Миссионерская деятельность на богослужении

Сегодня одна из горячих тем в адвентистской Церк­ви — тема богослужения. Это, однако, не мешает нам за­метить, что стиль богослужения — основной фактор в воздействии на секулярный мир, которое оказывает или не оказывает адвентизм. Я уже говорил, что, на мой взгляд, обычное адвентистское богослужение чаще все­го не привлекает секулярных людей. Если же они начи­нают посещать адвентистскую церковь, то неплохо было бы узнать, можем ли мы сделать их пребывание в ней более комфортным и непринужденным.

Мне кажется, что те две модели служения, которые показаны в 5-й главе Евангелия от Матфея (Мф. 5:13— 16), надо дополнить третьей. Если первые две наглядно демонстрируют два основных способа, когда отдельный человек может осуществлять евангельскую миссионер­скую работу, то третий способ предполагает вовлечение в нее целой группы людей. Миссионерская модель кре­пости связана с образом яркого света, который невоз­можно скрыть. Это предполагает, что церковь как кор­поративное целое, наслаждающееся всей полнотой преизобилующей жизни и взаимной любви, доступной во Христе, может быть очень притягательной для тех, кто находится вне ее. Истинно библейская община будет привлекать к себе людей самим фактом своего существования. Несмотря на то, что общественный евангелизм нередко считается успешным на основании количества крещений, это не всегда приводит к поступательному росту церкви. Одна из причин в том, что людей не при­влекает церковь, члены которой собираются только в субботу утром. Они идут туда, где прихожане собирают­ся пять раз в неделю по вечерам, где используется много наглядных средств и звучит волнующая музыка, испол­няемая профессионалами или записанная на магнито­фонной ленте. И после этого мы ждем, что они удоволь­ствуются еженедельным посещением церкви, где немно­го наглядных средств или их нет вообще и где на пиани­но или органе играют практически без всякого вдохно­вения. Немного поразмыслив, можно понять, что каче­ство субботнего богослужения играет ключевую роль в росте церкви в самом широком смысле, а не только в смысле привлечения в нее секулярных людей.

Поэтому сегодня многие адвентистские церкви со­глашаются с тем, что сильное влияние на людей оказы­вает соответствующим образом организованное яркое богослужение, молва о котором распространяется из уст в уста. Те, кто перестал ходить в церковь, поскольку слу­жение показалось им скучным, запрограммированным и не имеющим никакого отношения к их жизни, неред­ко дают этой церкви еще один шанс, когда служение ста­новится действительно интересным и убедительно го­ворит о насущных проблемах.

Среди прочего, обновление предполагает использо­вание современного выразительного языка. Быть может, кому-то это покажется угрожающим, однако история учит, что обычно духовное возрождение сопровождалось возрождением христианского песенного творчества. Потребность в новых мелодиях, новом стиле и текстах объясняется следующим: чтобы стать неотъемлемой ча­стью жизни, необходимой для преодоления секулярного дрейфа, вера должна соприкасаться с реальной жизнью. Хотя в современных песнях звучат мысли, проти­воречащие Евангелию, тем не менее в них находят глу­бокое выражение те трудности, с которыми сегодня стал­кивается человек. Когда христианские песнопения за­трагивают острые проблемы, они приобретают мощное влияние благодаря тому, что предлагают решение этих проблем в контексте Евангелия. Поэтому нет ничего уди­вительного в том, что многие христианские гимны про­шлого, при использовании современной лирики и ме­лодии, в духе времени истолковывают сущность хрис­тианства. Освободившись от сомнений, нам надо стано­виться такими же смелыми, какими были сочинители гимнов прошлого.

Прежде чем продолжить, скажу, что когда-то и я опа­сался, что современная музыка может повести нас по ложному пути. Теперь я думаю иначе и хочу объяснить, как это произошло. Какое-то время назад наша церковь надолго оказалась без пастора. Исходя из своих богослу­жебных планов, члены церкви пригласили молодежь в возрасте от 14 до 22 лет на ежемесячное молодежное слу­жение. Предполагалось исполнение современных гим­нов (никаких барабанов и очень низкая тональность), представление небольшой драматической пьесы, отра­жающей тему проповеди, и сама проповедь, непосред­ственно обращенная к современным проблемам. Почти постоянно возникали какие-то волнующие ситуации. Молодежь впервые почувствовала, что в церкви ее це­нят и принимают. Она с волнением отнеслась к возмож­ности внести и свой вклад в церковную жизнь. Моло­дежная группа росла довольно быстро, но вдобавок к этому участники молодежного служения привели своих родителей и друзей, и вскоре в нашей церкви стало вдвое больше народу. Уже в 9.20 вокруг церкви не было ни од­ного свободного места на стоянке!

Однако самое большое впечатление на меня произ­вело то, что произошло с моими детьми. До сих пор, за исключением детских рассказов, их, как правило, не интересовало происходящее во время церковного бого­служения, однако когда богослужение стала проводить молодежь, они навострили уши. Я понял это не только по выражению их лиц, не только по тому, что принесен­ная игрушка осталась без внимания, но и по тому, что происходило в остальные дни недели. Все это время я слышал, как они распевали песни, которые услышали на служении, однако еще больше впечатляло то, что трех- и четырехлетние малыши всю неделю обменивались шутками, услышанными на проповеди. Каким-то обра­зом современные песни и шутки с экрана сделали про­поведь актуальной и для них. С какой-то загадочной для меня проницательностью дети догадались, что служение стоит их времени и энергии, и это при том, что в нашем доме нет телевизора и наши дети не выглядят «загнан­ными» оттого, что затуманенным взором часами впиты­вают то, чем их потчует секулярный мир.

Тогда я понял, что никто из нас не в состоянии пол­ностью отделить себя от современной жизни. Можно не смотреть телевизор, не слушать радио, и тем не менее окружающая обстановка будет оказывать на нас влия­ние. Приходится звонить в банк, в магазин, в кредит­ную компанию, с вами связываются другие люди, и ос­тается только догадываться, что они могут сказать! Вспомните, какая музыка льется из динамиков, когда вы идете в бакалейную лавку или в торговый центр за по­купками! Невозможно полностью уединиться в соб­ственном мире. Если богослужение не обращается к тому миру, в котором вы реально существуете, скорее всего вам предстоит вести двойную жизнь. Одна протекает тогда, когда вы находитесь в церкви или общаетесь с братья­ми-христианами, другая — когда вы работаете и отды­хаете. Такой двойной стандарт не только вас самих не спасет от секулярного дрейфа, но и не заставит других людей поинтересоваться, во что же вы верите.

Спустя некоторое время, после того как состоялся упомянутый эксперимент с молодежным служением, я посетил одну из стран «третьего мира». В большом го­роде работали два пастора. Один служил в «церкви праз­дника», другой — в совершенно противоположной. Была надежда, что совместное богослужение этих церквей бу­дет способствовать установлению связей и взаимопони­мания. Я жил в доме пастора, который не принадлежал к «церкви праздника». Когда в пятницу зашло солнце, началось нечто необычное. Пастор включил телевизор и видеосистему, и всю субботу у него в доме непрестан­но звучала современная христианская музыка, исполня­емая адвентистскими группами. Она была намного раз­нообразнее той, которую исполняла «церковь праздни­ка» в этом городе. Я был ошеломлен. Встретив служаще­го конференции, который пригласил меня в этот город, я сказал ему: «Этот человек против того, чтобы такая музыка исполнялась во время богослужения, а сам слу­шает ее. Ты что-нибудь в этом понимаешь?» Получает­ся, что богослужение — это всего лишь мероприятие, ко­торое длится один час в неделю и которое никак не свя­зано со всей остальной его жизнью. Служение в субботу утром почти наверняка не затрагивает самые главные проблемы его повседневной жизни. Я говорю это не для того, чтобы покритиковать на самом деле очень благо­честивого пастора, но для того, чтобы показать, как лег­ко служение может оказаться далеким от нашего благо­честивого опыта. Вместо того чтобы быть движущей си­лой, лежащей в основе миссионерской деятельности, оно превращается в пустую формальность, которую надо ис­полнить.

Недолгий эксперимент, который провела моя цер­ковь в стремлении найти более современные формы богослужения, научил меня еще кое-чему. Молодежные слу­жения теперь уже в прошлом. Посещаемость упала до прежнего уровня. Молодежь обособилась. Мои дети больше не интересуются тем, что происходит на служе­нии. Все вернулось на круги своя! Я понял, что для оп­ределенной группы членов Церкви перемены весьма болезненны, несмотря на очевидные результаты. Нельзя забывать, что многие предпочитают более традицион­ный стиль богослужения. Многие великие гимны по-прежнему не утратили своей силы, и нет ничего пороч­ного в традиционном служении. Если у вас все получа­ется неплохо, не надо ничего менять! Многие настолько предпочитают традиционный стиль, что само отстаива­ние его становится для них делом совести. Ужасно было бы заставлять таких людей идти против нее.

На основании собственного опыта, а также опыта тех, с кем я работал, могу сделать вывод: как правило неразумно вносить радикальные изменения в богослужебный стиль местной церкви, даже если бы большин­ство восприняло такие перемены положительно. Слиш­ком многие души охватывает тревога, и слишком мно­гие сердца разбиваются. В этом мире и без того хватает слез! Вряд ли мы поступим честно, если церковь, кото­рая десятилетиями работала по-старому, начнем «отры­вать» от тех, кто посвятил ей жизнь. Всех, кто стремится проповедовать в секулярном мире, я призываю проявить сочувствие к тем, кто не стремится к этому. В модели крепости нет ничего дурного. Это всего лишь другая модель служения! Принуждение — орудие сатаны, даже если к нему прибегают с благими намерениями. Ужас­но, если тебя заставляют идти против совести.

Если прибегать к стилю богослужения как основно­му элементу в работе по обращению людей секулярного мира, то лучше, наверное, было бы начать с создания новой общины, проповедующей Евангелие на современ­ной основе. Те, кто предпочитает более традиционный стиль, могут по-прежнему ходить туда, где он остается неизменным. Подобно тому как каждый человек обла­дает уникальными дарами, способными украсить Божью работу, одни церкви могут быть одарены для исполне­ния задач, которые другим не по плечу. Поэтому тех, кто предпочитает традиционный язык, я вынужден просить, чтобы они не отягощали жизнь другим, смело стремя­щимся к созданию новых церквей. Не мешайте им ва­шей бесконечной едкой критикой. Я понимаю, что «цер­кви праздника» возьмут что-то самое лучшее и яркое от других адвентистских церквей, и это не пройдет незаме­ченным. Но в таком случае появится чудесная возмож­ность произнести самые нелегкие, но в то же время са­мые великие слова, когда-либо сказанные грешником: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин. 3:30). Наша Церковь имеет возможность не ограничиваться одной моделью богослужений, равно как не замыкаться на од­ной модели проповеди.

В то же время надо признать, что во многих районах нашей страны вряд ли найдется достаточное количество адвентистов, которые могли бы «поддерживать на пла­ву» хотя бы одну церковь, не говоря уже о двух. При та­ких обстоятельствах вряд ли стоит, внося в Церковь смуту и раздоры, целиком и полностью ориентировать ее на миссионерскую работу среди тех слоев общества, кото­рые труднее всего поддаются евангелизации, особенно если это сопряжено с духовным риском. Самое большее, чего можно ожидать от богослужения, проводимого в та­ком контексте, — это, по меньшей мере, отсутствие враждебности к тем, кто им заинтересуется. Задача со­стоит в том, чтобы найти такую форму богослужения, которая, с одной стороны, удовлетворяла бы потребно­сти традиционно настроенных адвентистов, а с другой — создавала бы более непринужденную обстановку для секулярных людей. Сейчас я хочу дать шесть советов, ко­торыми можно воспользоваться в любой адвентистской церкви без лишних административных согласований.

Во-первых, очень помогает, если во всех частях бо­гослужения используется не «домашний» язык адвентизма, а повседневный язык улицы. Мы уже упоминали об этом в 9-й главе. Использование обычного повседнев­ного языка важно по меньшей мере по двум причинам. Об одной из них мы говорили в первой части, отметив, что Бог всегда стремится говорить с людьми в контексте привычной для них культуры и на их языке. Порой мо­жет показаться, что повседневный язык — ограничен­ное средство, не способное адекватно выразить реалии, присущие духовной сфере, однако та сила, с которой он объединяет эту сферу с повседневной жизнью, оправды­вает любые подобные ограничения. Вторая причина его использования — он свидетельствует о внимании к дру­гим людям. Когда мы изо всех сил стремимся говорить с людьми такими, какие они есть, это означает, что мы се­рьезно стараемся их понять. Они важны для нас. Когда люди сознают, что они важны для других, им легче пове­рить, что они важны и для Бога.

Если мы не будем говорить на адвентистском жарго­не, никто не пострадает. Никто не оставит церковь, если мы перестанем использовать такие слова, как «наделение» или «свет» в сугубо узком смысле. Для тех, кто привык к более традиционному стилю богослужения, это не будет великой жертвой, но в то же время позволит самым раз­личным людям понять, что им рады. Им не придется учить новый язык в качестве необходимого условия посвяще­ния. Там, где исполнение гимнов, чтение Писания и дру­гие моменты богослужения затемнены языком прошло­го, краткое, хорошо подготовленное вступление поможет войти в изначальный контекст этого языка и тем самым осмысленно воспринять те чувства, которые он выража­ет. Прежде всего надо постараться, чтобы все моменты богослужения легко воспринимались секулярным чело­веком, который случайно заглянул в нашу церковь или был приглашен сюда кем-то из ее членов.

Вторая перемена, свидетельствующая о том, насколь­ко церковь гостеприимна к неверующим, сводится к тому, чтобы все, происходящее в субботу утром, сохраняло ак­туальность и в последующие дни. Субботнее богослуже­ние должно быть таким, чтобы его не забывали утром в понедельник. Почему многие наши проповеди ничего не значат за стенами церкви? Часто ли они оказывают хоть какое-то воздействие на нашу реальную жизнь? Действи­тельно ли мы тратим на это времени больше, чем надо? Я со страхом думаю, что если тысячи человек посещают цер­ковное богослужение и в течение часа ничего значитель­ного не происходит, понапрасну тратится полгода жиз­ни. Проповедь должна сохранять свою актуальность и за стенами церкви. Люди должны слышать слова, которы­ми они будут руководствоваться в понедельник, вторник или среду утром. И вы можете способствовать этому, ни на йоту не поступаясь своей верой.

Служители не должны без конца проповедо­вать только по поводу вопросов вероучения. В каждой беседе следует уделять внимание практи­ческому благочестию (Адвентистское обозрение и субботний вестник, 23 апреля 1908 г.).

Если вы трудитесь в новом поле, не думайте, что ваш долг состоит в том, чтобы сразу заявить людям: «Мы — адвентисты седьмого дня. Мы ве­рим в то, что суббота есть седьмой день. Мы не признаем бессмертие души». Этими словами вы скорее всего возведете мощную преграду между собой и теми, кого стремитесь достичь. Старай­тесь говорить с ними о тех положениях вероуче­ния, по которым у вас нет разногласий. Побесе­дуйте о необходимости благочестия в повседнев­ной жизни. Представьте своим собеседникам до­казательства того, что вы желающий мира хрис­тианин и любите их. Пусть люди увидят, что вы человек совести. Таким образом вы завоюете их доверие. А тогда уже у вас будет достаточно времени для того, чтобы порассуждать о вероучении. Следует завоевать сердце, подготовить душу, а затем уже сеять семена, представляя в любви ис­тину, какова она есть в Иисусе («Служители Еван­гелия», с. 119, 120).

Давая этот совет, Елена Уайт, наверное, говорила о новом поле в географическом смысле, однако сегодня та­ким полем можно назвать секулярное окружение. Мало кто из секулярных людей слышал о нас, и мало кто знает, во что мы верим. Для таких людей свидетельство практи­ческого, живого христианства станет той влекущей силой, которая побудит их глубже вникнуть в вопрос благочестия. Рассказывая о том, как надо правильно жить, я ни­кого не задеваю, но стараюсь пробудить многогранный интерес к исследованию Писания и преодолению греха. Приведенный совет настолько очевиден, что приходится удивляться, почему далеко не на каждой адвентистской кафедре и далеко не каждую субботу можно встретить это практическое благочестие. Быть может, ответ кроется в следующем, довольно неприятном для нас высказывании, позволяющем понять, почему наша проповедь часто ока­зывается безрезультатной:

Многие предпочитают подолгу рассуждать о теории и почти не думать о практическом благо­честии, и объясняется это тем печальным обсто­ятельством, что Христос не живет в их сердце. У них нет живой связи с Богом («Свидетельства для Церкви», т. 4, с. 395, 396).

Наши рекомендации относительно того, как хрис­тианину справляться с проблемами, окружающими его в понедельник утром, окажутся полезными только в том случае, если мы сами пытаемся честно решить те вопро­сы, с которыми человек сталкивается дома, в отноше­ниях с соседями и на работе. Если мы сами знаем, как ходить пред Богом каждый день в течение всей недели, мы сможем научить этому и других. Церкви, которые сегодня оказывают самое сильное влияние на секулярный мир, уделяют внимание практическому христиан­ству. (Другие важные высказывания Елены Уайт о прак­тическом благочестии можно найти в книгах: «Служи­тели Евангелия», с. 158,159; «Свидетельства», т. 3, с. 237; т. 5, с. 158,539).

Третий аспект, который имеет большое значение в ра­боте с секулярными людьми, сводится к заботе о том, чтобы все, что мы делаем как церковь, было на высоком уровне, отличалось хорошим качеством. Довольно час­то адвентистские церкви выглядят крайне убого. Стано­вится ясно, что о выборе участников богослужения, а также о его содержании думали наспех. Складывается впечатление, что музыка подбирается к проповеди в по­следний момент. Некоторые адвентисты готовы мирить­ся с этой убогостью, однако секулярный человек может расценить это как оскорбление в силу своего уровня раз­вития и абсолютное несоответствие тому, как, с его точ­ки зрения, следует проводить время.

Мне думается, что в этом вопросе многому мы мог­ли бы поучиться у Диснея. Главная причина его успеха в том, что в его парках каждой детали уделено самое при­стальное внимание. Там мусорный контейнер никогда не стоит на виду. Все рассчитано таким образом, чтобы никакая посторонняя деталь не отвлекала посетителя. Превосходно все: музыка, оформление, любая мелочь. В общем и целом то же самое относится и к телевиде­нию. Несмотря на то, что содержание программы может противоречить Евангелию, она, как правило, сделана с максимальным вниманием. Ради одной минуты экран­ного времени тратятся многие часы работы, и это осо­бенно верно, если мы вспомним о рекламе. Тысяча ча­сов и куча денег тратятся на то, чтобы в течение одной минуты максимально воздействовать на зрителя. Требуя, чтобы продукты, которые мы покупаем, были качествен­ными, гостиницы, в которых останавливаемся, — ком­фортабельными, а телепрограммы — хорошо составлен­ными, мы почему-то надеемся на то, что, придя в цер­ковь, секулярный человек удовольствуется безликой проповедью и никуда негодным песнопением. Однако, вместо того чтобы насладиться всем этим, в понедель­ник утром он скажет своему приятелю: «Да, ты много потерял, что не видел того жалкого подобия богослуже­ния, на которое мне довелось попасть в эти выходные. Женщина там пела так плохо, как будто ей во время опе­рации повредили горло, а пастор вообще не понимал, о чем говорил. Он был просто невероятен».

«И что это за церковь?»

Достаточно одного такого рассказа, и у пяти, шести или, может быть, даже десяти человек пропадет к этой церкви всякое доверие.

Разве трудно быть на высоте? Разве богослужение так уж не важно, что на него можно не обращать внимания? Разве Бог, Которому мы поклоняемся, не заслуживает того, чтобы мы принесли Ему самое лучшее — будь то проповедь, песнопение или молитва? Наступает такой период в истории человечества, когда мы должны пред­ставать перед Богом в наилучшем виде. Все остальное не подходит.

Между тем должен признаться, что как пастор я слишком легкомысленно относился к тем разделам бо­гослужения, где «не блистал» сам. Музыка, чтение Пи­сания, молитва и даже объявления также заслуживают того, чтобы их тщательно продумали и как следует ис­полнили.

Говоря об этом, я хотел бы подчеркнуть, что вовсе не собираюсь обескураживать то множество маленьких цер­квей, где, быть может, нет людей яркого дарования. Рас­суждая о высоком уровне богослужения, полезно про­водить различие между теми ошибками, которые возникают в силу того, что наш благородный порыв не слиш­ком удачно выражен, и теми, причина которых в легко­мыслии и небрежности. Если мы ведем себя искренно и открыто, секулярные люди готовы простить недоразу­мения, которые возникают в ходе общения; равным об­разом они способны уловить разницу между искренним стремлением и небрежностью, между порывом вооду­шевления и шарлатанством.

Один из самых лучших способов повысить уровень любого дела — регулярно оценивать и критиковать то, что сделано. Конечно, эта оценка таит в себе угрозу, но если мы всерьез озабочены качеством исполнения, нам необ­ходима обратная связь в том, что касается качества наших усилий, направленных на прославление Бога. Служение, совершаемое в церкви, а также все другие виды служения, надо постоянно оценивать в соответствии со Словом Бо­жьим, а также с потребностями тех людей, ради которых они совершаются. Никто не должен считать себя свобод­ным от этой оценки, даже пастор. От тех, кто со мной не согласен, я узнаю гораздо больше, потому что они неред­ко говорят мне в лицо такие вещи, которые мои друзья, быть может, не отважились бы сказать. Оценка всегда бо­лезненна, однако результатом становится гораздо более действенное служение. Даже отличную проповедь мож­но в чем-то улучшить. Совсем недавно я проповедовал в большой университетской церкви, и мне показалось, что моя проповедь оказала значительное влияние на многих людей. После обеда народ небольшими группками бро­дил по территории университета, обсуждая актуальность этой проповеди. Я был доволен тем, что Бог дал мне воз­можность свидетельствовать, однако вдруг ко мне подо­шел человек, лицо которого выражало крайнее разочаро­вание. Он не мог поверить, что одна деталь, о которой я упомянул в своей проповеди, выглядела действительно так, как я об этом сообщил. Для него эта «ложь» разруши­ла всю проповедь.

Я сразу же стал защищаться: сказал, что могу сооб­щить имена, назвать соответствующие даты и места со­бытий — все это можно проверить. Но он лишь покачал головой и произнес: «Извините, но я не могу поверить, что все произошло именно так. Извините еще раз». Он был непримирим. История, рассказанная мной, про­изошла в действительности, и, понятное дело, я рассер­дился, что какой-то незнакомец усомнился в моей чест­ности, однако, поразмыслив, я понял, что служители не могут удержаться от того, чтобы не преувеличить неко­торые моменты или не приукрасить свои рассказы. Вслед за этим человеком я тоже считаю, что преувеличением можно умалить силу проповеди, которая во всех осталь­ных отношениях просто превосходна. Оглядываясь на­зад, я понял, что, хотя история, которую я рассказывал, была именно такой, она выглядела даже более странной, чем вымысел. И если кто-то (а на каждого, кто посмеет открыто не поверить, может найтись целая дюжина лю­дей, которые просто промолчат) не получил благосло­вения от проповеди, потому что усомнился в какой-то ее детали, лучше бы этой детали вообще в ней не было. Так или иначе, но такая деталь не являлась принципи­ально важной для моей основной темы. Надеюсь когда-нибудь встретить этого человека и поблагодарить его за то, что он помог мне стать лучшим проповедником, чем прежде.

Четвертый аспект, помогающий евангельской рабо­те, напрямую связан со средствами массовой информа­ции. Богослужение должно быть более наглядным и сильнее, чем прежде, привлекать внимание. Как пользу­ются люди этим небольшим прибором дистанционного управления, который переключает каналы в телевизо­ре? С ума можно сойти! Сидит человек, потом — щелк! Смотрит пять минут на экран — щелк! — и он уже на другом канале. Щелк — и вот он уже на третьем, и так далее. Что он делает? Просто ищет, на чем можно остановиться. И как долго он решает? Самое большее 5—10 секунд относительно каждого канала.

Быть может, вы никогда не думали об этом, но пропо­ведник — это тот, кто застегивает ваш ремень безопасно­сти. Слушая вашу проповедь, многие из тех, о ком мы се­годня говорим, уже через 10 секунд решат, стоит ли она их внимания, ведь они научились принимать подобные решения! Поэтому самая первая ваша фраза — это победа или смерть. Сегодня оратор должен сразу овладевать вни­манием людей и на протяжении всей своей речи удержи­вать его. Человеческое внимание больше нельзя расцени­вать как нечто само собой разумеющееся.

Овладевая им, мы не противоречим Христу, Который владел искусством задавать краткие риторические воп­росы, например: «Который из двух исполнил волю отца?» В том обществе такая история и такой вопрос превращали собравшихся во дворе храма в некое подо­бие слушателей семинара, который проводит Е. Ф. Хаттон. Сегодня у нас есть только 5—10 секунд, чтобы зас­тавить людей слушать нашу проповедь.

Что касается музыки, то если ее действительно хоро­шо исполняют, она в какой-то мере может повысить вни­мание к богослужению. Столь же эффективным оказы­вается и то, что дает пищу глазу, например, драматичес­кое представление. Хотя некоторых адвентистов слово «драма» может напугать, почти в каждой адвентистской церкви в субботу утром она используется самым широ­ким образом. Мы называем это детскими историями. От­гадайте-ка, кто больше всего от них получает пользы? Те, кому два года, обычно не обращают на них никакого вни­мания. Детские истории предназначены для взрослых! Они огорчатся, если не будет хотя бы одной.

Не надо меня обманывать. Вот я начинаю разыгры­вать для детей какую-нибудь историю, а сам краем глаза гляжу по сторонам. Все взрослые наклонились вперед и глаза у них, как чайные блюдца. Они не хотят пропустить ни малейшей детали. И тогда я вхожу в роль. Я ло­жусь, храплю, встаю на голову (да, почти что так!), де­лаю все что угодно. И если малышам это нравится, взрос­лым нравится еще больше. Правда, некоторые из этих взрослых встревожились бы, если бы вы разыграли дра­матическое представление или включили видеомагни­тофон. Когда же я поднимаюсь на кафедру, они начина­ют тихонько дремать!

Вот и все.

Драма доносит смысл духовных наставлений в дос­тупном для наших современников виде, причем ничто не в состоянии ее заменить.

Если в вашей церкви раздаются решительные про­тесты против драматических представлений, используй­те вместо них детские истории. Постарайтесь сочетать их с проповедью, гимнами и чтением Писания; сделай­те так, чтобы все богослужение стало единым целым. Пусть детская история задаст тон всей проповеди. Пусть она заострит внимание на каком-либо вопросе или под­нимет проблему. Сделайте так, чтобы детская история была немного длиннее, а проповедь немного короче, но соедините их в единое целое, и тогда все служение ста­нет более живым.

В той или иной форме все мы привыкли к драме, и, следовательно, само это слово не должно нас пугать. В этом веке и в эти дни, когда люди с детства не расстают­ся с телевизором, мы наверняка почти ничего не добь­емся, если заставим их дремать на богослужении. Не­большие изменения, которые я предлагаю, не должны задевать тех, кто склонен к наиболее традиционному сти­лю. Вы наверняка ничего не добьетесь, если тяжелой поступью войдете в церковь и произнесете: «В этой цер­кви мы собираемся начать драматические представле­ния». Начнется борьба. Поэтому просто возьмите детс­кую историю, сделайте так, чтобы она была более твор­ческой, лучше вписывалась во все богослужение в целом, и вы достигнете того же результата без всякого на­пряжения.

Пятый аспект, играющий важную роль в деле обнов­ления церковного богослужения, заключается в том, что­бы сохранять серьезную духовную атмосферу. Сегодня простого признания истины недостаточно, чтобы чело­век оставался в церкви. Большинство отступников по-прежнему верит в истину. Мать моей жены, например, уже 25 лет не ходит в церковь, однако если речь коснет­ся субботы, то она может переспорить любого баптиста! Итак, теперь одной лишь истины мало, чтобы удержать человека. Она должна сочетаться с духовной жизнью. Люди нуждаются в том, чтобы ощутить присутствие жи­вого Бога. Когда секулярный человек решает пойти в церковь, это происходит потому, что он жаждет обще­ния с живым Богом. Секулярных людей влечет в те цер­кви, где знают Бога и знают, как научить этому позна­нию других. Природа духовной жизни не предполагает ничего такого, что было бы чуждо адвентизму; нет ни­чего еретического в том, чтобы молиться и изучать Биб­лию. Как раз сейчас, когда в нашей церкви более 100 членов, в ней сформировались три молитвенные груп­пы, которые собираются каждую неделю. Постоянно растет интерес к семейному благочестию, молитве и ду­ховной жизни в церкви. Многие из тех идей, которые мы обсуждали во второй части этой книги, могут оказаться полезными в решении вопроса духовности.

Начиная искать веру, секулярные люди ищут дока­зательства тому, что Бог действительно есть и что другие люди переживают это на своем опыте. Церковь, состоя­щая из тех, кто знает Бога и кто знает, как научить дру­гих богопознанию, будет, подобно магниту, привлекать к себе нерелигиозных людей. Движущей силой всего, что происходит в церкви, будь то проповедь, соответствую­щая музыка или молитва, должна быть духовная энер­гия тех, кто в этом участвует. Секулярных людей не так-то легко обмануть. Если духовная жизнь церкви фаль­шива, это не обманет никого и уж, конечно, не обманет молодежь.

Все это подводит нас к шестому аспекту улучшения адвентистского богослужения и, вероятно, самому важ­ному. Сегодня люди просто жаждут подлинного, досто­верного христианства или, говоря языком улицы, нату­рального. Не так давно я обедал вместе с несколькими ведущими богословами адвентистской Церкви. В ходе разговора один из них спросил меня: «Джон, как ты ду­маешь, что в данный момент больше всего нужно адвен­тистской церкви?»

«Перестать лживо жить!» — почти тотчас ответил я.

На этом наша беседа сразу замерла, однако чем боль­ше я размышлял над своим случайным ответом, тем обо­снованнее он мне казался. В адвентистских церквах люди нередко живут на уровне эмоций, как бы играя в церковь. Почему вы в нее ходите? Потому что ваша мать туда хо­дила? Или вы стремитесь, чтобы ваши дети получили ре­лигиозное воспитание? А может быть, потому что... про­сто ходите? Вероятно, посещение церкви — это просто игра, в которую вы играете? И, проведя эту игру, вы пре₇ красно можете развлекаться всю оставшуюся неделю? Похоже, секулярные люди каким-то шестым чувством распознают тех, кто искренен и кто фальшивит. Они за километр могут почувствовать «липовых» христиан.

Однако что значит быть настоящим и искренним? Достоверность имеет место тогда, когда внутреннее не противоречит внешнему. Человек живет во лжи, когда внешнее и внутреннее — разные вещи. Однажды мне рас­сказали, как на одном собрании среди христианских на­ставников разгорелся ожесточенный спор, все перешли на крик и даже послышалась брань. Нашлись два слу­жителя, которые угрожали разделаться друг с другом. А в 19.30 в дверь постучали, и вошедший напомнил: «Раз­ве вы не знаете, сколько времени? Люди уже собрались для молитвы». И тот, кто затеял свару, вышел навстречу собравшимся со словами: «Разве это не прекрасно, ког­да братья пребывают в единстве? Разве не прекрасно в этот вечер быть вместе с народом Божьим?»

Если бы я был там, мне бы сделалось дурно. Почему он так поступил? Чтобы сохранить свой имидж христи­анского руководителя? Все дело в том, что лицемер — это, как правило, тот человек, кто в последнюю очередь догадывается, что все уже видят его лицемерие.

Как в этой ситуации повел бы себя настоящий хрис­тианин? Держаться так, словно ничего не случилось, — значит лгать. Быть может, надо было выйти навстречу со­бравшимся, не переставая ругаться? Нет, и это не по-хри­стиански. Хочется надеяться, что на пути из кабинета на кафедру он догадался, что произошло нечто крайне бе­зобразное. Лучше было бы, если бы, выйдя к людям, он сказал: «Знаете, у нас только что было собрание, и, чест­но говоря, некоторые вели себя совсем не похожим на Христа образом. По правде сказать, я недостоин стоять на этой кафедре и вести собрание. Но все же я знаю, что во Христе есть возможность получить прощение и изме­ниться. Во-первых, приношу извинения всем сидящим здесь братьям, а во-вторых, прошу всех преклонить коле­ни и помолиться за нас, потому что мы в этом крайне нуж­даемся». Это было бы искренне, и такая церковь показа­лась бы секулярным людям гораздо более привлекатель­ной, чем та, в которой всегда сладко улыбаются, хотя на самом деле их обуревают другие чувства.

Вспоминаю одного студента, который любил выра­зить недовольство «ими», то есть административными работниками адвентистской церкви. Конечно, гораздо легче определить, что правильно и что неправильно, когда сам не находишься в гуще событий. Поскольку студент этот любил повеселиться и не придерживался слишком строгих правил, он, конечно, плохо соответ­ствовал типичному образцу адвентистской администрации. Однако, заметив у него способности админист­ратора и умение общаться с людьми, я предостерег его, сказав, что однажды он сам может стать одним из «них». Поэтому некоторое время спустя, узнав, что так оно и вышло, я почти не удивился и не испытал никакого вол­нения. Его избрали на административную должность. Будет ли он по-прежнему беззаботен и независим (что так для него естественно) или, быть может, попытается стать таким, каким надо? Несколько лет спустя нас на­значили членами комитета той церкви, где он работал. Во время перерыва я направился к нему, чтобы, как го­ворится, пожать ему «лапу» и сказать что-нибудь напо­добие: «Привет, старик, как дела?» Он, одетый в «трой­ку», величественно поднялся, официально протянул руку и натянуто произнес: «Здравствуй, Джон, я очень рад видеть тебя». Он стал одним из «них»! Сейчас он играл ту роль, которая соответствовала его новому по­ложению и которая так не вязалась с его прошлым по­ведением. Эта встреча меня очень удручила. Христи­анство должно быть чем-то большим, чем тот образ, который мы пытаемся донести. (Чтобы закончить эту историю, с радостью сообщу, что с тех пор он освоился со своими новыми обязанностями и снова стал гораздо более открытым!)

Суть подлинного христианства в том, чтобы быть тем, что мы есть на самом деле. Это, конечно, не означа­ет, что если у вас настроение, как у дьявола, то вы и по­ступать должны, как дьявол. Так «искренне» может вес­ти себя любой секулярный человек. Быть настоящим христианином труднее. Когда христианин пытается быть тем, что он есть, он обнаруживает, что быть собой и быть тем, кем ты должен быть, — разные вещи. Однако для настоящего христианина есть только один путь. Если вы оступились, надо обратиться к Господу, исповедаться Ему во всем и просить, чтобы Он помог вам стать тем, кем вы являетесь во Христе.

Служить Ему с максимальной эффективностью означает как бы посадить себя на диету; это означает, что надо вести благочестивую жизнь, учиться менять свои установки и черты характера, причем не для того, чтобы спастись, но только ради Христа и заблудших.

Мне эта проблема очень понятна. Когда я начинал служение, у меня каждую субботу от боли просто раска­лывалась голова. Это по-настоящему изматывал о, пото­му что в тот самый день, когда я должен быть на высоте, я чувствовал себя отвратительно. Два года спустя я на­конец догадался (некоторые люди догадываются не сра­зу), что причина в следующем: выходя к людям, я стре­мился быть тем, кем на самом деле не являлся. Я играл роль. Я был не столько тем, кем должен быть во Христе, сколько тем, кем, как мне казалось, следовало быть с точки зрения собравшихся. В конце концов Бог дал мне понять: Он хочет, чтобы перед Ним я был самим собой, а не Билли Грэмом, X. Ричардсом или Роландом Хегстедом. Чтобы для Христа я был просто Джоном Паулином. Какое облегчение! Какое благословение! Когда я повсю­ду начал делиться своим открытием с другими адвенти­стами, выяснилось, что «субботняя головная боль» — гораздо более распространенное явление, чем мне пред­ставлялось.

Самый верный путь к подлинности заключается в том, чтобы каждый день в своих молитвенных встречах с Бо­гом пытаться взрастить в себе искренность. Христос по­может вам увидеть себя такими, какими вас видят другие. Во Христе можно научиться быть самим собой. Вы на­верняка не сумеете быть откровенными с людьми, если вы не открыты перед Богом. Случалось вам лгать во вре­мя молитвы? Не говорили ли вы: «Дорогой Господь, я так Тебя люблю» в тот момент, когда на самом деле где-то внутри себя думали: «Ох, до чего я устал от всего этого!» И тем не менее Бог хочет, чтобы и это стало нашей молит­вой. Так поступал Иисус. «Почему Ты Меня оставил?» — кричал Он. Если Он мог быть откровенным с Богом, то тогда и для нас это не грех! Господь хочет, чтобы мы рас­сказывали Ему о самых сокровенных своих нуждах, о са­мых сокровенных чувствах и даже о своем гневе. Пусть будет все что угодно, кроме стремления обмануть Его сладкими словами, которые ничего не значат.

Знаете, почему исповедь и покаяние необходимы для спасения? Потому что это всего лишь признание исти­ны о нас самих. Если мы не исповедуемся и не каемся, значит, по отношению к этому миру мы живем по лжи. Значит, нас больше беспокоит то, как мы выглядим, а не то, что мы есть на самом деле. Помните, что Иисус ска­зал о грязных чашах, которые сверкают снаружи? Мы все таковы. Однако есть нечто, еще более отвратительное: грязная чаша, которая каждому стремится доказать, что она чиста. В свете креста единственная возможность жить подлинно — это жить в постоянном и искреннем покаянии.

Однако что делать, если вы не чувствуете раскаяния? Что делать, если, подобно мне, вы одарены темперамен­том, который дает вам возможность знать много слов на разных языках, кроме одного слова — «прости»? Людям, которые похожи на меня, надо помочь узнать истину о самих себе. То, чем я собираюсь поделиться с вами, ис­ходит из самых сокровенных уголков души — оттуда, где я более всего уязвим.

Занимаясь библейскими исследованиями, я понял, как легко заставить Библию говорить то, что вам хочет­ся. Нередко толкование возникает потому, что мы не хотим, чтобы наши неудачи и ошибки предстали в свете Писания и того мягкого водительства, которое нам пред­лагает Святой Дух. Наше толкование может стать сте­ной, которой мы отгораживаемся от необходимости при­знать перед Богом и другими людьми свои грехи и сла­бости. Я понял, что всякий раз, приступая к толкованию Писания, необходимо молиться: «Господи, я хочу знать истину, чего бы мне это ни стоило». Нередко мы хотим постигать ее лишь до тех пор, пока нам это действитель­но ничего не стоит. Однако постижение истины и жизнь в соответствии с ней могут стоить нам нашей работы, друзей, семьи, всего самого дорогого. Быть может, это будет означать, что до конца своих дней нам придется нести крест. Поэтому не обращайтесь к такой молитве, если вы сомневаетесь, что все перечисленное возмож­но. В то же время я вас уверяю, что Бог любит отвечать на нее, Он любит открывать истину, однако за ее обрете­ние надо платить.

Впервые я так молился около двенадцати лет назад. Я лежал, уткнувшись лицом в деревянный пол, и в пол­ном отчаянии бил по нему кулаком. Человек, которого я знал как служителя церкви, убедительно и логично показал мне, что если я действительно люблю Иисуса, то должен оставить церковь, которую почитал. Кто-то из вас наверняка не поймет, почему в ту пору все это было для меня так трудно. Другие тоже переживали нечто по­добное. После тяжелой борьбы я открылся Богу и начал молиться: «Господи, скажи мне правду, какой бы горь­кой она ни оказалась».

Ответ, который Бог вложил в мое сознание, был кри­стально ясным, хотя я не слышал его. «Я понимаю, что ты переживаешь. Вспомни, что ученики Иисуса сами никогда не порывали с иудаизмом. Лютер никогда не покидал католическую церковь, а Елена Уайт — методи­стскую. Все они были вышвырнуты оттуда. Я хочу, что­бы ты оставался в адвентистской Церкви до тех пор, пока тебя оттуда не выкинут, но у Меня есть одно условие: отныне ты должен действовать и говорить, не пытаясь сохранить свою работу или социальное положение. Ты должен, ничего не боясь и не ища одобрения, говорить об истине именно так, как она открылась тебе. Не нары­вайся на неприятности, не бунтуй и не давай никакого повода для того, чтобы тебя изгнали. Пусть это случится только потому, что ты говорил истину, и только истину. Если в конце концов тебя изгонят, пусть будет так. Это станет Моим знамением, показывающим, что у Меня есть для тебя нечто лучшее».

Эта весть предназначалась именно мне. Может быть, в то же время Господь сообщил вам что-то иное. Одна­ко, честно говоря, в ту пору, когда я все это переживал, мне казалось, что адвентистская Церковь вряд ли может разобраться с истиной. Казалось, что надолго меня не хватит, однако, к моему удивлению, с того момента я начал постепенно приобретать все большее влияние внутри Церкви. Несмотря на мнения многих людей, мой опыт показывает мне, что адвентистская Церковь сверху донизу наполнена людьми, жаждущими истины и дос­товерности. Это верно как на уровне Генеральной Кон­ференции, так и на любом другом. Хотя теперь многие считают, что я нахожусь в том положении, когда, стре­мясь защитить Церковь, должен «заметать следы», я не вижу причины не следовать тому совету, который Гос­подь дал мне двенадцать лет назад, и, как показывает эта книга, не собираюсь этого делать. Быть может, я ошиба­юсь, но я говорю об истине так, как ее вижу, чего бы мне это ни стоило.

Говорить истину для меня не так-то просто. Порой я обнаруживаю протест в самых сокровенных уголках моей души. Естественные защитные механизмы ставят под угрозу мои самые лучшие намерения. Недавно, напри­мер, я пытался выяснить, почему один проповедник про­изводит на меня столь сильное впечатление. Через не­которое время стало ясно, что в своих проповедях почти каждый пример он берет из своего личного опыта и что почти все они свидетельствуют о его неудачах, а не об успехах. Сравнив его проповеди с моими, я увидел, что живописую только свои успехи и ничего не говорю о неудачах. Это меня сильно задело. Получилось так, что чья-то исповедь изменила меня. Настоящий христианин медлен на похвалу и скор на прощение, поскольку он ясно видит собственную порочность.

Проповедуя секулярным людям, мы увидим, что один из самых лучших способов установить контакт с другим человеком заключается в том, чтобы искренне рассказать ему о собственных нуждах. Люди не любят рассказывать о наболевшем, однако если мы сами, об­щаясь с ними, не будем скрывать собственную уязви­мость (в соответствующее время и соответствующим об­разом), они, быть может, смогут рассказать нам о своих самых сокровенных потребностях и заботах. Поэтому я понял, что молиться об истине мне надо на более глубо­ком уровне. Для того чтобы совершать действенную Бо­жью работу, я нуждаюсь в чем-то большем, нежели про­сто библейская истина: мне нужна истина о себе самом. Мне нужно выяснить, когда подсознательные защитные механизмы блокируют мои самые лучшие намерения. Молитва, которая открывает глубины нашей личности, выглядит примерно так: «Господи, я открываю себя пред Тобою (см. Евр. 4:12, 13). Смотри, каков я есть на самом деле. Научи меня истине о себе самом, чего бы мне это ни стоило. Помоги мне увидеть себя так, как Ты меня видишь». Такая молитва звучит пугающе, но в то же вре­мя это чудесное преддверие к опыту ведения дневника. Если мы откроем себя Богу, Он мягко и по-доброму под­ведет нас к тому, чего мы никак не сумели бы открыть иначе. И Он не откроет для нас больше того, с чем мы можем справиться (см. Ин. 16:12).

Чем ближе вы окажетесь к Иисусу, тем яснее будете видеть свои несовершенства — они пред­станут перед вами во всей противоположности Его совершенной природе. Это свидетельствует, что обольщения сатаны утрачивают свою силу и что вас пробуждает животворный Дух Божий. Любовь к Иисусу не может глубоко укорениться в сердце, не осознающем своей греховности. Душа, преображенная Христовой благодатью, будет восхищаться Его Божественным совершен­ством, однако если мы не замечаем собственно­го нравственного уродства, это безошибочно сви­детельствует о том, что мы не видели Христовой красоты и превосходства (см. «Путь ко Христу», с. 64, 65).

Существует еще более глубокий уровень искреннос­ти. Многие из нас настолько преуспели в отрицании сво­его греха и слабости, что обманывают себя даже в самой сокровенной молитвенной жизни. Для таких людей ве­дение дневника может превратиться в некую форму са­мообслуживания, где человек отчитывается перед собой в своей мудрости и в глупости тех, кто его окружает. По­этому абсолютно незаменимо то противоядие, которое мы получаем, когда вырабатываем в себе готовность слу­шать истину о том, как нас видят другие. Как правило, настоящий христианин может назвать каких-то конкрет­ных людей, которые, с любовью помогая ему, в то же вре­мя могут честно оценить его поведение. Ответственность перед другими увеличивает нашу ответственность перед Богом.

Эта ответственность может принимать различные формы. В трех разных частях света живут три адвентис­та, которые играют в моей жизни такую роль. Я знаю, что в любое время могу приехать к ним или позвонить. Знаю — они прямо в лицо скажут, что мне надо услы­шать. В них заключается основная причина всех моих успехов, которых я добился в деле Божьем. Я знаю и дру­гих, которые считают, что определенные небольшие группы создают ту атмосферу, в которой они могут снять с себя маску, быть тем, что они есть, и иметь необходи­мую обратную связь. В идеале даже уроки в субботней школе могут создать атмосферу ответственности. Для тех, у кого немного друзей и нет таких групп, к которым они могли бы обратиться, единственная возможность осознать подлинную ответственность — вероятно, пси­хологическая консультация (которую пора перестать рассматривать как негативный выбор для любого хрис­тианина). Ищите обратную связь где угодно, но только ищите!

Немало людей отягощены сомнением, обреме­нены немощами, слабы в вере и неспособны уви­деть Невидимого; и потому тот, кого они в состо­янии видеть, — человек, приходящий к ним с Благой вестью, — может стать связующим звеном между такими людьми и Христом («Желание ве­ков», с. 297).

Сделаем небольшое отступление. Боюсь, что неко­торые адвентисты могут воспринять призыв к искрен­ности как возможность вываливать на других все те сплетни и подозрения, которыми они обрастают в про­цессе церковной жизни. Есть люди, которые любят «ска­зать, как оно есть на самом деле», причем делают это са­мым отвратительным образом. Таким я советовал бы вспомнить о сдержанности Иисуса, подчеркнувшего: «Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить» (Ин. 16:12). Самым серьезным образом забо­тясь о наших чувствах, Иисус ждет подходящего момен­та, прежде чем произнести слова, которые, быть может, придется выслушать с трудом. Следующий стих (Ин. 16:13) ясно показывает, что нередко Святой Дух спосо­бен сообщить то, чего не услышишь от людей. Стремле­ние быть искренним не требует от нас, чтобы мы в лю­бых обстоятельствах выкладывали все, что мы думаем. Оно требует, чтобы мы перестали лживо жить.

Наверное, пришло время сказать, что, хотя пока мы не касались в этой книге благовестия оправдания, яв­ленного в совершённой Христом работе, именно эта посылка лежит в основе всего вышеизложенного. Если бы мы оправдывались не верою, а делами, истина о нас са­мих уничтожила бы нас. Если бы мы не были уверены в спасении во Христе, все советы о благочестивой жизни, содержащиеся во второй части этой книги, были бы ме­дью звенящей или кимвалом звучащим! Однако воспри­нятые во Христе, они могут решительным образом из­менить жизнь человека. Я думаю, основная причина попыток многих адвентистов убежать от реальности за­ключается в том, что они не до конца поняли и усвоили новозаветное благовестив.

В заключение замечу: бывшие адвентисты, оправды­вая свое нежелание возвращаться в церковь, прежде всего ссылаются на то, что «там все изображают из себя про­сто святых, а на самом деле делают то-то, то-то и то-то». Иногда все преувеличивается, однако я уверен: сильнее всего прочего привлечь секулярных людей в нашу цер­ковь может ощущение того, что люди, которых они там встречают, живут реальной жизнью с ее реальными труд­ностями и такими же реальными неудачами; что они во Христе возрастают в благодати и взаимной любви, как немощные, но прощенные. Ничто так не поддерживает меня в вере, как осознание того, что мои братья и сест­ры борются с теми же трудностями, с которыми борюсь я, и что свои проблемы я могу решать вместе с теми, кто заботится обо мне. Самая главная потребность адвентизма 90-х годов — прекратить лживо жить.

ГЛАВА 13