Предпосылки и становление современного философского мышления 3 page

Теперь предположение об обусловленности опыта со стороны априорных представлений (понятий и категорий). Очевидно, оно вытекало из исходной гипотезы о том, что именно мыслящий с помощью понятий и категорий выделяет (определяет) предмет и связывает существующие знания, создавая таким путем новые (Кант называет такие знания "синтетическими").

«Возможны, - пишет Кант, - лишь два случая, при которых синтетическое представление и его предметы могут сообразоваться, необходимым образом относиться друг к другу и как бы встречаться друг с другом: если предмет делает возможным представление или если представление делает возможным предмет. В первом случае это отношение имеет только эмпирический характер, и представление никоим образом не может быть априорным. Во втором же случае, хотя представление само по себе не создает своего предмета в смысле [его] существования (так как мы не говорим здесь о причинности представления при посредстве воли), тем не менее, оно а priori определяет предмет... всякий опыт содержит в себе кроме чувственного созерцания, посредством которого нечто дается, еще и понятие о предмете, который дан в созерцании или является в нем; поэтому в основе всякого опытного знания лежат понятия о предметах вообще как априорные условия; cледовательно, объективная значимость категорий как априорных понятий должна основываться на том, что опыт возможен (что касается формы мышления) только посредством них... априорные понятия следует признать априорными условиями возможности опыта (будь то возможности созерцания, встречающегося в опыте, или возможности мышления)»28.

Вообще-то говоря, еще Аристотель, обсуждавший и строивший понятия и категории, показал, что научные знания относятся не к эмпирической действительности, а к идеальной, заданной категориями. Когда, например, в "Физике" или "О душе" он выделяет "начала" (а мы бы сегодня сказали – исходные понятия) движения и души, то, во-первых, отождествляя эти объекты с категориями (причины, формы, количества и др.) и анализируя полученные следствия, Аристотель именно сам строит эти начала, приписывая их бытию свойства общезначимости и всеобщности, во-вторых, построив новое понятие (движения и души), он дальше доказывает (как раз на основе этих понятий) различные положения о движении и душе, то есть, как бы выразился Кант, делает эти априорные понятия условиями и созерцания движения и души, и мышления по их поводу. Но Аристотель еще не мог отрефлектировать эти особенности своей мыслительной работы, в частности, потому, что он сам конституирует научное и философское мышление, а также вследствие недостаточного различения самого мышления, определяющих его условий и его продуктов.

Кант же имел перед собой вполне сформировавшееся математическое и естественнонаучное мышление и, кроме того, весь ход развития предшествующей философской мысли подвел его к необходимости четко различать мышление, условия, которые его детерминируют (познаваемые объекты, категории и понятия), и продукты мышления (в одних случаях знания, в других те же самые объекты, понятия и категории). Важно, что и само мышление Кант понимает иначе, чем Аристотель. Последний еще не осознает роль мыслящего (его действия сливаются с действием Разума-Божества), Кант же, опираясь на декартовскую новоевропейскую традицию личности, уже понимает, что именно мыслящий, как он пишет, "сам является творцом опыта", "сам вкладывает" в объект необходимые априорные характеристики, "сам связывает знания и характеристики объекта".

Другое дело, что при такой трактовке возникали проблемы, например, указанный выше вопрос о том, кто же направляет разум (мышление) человека. В Средние века всегда можно было сказать, что Бог, но теперь прямо апеллировать к нему было невозможным. Да, Кант и не обосновывает действие разума божественным провидением и волею. Тогда, что значит "сам"? Ведь, не произвольно же? По Канту получается, что разум человека следует "вечным и неизменным законам" разума. Другими словами, судя по всему, разум Кант понимает двояко: как разум отдельного эмпирического человека и разум как таковой (трансцендентальный разум), как особую природу, законам которой подчиняется отдельный эмпирический разум, отдельный правильно мыслящий человек. Дальше естественно возникает вопрос, как связаны между собой эти два разума – трансцендентальный и разум мыслящего человека? Прямого ответа на этот вопрос мы в «Критике чистого разума» не найдем.

Тем не менее, кое-что все же можно сказать о связи этих двух разумов, анализируя семантику высказываний Канта. Так трансцендентальный разум у него "осуществляет синтез", "выходит за пределы опыта", "впадает в антиномии" и т.п. Обсуждая антиномии разума, Кант пишет, что разум "заставляет выступать в защиту своих притязаний" философов, ведущих спор, а также, что философ является "законодателем разума"29. Получается, что разум - это своеобразное "разумное" существо, которое, не имея собственных органов, действует с помощью и через людей. Или по-другому, разум осуществляет себя (существует) именно и только в мышлении всех отдельных мыслящих людей. Тем не менее, роль философов особая: как законодатели разума они выступают в качестве "разума" самого разума, то есть проявляют (объективируют) законы, имманентные самой его природе.

Таким образом, Кант постулирует не только диады - созерцание и мышление, вещи в себе и предметы (явления), но и два разума – трансцендентальный, выступающий источником априорных представлений, и разум мыслящего человека, направляющий его рассудок, включая конструирование предметов.

«Это противопоставление эмпирического и априорного начал, - пишет П.Гайденко, - проходит вообще через всю философию Канта. В его теории познания оно предстает как противоположность чувственности и рассудка, в этике – противоположность склонности и долга. Одним словом, в основе философии Канта лежит противоположность эмпирического индивида и его сверхчувственного «я», тела (чувственность, страдательность, пассивность) и духа (рассудок, деятельность, активность), гетерономии – определения чем-то другим и автономии – самоопределения»30.

Сам Кант заметил, что принятие им рассмотренных здесь положений, создает очередное затруднение. Эмпирические явления имеют одно строение, а понятия другое. Каким же образом в этом случае понятия обусловливают опыт?

«Но чистые рассудочные понятия, - пишет Кант, - совершенно неоднородны с эмпирическими (и вообще чувственными) созерцаниями, и их никогда нельзя встретить ни в одном созерцании. Отсюда возникает вопрос, как возможно подведение созерцаний под чистые рассудочные понятия, то есть применение категорий к явлениям; ведь никто не станет утверждать, будто категории, например, причинность, могут быть созерцаемы также посредством чувств и содержатся в явлении»31.

Ответ Канта, как мы знаем, таков: между категориями (понятиями) и эмпирическими явлениями лежат схемы.

«Ясно, что должно существовать нечто третье, однородное, с одной стороны, с категориями, с другой - с явлениями и делающее возможным применение категорий к явлениям. Это посредствующее представление должно быть чистым (не заключающим в себе ничего эмпирического) и тем не менее, с одной стороны, интеллектуальным, а с другой - чувственным. Именно такова трансцендентальная схема» 32.

Но как такое может быть, как можно связать неоднородные содержания? Кант утверждает, что здесь, с одной стороны, работает воображение или, что в данном случае то же самое – «способность суждения», которая по Канту как раз и объединяет, синтезирует разнородные содержания мысли, с другой - сама схема тоже неоднородна, в силу чего она может связать разнородные содержания.

«Схема треугольника, - пишет Кант, - не может существовать нигде, кроме как в мысли, и означает правило синтеза воображения в отношении чистых фигур в пространстве... Схема же чистого рассудочного понятия есть нечто такое, что нельзя привести к какому-либо образу; она представляет собой лишь чистый, выражающий категорию синтез сообразно правилу единства на основе понятий вообще, и есть трансцендентальный продукт воображения»33.

Кстати, способность суждения, показывает П.Гайденко, позволяет Канту объяснить не только связь априорных и чувственных содержаний, но и эстетический феномен.

«Мы видим, что способность суждения, которая выступает в сфере теоретической в качестве средства подведения многообразия под понятие и тем самым в качестве посредника, связывающего рассудок с чувственностью, не рассматривается здесь как самостоятельная, ее роль подсобна…Но когда эта способность рассматривается самостоятельно, а не только в качестве подсобной, момента, необходимого для осуществления познания или практической деятельности, то обнаруживается, что она тесно связана с чувством удовольствия или неудовольствия…Если какое-либо представление, говорит Кант, относится нами не к познавательной способности, а вызывает в нас чувство удовольствия или неудовольствия, то такой способ отношения к представлению называется эстетическим…Итак, эстетическое чувство есть удовольствие, вызываемое состоянием гармонического соответствия двух способностей – воображения, которое свободно, и рассудка, вносящекго закономерность. Если эти обычно противоположные моменты оказываются приведенными в соответствие, которое Кант называет их «игрой», то субъект ощущает это соответствие, эту «игру» как эстетическое наслаждение, как прекрасное»34.

Заметим теперь, что в "Критике чистого разума" есть особый слой терминов и понятий, который мы сегодня относим к структурно-системному мышлению. Так, Кант широко использует понятия "функции" (функции рассудка), "системы", "систематического единства", "целого", "анализа и синтеза", "связи", "обусловленности". Вот пример.

«Рассматривая все наши рассудочные знания во всем их объеме, - пишет Кант, - мы находим, что то, чем разум совершенно особо располагает и что он стремится осуществить, - это систематичность познания, то есть связь знаний согласно одному принципу. Это единство разума всегда предполагает идею, а именно идею о форме знания как целого, которое предшествует определенному знанию частей и содержит в себе условия для априорного места всякой части и отношения ее к другим частям»37.

Анализ этой цитаты позволяет понять роль в мышлении Канта структурно-системных представлений. Его мысль и рассуждение движутся одновременно в двух плоскостях: плоскости представлений о разуме (это есть целое, мы бы сказали система, все части и органы которого имеют определенное назначение и взаимосвязаны) и плоскости единиц (знаний, понятий, категорий, идей, принципов и т. п.), из которых Кант создает здание чистого разума. При этом каждая единица второй плоскости получает свое отображение на первой, что позволяет приписать ей новые характеристики, обеспечивающие нужную организацию всех единиц построения. Именно структурно-системные представления позволяют осуществить подобное отображение и по-новому (системно) охарактеризовать все единицы построения. Этот момент, в частности, объясняет, почему Кант настойчиво подчеркивает преимущество синтеза над анализом, а также важность установки на целое (единство):

«Наши представления должны быть уже даны раньше всякого анализа их, и ни одно понятие не может по содержанию возникнуть аналитически. Синтез многообразного (будь оно дано эмпирически или а priori) порождает прежде всего знание, которое первоначально может быть еще грубым и неясным и потому нуждается в анализе; тем не менее именно синтез есть то, что, собственно, составляет из элементов знание и объединяет их в определенное содержание»38. А вот еще два высказывания. «Отсюда видно, что при построении умозаключений разум стремится свести огромное мноогообразие знаний рассудка к наименьшему числу принципов (общих условий) и таким образом достигнуть высшего их единства... разум имеет отношение только к применению рассудка, и притом не поскольку рассудок содержит в себе основание возможного опыта..., а для того, чтобы предписать ему направление для достижения такого единства, о котором рассудок не имеет никакого понятия и которое состоит в соединении всех действий рассудка в отношении каждого предмета в абсолютное целое» 39.

Как же Кант осознает роль структурно-системных представлений притом, что системный подход был осознан только во второй половине ХХ века? В его философии эти представления могут быть отнесены к особого рода схемам, и Кант иногда их так и называет. С современной же точки зрения, это, с одной стороны, методология, которой Кант руководствуется, строя «здание» новой кантианской философии, с другой - особого рода нетрадиционная математика. Действительно, понятия системы, функции, связи, целого, обусловленности, синтеза, анализа по отношению к предметным содержаниям рефлексивны, выступают как методологические схемы; одновременно они конструктивны, не зависят в философии Канта от содержания собственно философских понятий, используются для описания рассматриваемого Кантом эмпирического материала. Потребность в подобной методологии и математике была обусловлена задачей Канта построить философию по образцу математики и естествознания.

Но была еще одна задача, естественно вытекающая из данной, заключавшаяся в необходимости научно объяснить целый ряд проблем и феноменов, интересовавших философов того времени: например, отношение между философией и наукой, возможность антиномий разума, отличие математики от естественной науки, отличие феноменов от ноуменов, природу центральных философских представлений.

Приступая к построению своей системы, то есть философии как своего рода естествознания Кант помимо использования структурно-системных представлений руководствуется рядом содержательных и методологических идей. В качестве одной из главных можно назвать идею различения рассудка и разума, которые, по мнению Канта, связаны отношениями управления и руководства. В данном случае Кант на уже хорошо известное отношение соответствующих способностей (разума и рассудка) проецирует отношение между соответствующими дисциплинами, то есть философии и науки. Этот ход, отчасти, воспроизводил аристотелевский, отчасти потому, что Стагирит и науки относил к ведению разума. Разум, утверждает Кант,

«никогда не направлен прямо на опыт или на какой-нибудь предмет, а всегда направлен на рассудок, чтобы с помощью понятий а priori придать многообразным его знаниям единство, которое можно назвать единством разума и которое совершенно иного рода, чем то единство, которое может быть осуществлено рассудком... применение разума только регулятивное, и цель его - вносить насколько возможно единство в частные знания...»40.

Важным методологическим принципом для Канта являлся принцип соответствия, который, по сути, прямо следует из принятой Кантом установки на системное представление разума. Используя этот принцип, Кант, например, рассудку ставит в соответствие правила и категории, а разуму - принципы и идеи (концепции). Кроме того, на основе того же принципа Кант строит таблицу категорий, структурно уподобляя ее таблице функций рассудка; аналогично, таблице категорий ставится в соответствие система трансцендентальных идей.

«Этим путем, - пишет Кант, - возникает ровно столько чистых рассудочных понятий, а priori относящихся к предметам созерцания вообще, сколько в предыдущей таблице было перечислено логических функций во всех возможных суждениях: рассудок совершенно исчерпывается этими функциями и его способность вполне измеряется ими. Мы назовем эти понятия, по примеру Аристотеля, категориями... Понятия разума служат для концептуального познания, подобно тому как рассудочные понятия - для понимания (восприятий)... Если рассудок есть способность создавать единство явлений посредством правил, то разум есть способность создавать единство правил рассудка по принципам... подобно тому как мы назвали чистые рассудочные понятия категориями, мы обозначим новым термином также и понятия разума, а именно назовем их трансцендентальными идеями...»41.

Другой, не менее значимый методологический принцип, постоянно реализуемый Кантом - переосмысление и перестройка основных традиционных философских понятий. Этот принцип является естественным следствием установки Канта на построение своей системы как строгой науки. Для науки всякое значимое понятие или представление, полученное вне нее (в данном случае в других философских системах), является только эмпирическим материалом и для научных целей должно быть специально введено в систему этой науки (проблематизировано в ней, представлено в рамках ее онтологии, доказано и т. д.). Например, Кант показывает, что известное философское понятие онтологии представляет собой "аналитику чистого рассудка", а идущее еще от Платона понятие ноумена, есть " демаркационное понятие, служащее для ограничения притязаний чувственности и потому имеющее только негативное применение"42.

Однако часто в системе Канта переосмысление традиционного понятия перерастает в создание принципиально нового понятия. При этом Кант нередко применяет открытый (или переоткрытый) им прием, который можно назвать "рефлексивным отображением целого на часть или одной части на другие". Именно так, например, он создает представление о "синтетическом единстве апперцепции".

«В самом деле, - пишет Кант, - многообразные представления, данные в некотором созерцании, не были бы все вместе моими представлениями, если бы они не принадлежали все вместе одному самосознанию... иными словами, только в силу того, что я могу постичь многообразное [содержание] представлений в одном сознании, я называю все их моими представлениями; в противном случае я имел бы столь же пестрое разнообразное Я (Selbst), сколько у меня есть сознаваемых мной представлений»43.

Здесь идея рассудка, устанавливающего связи, осуществляющего синтез многообразных представлений, отображается (проецируется) Кантом на сознание и Я, которым в связи с этим приписываются единство и самотождественность. Поэтому неудивительно, когда Кант пишет, что

«синтетическое единство апперцепции есть высший пункт, с которым следует связывать все применение рассудка, даже всю логику и вслед за ней трансцендентальную философию; более того, эта способность и есть сам рассудок»44.

Другой пример приема отображения - проецирование идеи разума на личность, природу и Бога. В результате Кант обосновывает тождество личности, ее независимость от состояний души и тела, невозможность при объяснении природных явлений апеллировать к чисто умопостигаемым первым основаниям, наконец, желательность введения особого высшего начала

(«как если бы совокупность всех явлений (сам чувственно воспринимаемый мир) имела вне своего объема одно высшее и вседовлеющее основание, а именно как бы самостоятельный, первоначальный и творческий разум, в отношении к которому мы направляем все эмпирическое применение нашего разума в его наибольшей широте так, как если бы сами предметы возникли из этого прообраза всякого разума»45).

Представления о рассудке, разуме или синтетическом единстве апперцепции в философии Канта, если ее рассматривать как науку, являются идеальными объектами, а Кант бы сказал, что это предметы. В принципе, выделение идеальных объектов в науке происходит частично на основе опытных (эмпирических) соображений, скажем необходимости описать в науке реальные объекты, сложившиеся в донаучном состоянии, частично соображений теоретических, например, возможности свести новые идеальные объекты, вводимые в теорию, к идеальным объектам, уже изученным в ней. И Кант мог бы так поступить, например, безо всяких доказательств считать, что человек, природа и Бог должны в его системе выступить как идеальные объекты. Но он хочет строго вывести необходимость выделения рассматриваемых им идеальных объектов, а также определить последовательность их изучения.

Для этого Кант, во-первых, доказывает, что в мышлении имеет место постоянная сдвижка от описания процессов к описанию условий, их обусловливающих, затем сами эти условия рассматриваются как процессы, что позволяет нащупать следующие условия и т. д., во-вторых, умозаключение он трактует тоже по "логике" сдвижки от суждений к основаниям в направлении последнего основания, в-третьих, Кант утверждает, что можно нащупать органическую связь между соответствующими объектами. Разум, пишет Кант,

«в своем логическом применении ищет общее условие своего суждения (вывода), и само умозаключение есть не что иное, как суждение, построенное путем подведения его условий под общее правило (большая посылка). Так как это правило в свою очередь становится предметом такой же деятельности разума и поэтому должно искать условия для условия (посредством просиллогизма), восходя настолько, насколько это возможно, то отсюда ясно, что собственное основоположение разума вообще (в его логическом применении) состоит в подыскивании безусловного для обусловленного рассудочного знания, чтобы завершить единство этого знания. Но это логическое правило может сделаться принципом чистого разума только при допущении, что если дано обусловленное, то вместе с тем дан (то есть содержится в предмете и его связях) и весь ряд подчиненных друг другу условий... нельзя не заметить, что между самими трасцендентальными идеями существует определенная связь и единство и что чистый разум посредством их приводит все свои знания в систему. Продвижение от знания о самом себе (о душе) к познанию мира и через него к познанию первосущности столь естественно, что кажется подобным логическому продвижению разума от посылок к заключению»46.

Если следовать принципу, согласно которому синтез предшествует анализу и обусловливает последний, то начинать, говорит Кант, необходимо именно с конца, то есть идти от познания абсолютного единства (Бога), но если от того, что нам дано в опыте, то наоборот, первые объекты исследования - явления нашей души, другими словами, последовательность рассмотрения другая - "от психологии, к космологии и от нее к познанию бога "47.

Замыкая всю систему дискурса, Кант, правда, осторожно, отождествляет абсолютное единство с Богом. Иначе он и не мог поступить, ведь замыкание философской системы предполагает не только указание на реальность, с которой бы согласились основные участники культурной коммуникации (в данном случае философы и их читатели), но также возможность реализовать собственные идеалы и ценности. Однако среди этих идеалов у Канта были не только вера в Бога, но также в разум и точную науку. Каким же образом Кант совмещает эти, на первый взгляд противоположные, начала? Нужно сказать, достаточно органично, на основе самого замысла трансцендентальной философии. Истолковывая разум одновременно как разумную деятельность людей и как органическое разумное целое (существо), действующее посредством мышления людей, Кант получает предположительную возможность не только отождествить Бога с этим разумным существом, то есть с разумом, но даже приписать Творцу антропоморфные характеристики48.

Осталось рассмотреть вопрос, как Кант решает задачу нормирования мышления. Примерно также как Аристотель во второй "Аналитике", через соотнесение конкретного случая со структурой правильного мышления. Охарактеризовав структуру разума, Кант получает возможность соотносить с ней интересующие его случаи философского и научного мышления. Например, антиномии разума он характеризует как выход разума за пределы опыта, а также неправомерный процесс онтологизации интеллектуальных построений; ошибочные, с точки зрения Канта, воззрения Локка и Лейбница как незаконное отождествление явлений и вещи в себе, а также чувственности и рассудка, проистекающее из их неразличения. Но послушаем самого Канта.

«Одним словом, Лейбниц интеллектуализировал явления, подобно тому, как Локк согласно своей системе ноогонии (если так можно выразиться) сенсифицировал все рассудочные понятия, считая их лишь эмпирическими или отвлеченными рефлективными понятиями. Вместо того чтобы видеть в рассудке и чувственности два совершенно разных источника представлений, которые, однако, только в сочетании друг с другом могут давать объективно значимые суждения о вещах, каждый из этих великих философов ратовал лишь за один из источников познания, относящийся, по их мнению, непосредственно к вещам в себе, а другой источник считал или запутывающим, или приводящим в порядок представления первого»49. И чуть дальше: «Трансцендентальная же видимость не прекращается даже и в том случае, если мы уже вскрыли ее и ясно увидели ее ничтожность с помощью трансцендентальной критики (как, например, иллюзорность суждения мир должен иметь начало во времени). Причина этого заключается в том, что наш разум (рассматриваемый субъективно как познавательная способность человека) содержит в себе основные правила и принципы своего применения, имеющие вид вполне объективных основоположений; это обстоятельство и приводит к тому, что субъективная необходимость соединения наших понятий в пользу рассудка принимается нами за объективную необходимость определения вещей в себе»50.

Взглянем теперь в целом на систему Канта. Поскольку нас интересует последующее развитие философской мысли, а также осмысление собственного опыта мышления, в этой системе для нас наиболее интересны позиция самого Канта, понимание им человека, характер построенного Кантом органона знания и связанного с ним представления о действительности. Если для Декарта человек представляет собой мыслящую вещь, то для Канта – это трансцендентальный субъект. Соглашаясь с Декартом, что именно мыслящий сам конструирует науки и объекты познания, Кант вводит еще три линии детерминации, во-первых, рассудок, направляемый разумом, оперирующий априорными представлениями, во-вторых, созерцание вещей, поставляющее рассудку чувственный материал, в-третьих, опыт, за пределы которого разум не должен выходить17. При этом все четыре составляющие познания (мыслящий индивид, созерцание, рассудок и опыт) задаются как связанные друг с другом.

Разум Кант рассматривает как триединство: с одной стороны, он часть природы, поэтому можно говорить о познании "вечных и неизменных законов разума", с другой – разум – это высшая способность человека, с третьей стороны, разум человека в некоторых отношениях подобен разуму Творца, однако только в некоторых отношениях, позволяющих познавать и вести себя нравственно. При этом ученый, познавая и открывая законы природы, в каком-то смысле должен был уподобиться Богу, повторяя (воспроизводя) его способ, точнее логику, творения. Поэтому, когда Кант пишет, что человек "сам связывает, синтезирует, определяет опыт" и т. п., что он имеет "возможность как бы а priori предписывать природе законы и даже делать ее возможной"20), то он мыслит вполне последовательно. Однако Кант не забывает подчеркнуть, что эта возможность не произвольна, а напротив, ограничена, с одной стороны, априорными представлениями (понятиями и категориями), с другой - опытом, манифестирующим систему природы на уровне явлений, с третьей стороны, законами самого разума.

Размышляя, каковы же последние основания и источник познания, которые Кант понимает как связывание, синтез данных рассудка, он приходит к идее субъекта, трактуемого как одно из условий осуществления данных операций. Субъект – это место, источник синтетического единства апперцепции. Правда, другим условием синтетического единства апперцепции, действующим на уровне разума, как мы помним, для Канта является Бог. Вероятно, на уровне непосредственного ощущения реальности Кант был убежден, что Бог и есть разум. Здесь он продолжает аристотелевскую традицию.

Но это в науке. В сфере же практической жизни человек выступает как личность. Обладая свободой, личность должна преодолевать свои природные склонности и влечения с тем, чтобы следовать законам разума и добра.

«Разум, - поясняет П.Гайденко, - требует целостности, завершенности, замкнутости на самого себя…Но, кроме вышеуказанного требования, разум определяется Кантом, если так можно выразиться, содержательно, и это содержательное определение состоит в том, что принцип или идея разума тождественна идее добра…содержание принципа разума можно сформулировать вслед за Кантом следующим образом: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»…И в науке и в искусстве можно обрести, по Канту, лишь иллюзию целостности и самозавершенности… кантовская этика выставляла перед индивидом жесткие требования: он должен был вступить в тяжелую борьбу со своими склонностями…У Канта свобода определялась как противоположность природному началу, измерялась мерой сопротивления природе»51.

Это решение можно понять, учитывая проблемы, вставшие уже в эпоху Возрождения: как возможно самостоятельное поведение (свобода личности), не иллюзия ли это. Может быть, человек настолько обусловлен обстоятельствами и собственной природой, что его поведение всегда детерминировано, понимает он это или нет. Другая проблема, осознанная несколько позднее, состояла в том, что нужно было понять, в каком отношении самостоятельное поведение находится к социуму и культуре. Было очевидно, что не любая свобода идет на пользу и здоровье, некоторые формы свободы человека действовали на культуру разрушительно.