Глава 28. Люба замолчала и посмотрела на меня:

Люба замолчала и посмотрела на меня:

– И как вам история?

Я покачал головой:

– Ужасно! И она закрыла глаза на инцест?

– Да! – торжествующе заявила Люба. – Именно так. Боялась лишиться семьи.

– Чудовищно.

– Верно.

– А если бы у Игоря и Ляли родился ребенок! – пришел я в негодование. – Вот где катастрофа. У детей от подобных связей целый букет заболеваний.

Люба скривилась:

– Зойка хитрая! Знаете, как она поступила?

– Нет.

– Позвала к себе в больницу Лялю и стала каяться: «Прости, доченька…»

– Так она призналась? – воскликнул я.

– Не перебивайте, – обозлилась Люба. – Нет, она другое удумала. Сообщила Ляле, что у Вяземских в роду наследственное сумасшествие. Дескать, боясь за психическое здоровье сына, она ему никогда не говорила правды. Но якобы и Зоина мать, и бабка умерли в психиатрической лечебнице, да и Вера покончила с собой неспроста, у школьницы развивалось не заметное никому безумие. Но от Ляли свекровь не имеет права скрывать информацию… «В общем, милая, вам с Игорем категорически нельзя иметь детей!»

Ляля заверила Зою, что они с мужем и не собирались обзаводиться потомством, супруги не чадолюбивы.

Ну а потом Игорь умер, а Зоя на пике стресса не сумела сохранить тайну, разболтала Любе про свои переживания. Правда, проснувшись на следующее утро, Зоя спохватилась и кинулась к подруге:

– Я вчера наболтала тебе ерунду.

– Да? Я не помню, – прикинулась дурочкой Люба.

– Уж извини, – лепетала Зоя, – в беспамятстве была.

– Понятно.

– Несла чушь.

– Да я не вслушивалась особо, – улыбнулась Люба.

Зоя с сомнением покосилась на подругу и прекратила разговор.

– Я благородный человек, – со скоростью пулемета вещала сейчас Люба, – и могу молчать. Только Зоя со мной нехорошо поступила, решила избавиться от свидетельницы своих откровений, впутала сюда Соню… Знаете, моя дочь обожала Игоря, да! Хотела за него замуж выйти, просто сохла по парню. А тот на девчонку ноль внимания. Я бы на месте Соньки плюнула на дурака, но у моей идиотки никакой гордости нет! Вообще! Ей от ворот поворот дают, так уйди, не позорься. Нет, она решила ему лучшей подругой стать! Сонька у Зои дневала и ночевала, свидетельницей на свадьбе у милого оказалась. Вот оно как случается, на родную мать ноль внимания, а к Зойке прилепилась. Знаете, почему она меня сюда, в дом престарелых, сбагрила?

Я вновь окинул взглядом уютно убранную комнату.

– Теряюсь в догадках.

Люба хмыкнула:

– Ногу я сломала, слава богу, не шейку бедра, а всего лишь лодыжку, но тоже больно и неприятно. Пришлось в больницу лечь. Когда гипс сняли, Сонька заботливой прикинулась, прямо сахарным пряником, засюсюкала так: «Мамочка! Дорогая! Тебе надо восстановиться, пожить на воздухе! Вот путевочка!» Я-то! Наивная! Решила, дочери стыдно стало. Приехала сюда. Теперь заперта в интернате. Знаете почему? О-о-о! Я все поняла! Это Зоя Соньке денег дает, боится, что я в Москве окажусь и правду о ней Ляле расскажу! Меня здесь заперли.

– Думаю, вы можете спокойно отправиться назад, двери корпуса открыты, – попытался я вразумить даму.

– Самой? На электричке? – возмутилась Люба.

Я понимающе кивнул головой, изобразив на лице сочувствие. Люба – родная сестра Николетты, не слишком удавшаяся актриса с нерастраченным желанием играть трагические роли. Сейчас передо мной разыгрывается этюд на тему «Мать, страдающая от невнимательного ребенка». Этакий женский вариант короля Лира. Николетта, когда ей в голову приходит мысль прикинуться несчастной и одинокой, начинает со слов: «Я вложила всю душу в человека, а он не оценил ни любви, ни забот!»

– Вложила всю душу в Соню, – немедленно воскликнула Люба, – а она…

Конец фразы потонул в грохоте, дверь комнаты с треском распахнулась, на пороге появилась пожилая женщина с ведром и пылесосом.

– Что вы врываетесь! – возмутилась Люба.

– Так вы жаловались, будто пыль повсюду, – принялась оправдываться горничная.

– Верно, убираете отвратительно, – взъелась Работкина, – но так вваливаться нельзя! У меня гости!

– Дежурная сказала, вы гулять пошли, – загундосила поломойка, – по парку шляетесь, я и пригребла. Дай, думаю, в номере огляжусь, может, и правда пыль села, но я тут ни при чем! Она летит отовсюду!

– Ну сейчас задам этой дежурной! – воскликнула Люба, решительным шагом выходя в холл.

Я пошел за ней и увидел за стойкой рецепшен маленькую худенькую старушку.

– Где Нина Ивановна? – налетела на бабусю Люба.

Я посмотрел на бабусю и ощутил, как в кармане завибрировал мобильный, который я приобрел по дороге сюда. Машинально вытащил телефон, посмотрел на дисплей. Николетта! Нет, сейчас не с руки затевать беседу с маменькой, речь явно пойдет о молодильных жуках, надо попросту отключить аппарат на время. Я, правда, в преддверии беседы с Любой лишил сотовый голоса, но он трясется и очень раздражает этим меня.

Нажав на нужную кнопку, я положил телефон на столик у рецепшен и начал наблюдать за военными действиями, которые разворачивались в холле.

– У ней муж заболел, – пронзительным шепотком заявил божий одуванчик.– Она домой отпросилась. Я заместо нее.

– Зачем горничной ключ от моего номера дали?

– Убрать велели!

– Но не в присутствии жильца!

– Нина Ивановна сказала: вы гуляете.

– Нет!!! Как видите, тут стою.

– Ой, Любовь Сергеевна, – запричитала бабка, – не сердитеся, ошибка вышла! Нина Ивановна напутала, я ни при чем.

– Ладно, – сменила гнев на милость Работкина, – пусть моет.

– Ой! Ой! Ой!

– Что еще?

– Ваша дочь приезжала!

– Соня???

– Ага, – закивала головой бабушка, сжимаясь в комок, – вежливая девушка, ласковая, подошла, представилась: «Я Соня Работкина, в каком номере моя мама?»

– И где же она? – завертела головой в разные стороны Люба.

– Нина Ивановна виновата, она ведь сказала: вы гуляете, и…

– Что? – затопала ногами Люба.

– И…

– Говори, старая корова!

– Ой! Ой! Ой!

– Хватит придуриваться, – окончательно вышла из себя Работкина, – где Сонька?

– Уехала в Москву, – залепетала старушка, – вот, оставила коробочку с пирожными, вздохнула так тяжело и попросила: «Вы маме эклеры передайте, она их очень любит. Нам поговорить надо было, да не вышло. Увы, ждать ее с прогулки мне не с руки, потом приеду, только про сладкое не забудьте. Я ей там открыточку вложила». Держите кулечек!

Люба схватила пакет, вытащила из него пластиковый контейнер и почтовую карточку с изображением лопоухой собачки. «Ешь на здоровье. Соня», – машинально прочитала она и налетела на бабку:

– Дура! Я сидела в комнате!

– Если побежите, догоните дочь, – пообещала, бледнея, старуха, – она только-только ушла!

Работкина повернулась ко мне:

– Иван Павлович, сделайте одолжение!

– Уже иду, – кивнул я и широким шагом двинулся сначала к выходу, а потом по дорожке, ведущей к воротам.

Длинная аллея была пустой, и я очень хорошо видел фигуру в ярко-красной куртке. То, что это Соня, никаких сомнений не вызывало. Во-первых, на спешно удаляющейся женщине было алое одеяние, то же самое, в котором она неуместно щеголяла на похоронах, а во-вторых, вьющиеся мелким бесом пронзительно рыжие волосы младшей Работкиной бросались в глаза. До сих пор я не встречал дам с подобными шевелюрами. Даже волосы молодой Аллы Пугачевой и локоны голливудской звезды Николь Кидман меркли перед копной, которая ниспадала на плечи дочери Любы.

– Соня! – крикнул я. – Постойте!

Но молодая женщина уже стремительно вылетела за ворота. Я ускорил шаг, перешел почти на бег, что, согласитесь, абсолютно несолидно для человека моего возраста и социального положения, но Соню настичь не сумел.

За оградой было пусто, лишь на обочине на табуретке сидела баба, замотанная в платок, перед ней в бидонах стояли астры.

– Цветочков не желаете? – осведомилась с надеждой тетка.

– Вы тут девушку не видели? – весьма невежливо перебил ее я. – Рыжую, кудрявую?

– В такси села, – охотно пояснила пейзанка, – оно ее туточки дожидалось. Сначала приехала, вылезла, шофер газету читать стал, потом назад прибежала и укатила.

Я вернулся в корпус и увидел старушку-дежурную в одиночестве.

– Где Любовь Сергеевна? – спросил у нее.

– Ее Лера Моисеевна, гостья из пятнадцатого номера, в сауну за свой счет пригласила, – охотно объяснила дежурная. – Ясное дело, Любовь обо всем забыла, баня у нас дорогая, не всякому по карману. Вот она и рванула, велела, если дочь вернется, передать: «Подожди маму полчаса». На меня сердиться перестала. Вон пирожным угостила. Выложила трубочки с кремом на тарелку и говорит: «Эту сама съем, той Леру за баню угощу, ну а третью ты возьми». Я, конечно, не отказалась, с моей пенсии на сладкое не напасешься, только зря польстилась!

– Почему? – машинально спросил я.

– Несвежее оказалось пирожное, – вздохнула бабуська, – на вид ничего, запах нормальный, а съела, и вмиг желудок забунтовал, он у меня нежный, страсть! Так че? Нету ейной дочери?

– Не успел остановить, в такси села, – пояснил я.

– Эх, неладно вышло, – принялась причитать бабуся, – я ж не нарочно! Мне ж сказали – гулять пошла!

– Не расстраивайтесь, – улыбнулся я, – думаю, банная процедура за чужой счет приведет госпожу Работкину в отличное расположение духа.

Личико старухи разгладилось, потом она снова нахмурилась:

– О господи! Зачем пирожное съела, прямо крутит кишки!

– Выпейте раствор марганцовки, – посоветовал я, – хорошее средство при первых признаках отравления. А впредь будьте осторожны, пирожное с кремом опасная вещь, лучше выбирать миндальные или «картошку», меньше вероятности съесть испорченный продукт.

– Ох, правда ваша, – закивала бабушка, – пойду в медпункт сбегаю!

Сев в машину, я доехал до Москвы, увидел, что в пачке не осталось сигарет, и притормозил возле ларька. Отчего-то на меня напала апатия, не хотелось даже шевелиться, наверное, из-за перемены погоды упало давление. В таком случае хорошо помогает чашка кофе. Держа в руках только что купленное курево, я начал оглядываться по сторонам и тут же увидел вывеску: «Кофейня тетушки Гусыни». Подивившись нелепому названию, я решил пройти небольшое расстояние от ларька до трактира пешком, но не успел сделать и пару шагов, как услышал приятный баритон:

– Простите, пожалуйста, не соблаговолите ли помочь?

Старомодность выражения меня удивила, я остановился, окинул взглядом импозантного мужчину моих лет, отметил машинально, что тот одет в драповое пальто отличного качества, и вежливо ответил:

– Что я могу для вас сделать?

– Понимаю неуместность моего поведения, – продолжил незнакомец, – очевидно, я помешал вам!

– Я не спешу!

– Видите ли, я гражданин США, Павел Брозкин.

– Рад знакомству, Иван Подушкин, – кивнул я. – Хочу отметить, что вы великолепно говорите по-русски, иностранца в вас выдает лишь легкий акцент.

– О! Приятный комплимент, – обрадовался Павел, – моя бабушка из эмигрантов, она бежала из России в двадцатом году, покинула страну вынужденно, спасалась от большевиков, но духовность сохранила. В нашей семье все владеют языком предков. Я русист, преподаю в университете литературу, специализируюсь на Достоевском, но в Москве впервые.

Я закивал, а Павел голосом человека, приученного читать лекции, спокойно продолжал:

– Давно хотел увидеть родину и наконец осуществил мечту. Приехал вместе с женой, и мы… э… слегка повздорили. Понимаете?

– С женщинами порой бывает тяжело, – ответил я, недоумевая, куда клонит американец.

– Франсуаза испанка, она человек излишне горячий, – развел руками Павел, – всегда хочет настоять на своем. Я обычно ей уступаю, но сегодня отчего-то заартачился…

Павел продолжил рассказ, и через пару секунд я сообразил, в чем проблема.

Франсуаза пожелала непременно побывать в Кремле, Павел счел намерение жены пошлым, он мечтал просто побродить по улочкам, походить, как простой москвич, по городу, слиться с этносом, а не носиться среди толп туристов, слушая выкрики экскурсоводов: «Посмотрите направо, там Кутафья башня, теперь гляньте налево…»

Слово за слово, и супруги повздорили, вспыльчивая жена, рявкнув: «Раз так, поеду одна», моментально остановила такси, села в него и отправилась в исторический центр Москвы.

Павел вначале даже обрадовался, он пошел гулять по проспектам, забрел неведомо куда, но потом начал беспокоиться о супруге. В отличие от мужа Франсуаза не умеет говорить по-русски.

Не успел Павел испытать приступ вины, как жена позвонила ему и ласково прощебетала:

– Милый, прости, я была не права. Я заблудилась, приезжай за мной.

И вот теперь Павел тщетно пытается сообразить: где же находится Франсуаза? Она не способна прочитать название улицы, а Брозкин не знает Москву в деталях. Франсуаза описывает пейзаж, но супруг в отчаянии.

– Очень вас прошу, – завершил рассказ турист, – попытайтесь сообразить, где она находится?

– Давайте попробуем, – улыбнулся я.

Павел схватил телефон и залопотал по-английски.

– Так, – перешел он через пару секунд на понятную мне речь, – это большой проспект, очень широкий. Франсуаза стоит на площади.

Я призадумался.

– Там есть ворота?

– Ворота?

– Ну да, Триумфальная арка, – пояснил я, – это конец Кутузовского проспекта, рядом Поклонная гора, за ней шоссе, ведущее в пригород.

– Нет, – сообщил после краткой консультации со вздорной половиной Павел, – ни арок, ни гор. Просто очень широкая улица и площадь.

– Пусть опишет, что там вокруг.

– Дома из светлого кирпича, в них много магазинов.

Да уж, замечательная примета! Пол-Москвы заставлено подобными зданиями, а торговые точки сейчас открыты везде.

Я слегка растерялся, но потом меня осенило:

– Река! Там есть водная артерия?

– Нет, кругом суша и много машин, сплошная пробка.

– Вашей супруге надлежит внимательно осмотреться по сторонам, – попросил я, – ей следует отыскать некую примету. Скульптуру, необычный дом, фонтан…

– Здесь на площади очень большой памятник!

– Великолепно, пусть Франсуаза скажет, чей он! Хотя ей, конечно, не понять, кто из исторических лиц запечатлен в фигуре, давайте пойдем иным путем, последовательно. Итак, монумент из бронзы? Там просто человек? Всадник? Или это скульптурная группа?

– О-о-о! Франсуаза точно знает, кому посвятили монумент.

– Великолепно, – возликовал я, решив, что женщина каким-то образом сумела прочитать надпись на постаменте, – пусть ваша жена назовет имя, а я объясню вам, как проехать к достопримечательности.

– Это Бэтмен, – провозгласил Павел.

– Кто? – подпрыгнул я.

– Бэтмен, – повторил Брозкин, – неужели ничего не слышали о нем? Герой комиксов.

Я заморгал. Конечно, я не могу быть уверен, что знаю все скульптуры центра столицы. Сейчас я по наивности предполагал, что Франсуаза стоит около монумента Юрию Долгорукому, который ехидные москвичи в советские времена звали «Вперед, на Моссовет», или бродит вокруг малоэстетичного изображения великого полководца Жукова, на худой конец, любуется гигантом Петром… Да мало ли куда могло занести даму, бродящую по центру! Но Бэтмен! Я не знал, что у нас имеется нечто в его честь. Хотя почему бы и нет? Чем, в конце концов, летающий герой хуже Карла Маркса, первый оказал не меньшее влияние на подрастающее сейчас поколение, чем второй на их дедов. Да и программные заявления у Бэтмена и Маркса в принципе похожи, оба были за справедливость, хотели дать людям счастье и покой, другой вопрос, что выросло из благих побуждений.

– Так где у вас Бэтмен? – поторопил меня Павел.

– Сейчас, – засуетился я, – минуточку, понимаете, Москва – очень динамично развивающийся город, за всеми изменениями сразу не уследить. Секунду, секунду… Извините, молодой человек, вы москвич?

Остановленный мною паренек прищурился:

– Хто? Я? Ясное дело, с Москвы. Ховорите, шо надо?

– Вы случайно не знаете, где в нашем городе памятник Бэтмену?

Тинейджер почесал пальцем правую бровь.

– Хто?

– Бэтмен, – безнадежно повторил я, понимая, что совершенно неправильно выбрал «гида», этот парень никогда небось не совершал экскурсий по культурным местам родного города, если, конечно, он москвич, что, учитывая мягкое «х», представляется мне сомнительным.

– Вона, в махазине, – сообщил «москвич», – хляньте в витрину, полно памятников.

Я машинально посмотрел в нужную сторону и обнаружил лавку, забитую игрушками. За большим стеклом на переднем плане красовались фигуры в плащах разного размера.

– Спасибо, мой друг, – кивнул я и остановил пожилую даму в длинном пальто и шляпке: – Простите, пожалуйста…

– Слушаю, мой ангел, – церемонно ответила та.

– Право, у меня странный вопрос. Вы, очевидно, коренная жительница столицы?

– Я родилась на Старом Арбате, – улыбнулась дама. – Надеюсь, вы не станете уточнять год, когда случилось сие знаменательное событие.

Я улыбнулся в ответ, слава богу, на этот раз не ошибся.

– Мне очень нужно знать, где в Москве установлен памятник Бэтмену!

Прохожая осторожно поправила шляпку.

– В принципе, вы случайно обратились к нужному человеку, я бывший экскурсовод. Если объясните мне, кто такой Бэтмен, чей это псевдоним, я попытаюсь сообразить, по какому адресу вас отправить…

Я тяжело вздохнул:

– Простите, кое-что выше моих талантов. Бэтмен – это Бэтмен!

– Все же попытайтесь, – мягко, но настойчиво приказала дама.

– Ну… это человек. Он умеет летать при помощи плаща, который трансформируется в крылья.

– Это мужчина?

– Конечно. Я же сказал – человек.

Дама хмыкнула:

– Женщина тоже принадлежит к людскому роду.

– Извините, – опомнился я, – Бэтмен – представитель сильной половины человечества.

– Продолжайте.

– У него обтягивающий костюм, мускулистая фигура…

– Памятник стоит на большой площади, – влез в наш разговор Павел, – а в нее с двух сторон вливаются проспекты, шумные, с огромным количеством магазинов… Моя жена находится там, она иностранка, потерялась!

– Бэтмен, – забубнила дама, – умеет летать, плащ-крылья, площадь… Погодите… Ну-ка, поинтересуйтесь у супруги: монумент несуразно высокий?

– Да, да, – подтвердил Павел.

– И он выполнен из ярко блестящего металла.

– О! В самую точку, – обрадовался эмигрант.

– Право, – засмущалась бывший экскурсовод, – немного странная идея, и я совсем не знаю, кто такой Бэтмен, чем он прославился, что заслужил памятник в столице России, но в Москве имеется монумент, очень похожий на вашего Бэтмена! Высокий, за спиной то ли плащ, то ли крылья, впрочем, скульптор на самом деле хотел изобразить струи газа, которые вырываются от взлетающей вверх ракеты…

– Так это кто? – воскликнул я.

– Ну… памятник Гагарину.

– Точно, – закричал я, – он стоит на площади, с двух сторон к ней подходит Ленинский проспект, еще там есть просторная Профсоюзная улица, дома из светлого кирпича и магазины. Это монумент первому космонавту. Хотя… он и впрямь напоминает Бэтмена.

– Рада была помочь, – с достоинством кивнула дама и удалилась.

– Франсуаза, Фран… ох, села батарейка, – заволновался Павел. – Извините за бесцеремонность, нельзя ли воспользоваться вашим мобильным?

– Нет проблем, – бодро воскликнул я и стал искать сотовый.

Через минуту стало понятно: телефон исчез, еще через двадцать секунд я понял, где он находится: лежит на столике возле рецепшен в доме отдыха. Сам положил его туда после того, как решил выключить аппарат. Делать нечего, нужно возвращаться. Да уж, справедлива пословица: «Дурная голова ногам покоя не дает».