I. Становление средневековой философии

Становление средневековой философии является очень своеобразным моментом истории философии. Завершающаяся античная философия в лице неоплатонизма уже не является только философией. Возникающее новое религиозное мировоззрение еще не является канонической религией. В результате, с одной стороны, всякая философия объявляется язычеством и ересью, а с другой – выдвигается задача создать новую богооткровенную философию.

Перед этой философией жестко ставится не философская, а богословская задача – быть вспомогательным инструментом богооткровения. Она почти полностью теряет собственную теоретическую «вселенную». Ее проблемами становятся проблемы богословские. Собственно философской в средневековой культуре остается только одна «пограничная» проблема: соотношение веры и разума, и шире религии и философии. Поэтому самой общей характеристикой этой философии является приходящий на смену космоцентризму теоцентризм – размышление о Боге и божественном.

1. Сложность определения средневековой философии.

Определение средневековой философии оказывается сложной задачей. Связывая эту философию с новым религиозным христианским сознанием, мы должны отнести ее возникновение к I веку нашей эры. Но в период I – V вв. философию представляет поздний эллинизм. Император Юстиниан закрывает платоновскую Академию лишь в начале 6 века, завершив тем самым гонения на языческую философию. С другой стороны, нужно признать присутствие теоцентристской философии и в XIX, и в XX веках.

Взгляд через понятие «средние века» также неопределенен, т.к. само это понятие не является четко установленным. Этим термином может обозначаться период со II по XV века – период развития латинской литературы от римских императоров Антонионов до возрождения наук (для обозначения которого он и введен в научный обиход в 1671 г. Ди Санде). Может – промежуток от IV до XV веков – принятие Римской империей христианства при Константине и взятие турками Константинополя (первым предложил историк Христофор Келлер). Или время с конца V до середины XVII века – время феодализма (как, например, для исторического материализма). Или даже огромный исторический отрезок со II по XVIII века – время, сохраняющее определенный тип культуры, определенный образ жизни (например, французский медиевист Жак Ле Гофф).

Поэтому для определения средневековой философии используют самые общие и широкие характеристики. Ее именуют особым типом мыслительной культуры, характерным для Европы и Ближнего Востока в период становления и упрочения монотеистических религий. Или же теоцентристской философией, которая возникает тогда, когда философия сознательно ставит себя на службу теологии, и завершает свое существование тогда, когда союз между богооткровенной теологией и философией распадается.

Схематично в развитии средневековой философии можно выделить четыре этапа.

1. Период возникновения – патристика (учение отцов церкви), II – V века. (Филон Александрийский, Тертуллиан, Ориген, Августин, Климент Александрийский, Григорий Назианский, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст и др.).

2. Ранняя схоластика, V – XII века. (Эриугена, Боэций, Ансельм Кентерберийский, Иоанн Росцелин, Пьер Абеляр и др.).

3. Расцвет схоластики, XIII век. (Альберт Великий, Фома Аквинский и Роджер Бэкон и др.).

4. Поздняя схоластика, XVI – XV века. (Дунс Скотт и Уильям Оккам и др.).

2. Христианская вера и античная философия.

Общепризнанным считается то обстоятельство, что на формирование средневековой философии повлияли равно два обстоятельства: античная философия и христианская вера. Вопрос о том, как могли соединиться столь разнородные духовные феномены, является важнейшим исходным вопросом средневековой философии.

А). Необходимость философии для религии. Философское ядро религии. Основой любой монотеистической религии является тот или иной канонический текст (совокупность текстов) и связанная с ним мифология. В христианской религии – это Библия. Библия есть слово Божие, послание Бога, и как таковое оно может быть объектом только веры. Дж. Реале и Д. Антисери справедливо замечают, что «всякий, кто полагает, что можно взять в скобки веру и прочесть Библию взглядом ученого, как это можно по отношению к текстам Платона и Аристотеля, совершает противоестественную вивисекцию духа, разделяющую его с текстом. Библия решительно меняет свой смысл в зависимости от того, кто ее читает, – верующий, или неверующий в то, что это «Слово Божие»[138].

При этом библейское миропонимание, несомненно, содержит в себе энергию фундаментальных, философски-масштабных идей относительно мира и человека, которые стремятся к собственному обозначению. Это движение вызвано и особенностями человеческой мысли и психики – с одной стороны, и развитием церкви как особого социально-духовного института – с другой. Вера стремится прорасти «логиями», сформировать новую теоретичность.

Изначально неструктурированное религиозное сознание концентрируется вокруг деятельности пророков, их жизни и их слова. Можно сказать, что пророческие состояния социализируются и формализируются в среде их приверженцев. Постепенно вызревают «ячейки» религии (а не просто религиозного сознания), которые вырабатывают систему защиты по отношению к враждебному социокультурному окружению, и осуществляют мощную работу по самосозиданию, что требует все более строгой систематизации и катехизации интуиций начальной веры.

Далее возникает апостольская церковь, как внутренне и внешне оформленный феномен, как завоеванное, но еще не общепризнанное социальное пространство веры. Решение задачи общепризнанности берут на себя апологеты, пришедшие на смену апостолам, а затем отцы церкви. Их деятельность создает церкви признанное прочное социальное положение и приводит к вытеснению апостольской церкви епископской.

Главной задачей отцов церкви, в теоретическом отношении, была селекция языческой философии. Они стремились найти в ней созвучные христианству идеи, а также важнейшие элементы недостающего концептуализма для нового миросозерцания. Это и есть точка смены философского космоцентризма на теоцентризм, характеризующаяся гонениями на философию и поиском опоры в ней.

Поэтому отцы церкви не являются еще богословами в полном смысле этого слова. В их мысли изначально присутствует глубинный проблематизм, связанный с обращением к концептуальному аппарату иной, чужой культуры, которой при этом пренебрегают. Но в результате этого позже совершается, по словам Х. Ортеги-и-Гассета, богословская измена подлинной исходной интуиции христианства[139]. Религиозное сознание все время напряжено и «ранено» антитезой «вера – разум».

Б). Неизбежность религиозного содержания в философии. Античная же философия, не только в виде неоплатонизма, очень органично приняла на себя роль теоретической базы христианской религии. Всей логикой своего собственного развития эта философия двигалась к собственному финалу в виде ассимиляции с религией. Это связано с концентрацией интереса античной философии вокруг интуиции наисовершеннейшего, лучшего, изумительного. В целом вокруг универсального, непререкаемого, абсолютного Блага. Блага как состояния преодоленности соматического (телесного), несовершенного, вещного.

Изречение Питтака: «Трудно быть хорошим!» – символизирует собой эту исходную интуицию античности, которая точно попадает в резонанс с исходными библейскими интуициями. В «Еклисиасте», например, говорится: «Много таких вещей, которые умножают суету: что же для человека лучшее?» и дается ответ: «Веселиться и делать доброе в жизни своей»[140].

Но в отличие от библейского мировидения, античная философия – область рациональности. В ней всегда реализуется тенденция рационального обоснования исходных чувственных и этических интуиций («Знай себя»). По отношению же к интуиции Блага задача такой рационализации оказывается невыполнимой. В рациональной конструкции Блага всегда остается некоторое незаполненное рациональностью пространство убеждения. Убеждения в том, чтo задаваться вопросом о непререкаемости Блага — неуместно и бессмысленно.

Это очевидно представлено в доминирующей античной интерпретации идеи Блага. Благо – это соединения Знания и Добра. Такое Благо в человеке – калокагатия. Именно в таком качестве, и лишь в таком качестве, оно является «гегемоном» нашей жизни и финальной причиной нашего теоретизирования, венчающегося знанием. Это значит, что знание как высшая мудрость – не просто сумма знаний, а интегральный опыт добра. И только опираясь на такой опыт, наше знание может становиться наукой, которая, в свою очередь, может принимать вид системы знаний. Сам же этот опыт принимается без-условно, без-основно, не в акте знания, а в акте веры.

При этом нужно заметить, что нерационализируемое представление о наилучшем и Благе имеет в античной философии достаточно трагическую эволюцию. Его образ постепенно меняется, переходя от живого великолепного космоса к нетленным идеям и сущностям и, наконец, к великолепному имперскому устройству.[141] Такое развитие провоцирует убеждение, что такое «лучшее» – духовный, нравственный и социальный тупик для людей. Действительно же лучшим является то, что считается в античном мире наихудшим – смирение духовной гордыни и полагание на волю Божию.

Впервые сращивание греческой философии и мифологического библейского мировоззрения происходит в завершенной форме в учении Филона Александрийского (Иудейского). У него философия персонифицируется, а библейская мифология деперсонифицируется. Идеи становятся демонами и ангелами, и наоборот, небесные духи становятся похожими на идеи. Логос – сыном Божиим, и наоборот. Яхве как высшее живое единство – Богом-сущностью и перво-двигателем, и наоборот.

3. Фидеизм – мировоззрение патристики.

Такое взаимодополнение христианской веры и античной философии формирует феномен фидеизма (культа веры), если и оставляющего знанию какую-то роль, то только подчиненную. Фидеизм является «почвой» теоретических построений средневековой философии. Его основной пафос – усмирение разума. Этот пафос можно найти ясно выраженным уже у Апостола Павла: «Мудрость мира сего есть безумие перед Богом»[142]; «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых»[143]; «Смотрите братия, чтобы кто не увлек вас философиею!»[144].

Но первым ярким представителем фидеизма считается Квинт Семптий Флоренс Тертуллиан (ок. 160 – ок. 230). Тертуллиана называют воинствующим фидеистом. Он утверждает абсолютную несоразмерность веры и разума и отказывается от философии и рационализма в самых радикальных формах. (В конце жизни он порывает даже с церковью, которую упрекает в непоследовательном проведении принципов веры, аскетизма и мученичества.)

Он убежден, что всякая философия еретична. Он и начинает широко употреблять греческое слово «ересь», что означает: свободный выбор (прямое значение – взятие, овладение, захват, свобода выбора, выборы, выбор, избрание). Философы – «умы строптивые и презрительные», поэтому они все – еретики. Они надеются отыскать собственными силами истину. На caмом же деле все еретические учения возникли после истины. «Истина существовала изначально, а заблуждение явилось впоследствии»[145]. Критериями подлинной истины являются одинаковость, единодушие и древность. Единственная подлинная истина – от Бога. Философские и религиозные ереси – от дьявола. «Мы не нуждаемся ни в любопытстве после Иисуса Христа, ни в изысканиях после Евангелия»[146], – провозглашает Тертуллиан.

В трактате «О плоти Христовой» находится знаменитое высказывание Тертуллиана: «Верую, ибо абсурдно!», ставшее «знаменем» фидеизма. Точнее, там впервые высказывается эта идея в более развернутом и сложном рассуждении о возможном стыде за Христа. Он говорит: «Я не нахожу причин для стыда, которые показывали бы, что я, презирая стыд, счастливо бесстыден и спасительно глуп. Сын Божий распят – это не стыдно, ибо достойно стыда; и умер сын Божий – это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребенный, воскрес – это несомненно, ибо невозможно»[147]. И далее он провозглашает: «Ты не будешь мудрым, если не станешь немудрым для мира и не уверуешь в немудрое Бога»[148].

Главной позитивной доминантой фидеизма является любовь: любовь к Богу и любовь к ближнему в Боге. Это особая любовь-благодать. Это не Эрос, а Агапе (дар, благодать). Это не динамическая, завоевывающая, возвышающая сила, это сила умиления, смирения, благоговения. Агапе – любовь-послушание, любовь как стремление прикоснуться верой к Богу, любовь как спасение души, любовь как профетизм, т.е. душевное провидение, неаргументированное убеждение, привлечение в союзники по вере.

Вера-fides является мощной концентрацией религиозного чувства, заполонившего человека, и потому отторгающего всякую философию. Но становление средневековой мысли предполагает и иное выражение веры – credo (вера, основанная на понимании). Вера-credo не отторгает радикально философии, она стремится к единству религии и философии. Веpa-любовь и вера-понимание образуют глубинную мировоззренческую дилемму средневековой культуры.

4. Схоластика как основа мыслительной культуры средневековья.

Вера является фундаментом, содержанием и предметом средневековой схоластики. В самом широком значении термин схоластика употребляется как синоним средневековой философии в целом, или богословия, пользующегося методом схоластики. В узком, прямом значении слова, схоластика – это «школьная философия», способ и результат обучения богословским и иным знаниям в монастырских школах и церковных университетах.

Задачей философии как схоластики было не размышление о действительности (любой: материальной, экзистенциальной, духовной), а поиск рациональных путей доказательства истинности того, что провозглашала вера. Философия должна была обеспечить развитие способности воспринимать и передавать знания, возникшие на основе откровения у отцов церкви. Философия – логико-технический, диалектический инструментарий теологии. Схоластически организованное богословие и есть собственно теология – учение о Боге, совокупность религиозных доктрин о сущности и действиях Бога. Схоластика – фундаментальный метод теологии.

В процессе исторического развития средневековой мысли предмет схоластических штудий и споров становился все более отвлеченным как от реальной действительности, так и от живой связи человека с предметом веры. Беспредметность такого богословия становилась очевидным фактом – фактом вымороченной мысли о вымученно созданных понятиях и субстанциях. Это определило то обстоятельство, что за словом схоластика со временем закрепилось еще одно значение: беспредметное словопрение – внешнее, формально очень искусное, но бессмысленное по содержанию.

В рамках схоластики мысль полностью зависела от богословского наполнения, как идеологически, так и теоретически. У средневековой философии нет иного проблемного поля, помимо богословской тематики. Так, философская онтология разрабатывается в рамках «тринитарных споров». Гносеология связана с учением об откровении. Антропология и психология представлены христологическими спорами. Представления о человеческой личности – рассуждениями о связи Души и Бога, о первенстве души над телом и ее бессмертии. Учение о смыслах, образах и символах – в иконоборческих спорах, и т.п.

Главным звеном, соединяющим философию и вероучение, был Символ веры, утвержденный на Никейском и Константинопольском соборах. Символ веры – это аккумуляция важнейших догматов веры, получающих предписательный и социально значимый характер.

Никейский Собор (325 г.) провозгласил Символ веры основой и истоком узаконенного христианства. Им предписывалась бескомпромиссная вера в сотворение мира и человека Богом. Бог – творец как невидимого (ангелы, архангелы и т.д.), так и видимого (природа и люди) миров. И вера в Троицу, в то, что Бог един и троичен, выступает как единый в трех ипостасях: отца, сына и святого духа.

Константинопольский Собор (381 г.) закрепляет эти догматы и добавляет к ним: обязательную веру в грехопадение людей как источник зла; в воплощение Бога в лице Христа; в воскресение Христа после его мучительной смерти; в вознесение Христа на небо; во второе пришествие Христа; в грядущий страшный суд, завершающийся вечной наградой рая для праведников и вечной мукой ада для грешников.

Следует добавить, что философско-богословская мысль, руководимая такими догматами, имела очень необычный способ существования. Она была направлена не на доказательное размышление, а на утверждение религиозной истины, как высшей истины жизни, на постижение изначально данных религиозных смыслов, представленных в образах-символах, в иконах. Такие истины были предметом обсуждения на Соборах, и в результате либо принимались, либо подвергались проклятию, анафеме, вместе с людьми, их отстаивающими, судьба которых после этого была крайне трагичной.

Столь необычный характер существования и функционирования богословско-философской мысли в культуре усиливался и еще двумя обстоятельствами. Во-первых, внутриконфессиональная дифференциация (богословская и социокультурная одновременно). Во-вторых, особенностями процессов социализации новой религии.

5. Западное и восточное богословие.

Основное деление христианства – это разделение на восточную и западную церкви. Между восточным и западным богословием нет абсолютно непроходимой грани, но существенные различия выявились уже в деятельности отцов церкви, которых достаточно быстро разделили на две группы совсем не только по географическому признаку.

Это деление связано с пониманием сути и «конструкции» веры, ее рационального и мистически-духовного наполнения. И во многом это различие теологии и теософии. Если теология – учение о Боге, то теософия (божественная мудрость) – высшее мистическое знание о Боге и божественных таинствах, достигаемое непосредственным созерцанием. Различие экзистенциальных пафосов этих двух типов богословия зафиксировано в двух известных «девизах»: теологии – «Бери, читай!», теософии – «Приходи, живи!».

Богословское содержание двух направлений различается толкованием Символа веры (прежде всего введением католицизмом в догмат Троицы «принципа филиокве» – исхождения святого духа не только от отца, но и от сына). Философское различие связано с пониманием соотношения веры и разума.

Теология стремится к рационализации веры, к достижению гармонического отношения веры и разума. Содержание веры есть Слово Божие, обращенное к человеку. Но человек должен суметь понять это Слово. Вера, данная в откровении и опирающаяся на догмат, должна быть усвоена. Обретение веры, движение к Богу – это путь долгих исканий и падений, которые могут быть залогом того, что на человека снизойдет благодать веры. И это обретение веры вновь означает обязанность человека на самостоятельное разумное ее усвоение и толкование.

В теософии мотив веры как особого мистического состояния души становится абсолютно доминирующим. Теософия опирается на традиции таинственного и апофатического богословия. Первое есть славословие неопределимости и неописуемости Бога. Второе есть отрицательное описание Бога, указывающее на его принципиальную непохожесть на все земное, проистекающее из него. Апофатическое богословие – антипод катафатического (утверждающего) богословия, которое описывает Бога посредством позитивных атрибутов и обозначений.

Наиболее выразительной формой теологического рационализма является философия Ф. Аквинского – томизм, ставший фактически официальной доктриной Ватикана. Среди теософских воззрений – это исихазм (паломизм), выступивший с проповедью «очищения сердца» молчанием, слезами, отрешенностью и аскетизмом.

Теологи стремятся воссоздать и прописать Слово Божие. Теософы претендуют на роль ретрансляторов непостижимой божественной мудрости. Теология – учение о Боге, опирающееся на откровение и догматы. Теософия – учение о божественном, постижимом субъективным мистическим опытом, стремящееся изложить этот опыт в виде связной проповеднической системы.

6. Новая богословская мысль и процессы христианизации.

Еще одним важным моментом, определяющим специфику средневековой мысли, является ее зависимость от процессов социализации нового вероучения, процессов христианизации общества и создания новой богословской системы образования.

Основной задачей церкви было не только выражение нового миросозерцания, но и обращение как можно большего числа людей в истинную веру. Большинство же населения составляла крестьянская масса, которая жила естественными природными циклами и воспринимала мир в структурах мифологического языческого мировоззрения. Необходимо было извергнуть человека из мифа, космоса, полиса и поместить его в состояние одного универсального отношения – личного отношения к Богу, при этом опосредованное догматом и церковным учением.

Обычный человек оставлял мало надежд для сообразования его по Христу и согласно догмату, поэтому возникала потребность медленного и упорного пересозидания человека и его образа жизни. Важнейшим инструментом этого стало духовное и церковное назидание. Возникли разнообразнейшие рекомендательные тексты, восполняющих отсутствие самостоятельных этик. Например, агиография (жития святых), сборники примеров (exempla), описывающие правильные и неправильные с точки зрения религии и морали поступки, пенетенциалии (покаянные книги) и т.п.

Но и богословски образованные люди сталкивались со сложнейшей проблемой интерпретации библейских текстов и откровения отцов церкви. Для облегчения их обучения стали создаваться своеобразные «учебники», которые назывались «глоссами» и «Суммами изречений». На них основывались и наиболее значительные теоретические разработки богословия, такие, как «Сумма теологии» Ф. Аквинского.

Все это делало мысль средневековья пророчески-миссионерской, назидательной и спасительной, организующейся как мозаика сентенций и цитат. Слово Бога незаметно оборачивалось всего лишь словом цитаты. Возникло странное единство бытийственной задачи духовного спасения человека и мелко-навязчивого, почти жеманного в своих действиях, обучения догмату. Достаточно банальная задача – достичь удобства усвоения – оказалась естественным, но выхолощенным финалом осуществления исходной фундаментальнейшей задачи религиозного миросозерцания – задачи спасения души через веру.

Вывод. Средневековая философия была очень необычным явлением. Ее характер определялся особенностями мыслительной культуры средневековья[149], к которым относятся:

– ретроспективность и традиционализм. Т.е. обращенность в прошлое, основанная на принципе: чем древнее, тем подлиннее.

– экзегетизм. Экзегетика – искусство расшифровки, толкования, разъяснения священного писания. Философ – экзегет, постигающий в меру человеческих возможностей Слово Божие.

– иконографичность. Воплощенность мысли в завершенный живой образ. При этом сам образ понимается как наглядно-поучительно данная объективность. Философ, следуя за верой, должен достичь ekstasia, в котором личность отчуждается в пользу авторитета, либо персонального представленного (собственно «лик»), либо аутентичности Писания как такового. Жизнь, а не только мысль, все время соотносится с образом Божиим, представ­ленным иконой и текстом.

– абстрактный концептуализм. Создание и использование сложной конструкции из зачастую искусственных и надуманных понятий (концептов), которые помимо исходного богословского содержания наполнялись и содержанием абстрактно-теоретическим. Эти понятия призваны были создать науку, не противоречащую иконе. Средневековые схоласты предприняли вторую после Аристотеля попытку создания универсального категориального аппарата

– мозаичность. Слово Бога постепенно превращалось в удобные цитаты (или как их тогда называли «сентенции» и даже просто «цветки»). Мысль была равнодушна к собственной теоретичности, системности, монолитности.

– особый самоуглубленный психологизм, неизвестный античности. Строгое заинтересованное внимание к собственной духовной жизни, значимой как путь к Богу, как востребование веры. Не случайно возникновение в это время жанра автобиографий-исповедей («Исповедь» Августина, «История моих бедствий» П. Абеляра) и создание многочисленных трактатов «О душе» как богословско-этических (а не только психологических) текстов.