Глава 46. В конце 1994 года Джим Вулси написал прощальную записку в адрес своих подчиненных в ЦРУ, направил курьером прошение об отставке в Белый дом и второпях уехал

«Мы в беде»

В конце 1994 года Джим Вулси написал прощальную записку в адрес своих подчиненных в ЦРУ, направил курьером прошение об отставке в Белый дом и второпях уехал из города. Билл Клинтон принялся искать в правительстве того, кто согласится занять пост директора Центральной разведки и, главное, сможет выполнять эту работу.

«Президент спросил, интересует ли меня должность директора Центральной разведки, – вспоминал заместитель министра обороны Джон Дейч. – На что я весьма ясно дал ему понять, что нет. Я ведь видел, какие трудности испытывал на этом посту мой друг Джим Вулси. У меня не было ни одной причины считать, что на этом поприще мне удалось бы добиться большего успеха».

Прекрасно, ответил Клинтон, тогда отыщите мне того, кто сможет. Прошло шесть недель, прежде чем Дейчу удалось едва ли не силой уговорить для этой работы отставного генерала военно‑воздушных сил Майка Кэмса. Еще шесть недель прошло, прежде чем эта кандидатура после долгих обсуждений и сомнений в конце концов была отвергнута.

«Тогда президент все‑таки надавил на меня, убеждая, что именно моя кандидатура как нельзя лучше подходит для этой работы», – сказал Дейч.

Так начался короткий и горький урок политической науки для американской разведки. У Дейча имелись серьезные основания опасаться нового назначения. Он добрых три десятка лет вращался в кругах национальной безопасности и знал, что еще ни один директор Центральной разведки не преуспел в том, чтобы добросовестно соблюдать устав ведомства, работая одновременно в качестве председателя сообщества американской разведки и руководителя ЦРУ. Он сделал запрос и получил статус члена правительства, как в свое время и Билл Кейси, чтобы обеспечить себе хоть какой‑то доступ к президенту. Дейч надеялся, что в случае переизбрания Клинтона в 1996 году он мог бы рассчитывать на пост министра обороны. Но при этом он знал, что в ЦРУ царят хаос и неразбериха и такое положение за пару лет не исправить.

«Доведенное до крайности из рук вон плохим руководством, агентство фактически брошено на произвол судьбы, – отметил в своем дневнике старый аналитик ЦРУ Джон Джентри в первые дни пребывания Дейча на новом для себя посту. – У него очевидный недуг. Слишком велик уровень недовольства сотрудников вплоть до самых высоких чинов. Высший командный состав тоже испытывает колебания». Агентством управлял «корпус старших офицеров, настолько лишенных реальных руководительских навыков, что теперь оно в значительной степени не способно к независимым творческим действиям». В ситуации, когда Клинтон, очевидно, вполне довольствовался информацией, получаемой от репортеров Си‑эн‑эн, написал Джентри, ЦРУ нечем было ему угодить.

В качестве заместителя министра обороны Дейч завершил вместе с Вулси годовой обзор американской разведки, стремясь достичь перемирия в бесконечных войнах за деньги и власть между Пентагоном и ЦРУ. Они выбирали с ним какую‑то проблему – скажем, распространение ядерного оружия – и в конце дня приходили к выводу, что в этой области предстояло добиться намного больше, чем сделано до сих пор. Контрразведка? После случая с Эймсом очевидно, что здесь – непаханое поле! Поддержка военных операций? Чрезвычайно важный вопрос! Агентурная разведка? Нужно больше шпионов. Улучшить аналитический аспект? Крайне необходимо! В конце обзора стало ясно, что существует бесконечное число потребностей и вполне ограниченный бюджет и численность персонала, которые призваны эти потребности удовлетворить. Американскую разведку нельзя было реформировать изнутри, и, уж конечно, никто не реформировал ее извне.

Дейч и Вулси были оба подвержены известному синдрому «Я здесь самый умный». Различие заключалось в том, что Дейч действительно был самым умным и способным. Он занимал пост проректора по науке в Массачусетском технологическом институте, преуспел в исследованиях в области физической химии, науки о трансформациях вещества на молекулярном, атомном и субатомном уровнях. Он мог объяснить, как глыба угля становится алмазом. И намеревался по тому же принципу преобразовывать ЦРУ. На слушаниях перед утверждением в должности он поклялся изменить культуру секретной службы ЦРУ «до мозга костей», но при этом у него все‑таки отсутствовало ясное представление о том, как это сделать. Как и его предшественники, Дейч отправился за советом к Ричарду Хелмсу…

Хелмс, которому теперь уже исполнилось восемьдесят два года, вел себя как британский пэр. Вскоре после представления ему нового директора ЦРУ автору книги посчастливилось пообедать с ним в одном ресторане, всего в двух кварталах от Белого дома. Сидя под медленно вращающимися потолочными вентиляторами и потягивая полуденное пиво, Хелмс признался, что Дейч уже в начале своего пути машинально отвлекся от тайной службы – что он «рассматривал ее как досадную неприятность. И при этом он не первый, кто так от нее дистанцируется. А ведь ему в первую очередь нужно поставить работу так, чтобы убедить всех, что он сам состоит в их команде».

В мае 1995 года, через несколько дней после того, как Дейч возглавил штаб‑квартиру ЦРУ, руководители секретной службы, всегда ощущающие потребность в новом боссе, подарили ему глянцевую брошюру под названием «Новое направление. Новое будущее». Это был перечень их главных десяти целей: ядерное оружие, терроризм, исламский фундаментализм, поддержка военных действий, макроэкономика, Иран, Ирак, Северная Корея, Россия, Китай. Новый директор и все его шпионы знали, что Белому дому хотелось бы использовать ЦРУ как личный Интернет, универсальную базу данных, в которой есть информация обо всем – от тропических влажных лесов до изготовителей пиратских компакт‑дисков, но с более четкой фокусировкой. «Сложность в том, что нужно слишком много сделать, – говорил Дейч. – К примеру, вы делаете запросы: Что произойдет в Индонезии? Что произойдет в Судане? На Ближнем Востоке?» Подобный глобальный охват выполнить невозможно. Позвольте нам сосредоточиться на нескольких главных целях, умоляли шпионы. Но Дейч так и не смог уладить эти споры…

Вместо этого пять месяцев пытался вникнуть в суть тайной службы. Он вылетал в резидентуры ЦРУ, разбросанные по всему миру, слушал, задавал вопросы, взвешивал и раздумывал, с чем ему придется работать. Он заявил, что обнаружил «весьма неважный моральный дух». Он был потрясен неспособностью своих шпионов разобраться с собственными проблемами. Он застал их в состоянии близком к панике.

Тогда, в сентябре 1995 года, Дейч сравнил их с американскими военными после Вьетнамской кампании: «Множество смышленых лейтенантов и полковников взглянули друг на друга со словами: «Мы в беде. Нам нужно измениться. Мы должны отыскать способ сделать это по‑другому. Мы либо уезжаем отсюда, либо попытаемся изменить систему». И те, кто остался, действительно изменили систему». Дейч хотел, чтобы секретная служба сама решила свои проблемы. Но своих подчиненных он счел неспособными к переменам. «По сравнению с офицерами в униформе, – заявил он по поводу своих шпионов, – они, конечно, не столь компетентны и не обладают таким пониманием своей роли и обязанностей». Тайная служба, по его словам, «не испытывала уверенности и твердости в осуществлении своей ежедневной деятельности».

Этот кризис неуверенности обретал множество форм. Некоторые проявились в ошибочных операциях, имевших неприятные последствия. Другие – в провалах, связанных со сбором и анализом информации. Некоторые стали следствием вопиющих ошибок в прогнозах.

13 июля 1995 года, когда мировая пресса сообщила о массовых убийствах сербами боснийских мусульман, спутник‑шпион передал фотографии множества военнопленных, которых держали под охраной в окрестностях города Сребреницы. В течение трех недель никто в ЦРУ не удосужился взглянуть на эти снимки. Никто не думал, что сербам удастся захватить город. Естественно, никто не ожидал резни. Никто не принял во внимание тревожные сообщения, поступающие от обществ по защите прав человека, Организации Объединенных Наций и военных журналистов. У ЦРУ не было в тех местах ни офицеров, ни агентов, чтобы подтвердить эту информацию. У него вообще не было никакой информации о каких‑либо злодеяниях. ЦРУ получило приказ заняться поддержкой военных действий в регионе, но у него не было ни времени, ни возможностей, чтобы зафиксировать сообщения от насмерть перепуганных беженцев.

Через две недели после первых сообщений в прессе о резне ЦРУ направило в регион разведывательный самолет. U‑2 произвел съемку свежевырытых братских могил в тех местах, где до этого держали под охраной тысячи пленных. Фотографии были доставлены в ЦРУ военным курьером три дня спустя. И через три дня после этого фотоаналитик ЦРУ совместил первый спутниковый снимок со вторым снимком, полученным с U‑2. Результат проведенного анализа поступил в Белый дом 4 августа 1995 года.

То же самое произошло и с донесением ЦРУ, которое поступило спустя три недели после факта самого массового со времен гитлеровских концлагерей истребления гражданских лиц в Европе. 8 тысяч человек были мертвы, а агентство напрочь прошляпило эту трагедию.

А на другом конце Европы Парижское бюро ЦРУ начало сложную операцию, целью которой было выведать детали французской позиции на торговых переговорах. Ухватившись за идею о том, что руководящей силой американской внешней политики является свободная торговля, Белый дом еще больше усугубил положение ЦРУ, требуя все больше данных экономической разведки. Парижское отделение ЦРУ занималось расследованием тайн, представлявших минимальную важность для национальной безопасности Соединенных Штатов: например, выясняя, сколько американских кинофильмов покажут во французском прокате, и т. д. Французское министерство внутренних дел запустило ответную операцию, предполагавшую – в чисто французском духе! – соблазнение женщины‑офицера ЦРУ, работающей под неофициальным прикрытием бизнес‑леди. Между ней и ее французским любовником состоялся интимный разговор, и понемногу все тайны стали известны. Французское правительство публично выслало из страны парижского резидента Дика Холма, настоящего героя тайной службы, который в свое время успешно руководил операциями в Лаосе и чудом выжил в страшной авиакатастрофе в Конго тридцать лет назад. Работа в Париже завершала его карьеру, и Дик готовился к отставке. Вместе с ним из страны оскорбительным образом выдворили еще четырех сотрудников ЦРУ…

Еще одна проваленная операция, еще одно публичное унижение для тайной службы и «еще один публичный образец ситуации, где под большой вопрос поставлена способность агентства выполнять свои функции, как этого требуют ее собственные стандарты», – заявил Дейч. Он все время спрашивал своих офицеров: «Существуют ли профессиональные стандарты выполнения чрезвычайно трудной миссии? И делаете ли вы это одинаково хорошо во всем мире?» Ответом на последний вопрос было единогласное «Нет!».

«Явно преступные намерения»

Проблемы Парижского отделения ЦРУ представляли собой мимолетную неприятность по сравнению с тем, что происходило в Латиноамериканском отделении секретной службы. Оно являлось обособленным мирком внутри ЦРУ, в котором властвовали ветераны войны против Фиделя Кастро, – люди с собственным сводом правил и дисциплиной. С 1987 года резиденты ЦРУ в Коста‑Рике, Сальвадоре, Перу, Венесуэле и на Ямайке были обвинены в том, что они лгут своему начальству, изводят сексуальными домогательствами своих сотрудниц, воруют деньги, угрожают своим подчиненным или, например, проводят антинаркотическую операцию, во время которой тонны кокаина оказываются на улицах Флориды, а также настолько неряшливо ведут финансовую отчетность, что в итоге транжирят миллионы долларов из государственных средств. Это было единственное подразделение в секретной службе, в которой резиденты регулярно отправлялись в отставку за плохое исполнение своих служебных обязанностей. Изоляция подразделения частично являлась следствием внутренней политики соответствующих стран. На протяжении всего периода холодной войны ЦРУ сотрудничало с военными режимами в борьбе против левых движений и мятежей в Латинской Америке. Старые связи порвать было трудно…

В Гватемале за сорок лет гражданской войны, которая не прекращалась с 1954 года, когда агентство фактически осуществило государственный переворот против избранного президента, погибло 200 тысяч граждан. От 90 до 96 процентов этих смертей – на совести гватемальских военных. В 1994 году офицеры ЦРУ в Гватемале все еще пытались скрыть характер своих близких отношений с местными военными и пресечь сообщения о том, что гватемальские офицеры, включенные в платежную ведомость агентства, являются убийцами, истязателями и мошенниками. В 1994 году Вулси санкционировал проведение так называемых «проверок пригодности агентов», во время которых предполагалось сравнить качество информации, передаваемой тем или иным агентом, с учетом его личностной характеристики.

«Вы не окажетесь в положении человека, вступившего в сделку с военными или правительственными чиновниками, у которых руки в крови, если в таком сотрудничестве не преследуется законная и важная цель разведки, – заявил главный инспектор Фред Хитц. – Например, этот человек знает, что где‑нибудь в дебрях Южной Гватемалы существует тайник, куда складывают биологическое оружие, которое собираются продать на открытом рынке, а он – ваш единственный источник такой информации. Если кто‑то носит на себе печать изувера, злостного нарушителя закона, то тот факт, что ЦРУ находится с ним в контакте, необходимо сопоставить с той информацией, которую предоставляет этот злодей. Если полученная информация становится ключом к какой‑то важной тайне, то есть смысл рискнуть. Но давайте делать это с открытыми глазами и не по инерции».

Описанная проблема стала явно переливаться через край. Один гватемальский полковник, состоящий на балансе ЦРУ, был обеспечен прикрытием после убийства американского владельца од ной из местных гостиниц, а гватемальский партизан женился на американской юристке! Протест по поводу убийства владельца отеля заставил правительство Буша урезать на несколько миллионов долларов военную помощь Гватемале, хотя агентство продолжало оказывать собственную финансовую поддержку гватемальской военной разведке. «Численность сотрудников отделения ЦРУ в Гватемале была примерно вдвое больше необходимой», – сказал в интервью Томас Струук, американский посол в Гватемале с 1989 по 1992 год, но это вовсе не помогало в составлении четких и своевременных донесений о событиях в стране. Шеф отделения Фред Браггер оказался не в состоянии проинформировать посла Струука, что гватемальский полковник, главный подозреваемый в этом деле, являлся агентом ЦРУ. «Они мне не только ничего не сказали, – вспоминал посол, – они не доложили моему боссу, госсекретарю, и конгрессу. Это было просто глупо».

Недальновидность обернулась недружелюбием в 1994 году, когда местным резидентом стал Дэн Донахью. В то время как новый американский посол Мэрилин Макэйфи проповедовала права человека и правосудие, ЦРУ сохраняло прежнюю лояльность кровожадной гватемальской разведывательной службе.

Посольство раскололось на две части. «Шеф отделения ЦРУ вошел в мой кабинет и показал мне часть сведений, полученных от гватемальского источника, предполагая, что у меня роман с секретаршей по имени Кэрол Мерфи», – вспоминала Макэйфи. Гватемальские военные установили прослушивающую аппаратуру в спальне посла и записали, по их словам, «сладкое воркование» двух женщин. Потом распространили слух о том, что посол – лесбиянка. Отделение ЦРУ передало эту часть информации, позже известную как «докладная от Мерфи», в Вашингтон, где она получила широкую огласку. «ЦРУ направило это донесение Хиллу, – сказала Макэйфи. – Во всем этом сквозили преступные намерения. Через свои темные каналы ЦРУ просто опорочило посла США».

Тогда как Мэрилин Макэйфи выросла в консервативной семье, была замужем и конечно же не спала ни с какой секретаршей.

Мерфи было еще и кличкой двухлетнего черного пуделя госпожи Макэйфи! И шпионский «жучок» в ее спальне записал слова, которые посол негромко приговаривала, лаская свою собаку!

Таким образом, отделение ЦРУ продемонстрировало более сильную приверженность к своим старым друзьям в гватемальских вооруженных силах, нежели к американскому послу. «Существовали стойкие разногласия между разведкой и политикой, – сказала посол Макэйфи. – Это меня и пугает».

Дейча это тоже напугало. 29 сентября 1995 года, к концу его пятого месяца пребывания на посту директора Центральной разведки, Дейч отправился в футуристического вида амфитеатр на шестьсот мест, выстроенный около входа в штаб‑квартиру ЦРУ. Он собирался сообщить тайной службе ряд дурных известий. Комиссия по внутренним расследованиям в ЦРУ ранее заслушала и изучила свидетельские показания, связанные с событиями в Гватемале. Потом сообщила Дейчу, что тот должен уволить Терри Уорда, латиноамериканского руководителя подразделения секретной службы с 1990 по 1993 год, а затем – руководителя отделения в Швейцарии. Члены комиссии также высказали мнение, что необходимо избавиться и от бывшего резидента в Гватемале Фреда Браггера, а также строго наказать его преемника Дэна Донахью, и сделать так, чтобы тот больше никогда не мог стать руководителем отделения ЦРУ.

По словам Дейча, «в том, как агентство выполнило свою работу» в Гватемале, «обнаружились огромные недостатки». Проблема состояла, как он выразился, в «нехватке искренности» между руководителем отделения и американским послом, между самим отделением и всем Латиноамериканским отделом, между отделом и штаб‑квартирой и, наконец, между агентством и конгрессом.

Редко, очень редко случалось, чтобы кого‑нибудь увольняли из секретной службы. Но Дейч заявил, что собирается поступить именно так, как ему рекомендовала комиссия. Это заявление было встречено в зале с прохладцей. Сотни собравшихся там офицеров пришли в ярость. Решение Дейча символизировало для них столь ненавистную политкорректность. Послышалось негромкое роптание в задних рядах, потом горький смех впереди. Наступил момент, когда директор и секретная служба умыли руки, не желая идти на компромисс друг с другом. Этот же момент окончательно решил судьбу Дейча в ЦРУ.

«Мы хотим, чтобы вы правильно это поняли»

Разрыв был неизбежен. Дейч решил вручить портфель с проблемами секретной службы своему заместителю – Джорджу Тенету. К сорока двум годам Тенет, всегда неустанный и лояльный помощник, пять лет отработал директором штаба сенатского комитета по разведке и два года – в качестве члена Совета национальной безопасности, отвечающего за вопросы разведки. У него был жизненно важный опыт в разрешении тупиковых отношений ЦРУ с конгрессом и Белым домом. И вскоре, посещая отделения тайной службы, он сделал это несколько иначе – не так, как Дейч. Секретную службу он понимал не как назойливую проблему, а как важное дело, которому следует отдать все силы и всячески отстаивать.

«Позвольте мне вам кое‑что объяснить, – обратился Тенет к руководителям подразделений секретной службы. – Есть полтора десятка вещей, в которых мы не потерпим никаких неудач и провалов, преследуя интересы национальной безопасности Соединенных Штатов. Вот чему, по нашему мнению, нам нужно посвятить себя, своих подчиненных, свои деньги, свою языковую подготовку и вообще все свои навыки. Мы хотим, чтобы вы правильно это поняли».

Терроризм вскоре занял верхнюю строчку в списке насущных вопросов у Тенета. Осенью 1995 года из отделения ЦРУ в Судане в штаб‑квартиру агентства и к антитеррористическому королю Белого дома Ричарду Кларку стали поступать угрожающие донесения. Они опирались на слова одного из недавно завербованных агентов ЦРУ. Тот предупреждал о неизбежном разгроме отделения ЦРУ в Судане, нападении на американское посольство и намекал на возможное покушение на видного члена администрации Клинтона.

«Дик Кларк приехал ко мне и сообщил: «Вас скоро взорвут», – вспоминал Тони Лейк, президентский советник по национальной безопасности. «Кто собирается меня взорвать?» – удивился Лейк. «Возможно, иранцы, – ответил Кларк. – А может быть, и суданцы». «После этого я переселился на конспиративную квартиру, а передвигался только в бронированном автомобиле, – рассказывал Лейк. – Никто толком не знал, насколько реальны эти угрозы. Но я подозреваю, что вполне реальны».

Судан служил в те дни международной «расчетной палатой» для не имеющих гражданства террористов. Среди них был и Усама бен Ладен. ЦРУ познакомилось с ним еще в конце 1980‑х. Тогда это был богатый житель Саудовской Аравии, который поддерживал тех же самых афганских мятежников, которых агентство усердно вооружало в священной борьбе против советских угнетателей. Он был известен как видный финансист для тех, кто вынашивал планы по расправе с врагами ислама. ЦРУ никогда не соединяло воедино кусочки и обрывки информации, полученной на бен Ладена и его сеть, чтобы сформировать цельное и последовательное донесение для Белого дома. Не было сделано никакой формальной оценки террористической угрозы в лице этого человека. До тех пор, пока мир сам не узнал его имя…

Бен Ладен возвратился в Саудовскую Аравию, чтобы выступить против присутствия американских войск в регионе после Войны в заливе 1991 года. Саудовское правительство выдворило его из страны, и тогда бен Ладен обосновался в Судане. Шеф отделения ЦРУ в Судане Кофер Блэк был шпионом старой закалки, который к тому же обладал изрядной храбростью и смекалкой. В свое время он помог выследить известного террориста Карлоса по кличке Шакал. Блэк, как мог, следил за перемещениями бен Ладена в Судане, стремясь понять и его мотивы. В январе 1996 года ЦРУ создало антитеррористическое подразделение, сосредоточенное целиком на действиях выходцев из Саудовской Аравии – отделение «Бен Ладен». Имелись опасения, что Усама бен Ладен вот‑вот начнет подбирать себе достойные цели на территории США…

Но в феврале 1996 года ЦРУ, вняв предупреждениям одного из агентов о скором нападении, свернуло операции в Судане. Отделение ЦРУ и американское посольство в Судане были закрыты, а их персонал перемещен в Кению. Принятое решение вызвало активные возражения американского посла Тимоти Карни – человека, обладавшего, наряду с военной дисциплиной, и хорошим дипломатическим чутьем. Он утверждал, что, покидая Судан, Соединенные Штаты совершают опасную ошибку. Он подверг сомнению предупреждения ЦРУ о неизбежном нападении и оказался прав. Агент, который поднял тревогу, как позже выяснилось, оказался лжеинформатором, и ЦРУ формально отозвало примерно сотню донесений, основанных на переданных им сведениях.

Вскоре после этого бен Ладен перебрался в Афганистан. Руководитель группы «Бен Ладен» Майк Шейер решил этим воспользоваться. ЦРУ возобновило контакты с сетью афганских изгнанников на северо‑западе Пакистана, где фактически господствовал племенной строй. «Трайблы», как их называло ЦРУ, помогали в охоте на Мира Амаля Канси, преступника‑боевика, в свое время застрелившего двух офицеров агентства у штаб‑квартиры.

Высказывалась надежда на то, что когда‑нибудь удастся похитить или уничтожить бен Ладена. Но этого дня еще предстояло дождаться… В тот момент под пристальное внимание ЦРУ попал другой человек.

Шеф Ближневосточного подразделения секретной службы Стивен Рихтер два года трудился над планом поддержки военного переворота против Саддама Хусейна. Санкция на операцию исходила от президента Клинтона, и этот приказ в адрес ЦРУ из Белого дома прозвучал в третий раз за последние пять лет. В Иордании группа офицеров ЦРУ встретилась с Мохаммедом Абдуллой Шавани, бывшим командиром иракского спецназа. В Лондоне агентство сговорилось с иракским изгнанником Айядом Алави, возглавлявшим сеть, в которую входили мятежные иракские офицеры и лидеры партии Баас. ЦРУ поддерживало его деньгами и оружием. В Северном Ираке ЦРУ собрало племенных лидеров иракских курдов, возобновив прежний весьма беспокойный «роман».

Несмотря на все усилия ЦРУ, ни одна из этих несоизмеримых и капризных группировок так и не объединилась с другими силами. Агентство вложило много миллионов в попытке завербовать ключевых членов из военно‑политических кругов Саддама. Но этот заговор был сорван Саддамом и его шпионами. 26 июня 1996 года по приказу Хусейна было арестовано по крайней мере двести офицеров вооруженных сил в Багдаде и его окрестностях. Саддам казнил не менее восьмидесяти из них, включая и сыновей генерала Шавани.

«Этот случай с Саддамом был весьма примечателен, – сказал после провала переворота Марк Ловенталь, который был руководителем штаба в комиссии по разведке и старшим аналитиком ЦРУ. – Ну хорошо, вот избавимся мы от Саддама Хусейна. Но кого мы получим взамен? Кто у нас есть из хороших парней в Ираке? Любой, кого мы усадим в президентское кресло в Ираке, вероятнее всего, окажется не выносливее блохи. Поэтому сейчас как раз такой случай, когда должны высказать свое веское слово лица, определяющие политику. Это веское слово на самом деле явно выражало их расстройство». Они оказались не в состоянии разглядеть, что у ЦРУ «нет никакого способа разобраться с Саддамом Хусейном, – сказал он. – Проблема этой операции заключалась в том, что в Ираке ЦРУ не на кого было опереться. А у якобы надежных иракцев, на которых вы так рассчитываете, нет никаких возможностей сделать то, что вы от них хотите. Таким образом, эта операция была обречена на неудачу. Она была невыполнима. Но оперативному руководителю крайне трудно признать: «Г‑н президент, мы не можем этого сделать». Так вот и завершаются операции, которые и начинать‑то не стоило».

«Провал неизбежен»

Дейч привел Клинтона в бешенство, сообщив конгрессу, что ЦРУ не в силах решить проблему Саддама Хусейна. Его семнадцатимесячный срок пребывания на посту директора Центральной разведки завершился. В декабре 1996 года Клинтон после своего переизбрания вывел Дейча из состава правительства. Он обратился к своему советнику по национальной безопасности Тони Лейку, чтобы тот принял предложение, о котором мало кто грезил.

«Это стало бы огромным испытанием, – размышлял Лейк. – Я имел в виду продвижение аналитической составляющей разведки – как источники, так и продукты, – чтобы приспособить ее к требованиям и реалиям мира середины 1990‑х годов. То, что мы получали до сих пор, зачастую выглядело как синтаксический анализ новостей».

Но кандидатуру Лейка не утвердили. Республиканский председатель сенатской комиссии по разведке Ричард Шелби из Алабамы сделал его козлом отпущения за все, что консерваторы сочли неправильным во внешнеполитическом курсе администрации Клинтона. Феномен двухпартийности, который комиссии по разведке поддерживали почти двадцать лет, испарился. Существовала также и скрытая оппозиция Лейку внутри тайной службы. А смысл читался легко: не присылайте нам больше посторонних!

«Для ЦРУ посторонним будет кто угодно», – заметил Лейк.

Это даже близко нельзя было назвать справедливыми и честными слушаниями. 17 марта 1997 года Лейк в гневе удалился, заявив президенту, что не собирается провести здесь еще три месяца, словно «танцующий мишка в политическом цирке». Поэтому «отравленную чашу» вручили Джорджу Тенету, на которого пал единственный возможный выбор. Тенет уже руководил агентством в качестве исполняющего обязанности. Ему предстояло стать пятым директором Центральной разведки за последние шесть лет…

«Невозможно описать ту бурю и разрушения, которые вызвала такая перестановка на высшем уровне, – сказал в интервью Фред Хитц. – Влияние на моральный дух трудно переоценить – в смысле его крайне разрушительного эффекта. У вас возникает вопрос: кто здесь главный? Разве там, наверху, не понимают, чем мы здесь занимаемся? Разве они до сих пор не в курсе, какова наша миссия?»

Тенет знал, в чем состояла эта миссия: спасти ЦРУ. Но агентство подошло к концу «американского века»[41], обремененное кадровой системой, изобретенной в далеких 1880‑х; она представляла собой информационный ленточный конвейер, напоминающий сборочные линии 1920‑х годов, и бюрократией, корни которой восходили к 1950‑м годам. Агентство перемещало людей и деньги способами, которые напоминали сталинские пятилетки. Его способность собирать и анализировать секреты рушилась, распадалась на части, по мере стремительного развития века информации, когда Интернет облегчил методы шифрования – преобразование языка в коды, – сделав это универсальным средством. Секретная служба стала местом, где «большие успехи – явление редкое, а провалы превратились в привычную рутину», как отмечалось в докладе комиссии по разведке.

Эти провалы в очередной раз стали главной новостью. Шпионские возможности ЦРУ снова были подорваны изнутри предателем. Гарольд Дж. Николсон, работавший руководителем отделения в Румынии, в течение двух лет поработал главным инструктором на «Ферме» – в учебном центре ЦРУ в окрестностях Уильямсбурга, штат Вирджиния. Он шпионил в пользу Москвы с 1994 года, продавая русским досье на сотрудников ЦРУ, работавших за границей, и личности всех новых офицеров, окончивших «Ферму» в 1994, 1995 и 1996 годах. ЦРУ сообщило федеральному судье, который приговорил Николсона к двадцати трем годам тюремного заключения, что невозможно оценить ущерб, который он нанес операциям агентства во всем мире. Были загублены трехлетние карьеры многочисленных стажеров ЦРУ; «сгорев», они больше не могли служить за границей.

18 июня 1997 года, за три недели до приведения к присяге Тенета, новый отчет комиссии по разведке окончательно стер остатки гордого представления о том, что ЦРУ является первой линией обороны. Комиссия во главе с Портером Дж. Госсом сообщила, что агентство переполнено неопытными офицерами, неспособными говорить на языках и понимать расстановку политических сил в странах, которые они курировали. По мнению комиссии, у ЦРУ мало возможностей к сбору разведывательных данных путем шпионажа и таких возможностей становится все меньше и меньше. Она заключила, что ЦРУ недостает необходимой «глубины, широты и компетенции, чтобы контролировать политическую, военную и экономическую обстановку в мире».

Позднее тем же летом профессиональный разведчик по имени Расс Трейверс опубликовал примечательное эссе во внутреннем журнале ЦРУ. Он заявил, что возможности Америки по сбору и анализу разведданных уже не те, что прежде. В течение многих лет, писал он, лидеры американской разведки настаивали, что ведут агентство по верному пути. Это было мифом. «Мы подстраиваем свои структуры и незначительно изменяем наши программы…» Но «мы все чаще и чаще начинаем совершать ошибки, – предупредил он. – Мы оторвались от наших основ – от сбора и непредвзятого анализа фактов».

Для будущих лидеров ЦРУ Трейверс предложил свое пророчество. «Год 2001»: «С наступлением нового века анализ утратил былую целостность. Сообщество все еще способно собрать «факты», но аналитики давно подавлены объемом доступной информации и больше не в состоянии отделить значимые факты от «фонового шума». Качество анализа все больше и больше вызывает подозрение… У аналитиков имеются данные, но мы не в состоянии полностью осознать их значение…

С наступлением 2001 года провал разведки неизбежен».