Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 17. Невозможно обмануть честного человека
Невозможно обмануть честного человека. Поговорка, ходившая в среде мошенников начала XX века
Эмма приехала домой, на свою ферму, после полудня. Дела на ферме обстояли совсем неплохо. Соседи ее и люди Стюарта сработали на славу. И баран Джона тоже славно потрудился. Мэриголд вроде бы забеременела, что выглядело истинным чудом, поскольку овца была уже далеко не молода. В прошлый раз этого не произошло. Все пять остальных племенных овец тоже подавали признаки беременности. Эмма самым тщательным образом осмотрела каждую и убедилась в том, что ее предположения подтвердились. Весной появятся ягнята. «Какая радостная надежда!» — говорила она себе, укладываясь спать. Дома, после двух недель отсутствия. Но уснуть она не могла. Всю ночь она лежала с открытыми глазами и думала: «Ты все правильно сделала. От начала и до конца. Поздравляю. Ты теперь взрослая. Совсем взрослая женщина. И ты будешь жить одна. Потому что ты любишь не того мужчину. Мужчину, которого ты предала». Утро следующего дня выдалось прохладным, но ясным. Эмма встала вместе с солнцем, залеживаться в постели было некогда. Привычные дела ждали ее. В вязаных перчатках с отрезанными пальцами она приготовила чай, потом замесила тесто на печенье и поставила в печь — заодно и дом прогреется. Мука у нее была, а вот изюм она вчера купила в деревне. Затем накинула клетчатую шаль и вышла во двор, чтобы позавтракать на солнце. И там был этот проклятый замок на вершине холма. Пустой. Башенки замка Данорд проглядывали из‑за деревьев, стрельчатые окна казались зловещими, словно глаза слепца — они не могли увидеть ее с такой высоты, крохотную фигурку в крохотной деревушке, и поэтому лишь безучастно взирали на то, что было им недоступно. Эмма вздохнула. Сможет ли она жить в тени этого замка? Она будет пытаться. Скучала ли она по хозяину этого замка? Она закрыла глаза. Еще как скучала. Он ни на мгновение не покидал ее мыслей. Со временем все изменится к лучшему. После долгого, изнурительного бега всегда колет в боку. Ничего, поболит и пройдет. Надо просто продолжать двигаться, продолжать жить. И боль утихнет. Но, открыв глаза, она помимо воли снова посмотрела худа, в сторону проглядывающих из‑за верхушек деревьев маленьких башен. Тогда она опустила глаза. Замка не было. К чему задирать голову? К чему смотреть вверх, витать в облаках? Она всего лишь тридцатилетняя нищая фермерша? Недоверчивая настолько, что предала самый редкий подарок, который выпадает в жизни, — любовь. Ее недовольство собой росло. И день за днем ей становилось все хуже. Она с трудом заставляла себя двигаться, выполнять обычные дела. Наконец среди ночи она решила, что ей надо действовать. Сделать что‑то для Стюарта. Отдать долг. Сделать что‑то существенное, чтобы он понял — ей не по себе от того, что она причинила лишнюю боль человеку, которого и так жизнь не баловала проявлениями любви и заботы. Но что она могла сделать для богатого, наделенного властью виконта? Конь. Кони, его восьмерка, были так для него важны. Теперь их осталось только семь. Если бы она могла найти замену тому, восьмому, он снова мог бы ездить в карете, запряженной восьмеркой. Если бы она только могла найти такого, который бы хоть отчасти подходил к остальным! И что самое удивительное, довольно скоро торговец, который специализировался на породистых лошадях, сделал ей деловое предложение. Животное она еще не видела, но торговец говорил довольно убедительно. И в самом деле, конь выглядел хоть куда. Черный, с белыми носочками. Как раз для выезда Стюарта. Превосходный экземпляр! Единственная загвоздка — конь стоил больше, чем она предполагала. Она и помыслить не могла, что человек способен столько заплатить за лошадь! Эмма смеялась, назвав Джону Такеру цену. — Всю мою ферму можно оседлать за такие деньги! Вот так ей и пришла на ум эта идея; На следующий день она продала Джону Такеру свою ферму. Он не мог заплатить наличными, но он, она сама и торговец из Рипона пришли к соглашению. Джон предложил, чтобы Эмма пожила у его престарелой сестры, помогая ей и ее старому мужу за скромное вознаграждение, а Джон вносил бы за нее арендную плату — деньги, которые непосредственно шли бы торговцу в обмен на лошадь. Земля становилась обеспечением кредита. Таким образом восхитительный конь стал ее собственностью. Или Стюарта. Она написала вежливое письмо, в котором выразила надежду на то, что конь его устроит и станет восьмым в упряжке. «Пожалуйста, примите и не задавайте вопросов». Она договорилась, что коня доставят ему в Лондон на следующей неделе, и в самом деле почувствовала себя много лучше. Мод и Питер Станнелы. она поселилась у них. В ясные дни она могла видеть замок, но лишь смутно. В тот самый день, когда конь и сопроводительное письмо должны были оказаться у Стюарта в Лондоне, Эмма и Мод сортировали овец в загоне — собирали их в группы в зависимости от того, в какие сроки у них должны появиться ягнята. Овцы были на сносях. Вначале должны были окотиться овцы постарше, скрещенной породы, потом тонкорунные_овцы помоложе, а уж затем короткошерстные. Весна в Йоркшире была во всех смыслах порой обновления, новых поколений и новых надежд. И Мод, и Эмма, услышав шум, подняли головы. Затем бросились бежать к дому, стуча деревянными подошвами башмаков. Что это за звон? Этот знакомый, ужасный стук? Эмма взбежала на крыльцо, распахнула дверь, и тут она обернулась и с крыльца увидела шестерку сияющих черных лошадей, в унисон покачивающих головами, бегущих плечо к плечу, почти так же стремительно, как в августе прошлого года; без видимых усилий они тянули за собой большую, черную, объемистую карету, до боли знакомую. И эта карета стремительно приближалась. Когда экипаж подъехал к воротам, шуму стало еще больше. Кони, разгоряченные бегом, не желали останавливаться — они фыркали, били копытами, рессоры скрипели. Кучер остановил коней там, где заканчивался небольшой огород Станнелов, унылый и мертвый зимой. Огромная черная карета с гербом на двери, шесть черных лошадей, клубами выдыхающих пар в холодный февральский воздух, — все это было здесь настолько неуместно, что казалось иллюзией, обманом зрения, если бы не вполне земные звуки, которые производила вся эта махина. Эмма словно приросла к месту. Мод у нее за спиной пробормотала: — Мне надо на кузене за едой присмотреть. Между тем прямо перед Эммой лакей спрыгнул с задней подножки, обошел экипаж и открыл дверцу. Стюарт вышел без пальто — денек и впрямь выдался славный. Он снял шляпу. Эмма стояла и смотрела без слов, без движений. Наконец она нашла в себе силы открыть рот: — Вы приехали, чтобы мне отомстить? Не отвечая, он зашагал по дорожке между розовыми кустами, очень сильно обрезанными осенью, и рядами сухих жердей — все, что осталось от росших на грядке бобов. Стюарт совсем не казался призраком мщения. Он вообще не походил на призрак — полный жизни, здоровья и весьма целеустремленный. Легкой, пружинящей походкой он поднялся на крыльцо: один шаг — две ступени. — Я не хочу никому мстить. Я думаю о будущем, не о прошлом, — сказал он и вытащил цветы — да, из резинового сапога цвета навозной жижи. Другой такой же он держал под мышкой. Ее любимые красные розы. Любимые при всей их банальности. Очень предсказуемые цветы, которые все покупают, чтобы выразить весь спектр предсказуемых сантиментов. Эмма уставилась на цветы. Подбоченившись, перекрывая ему вход в дом, она спросила: — Как я понимаю, под арестом ты пробыл недолго. Верно? — Недолго, — ответил он, улыбаясь, — откуда ты узнал, где я? — Использовал свои связи. Ты же знаешь, я очень могущественный. Ты всерьез полагаешь, что можешь держать меня на улице сколь угодно долго? — Я продала свою ферму. — Я знаю. — Он нахмурился. — Но далеко ты не уехала. Я рад. Она пожала плечами. — Слишком мало денег, чтобы уехать далеко. — Ты могла бы взять деньги. У тебя на руках было две тысячи фунтов. — Он поджал губы и смерил ее взглядом. «Зачем он здесь?» — вновь подумала Эмма. — Ты злишься из‑за того, что тебя арестовали? Он задумался над вопросом, как будто всерьез прислушивался к себе. — Нет. — Почему нет? — Я переехал твоего ягненка. Теперь я в этом уверен. Прости. Я не знал. Я не хотел. Не я управлял лошадьми. Пожалуйста, прими мои извинения, и эти цветы, и эти новые сапоги. — Он протянул ей подношения. Она не приняла их. — Тебе надо рассчитать своего кучера. Он слишком быстро ездит. — И тут она вспомнила. — Ты уехал из Лондона, а я тебе кое‑что туда послала. Я думала, что ты будешь там и получишь мой подарок. — Что за подарок? — Конь. Чтобы у тебя опять была упряжка из восьми лошадей. — Ну что же, я не в Лондоне, я здесь. Я здесь, потому что я хочу тебя, — сказал он. — Да, ты и твое правительство. За мошенничество. Никто из вас тем не менее меня не получит. И все же как это было чудесно — видеть Стюарта Эйсгарта вновь. Просто смотреть на него и видеть — настоящего, живого. Не во сне. Отчего‑то у нее защипало глаза. Такой красивый мужчина! Солнечный свет струился на его темные волосы. Его большие, выразительные и грустные глаза с темными кругами под ними словно говорили: «Я не могу спать без тебя. Я не сплю ночами. Сжалься». Ерунда. — Мне всегда нравились мужчины не от мира сего. Хватит. Больше такого не будет. — Ох! — Он поморщился, как от боли. И засмеялся. — Ладно. Я немного не от мира сего, — признал он и развел руками. В одной из них был сапог с торчащими из него розами — огромный букет. Он поступал наперекор себе. Он не привык просить. — Но только чуть‑чуть! И главным образом в лучшем смысле этого выражения. Эмма поджала губы. Она была в замешательстве, она была растеряна, она не смела надеяться. — Возможно, — продолжал он, — это был не тот мужчина не от мира сего. Разве нам, мужчинам, обязательно надо быть совершенными? А что, если бы мы были? — спросил он, ткнув в нее пальцем. — Тогда что бы вы делали? Вы сама не есть совершенство, знаете ли, мисс Маффин. Как бы вы тогда за нами угнались? Вот в чем вопрос. Она смотрела на него, подняв одну бровь и опустив другую — у него научилась. Что он хотел сказать, указывая ей на ее несовершенство? Он немедленно понял свою ошибку. — Беру слова обратно. Ты — само совершенство, моя дражайшая. Принцесса. Драгоценный камень. Живой пример необычайной грации, добродетели, всего, что может вместить в себя женское тело и душа. Он издевался над ней. — Не от мира сего, — пробормотала она. — Да, и этот не от мира сего в тебя влюблен. Влюблен по уши. Влюблен в самую изысканно‑несовершенную женщину на свете. Я не хочу, чтобы ты была другой. Другой я бы тебя не принял. Твое несовершенство такое сочное, такое замечательное и так славно тебе подходит. — Он снова засмеялся. — Некоторые из твоих несовершенств являются твоими самыми сильными сторонами. Понравилось ли ей то, что он сказал? Ну нет. Ладно, да. Или по крайней мере в той части, где он говорил про влюбленность. Он был в нее влюблен? — Нет, не верю. — Во что? — Что ты меня любишь. — Я принес тебе цветы? И резиновые сапоги, чтобы по грязи ходить? Принес. Он перешел от восхваления к обвинениям. — Разве я бросился вызволять своего коня, когда знал, что тебе может понадобиться моя помощь? В итоге его пристрелили. Я потерял своего коня. — Голос его сорвался. Он опустил глаза. — Стюарт, мне так жаль. — Его сумасшедший конь. Его сумасшедший конь мертв. Она пыталась помочь. — Он был безумен, Стюарт. Он был болен. Он стремился причинить боль. — Его били. Ему тоже причиняли боль. — Ты не можешь спасти все, что твой отец пытался разрушить. — Мой отец, — только и мог сказать он. У Эммы в горле встал ком. — Я... я купила тебе нового красивого коня, которого тебе сегодня должны доставить. Он так здорово подходит ко всем остальным. У тебя снова будет восьмерка. — Нет. — Он покачал головой. — Я продал своего седьмого какой‑то женщине в... — брови его поползли вверх, — в Йоркшире. Тебе? Она нахмурилась. Оба поняли, что произошло, одновременно, и оба одновременно рассмеялись. Но потом он опустил глаза и сказал: — Мой кучер говорит мне, что, когда он натягивает поводья, один конь идет не так, как другие. Он думает, что он побежал за ягненком, на... на... — Эмма терпеливо ждала, пока он закончит. — Намереваясь убить его. — Он сжал губы, лицо его было печально. Он пытался объяснить: — Это... это была ошибка, понимаешь? Когда поводья натягивают, лошадь испытывает давление, если не боль, и, возможно, он посчитал ягненка причиной своей боли. И тогда, чтобы избавиться от боли, он бросился на ягненка. — Да, — сказала она задумчиво. Только сейчас ей пришло это в голову. — Все как с твоим отцом. В глазах его было удивление, но он согласно кивнул. Посмотрел вверх. Может, он любовался облаком в небе. Или просто боялся, что она увидит слезы в его глазах. Они молчали. И эта тишина была поминовением его отца, который ошибочно принимал всех, кто встречался ему на пути, за врагов. Ягнят в человеческом облике. Нет, Стюарт не мог спасти все, что перечеркнул его отец. Но спустя недолгое время Стюарт пришел в себя и спросил еще раз: — Так я принес розы и резиновые сапоги? Она засмеялась и протянула руки, принимая подарки. — Спасибо. — Она прижала дары к груди. — Я сказал, что люблю тебя? — спросил он. Она заморгала. — Нет, я так не думаю. Не эти самые слова. — Ладно, считай, что я их сказал. — И тут он ее ошарашил: — Я принес тебе обручальное кольцо, такое тяжелое, что рука у тебя будет дрожать, когда ты будешь его носить. — Он колебался. — Только я боюсь тебе его показывать, потому что теперь это кажется лишним и я даже не уверен, что ты его примешь. О, да благословит Бог его сердце! Ее сердце грозило вот‑вот растаять. — О, Стюарт... — Он это сделал? Принес кольцо? Фермерше? Да еще и заикался, говоря ей об этом? «О, Стюарт, не позволяй мне делать это с тобой». Но он только смотрел на нее и улыбался. Горло ее конвульсивно сжималось. Он склонил голову и, глядя вниз, смешно согнув локоть, полез в карман. В ярких лучах солнца кольцо было восхитительным. — Ну как, тебе нравится? — спросил он, опуская кольцо ей на ладонь. Оно было тяжелым. Бриллиант величиной в добрую горошину. Через кольцо была пропущена белая лента, а к ней приколота маленькая карточка. И на этой карточке красивым летящим почерком Стюарта было написано: «Развяжи меня. Возьми меня. Носи меня. Я люблю тебя. Освободи мое сердце. Я никогда не буду собой без тебя».
Date: 2015-04-23; view: 956; Нарушение авторских прав |