II. Основные школы и персоналии античной философии. 8 page

Главным правилом этого искусства является выработка умения по возможности максимально наслаждаться жизнью, но так, чтобы при всяких обстоятельствах оставаться господином самого себя и окружающих условий. Нужно уметь во всём отыскивать для себя лучшую сторону, собственным умом, рассудительностью обеспечить себе светлое душевное настроение и доброжелательное отношение к жизни и другим людям. Не случайно Платон сказал об Аристиппе: «Тебе одному одинаково дано ходить как в мантии, так и в лохмотьях»[127].

Поскольку, по мнению киренаиков, выбирая принцип наслаждения, разумный человек не подчиняется наслаждению, а управляет им, то сама суть наслаждения получает возможность быть как просто телесным удовольствием, так и высшим блаженством – духовной свободой. В соответствии с этим эволюционизирует и философия киренаиков: от первого - ко второму, их философия приближается как к воззрениям Эпикура, так и к воззрениям стоиков.

В). Эллинистические школы и становление христианства. Сократические школы – преддверие эллинистических идей. Наиболее крупные направления собственно эллинизма, в отличие от сократических школ, развивались не только в соответствии с логикой становления самой философии, но во многом и под влиянием неизбежного сопоставления и противопоставления нарождающемуся и укрепляющемуся новому монотеистическому мировоззрению – христианству. В этом противопоставлении каждая школа реализовывала собственную позицию.

Стоики последовательно противостояли христианству, утверждая возможность достойной жизни и по философии. Эпикурейская философия стремилась замкнуться и уйти от этого противостояния. А скептики многократно усилили это миросозерцание своей иронией и сомнением. Неоплатонизм же становится первой формой религиозной философии, соединяясь с новым мировидением.

Г). Философия стоиков. Стоическая школа была основана Зеноном из Кития (или Китона). (ок. 336 - 264 гг. до н.э.). Его ученики назывались сначала зенониками, а лишь потом – стоиками, по месту их сборов. Это была Расписная «стоа» (портик, колоннада, открытая галерея с колоннами), названная так потому, что была расписана известным греческим живописцем Полигнотом.

История стоической школы может быть разделена на три периода: древняя стоя (III – II вв. до н.э.) – кроме самого Зенона сюда относятся Клеанф и Хризипп; средняя стоя (II – I вв. до н.э.) – Понетий, Посидоний; поздняя стоя (нач. н.э.) – римск. философы Эпиктет, Сенека, Муссоний Руф, Марк Аврелий.

а). К философии Зенона привела потребность найти твёрдые основания и поддержку в жизни как телесной, так к духовной. К этому толкали обстоятельства его личной судьбы и судьбы его страны, потерявшей независимость и клонившейся к упадку. Считают, что в 30 лет, потерпев кораблекрушение, потеряв значительный груз и едва не погибнув сам, он с трудом добрался до Афин, где в книжной лавке зачитался воспоминаниями Ксенофонта о Сократе. Придя в совершенный восторг, он замучил книгопродавца вопросами, где можно найти людей, подобных Сократу. В это время мимо лавки проходил киник Кратер, и продавец, указав на него, сказал: «Вот за ним и ступай!».

Примкнув к киникам, он, однако так и не смог до конца перенять их «бесстыдства», оказавшись одним из тех, кто, по словам Диогена Синопского, знал укоры совести, и, сменив двух учителей, он стал слушателем платоновской академии, и только после этого основал собственную школу, в философии которой удивительным образом сочетались сократические и кинические начала.

б). Таким общим началом было убеждение, что подлинный разум – практическое ориентирование человека в жизни, при этом стоики полагают, что всякая наука должна быть, в сущности, этикой, с тем, чтобы возможно было методично и обоснованно противостоять всегда неизбежным в жизни киническим воззрениям, преодолевать киника в себе.

Стоики стремятся преодолеть ощущение неустойчивости статуса человека в мире гибнущей культуры и цивилизации и ослабления связей человека с социумом, противопоставив этому ощущению идею зависимости человека от высшей силы (Логоса, Природы, Бога), управляющей всем существующим, силы, которую человек признаёт над собой добровольно. Благодаря этому бездомный, необитаемый, вызывающий мир киников необходимым образом меняется на мир долженствования, дисциплины, организованности, воздержанности.

Этот организованный мир организованного человека может открываться философии, высшей мудрости, которая соединяет в себя физику, логику и этику. При этом для стоиков было важно, что все эти разделы не «разделяют» философию, а образуют единство «под эгидой» логики, они предполагают, определяют и довершают друг друга, раскрывая глобальные: «Что?», «Как?» и «Зачем?»

в). Физика стоиков соединяет в себе идеи гераклитовской диалектики и сократовско-платоновской теологии. Физика устремлена к поиску последних оснований и сути вселенной и фактически является фундаментом для веры в провидение. В ней просматривается тенденция пантеистически и материалистически окрашенного принципиального монизма.

Мир изначально является физическим и телесно-натуральным. Действительное бытие составляют лишь тела и четыре главные элемента: вода, воздух, огонь и земля, поскольку действительным является только то, что страдает и действует. Но мир – не бездуховен, поскольку существует не только конкретно-физическое, но и абстрактно-физическое и теолого-физическое. Первое является ипостасью третьего. Мир телесен, потому что духовен. Бог и природа суть одно и то же, а человек и его душа – часть этой богоприроды.

Действительное – значит действующее. А самым телесным в этом случае оказывается не собственно тело, а сила, в нём заключённая. Сила есть тончайшая материя, которая пронизывает весь мир, поэтому она и является главным субстанциональным началом. Средоточие и организация этой силы есть божество мира, которое стоики чаще всего называют Логосом.

Эта божественная сила – душа и разум мира, пронизывающие его как дуновение, световой эфир. Стоики называют её первосилой, пневмой, напряжением, тонусом художественно-зиждительным огнём, который оживляет всё вещественное, делает вещество телами. Природа в представлении стоиков – художница, рисующая этим огнём весь телесный мир, являющийся модификациями божественной силы.

Божество и мир – одна и та же сущность, одна из частей которой принимает вид мира. Божество имеет пребывание и живёт эманацией (истечением, распространением). Из места своего пребывания (либо на самой крайней окружности мира, либо в его середине, либо на Солнце) божество эманирует в мир. Поэтому мир целесообразен, целеустремлён. Всё в нём происходит согласно внутренней и абсолютной необходимости. Разумно самотворящийся космос и есть Бог.

Чтобы образовать мир, Божество в виде самого высшего духовного вещества – огня, превращается сначала в огненный пар, затем в воздух и воду. Часть воды остывает в виде земли, часть остаётся водой, а часть превращается в новый воздух, из которого вновь воспламеняется огонь. Душа мира сохраняется в своём пребывании, а тело живёт циклами, время от времени погибая в мировом пожаре. Вселенная существует «мировыми годами», разделёнными «всемирными пожарами». Длительность такого «года» – 10800 лет.

Между «пожарами» мир существует как один, конечный, замкнутый, целостный, сферический. Вокруг него бестелесная пустота, и всё это есть нечто или сущее. Природа существует в постоянном движении, качественном изменении и напряжении пневмы. В зависимости от напряжения пневмы в различных местах образуются различные тела. В месте максимального напряжения находится стоический мудрец – идеальный человек.

Физика стоиков предстаёт как овеществлённое лицо судьбы, и её часто справедливо называют физикотеологией. Точно также как физику мира определяет Логос, «физику» как раздел философии предваряет «логика», с которой и должна начинаться собственно философская теория. «Алогичной» философии быть не может.

г). Логика стоиков имеет ту же внутреннюю модель, что и физика. Также восходит от более очевидного к божественному, и также понимает очевидное как изначальное, а божественное как управляющее. Также предполагает единую первичную мировую среду, по-разному сконцентрированную в феноменах мысли и культуры.

Предметами логики являются знания и слова, это, соответственно, «духовная» и «материальная» субстанции логики. Знания имеют по преимуществу словесную, а не понятийную форму. А единственным источником знания стоики считали наши ощущения и восприятия существующих тел. Понятия и есть собственно способ, каким наши ощущения становятся знанием, облечённым в слово. Понятия – это имена для обозначения самого главного в «технике», а не в данности нашей мысли. Поэтому понятия «как бы» существуют, т.е. им в мире ничего не соответствует в виде особых идей или форм.

Понять логику – значит понять эти понятийные имена, благодаря которым у нас есть знания и слова. Такое понимание является убеждением. Разумным убеждением в том или ином положении дел, благодаря чему можно постигнуть и суть мира. Это разумное логическое убеждение корениться в физической конструкции мира. Оно является условием напряжения пневмы. Сила мира разумно-убедительна, поэтому возможна и разумная деятельность человека (да и вообще деятельность). Самими физическими законами мира человек обречён на знание и слово.

Знания человека могут быть доказательными и врождёнными (или искусственными и безыскусными, или каталептическими и пролептическими). Первые – понятные, очевидные, теоретические, «постигающие»; вторые – не менее очевидные, но не столь понятные, стихийно-естественные, «ведущие». Условием первых является активное сознательное творчество, условием вторых – пассивность воспринимающей души, её склонность к общераспространённому, архитипическому.

Душа – принцип универсального организма и субстрат всех познавательных процессов. Она есть особого рода тело – «пневма», «тёплое дыхание» – и имеет восемь частей: Гегемоникон (главенствующая часть), пять чувств, способность речи и половую способность.

При этом душа – предельно активный субстрат познания. Во всякий акт познания она вносит собственное одобрение, согласие (синкататезис) или неодобрение, несогласие. Каталептическое постигающее суждение всегда есть акт согласия души на знание. Мудрец никогда не станет давать «согласие» на то, что ещё является неясным, требующим дополнительного разбора. Его «согласие» будет «прочным и твёрдым», основанным на природе вещей. Он далёк от «мнения» – «согласия слабого и ошибочного».

Мудрец всегда стремится к постижению истины и отличает «каталептическую фантазию» (творческую гипотезу), через которую мы постигаем истинность вещественного мира, от «фантазмы» – беспредметного произвольного образа. При этом для осуществления «каталептической фантазии» необходимо, чтобы органы чувств человека находились в нормальном состоянии, он должен быть здоров и трезв, предметы должны быть удобно расположены, восприятие должно быть достаточно длительным и должно подтверждаться последующими восприятиями. Тогда возможно будет точное «схватывание-постижение» телесно-духовного пневматического начала всех вещей, т.е. знание. А в результате будет возможно правильное понимание слова, обозначающего эту пневматическую суть мира и вещей.

Точно также как Бог эманирует в мир, точно также весь мир высказывается в слове, поэтому Бог есть Логос. Бог-Логос, порождающий отдельные «логосы», – «семенной разум», «осеменяющий логос». Точно также как пневмой, весь мир пронизан лектоном («высказанное», «выраженное»), речью ясной, организованной, разумной и продуманной. Весь мир – это «слово-вещи».

Теория лектона – одна из самых главных и сложных частей философии стоиков. Лектон очень многоплановое понятие. Плутарх, например, показывает многосмысленность понятия «лектон» на примере рассуждения о выражении «Не укради». Этому выражению можно дать различные определения. Это – высказывание вообще. Это – приказание. Это – стремление отклонить от определённого поступка и т.п. Вся совокупность подобных смыслов и есть выражение «Не укради», понимаемое как лектон.

Лектон – это особая словесная предметность. Весь мир – мир языка (мир знаков), а лектон – «единица», «атом» этого мира. В нашем знании, выраженном в языке, есть обозначаемое, обозначающее и сам предмет. Обозначаемое и предмет – не одно и то же. Обозначаемое – смысл предмета, данный человеку, «как бы» предмет. Это и есть лектон. Это не чувственное ощущение и не умственное представление, а то, что возникает согласно чувственному и умственному представлению как смысловое содержание, выраженное словом. Именно лектоном является понятие, понятие данное прямо и непосредственно. Это ни физический, ни психический, ни логический феномен.

Мир, представленный через лектон, можно понимать без всякой логики, без всякой эстетики, вообще без всякой науки, понимать всей человеческой сущностью, которая устремлена к стихии осмысленного приближения ко вселенскому смыслу-логосу. Погружаясь в эту стихию, человек овладевает искусством являющегося Логоса, технологией возвещения. «Вовсе не является телом то, что я сейчас высказываю, но оно есть нечто возвещающее о теле». (Сенека)[128]

Душа и лектон делают логику главным познавательным инструментом человека. Она направлена на постижение этих «возвещений»» Вследствие этого слово человека проходит по двум «каналам» – внутренней и внешней речи. Их исследование и является «прикладной» задачей логики.

Внутренняя речь – это мысль, выраженная внутренними знаками («про себя»). Это дума человека наедине с собой и миром. Внешняя речь – собственно слова, выражающие мысль. Причём, с точки зрения стоиков, внутренняя речь зависит от внешней, а не наоборот. Это происходит оттого, что именно внешняя речь точнее следует за лектоном – словесно-предметным пространством мира. Человек свободен в своих речах, но внешняя речь «от имени лектона» дисциплинирует эту свободу, она не превращается в произвол, а это в свою очередь гарантирует и наши ощущения от субъективного произвола.

Изучению всего, что касается внутренней и внешней речи посвящены три важнейшие логические науки: риторика, диалектика, грамматика. Из физики и логики стоиков рождается парадоксальное представление: идей или иных высших начал нет, но мир построен в слове так, как будто они есть, а значит жить нужно так, как будто они есть. Мир не субстанционален, но божественно-технологичен.

д). Отсюда рождается и необычная максималистская этика стоиков. (Рождается в своих теоретических положениях. Своим исходным жизненным пафосом она предвосхищает и предопределяет физику и логику). В мире необходимости человек обладает свободной волей, и даже может быть абсолютно своеволен (вплоть до добровольного ухода из жизни), но не бесстыден, т.е. он не вне благой в целом конструкции мира. Он не выброшен из мира, а значит должен жить, так как будто высшее в мире есть, даже когда оно неочевидно для него. Это значит жить собственной волей по судьбе; в жёстких «дисциплинарных штудиях» учиться следовать судьбе – своей и мира.

Ради своей свободной воли нужно учиться жить в согласии с природой. Наличие свободной воли предполагает, что г лавное в человеке – его разум, и что он является частью мирового разума. Жить сообразно природе – значит жить сообразно разуму.

Разум даёт возможность понять, что самое общее естественное влечение каждого существа – это стремление к самосохранению. Лишь то, что служит самосохранению, имеет для человека достоинство и ведёт к счастью. Самосохранение и определяется через достоинство. Это не витальное стремление, не эгоизм удовольствия, а нравственный долг. Самосохранение – это утверждение собственного достоинства, утверждение себя в собственном достоинстве, «обережение внутреннего гения от поношения и изъяна». И всякое подлинно нравственное действие совпадает с самоутверждением и самосохранением.

Реализация достоинства есть для человека счастье. Счастье и достоинство совпадают между собой. Для разумного существа обеспечить достоинство и счастье может только разум. Разум постигает высшую добродетель – Благо – чистое счастье, не связанное ни с какими внешними условиями – концентрированное утверждение собственного достоинства.

Чистому счастью противостоит чистое зло. Оно есть нравственная негодность как таковая, недостойность, саморазрушение, болезнь души, несвобода от собственных страстей и зависимости от удовольствий, т.е. утрата собственной человеческой природы. Всё остальное в жизни человека нейтрально и, в конце концов, безразлично. Жизнь, здоровье, обладание, честь и т. п. не являются подлинным благом. Смерть, болезнь, позор, бедность не есть подлинное зло.

Счастье достойного и добродетельного человека в свободе от волнений в спокойствии духа и внутренней независимости. В состоянии апатии (бесстрастности), которая есть не слабость, а сила духа и воли, сила, определяемая знанием.

Апатия родственна кинической автаркии, но лишена ее индивидулитичности. Апатия дополняется койнонией – братством, дружественностью, родственностью, симпатией мира и людей. А этом качестве апатия – высшее напряжение пневмы, благодаря которому мудрец становится нечувствительным к страданию (действительно нечувствительным, а не принимающим демонстративно, как киник, такой вид). В результате этого он становится, способным добровольно повиноваться судьбе, и тем самым приобретает силу быть непокорным ей. Он постигает науку правильно желать и воздерживаться и благодаря этому развивать свою личность в противовес всему внешнему. (У древних греков существовала даже пословица: «Воздержаннее даже Зенона»).

Умение правильно жить основывается на знании добродетелей и пороков, на знании их природы, с тем, чтобы уметь их культивировать или преодолевать. К добродетелям относятся: рассудительность, здоровье, мудрость, стойкость; к порокам: неразумие, трусость, неумеренность, несправедливость. Первые – естественные, вторые – противоестественные состояния души. (Так, например, печаль – сжатие души, а удовольствие – неразумное ее возбуждение).

Но все эти умения важны не сами по себе, а как инструмент достижения эвдемонии – процветания, высшего счастья и блаженства как результата гармонии воли человека и воли божества. Стремление к эвдемонии – закон природы, требующий концентрации пневмы, а поэтому и нравственный закон человека, его долг – исполнится в качестве человека.

Поскольку это трудно реализуемо в действительности полностью, то главной «технической» нравственной задачей человека является достижение определённого душевного настроя на исполнение своего долга. Этические знания – инструмент для достижения и поддержания такого настроя. И эти знания имеют не столько действенную, предписательную природу, сколько рекомендательную. Мудрости и эвдемонии нельзя достигнуть путём усилий, но лишь путём усилий по снятию всяких усилий.

Стоический мудрец пребывает всегда в умеренно-радостном состоянии духа. В основе его радости лежит душевное спокойствие, источник которого – сознание хорошо исполненного долга перед миром и своей гармонии с богокосмосом. Это спокойствие не расслабляет, а делает предусмотрительным. Поэтому у него твёрдая, но не догматическая (самодурная) воля, направляемая разумом.

Любовь, как важнейшая действенная сила мира для стоического мудреца заменяется свободой, которая является важнейшей, после мудрости ценностью. Свобода понимается, как познанная необходимость, как способность самостоятельного осознания судьбы.

е). Но самой высшей ценностью не только мудреца, но и мира является космическая симпатия, космическое братство, единство, дружественность. Свобода человека и его самостоятельность имеет смысл только в этой общей цепи дружественности мира.

В человеческой жизни оно проявляется, во-первых, в отношении людей к целому: народу, человеческой природе, космосу, и, во-вторых, в отношении людей друг к другу на основе принципа справедливости. Первое – космополитизм, второе – политика. В соответствии с исходной интуицией эллинизма дифференцированная личность воспринимается как модель и исток космической жизни, тогда космос – мировое государство для такой личности. В отношениях же между людьми главным является тождественность в космополитизме. Все люди тождественны в своём разуме и предназначении.

В соответствии с этим стоики вырабатывают идеал «общественной жизни и единого распорядка», противостоящий идеалу «особых государств и общин, управляемых различными уставами». Плутарх считал, что этот идеал стоиков был воплощён уже Александром Македонским, а в полной мере в ранней Римской империей, для которой стоицизм стал государственной идеологией и религией.

ж). «Переболев» близостью с эклектизмом и платонизмом средней стои, поздняя стоя становится предельно нравоучительной и предписательной. Она вызвала к жизни собственного «Сократа» – Эпиктета, ничего не писавшего, но воплощающего собой стоический образ жизни, и привлекла к себе многих императоров, а Марк Аврелий считается выдающимся философом-стоиком.

Б. Рассел говорит о стоицизме следующее: «Существует действительно элемент «зелёного винограда» в стоицизме. Мы не можем быть счастливы, но мы можем быть хорошими: давайте же представим себе, что пока мы добры, неважно, что мы несчастливы. Эта доктрина героическая и в плохом мире полезная, но она не совсем верна и в основном своем смысле совсем искренна»[129].

Д). Эпикурейская философия. Если стоики выдвигают идеал свободы внутренней жизни ради предельно строгого космического братства и судьбы, то эпикурейцы выдвигают тот же идеал как самодостаточный, составляющий основу наслаждения жизнью. Требованию внутренней дисциплины противостоит пожелание безмятежности. Именно Эпикуру приписывается максима: «проживи незаметно».

Эпикур родился в 342/1 г. до н.э. вероятнее всего на Самосе. По его утверждениям он пристрастился в философии с 14 лет. Поэтому в 18 лет он оказался в Афинах, но не надолго, около десяти последующих лет пробыл в городах Малой Азии, где приобщился к учению Демокрита. В 311 году он создаёт свою школу, вначале в Митилене, затем в Лампсаке, а с 307 г. до н.э.– в Афинах. Его школа получает название «Сад Эпикура», вероятнее всего потому, что обучение действительно проходило в саду, принадлежавшем философу.

Среди обучавшихся были не только «обычные» ученики, но его родственники, дети друзей, рабы и даже гетеры, что послужило поводом для многих несправедливых упрёков. Община, которую составили ученики Эпикура, жила очень простой, естественной и скромной жизнью. Скончался Эпикур в 270/1 г. до н.э. от долгой тяжелой болезни. Его болезненность была единственным обстоятельством, которое нарушало покой и размеренность его жизни. Это могло и серьёзно повлиять на характер его философии. Рассел говорит, что его философия это «философия болезненного человека, предназначенная для того, чтобы соответствовать миру, в котором рискованное счастье стало вряд ли возможным».

а). Этическая составляющая эпикурейской философии является ведущей, хотя сам Эпикур выделял в философии три составные части: физику, канонику (теория познания, логика, методология) и этику. Но эпикурейская этика объединяется с эстетикой, а не с логикой, как у стоиков. В соответствии с главной, выделяемой эпикурейцами этической ценностью – удовольствием, – философия эпикурейства получила название гедонистической (от греческого слова «наслаждение»).

В отличие от Аристотеля Эпикур полагает, что человек не «политическое животное», а существо, индивидуально стремящееся к счастью. Сутью счастья является не благо, а удовольствие. «...Не знаю, что и помыслить добром, если не наслаждение от вкушения от любви, от того, что слышишь, и от красоты, которую видишь»[130] – говорит Эпикур.

Но наслаждение – не просто телесная радость. Преимуществами над телесными наслаждениями обладает наша удивительная способность в первую очередь реагировать на то, что принесет нам наслаждение, а не боль. Эта дифференциация есть основа для контроля над наслаждениями, а значит и добродетели. Добродетель есть благоразумие в погоне за наслаждениями.

Наслаждение не исчерпывается телесным удовольствием. Высшим наслаждением и высшей добродетелью является атараксия (невозмутимость), душевный покой и безмятежность, которые опираются на благоразумие. Благоразумие выше философии, оно – цель философии. Философия – это практическая система, предназначенная воспитывать благоразумие и обеспечивать счастливую жизнь. Только такая философия составляет счастье человека, для неё не требуется особой подготовки в области логики, математики и т.п. и она является здоровьем души, которое должно сопровождать человека в любом возрасте.

Счастье человека заключается в том, чтобы жить, жить без ощущений страха. Добиться этого – задача неимперативной эпикурейской этики. Одновременно это определяет и теоретическую философию Эпикура, и его представления о жизни человеческого сообщества, прежде всего о государстве и религии.

Двумя величайшими источниками страха являются религия и боязнь смерти, связанные между собой. Поэтому он стремился создать метафизику, которая доказала бы, что боги не вмешиваются в людские дела, и что душа погибает вместе с телом. Эти тезисы он понимал как жизнеутверждающие, лежащие в основе естественного взгляда на мир. Сверхъестественные вмешательства в дела природы и человека казались ему источником ужаса, а бессмертие – фатальным для надежды избавиться от боли.

б). Поэтому, следуя Демокриту, он полагал, что всё состоит из атомов и пустоты, и всё подчинено естественной необходимости, атомы по необходимости падают вниз, но не к центру земли, а вниз в некоем абсолютном смысле. Но вследствие своеобразной «свободной воли», которой они обладают, они могут отклоняться от траекторий необходимости, благодаря чему атомы сталкиваются. Это вызывает вихревые движения, и образуются все реальные тела мира.

Душа материальна и состоит из атомов (также как дыхание и тепло). Атомы души распространены по всему телу, поэтому душа смертна. Соединение атомов души во внешних телах рождает ощущение. Тела выбрасывают тонкие нити, которые тянутся, пока не достигнут души, отвечающей своими атомами на воздействие тел. Эти нити могут сохраняться даже при исчезновении тел, их породивших, так возникают сны. Со смертью тела атомы души, её, безусловно, переживающие, теряют способность к ощущению и растворяются в пространстве других атомов.