Как прикладная социология

В рассмотренных выше вариантах социологическое толкование трактовалось на основе какого-то внешнего качества, как-то «социальное», «реалистическое», искусст­венно подсоединенного к социологии. Понятию приклад­ной науки больше соответствует другой подход. Взяв в качестве исходного материала точные разработки теорети­ческой социологии, нужно задуматься над тем, как они могут быть использованы при толковании.

Такой подход требует осторожности. Бесспорно, что, додобно истории или сравнительному праву, юридическая социология может пополнить арсенал аргументов адвоката или судьи. Но это еще далеко не равнозначно тому, чтобы.создать твердую научную основу, на которой может быть проведено точное толкование. Социологические выводы часто имеют предположительный характер и постоянно.оспариваются. О возможностях этого метода говорит сле­дующий пример.

Простое социологическое наблюдение, подтверждаемое статистикой и опросами, свидетельствует, что подростки в наше время по своему усмотрению пользуются мотоцик­лами и мотороллерами, а родители не в силах этому поме­шать. Такая ситуация дает основания для толкования по­нятия «освобождение от ответственности» по статье 1384 ГК, согласно которой ответственность родителей за несовершеннолетних не возникает в тех случаях, когда они докажут, что не могли воспрепятствовать действию, которое дает основание для этой ответственности. Суды, освобождая в этих случаях от ответственности, сами того не зная, прибегали к социологическому толкованию.

Однако можно было бы.привести и другие примеры, когда социологическое толкование вообще невозможно или когда данная правовая проблема допускает несколько со­циологических толкований.

Говоря о методе выборочных опросов, мы уже отмеча­ли важную роль социологических исследований обществен­ного мнения в сфере права и особенно при изучении вос-

приятия права и юридических проблем широкими слоями населения. В дальнейшем мы покажем, что на основе та­ких исследований может сложиться особая форма законо­творчества: с помощью опросов выявляется общее согла­сие — консенсус de lege ferenda, — который определяет общее направление законодательной реформы.

В том же ключе целесообразно поставить вопрос о но­вой форме искусства толкования. Если признано, что пред­почтительнее законодательствовать в соответствии с обще­ственным мнением, чем вопреки ему, то очевидно, что и; толковать законы лучше, опираясь на это мнение. Если закон издан с учетом результатов опроса, то для того, что­бы прояснить неясные положения этого закона, вполне логично вновь обратиться к опросу. Что может быть есте­ственнее, чем спросить сбившегося с мысли собеседника: «Что ты хотел сказать?» Но римская формула «кто создал: закон, тот и должен толковать его» сегодня вошла в про­тиворечие с концепцией разделения властей.

Толкования, на которых основываются решения, смо­гут гарантировать этим решениям широкий моральный-авторитет — и соответственно большие шансы на то, что они будут исполнены добровольно, — лишь при том усло­вии, что они будут поняты всеми, в том числе неюрпстами. Обобщая глубокую мысль А. Леви-Брюля²⁶, можно ска­зать, что недостаточно убежденности самого судьи, нужно, еще, чтобы он заставил разделить свое убеждение.

Имеется и еще одно немаловажное обстоятельство. За­кон может оказаться таким, что его адресаты будут вы­нуждены сразу же самостоятельно толковать его, не до­жидаясь судебной интерпретации. Очевидно, что это тол­кование останется на уровне понимания простого человека. Изучив этот уровень, судебное толкование сможет за­крепить то, что делалось добросовестно. Это весьма важ­ный фактор в пользу социологического толкования, соот­ветствующего взглядам населения и значимого сегодня-больше, чем когда бы то ни было ранее, ло причине воз­росшего объема законодательной регламентации.

Трудность заключается в практическом осуществле­нии такого толкования. Юрист лишен возможности про­вести широкий опрос с единственной целью прояснить что-то неясное для себя. Не может этого сделать перед вынесением решения и суд. Необходимо разработать более быструю и более дешевую процедуру. Представляется воз­можным создать тест из нескольких несовпадающих тол-

-жеваний, а по ответам на него небольшой группы опро­шенных (в которой не должно быть юристов), специа-.листы-психологи определят, какое из этих толкований ^эыло избрано, во-первых, большинством и, во-вторых, бы­стрее всего.

Можно было бы также создать институт жюри, кото­рое решало бы вопросы права. Однако это предложение

весьма спорно.

Нам могут бросить справедливый упрек в том, что предлагаемые процедуры выдвигают на первый план тот •самый здравый смысл, об опасности апелляции к которо­му мы сами предостерегали. Он оказывается теперь чуть -ли не предпочтительнее научного знания. Однако в дан­ной связи речь идет не о том, чтобы поставить здравый смысл на тот же качественный уровень, что и юридиче­скую социологию как науку, а лишь о том, чтобы исполь­зовать этот здравый смысл, выступающий в виде сообра­зительности простого человека, в практическом примене­нии лрава.

ЭКСКУРС. ТОЛКОВАНИЕ КАК СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ЯВЛЕНИЕ

Для социологии толкование представляет интерес не только в практико-прикладном плане, но и как самостоя­тельный объект научного анализа.

1. Юридическое толкование—лишь одна из форм обще­го понятия «герменевтика». Оно взято из области соци­альной психологии и охватывает все ситуации, когда те, кто дает разъяснения, имеют дело с сообщением, автор.которого отсутствует (если бы он присутствовал, то разъ­яснил бы все сам). Варианты такого рода многообразны; это может быть толкование иностранных языков, крими­налистических доказательств, звуков, прорицаний, священ­ных книг (поскольку в них немало норм, то это теорети­чески — на практике это не так — сближает их толкова­ние с юридическим). Герменевтика выступает как един­ство двух сторон: подлежащего разъяснению материала и личности интерпретатора. Отношение общества к этому интерпретатору бывает как отрицательным (отсюда нари­цательный смысл итальянского слова traditore), так и ува­жительным (имеются толкования более значимые, чем сам интерпретируемый объект). Каковы особенности юри­дического толкования? В то время как при иных видах от

двух или нескольких интерпретаторов ожидают, что их толкования совпадут, действие процессуального принципа состязательности ведет к тому, что полное разночтение.двух толкований считается вполне естественным.

2. Субъекты правовой герменевтики — это судьи, во­обще юристы, которые действуют либо индивидуально,.либо в виде определенного корпуса.

Однако к этим традиционным субъектам толкования в наше время добавились новые — управленческие органы. J3 форме циркуляров и особенно министерских разъясне­ний на запросы парламентариев предлагаются толкова­ния, которые оказывают большое практическое воздейст­вие на внесудебную и даже судебную практику.

3. Обратимся теперь к интерпретаторской деятель­ности как к психосоциологическому явлению. Здесь могут "быть выделены две контрастирующие парные категории.

Первая — нейтральное и пристрастное толкования. Наше право допускает и то и другое: толкование судьи должно быть нейтральным, толкование адвоката может •быть пристрастным. Но очень часто пристрастность при толковании, не будучи преднамеренной, проявляется по­бочным путем в силу субъективных причин. Хорошо изве­стно, что тот, кто слушает речь другого, воспринимает ее прежде всего в том плане, насколько она отвечает его ожиданиям, надеждам, опасениям, то есть, говоря более общо, его интересам.

Марксизм утверждает, что толкование подчинено клас­совым интересам, а более точно, поскольку речь идет об основной массе толкований в капиталистическом общест­ве, — интересам класса буржуазии. Однако даже и в этом обществе можно встретиться с иными тенденциями. Если верить некоторым высокопарным заявлениям профсоюза французских судебных работников, то в середине 70-х го­дов его программные установки включали последователь­ное толкование закона в пользу наемных работников (про­тив предпринимателей), должников (против кредиторов), нанимателей жилых помещений (против собственников) и т. д. Христианин мог бы выразить все это одной форму­лой: в пользу бедных. Перед нами уже давно укоренив­шийся феномен судебной психологии, ибо еще Библия призывала судей отказаться от него («и бедному не пот­ворствуй в тяжбе его»). Склонять постоянно чашу весов в пользу бедной стороны — это еще не значит улучшить положение всех бедных, взятых в массе. Индивидуальный

интерес не тождествен общественному, а личность, участ­вующая в процессе, — далеко не всегда достойный пред­ставитель своего социального класса. Если оставить в стороне особые юрисдикции (суды по трудовым спорам, паритетные суды по спорам, связанным с сельскохозяйст­венной арендой), то бывает весьма редко, чтобы граждан­ско-правовой спор отражал классовый конфликт. Такой судебный процесс — это обычно столкновение между собой весьма состоятельных лиц, или же среднесостоятельных_г или же весьма состоятельных со среднесостоятельными (правда, нередко встречаются также разорившиеся и де­классированные буржуа).

Вторая контрастирующая парная категория — толко­вания по букве и по духу закона. Буквальное толкование господствует в древних правовых системах. Священный характер, который приписывался письменам, превращал толкование в магическую операцию. Если закон предстает как божественное откровение, то изъять из него хотя бы одно слово — значит вызвать месть сверхъестественных сил. Буквальное толкование прочно держится и в совре­менных правовых системах, как вследствие архаических пережитков, так и по утилитарным основаниям.

Вспомнив о так называемых забастовках «усердия» таможенников и работников аэропортов, когда нормаль­ное функционирование служб тормозится с помощью бук­вального соблюдения действующих инструкций, мы долж­ны будем признать и наличие патологического толкова­ния. Кроме того, толкование может выступить и как фор­ма неповиновения.

в. помощь законодателю

10. ПРИКЛАДНАЯ СОЦИОЛОГИЯ И ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО. ' ВНЕШНЯЯ СОЦИОЛОГИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА '

Можно выделить два вида прикладной социологии за­конодательства. Трудности, с которыми сталкивается каж­дый из них, неодинаковы. Первый вид — это прикладные исследования, которые изучают лишь механизм законода­тельной деятельности, взятый сам по себе, безотноситель­но к содержанию этой деятельности (именно этот вид мы довольно неуклюже называем внешней социологией зако­нодательства). Второй вид — прикладные исследования, объектом которых является само содержание законов.

• Это — внутренняя социология законодательства, в сущ-'ности, она и есть законодательная социология в собствен­ном смысле.

Внешняя социология помогает законодателю вне рамок законодательного процесса. Предположим, власти по ка­ким-то им одним известным мотивам решили издать ка­кой-то закон. На социологию может быть возложена зада­ча психологической подготовки реформы (это социология, предшествующая закону — предзаконодательная социоло­гия) пли же объяснения принятого закона (послезаконо-дательная социология). Законотворчество — это вид про­изводства, и законодатель также вынужден заботиться о своих «паблик релейшенз», об организации «потребления законов».

Достаточно часты случаи, когда законодатель решил осуществить реформу, а общественное мнение не склонно к ней. Возникает необходимость до постановки проекта закона на голосование убедить в правоте законодателя не только парламентариев, но и массу граждан, которым предстоит выполнять закон. Эта проблема, до нашему мнению, относится к правовой психосоциологии, ибо из-мнения, к которым следует подготовить умы, носят юри­дический характер. В сущности, эта проблема не очень отличается от другой, гораздо лучше изученной, которая встает перед производственными предприятиями всякий раз, когда нужно убедить рабочих в необходимости техно­логических перемен. Схожи и способы решения этих про­блем.

Американские социологи отдают предпочтение убеж­дению: опрос мнений дает им возможность выяснить, ка­ковы основные психологические мотивы, противодейству­ющие реформе; затем они пытаются устранить эти моти­вы с помощью убедительной информации.

Имеется и другая позиция, у которой немало привер­женцев среди социологов. Это концепция свершившегося факта. Прежде всего издайте закон, говорят ее сторонни­ки, а затем сам закон, своей силой, внедрит убеждение, что он хорош. Однако многое говорит против этой концеп­ции. Исторический опыт свидетельствует, что законы часто оставались неэффективными. Конечно, нельзя ут­верждать, что предварительная психологическая подготов­ка сделала бы их более действенными. Очевидно, успех закона больше всего зависит от того спонтанного ожида­ния, с каким его встречает общественное мнение. Увидеть

и понять это ожидание — такова сама суть законодатель­ного искусства.

Практическая внешняя помощь юридической социоло¹-гни законодателю может быть продолжена и после при­нятия закона, и не только в первое время, а до тех пор, пока закон остается в силе. Социологические опросы — это инструментарий, позволяющий законодателю измерить такое явление, как незнание закона. Они подсказывают за­конодателю, когда, кроме малодейственного, формального опубликования закона, в официальных изданиях следует использовать средства массовой информации и периодичес­ки рассказывать широкой публике о действующем законе.

Благодаря социологичесюш исследованиям становится очевидным, когда между нормой и ее применением долж­но существовать опосредующее человеческое звено. Совре­менные законы сложны и своеобразны. Простому челове­ку они чужды. Ему нужен гид и консультант, который провел бы его по лабиринтам бюрократического права. Деятельность советников по социальным вопросам, проф­союзных консультантов и даже нотариусов, выступающих как соединительное звено между социальным и трудовым законодательством, законодательством о недвижимости и их субъектами показывает, что постепенно создается не­что вроде «паблик релейшенз» закона. Эта деятельность по связи закона и его субъектов может стать научно бо­лее обоснованной, если современное государство поймет, чем должна быть послезаконодательная социология.

В прошлом немало реформ осталось мертвой буквой лишь потому, что власть, издав закон, тотчас же теряла интерес к его дальнейшей судьбе. А ведь законодательст­во — это не только создание и обнародование норм права, оно должно быть своеобразным «сервисом после прода­жи». За изданием нового закона должны следовать сбор статистических данных и периодические опросы, что по­зволило бы выявить масштабы и причины его возможной неэффективности в различных частях страны. Чтобы пре­одолеть выявленную таким образом неэффективность и сделать закон действенным, правительство должно исполь­зовать особые меры. В зависимости от конкретной ситуа­ции это могут быть официальные разъяснения, служебные инструкции, вмешательство прокуратуры, а в особо слож­ных случаях — новое обращение к законодателю.

Вернемся еще раз к вопросу о предзаконодательной и послезаконодательной социологии. Перед принятием зако-

нов, затрагивающих широкие слои населения и повседнев­ное поведение людей, в наше время проводилось немало подготовительных кампаний, призванных убедить публику в том, что реформа будет полезной, и объяснить порядок применения закона. Таковы кампании во Франции в 1959 году в связи с денежной реформой, в Швеции в се­редине 60-х годов в связи с лереходом с левостороннего на правостороннее движение, в Англии в 1969—1970 го­дах, когда была введена десятичная денежная система.

Что касается денежной реформы во Франции (замена старого франка новым), то нетрудно увидеть, что спустя десять лет после ее проведения новый франк еще не был воспринят полностью различными социальными слоями, и даже в экономической сфере. Этот пример показывает, что психологическое воздействие, которое использовали, чтобы облегчить путь реформе, было во многом искусст­венным и поверхностным. Если бы обратились за советом к истории, то она показала бы, что изменения в этой об­ласти происходят весьма медленно. Во Франции через полвека после введения во время революции десятичной системы все еще использовались меры веса и объема, рав­но как и денежное исчисление, существовавшие при «ста­ром режиме». Предзаконодательная лропаганда исходит из постулата, согласно которому массам людей свойствен­но желание изменений, и достаточно принять во внимание это желание. Однако данный постулат спорен, ибо сопро­тивляемость изменениям — это по меньшей мере столь ж& естественное социальное явление.

Реформы гражданского права, проводившиеся во Фран­ции после 1964 года, повлекли за собой ряд послезаконо-дательных опросов, проводившихся по инициативе ми­нистра юстиции. Опросы сопровождали законы о попечи­тельстве над малолетними (1964 год), об охране драв недееспособных совершеннолетних (1968 год), о добро­вольном прерывании беременности (1975 год). Националь­ным институтом демографических исследований периоди­чески составляются отчеты о социодемографических изме­нениях, связанных с законодательством об абортах.