнуть, – сказала миссис Пендрагон. – Можно было бы предположить, – добавила она, яростно глядя на ангелоподобное дитя, – будто чародей и огненный демон способны справиться с одним маленьким ребенком на двоих.

– О, эти мужчины! – бросила принцесса. – Что до меня, сомневаюсь, что мужчины вообще способны справиться с чем бы то ни было. Разумеется, Морган и второй мальчик также станут нашими гостями, раз уж они здесь. Какие удобства требуются огненному демону? – спросила она у бесцветного господина.

Бесцветный господин растерялся.

– Буду рад получить камин с хорошим поленом, – протрещал огненный демон. – Вижу, у вас здесь уже есть такой. Больше мне ничего не нужно. Кстати, мэм, меня зовут Кальцифер.

И принцесса, и бесцветный господин явно вздохнули с облегчением.

Принцесса сказала:

– Да, конечно. Мне кажется, мы уже встречались в Ингарии два года назад, хотя и мимолетно.

– Кто же этот второй мальчуган? – радушно поинтересовался король.

– Сяфи моя тетуська, – сладеньким голоском прошепелявил маленький мальчик, поднял ангельское личико и устремил на короля взгляд огромных голубых глаз.

Миссис Пендрагон, судя по всему, пришла в ярость.

– Приятно познакомиться, – сказал король. – Как же вас зовут, мой юный друг?

– Сьветик, – пролепетал мальчик, с показной скромностью склонив кудрявую белокурую голову.

– Возьми оладью, Светик, – сердечно предложил король и протянул ему блюдо.

– Сьпаси‑ибо, – проникновенно сказал Светик и взял оладью.

На это Морган властно простер толстую руку и загудел:

– Дай, дай, дай!

И голосил, пока король не дал оладью и ему. Миссис Пендрагон усадила Моргана поесть на диван. Сим огляделся и предусмотрительно принес со столика скатерть. Скатерть моментально пропиталась маслом. Морган наградил улыбкой Сима, принцессу, фрейлину и советника – лицо у него все лоснилось.

– Овадуфка! – провозгласил он. – Кууфная овадуфка!

За всем этим Чармейн не сразу, но заметила, что миссис Пендрагон изловчилась запереть малютку Светика за диваном, на котором сидела. И волей‑неволей услышала, как миссис Пендрагон свирепо спрашивает:

– Хоул, что ты затеял?

Миссис Пендрагон была в таком бешенстве, что Потеряшка вспрыгнула Чармейн на колени и укрылась там.

– Меня зябыли приглясить, – ответил сладенький голосок Светика. – Вот глупость. Сяфи, ты сяма здесь не разберефься. Тебе нузен я.

– Еще чего! – возразила Софи. – Неужели обязательно так пришепетывать?

– Дя, обязятельно, – ответил Светик.

– Тьфу! – сказала Софи. – Не смешно, Хоул. А ты притащил сюда Моргана…

– Я зе тебе говорю, – перебил ее Светик, – сь тех пор, как ты уехала, Морган посьтоянно плачет. Не верись мне – сьпроси Кальцифера!

– Кальцифер ничем не лучше тебя! – с чувством выдохнула Софи. – Не сомневаюсь, что вы даже не пытались его успокоить! Правда? Искали предлог, чтобы устроить бедной принцессе Хильде этот… этот маскарад!

– Сяфи, она без нась пропадет, – серьезно прошепелявил Светик.

Этот разговор прямо‑таки заворожил Чармейн, но тут, к несчастью, Морган огляделся в поисках матери и увидел Потеряшку, трепетавшую на коленях у Чармейн. Он оглушительно завопил: «Гав‑гава!» – сполз с дивана, потянув за собой скатерть, и бросился на Потеряшку, выставив вперед обе масляные пятерни. Потеряшка в ужасе вспрыгнула на спинку дивана, встала там и затявкала. И она тявкала и тявкала – как несчастный больной в приступе лающего кашля, только еще и с подвизгиванием. Чармейн была вынуждена схватить Потеряшку и оттащить ее подальше от Моргана, поэтому странный разговор за диваном доносился до нее только обрывками, – кажется, миссис Пендрагон грозилась отправить Светика спать без ужина, а Светик дерзко отвечал: «Только попробуй, я тебе показю!»

Когда Потеряшка успокоилась, Светик с тоской произнес:

– Неузели я сявсем не хоросенький?

Послышался странный глухой удар – словно миссис Пендрагон настолько забыла о приличиях, что топнула ногой.

– Еще какой, – услышала Чармейн ее ответ. – Хорошенький до омерзения!

– Что ж, – заметила принцесса Хильда со своего места у камина, глядя, как Чармейн пятится от Моргана, – когда в доме дети, и вправду не соскучишься. Сим, дайте Моргану пышку, и поскорее.

Морган тут же сменил курс и побежал навстречу Симу и пышкам. Чармейн услышала, как у нее потрескивают волосы. Она обернулась и обнаружила, что над плечом у нее завис огненный демон и смотрит на нее пылающими оранжевыми глазами.

– Ты кто? – спросил демон.

Сердце у Чармейн слегка подпрыгнуло, хотя Потеряшка сохраняла полнейшее спокойствие. Если бы я недавно не повстречалась с лаббоком, подумала Чармейн, я бы крепко испугалась этого Кальцифера.

– Я… э‑э… я тут временно, помогаю разбирать библиотеку, – выдавила она.

– Значит, после поговорим, – протрещал Кальцифер. – А ты знаешь, что от тебя так и разит волшебством? И от тебя, и от твоей собаки.

– Это не моя собака. Ее хозяин – один чародей, – ответила Чармейн.

– Тот чародей Норланд, который устроил этот бедлам? – поинтересовался Кальцифер.

– Не думаю, чтобы дедушка Вильям устраивал бедлам, – обиделась Чармейн. – Он хороший!

– Совал нос всюду, куда не следует, – отозвался Кальцифер. – Чтобы устроить бедлам, не обязательно быть плохим. Возьми, к примеру, Моргана. – И упорхнул.

Своеобразная манера исчезать в одном месте и появляться в другом, подумала Чармейн, – будто стрекоза над озером.

К Чармейн подошел король, с довольным видом вытирая руки большой крахмальной салфеткой.

– Вернемся, пожалуй, в библиотеку, милочка. Надо убрать документы до завтра.

– Да, конечно, сир, – сказала Чармейн и последовала за ним к выходу.

Но не успели они уйти, как ангелоподобный Светик улизнул от разгневанной миссис Пендрагон и подергал за рукав фрейлину.

– Сказите, позялуйста, – спросил он с обворожительной улыбкой, – нет ли у вас игрусек?

Фрейлина была в замешательстве.

– Я не играю в игрушки, милый мальчик, – сказала она.

Морган поймал ее на слове.

– Игать! – завопил он, размахивая руками. – Игать, игать, игать!

На пол перед Морганом плюхнулся чертик в коробочке, крышка откинулась, и чертик выпрыгнул с громким «бонг!». Рядом рухнул большой кукольный дом, а следом посыпался град из дряхлых плюшевых мишек. Миг спустя рядом с чайным столиком водворилась обшарпанная лошадка‑качалка. Морган заверещал от восторга.

– Пожалуй, пусть моя дочь сама занимает гостей, – сказал король, подталкивая Чармейн с Потеряшкой за порог.

Он закрыл дверь, за которой возникали все новые игрушки, а малютка Светик стоял смирно и скромно, в то время как все остальные метались туда‑сюда в полнейшем смятении.

– Когда чародеи приезжают в гости, это часто вносит оживление, – заметил король по пути в библиотеку, – но я не знал, что колдовские способности проявляются в столь юном возрасте. Матерям таких детей, должно быть, приходится особенно трудно.

Полчаса спустя Чармейн уже возвращалась в домик дедушки Вильяма, а Потеряшка семенила за ней с таким же смирным и скромным видом, как у малютки Светика.

– Уф! – сказала ей Чармейн. – Знаешь, Потеряшка, у меня в жизни не было столько интересных событий за три дня!

И все равно ей было немного обидно. Конечно, король правильно поручил ей счета и любовные письма, но все равно ей хотелось, чтобы они по очереди занимались книгами. Как было бы прекрасно проводить хотя бы несколько часов в день, листая древний, заплесневелый том в кожаном переплете! Ведь Чармейн рассчитывала именно на такую работу. Ну, ничего. Как только она вернется в домик дедушки Вильяма, можно будет углубиться в «Посох о двенадцати ветвях», а лучше – в «Мемуары экзорциста»: такие книги приятнее читать при дневном свете. А может быть, вообще взять что‑нибудь другое?

Чармейн так замечталась о хорошей книге, что обратная дорога пролетела незаметно – только пришлось снова взять Потеряшку на руки, когда та начала пыхтеть и волочить лапы. Чармейн с Потеряшкой в охапке пинком открыла калитку дедушки Вильяма и обнаружила, что на полпути к дому ее поджидает Ролло с ехидной усмешкой во все синее личико.

– Ну, а теперь что стряслось? – спросила у него Чармейн и всерьез задумалась о том, не схватить ли Ролло за шкирку и не запустить ли им в ближайшие гортензии.

Он был маленький, так что, наверное, полетел бы очень красиво, даже если швырять его одной рукой, потому что в другой Потеряшка.

– Эти цветы, которыми ты завалила садовый стол, – ответил Ролло. – Мне что, обратно их приделать, так, что ли?

– Нет конечно, – ответила Чармейн. – Они сушатся на солнце. Потом я заберу их в дом.

– Пф! – сказал Ролло. – Уют наводишь? Думаешь, чародей обрадуется?

– Не вашего ума дело, – надменно произнесла Чармейн и зашагала вперед, так что Ролло волей‑неволей пришлось отпрыгнуть в сторону.

Он прокричал что‑то ей вслед, когда она открывала входную дверь, но она и слушать не стала. Да, она понимала, что это невежливо. И захлопнула дверь, как он ни верещал.

Внутри, в гостиной, пахло уже даже не сыростью. Будто от застоявшегося пруда. Чармейн спустила Потеряшку на пол и с подозрением принюхалась. Потеряшка тоже. Из‑под двери в кухню сочились длинные коричневые потеки непонятно чего. Потеряшка робко приблизилась к ним на цыпочках. Чармейн так же робко потрогала ближайший коричневый потек носком туфли. Он хлюпнул, как болото.

– Ну что еще натворил этот Питер? – простонала Чармейн. И распахнула дверь.

На полу кухни разлилась лужа в два дюйма глубиной. Чармейн увидела, что шесть мешков с грязным бельем у раковины снизу подмокли и потемнели.

– Да тьфу! – закричала она, захлопнула дверь, снова открыла ее и повернула налево.

Коридор был залит водой. Солнечный свет из окна играл на поверхности так, что было понятно – из ванной рекой течет. Рассвирепевшая Чармейн зашлепала туда. А ведь я всего‑навсего хотела спокойно посидеть и почитать, думала она, и вот прихожу домой – а тут потоп!

Когда она добралась до ванной – Потеряшка печально подгребала следом – дверь открылась и оттуда выскочил Питер, весь мокрый и совершенно издерганный. Он был без башмаков, а брюки закатал до колен.

– Уф, ты вернулась, – сказал он, не дав Чармейн сказать ни слова. – Тут одна труба прохудилась. Я попробовал шесть разных заклятий, пытался ее залатать, но от них дыра только ездит туда‑сюда. Хотел сейчас перекрыть воду прямо у мохнатого чана – хотя бы попробовать, – но, может быть, ты что‑нибудь другое придумаешь?

– Какой мохнатый чан? – нахмурилась Чармейн. – А, это та штука, покрытая синим мехом! С чего ты взял, что это поможет? Тут все залито!

– Все остальное я уже пробовал! – зарычал на нее Питер. – Вода поступает откуда‑то оттуда, иначе никак! Слышно, как она течет! Я думал, может, найти запорный кран…

– От тебя никакого проку! – зарычала в ответ Чармейн. – Пусти, я посмотрю!

Она отпихнула Питера и бросилась в ванную, подняв по пути приливную волну.

Труба и вправду прохудилась. Это была одна из труб между раковиной и ванной – в ней зияла продольная трещина, и вода хлестала оттуда веселым фонтаном. Там и сям на трубе виднелись серые волшебного вида бугры – наверное, шесть бесполезных заклятий, которые наложил Питер. Это все он виноват, зашипела про себя Чармейн. Это из‑за него трубы раскалились докрасна. Просто зла не хватает!

Чармейн кинулась к фонтану из трещины и яростно зажала дыру обеими руками.

– Прекрати! – приказала она. Вода пробилась между пальцев и брызгала ей в лицо. – Прекрати сейчас же!

В результате трещина отъехала из‑под ее ладоней вбок дюймов на шесть и облила водой и косу, и правое плечо Чармейн. Тогда Чармейн передвинула руки и снова зажала ее.

– Прекрати! Прекрати немедленно, кому говорю!

Трещина снова отъехала вбок.

– А, значит, ты так, да?! – выдохнула Чармейн и перехватила трубу.

Трещина отъехала. Чармейн принялась ее ловить. Не прошло и минуты, как ей удалось загнать дыру в угол над ванной, – теперь вода хлестала в ванну и благополучно стекала в слив. Чармейн держала ее там, перехватив трубу одной рукой, и думала, что теперь делать. Интересно, почему Питер до этого не додумался, проворчала она мысленно, вместо того чтобы метаться по дому и накладывать никому не нужные заклятья.

– Дедушка Вильям, – крикнула она, – как залатать протечку в ванной?

Ответа не было. Очевидно, дедушке Вильяму не пришло в голову, что Чармейн потребуется это знать.

– Вряд ли он умеет чинить водопровод, – сказал Питер с порога. – В чемодане тоже нет ничего дельного. Мне пришлось все оттуда вытащить и просмотреть.

– Что ты говоришь?! – вредным тоном сказала Чармейн.

– Да, там есть кое‑что интересное, – продолжал Питер. – Я тебе покажу, если ты…

– Помолчи и дай мне подумать! – рявкнула Чармейн.

Видимо, Питер наконец понял, что Чармейн не в лучшем расположении духа. Он замолчал и стал ждать, а Чармейн стояла в ванне, держалась за трубу и думала. Нужно поймать дыру с двух сторон, чтобы она больше никуда не убежала. Сначала ловишь, потом заделываешь. Но как? Надо быстро, а то ноги уже все мокрые.

– Питер, – сказала Чармейн, – пойди принеси мне кухонных полотенец. Не меньше трех.

– Зачем? – спросил Питер. – Тебе не кажется, что…

– Живо! – рявкнула Чармейн.

К ее облегчению, Питер надулся и зашлепал прочь, бормоча что‑то про невоспитанных раскомандовавшихся драных кошек. Чармейн сделала вид, будто не слышит. Между тем отпустить дыру она не решалась, вода продолжала хлестать, и с каждой секундой Чармейн намокала все сильнее. Чтоб он провалился, этот Питер! Она положила другую ладонь на второй конец дыры и стала понемногу сдвигать руки вместе, напрягаясь изо всех сил.

– Закройся! – приказала она трубе. – Перестань протекать и закройся!

Вода нахально хлестала ей в лицо. Чармейн чувствовала, как трещина пытается улизнуть, но решила ни за что не отпускать ее. Она давила и давила. Я умею колдовать, мысленно сообщила она трубе. Я наложила заклятье. Я могу заставить тебя закрыться!

– Вот и закройся!

И у нее все получилось. Когда Питер добрел обратно и принес полотенца – всего два, – заявив, будто больше не нашел, Чармейн промокла до ниточки, зато труба снова стала целой. Чармейн взяла полотенца и обвязала их вокруг трубы по обе стороны того места, где была дыра. Потом она вытащила из‑за ванны щетку для спины с длинной ручкой – это был единственный предмет, отдаленно напоминавший волшебный посох, – и постучала ею по полотенцам.

– Сидите здесь. И чтоб ни с места! – велела она полотенцам. После чего постучала щеткой по заделавшейся дыре. – А ты не смей открываться, – приказала она, – а не то пожалеешь!

Затем она наставила щетку на серые бугристые заклятья Питера и постучала по ним тоже.

– Убирайтесь! – скомандовала она. – Вон! От вас никакого проку!

И они послушно исчезли. Чармейн, раскрасневшись от собственного могущества, постучала по горячему крану у своих коленок.

– А ну, снова давай горячую воду, – приказала она, – и без глупостей! И ты тоже, – добавила она и дотянулась щеткой до горячего крана над раковиной. – Оба давайте горячую воду, только не слишком горячую, а не то я вам покажу! А вы давайте холодную! – распорядилась она, постучав по холодным кранам. Наконец она с громким плеском выбралась из ванны и постучала по воде на полу. – А ты убирайся! Исчезни, высохни, испарись! Вон! А то получишь!

Питер прошлепал к раковине, открыл горячий кран и сунул под него руку.

– Теплая! – сказал он. – У тебя получилось! Ох, как хорошо. Спасибо.

– Пф! – сказала Чармейн – она вся промокла, замерзла и разозлилась. – А теперь я пойду переоденусь и почитаю.

– Что, вытирать пол не поможешь? – жалобно спросил Питер.

Чармейн не понимала, почему, собственно, она обязана это делать. Но тут она заметила Потеряшку, которая пробиралась к ней по пузико в воде. Похоже, на полы щетка не подействовала.

– Ладно, – вздохнула Чармейн. – Я, между прочим, весь день работала.

– Я тоже, – с чувством отозвался Питер. – Весь день носился туда‑сюда, пытался заткнуть эту дыру. Давай вытрем пол хотя бы в кухне.

Поскольку в очаге по‑прежнему скакало и трещало пламя, в кухне было совсем как в парилке. Чармейн протопала по теплой воде и открыла окно. Если не считать загадочно размножившихся мешков с бельем, которые насквозь промокли, все, кроме пола, осталось сухим. В том числе и открытый чемодан на столе.

За спиной у Чармейн Питер произнес какие‑то странные слова, а Потеряшка заскулила.

Чармейн резко обернулась – и обнаружила, что Питер стоит с раскинутыми руками. На них сверкали крошечные язычки пламени – от кончиков пальцев до плеч.

– Схлыньте, о воды на полу! – пропел Питер.

Язычки пламени засверкали у него в волосах и на мокрой груди тоже. Самодовольное выражение лица сменилось испуганным.

– Ой, мама, – проговорил он.

Тут пламя охватило его с головы до ног, и он заполыхал не хуже костра. Тут уж Питер побелел от паники.

– Жжется! Спасите!

Чармейн кинулась к нему, схватила за горящую руку и толкнула в воду на полу. Ни к чему хорошему это не привело. Чармейн вытаращила глаза на это невероятное зрелище – пламя тлело под водой, Питер был окружен белыми пузырями пара, потому что вода начала кипеть, – и вдвое быстрее выволокла Питера обратно в облаке пара и брызгах кипятка.

– Сними заклятье! – закричала она, отдергивая руки от горячего рукава Питера.

– Я не знаю как! – взвыл Питер.

– Что это за чары? – заорала на него Чармейн.

– Чары против потопов из «Книги Палимпсеста», – промямлил Питер, – я понятия не имею, как их снимают!

– Какой ты дурак! – бросила в сердцах Чармейн. Потом поймала Питера за охваченное пламенем плечо и встряхнула. – Чары, хватит! – завопила она. – Уй, больно! Чары, я приказываю вам немедленно сняться!

Чары послушались. Чармейн стояла, трясла обожженной рукой и смотрела, как пламя исчезает – с шипением, в облаках пара, оставив после себя мокрый запах гари. Питер был теперь весь коричневый и подпаленный. Руки и лицо у него стали ярко‑розовые, а волосы – заметно короче прежнего.

– Спасибо! – сказал он и от облегчения сел обратно в воду.

Чармейн рывком поставила его на ноги.

– Фу! От тебя пахнет паленой шерстью! Разве можно быть таким дураком?! Какие еще чары ты тут пробовал?

– Никакие, – ответил Питер, вычесывая пальцами из волос горелые клочья. Чармейн ни чуточки не сомневалась, что он врет, но, если так, признаваться Питер не собирался. – И вовсе я не дурак, – возразил он. – Посмотри на пол.

Чармейн посмотрела и увидела, что вода почти вся схлынула. Остались просто плитки – мокрые и блестящие, и от них валил пар, – но потоп кончился.

– Значит, ты везучий, – сказала она.

– Да, обычно мне везет, – сказал Питер. – Мама тоже всегда так говорит, когда я неправильно насылаю чары. Наверное, мне надо переодеться.

– И мне, – сказала Чармейн.

Они прошли в дверь – за порогом Питер попытался повернуть направо, а Чармейн пихнула его налево, поэтому они вместе шагнули прямо и очутились в гостиной. Мокрые потеки на ковре стремительно испарялись и высыхали, но запах в комнате по‑прежнему стоял ужасный. Чармейн фыркнула, развернула Питера и снова пропихнула его в дверь и налево. Коридор был сырой, зато воды в нем больше не было.

– Видела? Получилось, – сказал Питер на пороге своей спальни.

– Пф! – сказала Чармейн и удалилась в свою. Хотела бы я знать, что еще он успел натворить. Не доверяю ему ни на грош.

Парадная одежда Чармейн превратилась в мокрую груду. Чармейн печально сняла ее и развесила по комнате, чтобы просушить. Лучший жакет погиб безвозвратно – спереди на нем красовалась подпалина. Придется завтра идти в Королевскую резиденцию в будничном платье. Вообще‑то нельзя оставлять Питера без присмотра, задумалась Чармейн. Готова спорить, он тут весь день напролет баловался с заклятьями. Я бы на его месте так и поступила. Чармейн поежилась – она поняла, что на самом деле ничуть не лучше Питера. Ведь она тоже не смогла справиться с искушением попробовать чары из «Книги Палимпсеста».

Когда Чармейн вернулась в кухню – снова сухая, если не считать волос, в самой старой одежде и в тапочках, – она стала относиться к Питеру заметно добрее.

– Узнай, как попросить ужин, – сказал Питер, когда Чармейн пристраивала мокрые туфли сушиться у очага. – Умираю с голоду.

Было видно, что ему гораздо уютнее в старом синем костюме, в котором он появился в доме.

– У нас еще остались пироги в сумке, которую вчера принесла мама, – сказала Чармейн, стараясь выбрать для туфель самое подходящее место.

– Нет, – ответил Питер. – Я все съел на ленч.

Доброе отношение разом испарилось.

– Прожорливая свинья, – припечатала она и постучала по стене, чтобы раздобыть корма для Потеряшки.

Несмотря на все оладьи, съеденные в Королевской резиденции, Потеряшка при виде новой собачьей мисочки пришла в восторг.

– И ты тоже прожорливая свинья, – сообщила Чармейн, глядя, как Потеряшка заглатывает корм. – Куда в тебя только помещается? Дедушка Вильям, где нам взять ужин?

Ласковый голос стал теперь слабым‑слабым:

– Постучите по двери кладовой и скажите: «Ужин», душенька.

Питер добежал до кладовой первым.

– Ужин! – проревел он, изо всех сил ударив по двери.

Со стороны стола послышался какой‑то шлепок с перестуком. Чармейн и Питер повернулись посмотреть. Рядом с открытым чемоданом лежала баранья котлетка, две луковицы и репа. Чармейн с Питером уставились на них.

– Все сырое… – огорошенно проговорил Питер.

– И на двоих не хватит, – протянула Чармейн. – Ты сможешь это приготовить?

– Нет, – ответил Питер. – У нас дома готовит только мама.

– У! – воскликнула Чармейн. – Зла не хватает!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,