Глава 26. – Да уж, странное заявление!

Я покачал головой:

– Да уж, странное заявление!

– Мне тоже так показалось, – согласилась Люба, – но потом я поняла коварный план Ляли. Зоя-то терпеть не могла никаких девушек около Игоря, всех отшила, а Лялю приветила…

Из уст Любы вновь полился рассказ. Я, боявшийся, что диктофон заклинит, старался как можно лучше запомнить шокирующую информацию.

Зоя любила сына до беспамятства, ясное дело, что всех красоток, которые рано или поздно встречались на его пути, мать просто ненавидела.

– До смешного доходило, – говорила, отчаянно жестикулируя, Люба, – Зоя моментально реагировала на неприятеля.

Приведет Игорек девушку в гости, мать ее ласково примет, чаем угостит, а потом, после ухода кандидатки в невестки, начнет промывку мозгов сына, сядет в кресло и заведет:

– Ах, какая милая девочка, деревенская, чистая, неизбалованная.

– Она москвичка, – удивлялся Игорь, – почему ты про деревенское происхождение подумала?

– Да? – фальшиво изумлялась Зоя. – Право, очень похоже! Во-первых, рук не помыла, села к столу. Во-вторых, не пользовалась ножом, в-третьих, пришла в гости в слишком короткой юбке… Ну ничего, это вопрос воспитания, может, еще обтешется!

Если на Игоря не действовали ехидные слова, Зоя применяла другую тактику. Готовила на ужин некое блюдо и, поставив его на стол, спрашивала у очередной девушки сына:

– Ты ела когда-нибудь барбэ а ля кони?

– Нет, – ошарашенно отвечала молоденькая дурочка.

– Ну, попробуй, – радостно восклицала Зоя, – специально для тебя сделала, одну порцию.

Несчастная девица с готовностью засовывала в рот кусок и замирала. «Фантастическое» блюдо оказывалось несъедобной горькой дрянью. Далее существовало два варианта развития событий.

Некоторые из девиц незамедлительно выплевывали полупрожеванный кусок с воплем: «Какая гадость!»

Другие пытались вести себя прилично, скривившись, глотали малую толику и наотрез отказывались продолжать трапезу. Ясное дело, что ни первых, ни вторых Игорь более не приглашал в дом. Девушки, которые обидели Зою, так долго прыгавшую ради гостьи у плиты, переставали существовать для Вяземского. Если же кандидатка в жены с честью выдерживала это испытание, Зоя применяла следующую фишку, у нее в запасе имелось много способов воздействия на докучливых невест.

Люба лишь посмеивалась, наблюдая за маневрами подруги, потом, не утерпев, сказала:

– Ты так всех баб вокруг Игоря распугаешь.

– И что? – скривилась Зоя. – Зачем они ему?

– Парню жениться пора!

– Вот еще! Ему хозяйка не нужна! – вспыхнула Зоя. – Он все имеет: домашнюю еду, чистые рубашки, убранную квартиру!

Люба покачала головой:

– Оно верно, ты сыну создала просто райские условия. Только есть одна вещь, которую ты не сумеешь сделать для Игоря! Никогда!

– И что же это такое? – подбоченилась Зоя.

– Ребенка ты ему не родишь! – рявкнула Люба. – По-моему, очень эгоистично лишать семейной жизни парня из-за собственной патологической ревности.

– Я не стою у него на пути, – тихо ответила Зоя, – просто девицы попадаются противные, когда он найдет достойную, сразу ее полюблю, как родную.

Люба фыркнула, но продолжать разговор не стала. Ей было хорошо понятно, что, пока Вяземская жива, она не потерпит около сына никакую бабу, даже если та окажется самой английской королевой.

Но потом в семье появилась Ляля. Вот уж когда Люба удивилась до крайности. Зою словно подменили, она вскакивала утром пораньше и неслась на рынок, чтобы успеть купить парную телятинку.

– Лялечка очень любит мои котлеты! – восклицала Зоя. – Милая девочка, у нее было очень трудное детство, голодное.

Люба пребывала в состоянии крайнего недоумения, на ее взгляд, Ляля как раз выглядела совсем неподходящей кандидаткой на роль жены Игоря. Во-первых, девушка не москвичка, она из деревни, из малообеспеченной семьи, живет в общежитии, а Зоя всегда гордо заявляла:

– Никаких провинциалок! Они очень хитрые и корыстные, выскакивают за интеллигентных столичных мальчиков, прописываются в наших квартирах, а потом разводятся и делят жилплощадь.

Во-вторых, Ляля не отличалась особой красотой и острым умом. Единственное, чем она могла привлечь Зою, так это абсолютно раболепной любовью, которую девочка, не стесняясь, демонстрировала жениху и его матери. Если Зоя носилась Лялечке за мясом, то та мыла туфли будущей свекрови.

Один раз Соня, вернувшись домой, с горечью сказала:

– Игорь скоро женится.

– Да ну? – подскочила Люба. – На ком? На Ляльке?

– Разве есть иная кандидатура? – окрысилась дочь. – Да уж, сумела влезть в семью. Ну хитра! Представляешь, сидим сейчас, пьем чай, вдруг Ляля подскакивает – и в прихожую.

– Ты куда? – удивилась Соня.

– К метро, – ответила Ляля.

– Зачем? – не успокаивалась Соня.

– Дождь внезапно пошел, а у мамы Зои зонтика с собой нет, – пояснила Ляля. – Не дай бог промокнет, заболеет. Я ее встречу.

Спустя некоторое время Ляля и Игорь сыграли свадьбу и зажили счастливо. Удачный брак омрачало лишь отсутствие детей. Но, похоже, ни муж, ни жена, ни бабушка не страдали без малышей. Редко в каком доме можно было наблюдать столь идиллические отношения, просто пастораль на фоне московского пейзажа.

В день похорон Игоря Люба боялась отойти от Зои, Соня опекала Лялю. Мать парня, весь день державшаяся достойно, к ночи впала в истерику. Люба уложила подругу в кровать, сама примостилась рядом и попыталась хоть чуть-чуть утешить Вяземскую.

– Зоенька, засыпай!

– Господи, почему? – зарыдала подруга.

Ответа на этот вопрос у Любы не нашлось, да и что могла она сказать, кроме стандартных слов соболезнования.

– Хорошо хоть, у меня дочка есть, – вдруг воскликнула Зоя. – Лялечка душевная девочка, не похожа на твою Соню, у той сердце холодное.

Неожиданно Любе стало обидно, хоть Зоя и сказала правду: Соня не очень-то ласкова с матерью, не желает разговаривать с ней, не делится своими планами, не советуется, но какое право Зоя имеет плевать в душу Любе и сравнивать дочку Работкиной со своей невесткой? Забыв, что подруга вне себя от горя, Люба тут же ответила:

– Может, и плохая, да родная.

Внезапно Зоя села и схватила Любу за руку.

– Сейчас открою тебе страшную тайну! Раз Игорь погиб – уже все равно. Ляля – это покойная Вера.

Люба чуть не свалилась с кровати.

– Ты с ума сошла!

– Нет, точно!

– Прекрати нести дурь! – закричала не на шутку испуганная Люба. – Вера умерла. Я лично видела труп ребенка в морге.

– Да, – кивнула Зоя, – верно. Но она жива.

– Нет, – затопала ногами Люба, – нет! На шее был след от веревки! Вид жуткий! Гример еле-еле лицо Верочки в порядок привел. Ты сейчас хочешь намекнуть на то, что под видом твоей дочери похоронили другого ребенка? Зоя, опомнись! Мы кремировали Веру, помнишь, у нее на руке имелись родинки в виде звезды? Редкая отметина. Лучше прими лекарство и попытайся уснуть!

Но Зоя, вместо того чтобы последовать совету и попробовать взять себя в руки, начала говорить безостановочно.

Когда Ляля впервые появилась в доме Зои, на дворе стояло знойное лето. Будущая невестка была одета в сарафан, не скрывающий от взора обнаженные руки и плечи.

Зоя сначала насторожилась, увидав очередную пассию сына, и собралась, как всегда, начать атаку на «дичь», но тут ее взгляд упал на плечо Ляли. Вяземская вздрогнула: у девицы, как у покойной Веры, имелось пять темных родинок, расположенных в виде звезды.

– Откуда у тебя отметина? – растерянно задала глупый вопрос Зоя.

– Не знаю, – улыбнулась Ляля, – такой на свет появилась. А почему вы спрашиваете? Некрасиво выглядит, да? Я вообще-то их стесняюсь, но сегодня так жарко.

Зоя постаралась сохранить приветливое выражение лица, но ей стало не по себе.

За ужином женщина очень внимательно присматривалась к гостье. И чем дольше она наблюдала за Лялей, тем ясней понимала: именно так должна была бы выглядеть Вера, доживи она до юношеских лет. Не успела Зоя испугаться, как Ляля поежилась и тихо сказала:

– Ой, простите меня.

– Что такое? – заботливо осведомился Игорь.

– Только не подумайте… я не капризничаю.

– Говори скорей.

– Вы испекли очень вкусный пирог, – залепетала Ляля, – прямо замечательный.

– Откуда знаешь? – засмеялся Игорь. – Ты к нему даже не прикоснулась! А мама так старалась!

Лялечка молитвенно сложила маленькие ладошки:

– Простите! Простите! Пирог с яблоками! А у меня такая редкая вещь, как аллергия на эти полезные фрукты!

Зоя вцепилась пальцами в столешницу. Заяви гостья о неприятии клубники или цитрусовых, Вяземская бы не поразилась, тысячи людей страдают аллергией. Но яблоки! Они считаются самой безопасной едой, именно с них рекомендуют начинать прикорм младенцев. До сих пор Зое встретилась лишь одна девочка, покрывавшаяся красными пятнами от антоновки, симиренки и иже с ними, и это была Вера!

– Бога ради, – продолжала извиняться Ляля, – не обижайтесь.

– Мне и в голову не придет дуться, – протянула Зоя, чувствуя, как в сердце оживает невероятная надежда.

– Давайте поиграем в скрэбл, – предложил Игорь.

– Ой, – обрадовалась Ляля, – вы тоже любите составлять слова. Знаете, надо мной в школе… впрочем, нет, глупости!

– Нет уж, говори, раз начала, – велела Зоя.

– Я же из деревни, – улыбнулась Ляля, – Тренькино. Правда, смешное название?

– Забавное, – подтвердила Зоя.

– Ее житель, получается, тренькин, а жительница – тренькина? – заулыбался Игорь. – Или треньковец и треньковка?

Лялечка махнула рукой:

– Знаете, надо мной в школе потешались, она у нас маломерная, на шесть сел одна, детей-то совсем нет, все люди в город удрапали, какая в деревне жизнь. Но я не о том. Понимаете, мои родители рано скончались, я их не помню, приличные люди были, за границей работали, дипломаты. Что с ними случилось, точно не знаю, вроде служили в африканской стране, заразились местной болезнью, и оба скончались. Я с ними находилась, но ничегошеньки в памяти не осело, совсем ведь крошкой была. Меня в Москву вернули, хотели в детдом отдать, но тут объявилась родная сестра отца Галя, из деревни Тренькино, и взяла меня к себе. Сейчас я понимаю, она на пенсию польстилась, мне ее государство выплачивало, впрочем, подробностей не знаю. В детстве я тетку мамой звала, а потом удивляться стала: ну почему она меня бьет? И откуда я всякие слова знаю умные? У нас учительница любила в скрэбл играть, и я вдруг говорю что-то типа «эксплуатация», все дети хохотать начинают и кричат: «Профессор кислых щей». Мария Ивановна удивлялась, да и мне невдомек было, откуда слово в голове взялось. Но потом Галя все рассказала про моих родителей, и я поняла: просто слышала в детстве их разговоры, вот и запали в подсознание редкие слова.

Сердце Зои заколотилось с невероятной частотой.

– Деревня Тренькино? – почти падая в обморок, поинтересовалась она.

– Верно, – кивнула Ляля.

– Твоя тетя жива?

– Вроде да. После того как она меня выгнала, мы не общались.

– Как выгнала? – удивился Игорь.

– Просто, – пожала плечами Лялечка. – Говорила же, на меня была пенсия положена, ее платили до шестнадцатилетия, а затем перестали. Как только деньги иссякли, Галя и сказала: «Я тебя кормить-поить не собираюсь, ступай на все четыре стороны». Как раз аттестат получила, с медалью, вот и решила попытать счастья в Москве, поступила в институт.

Лялечка замолчала, Зоя сидела словно громом пораженная, Игорь, не подозревавший о мыслях матери, спокойно пошел раскладывать доску для игры в скрэбл, и тут Ляля нанесла Зое последний удар – она повернула голову и попросила:

– Можно таблеточку анальгина?

– Голова болит? – заботливо спросил Игорь.

– Ухо, – пояснила Ляля, – вроде в детстве я его поранила, толком не знаю, что…

Девушка отогнула мочку с крохотной дешевой сережкой и продолжала:

– …там случилось, но у меня шрам, и он к перемене погоды ноет.

– Пойду лягу, – прошептала Зоя.

– Мамулечка, тебе плохо? – испугался Игорь.

– Нет, нет, вы, дети, тут сами поиграйте, – через силу заулыбалась Зоя, – а я лучше в спальне новости посмотрю.

В своей комнате Зоя рухнула в кресло и попыталась собраться с мыслями. Несчастная мать очень хорошо знала, что Вера умерла. Вяземская видела тело, обнимала покойную дочь, лично проводила несчастную в крематорий. Но теперь в голове билась безумная мысль: Верочка ожила, явилась к Зое в образе Ляли, такой же светловолосой и голубоглазой девушки, с аллергией на яблоки и любовью играть в скрэбл. А еще шрам за ухом. Зоя отлично знала, откуда он: в раннем детстве Верочка упала и сильно ударилась об угол стола, девочку пришлось отвозить к врачу, зашивать небольшую ранку, ссадина оказалась крохотной, доктор поставил две скобочки, но при каждой перемене погоды еле заметный рубец принимался ныть.

Сидя в кресле, Зоя спорила сама с собой. Ляля никак не может быть Верой! Дочка умерла вследствие дурацкой шутки! Но откуда столь удивительные совпадения? Вера скончалась в возрасте десяти лет, Ляля в эти годы жила в Тренькине! Но рубец за ухом! Проведя бессонную ночь, Зоя отправилась в село.

Оказавшись на некогда главной улице Тренькина, Вяземская сразу поняла: деревня пуста. Но Зоя не из тех людей, которые бросают начатое на полпути, она принялась методично обходить заколоченные избы и в конце концов признала: в селе никого нет. Пришлось ей возвращаться в Москву несолоно хлебавши.

В полной растерянности Зоя наблюдала, как у Игоря и Ляли дело катится к свадьбе. Наверное, следовало поговорить с сыном, рассказать тому о своих подозрениях, но Зоя не решалась на беседу, понимая, что Игорь посчитает мать сумасшедшей.

В конце концов назначили дату, расписались в ЗАГСе, начали жить хорошо. Игорь и Лялечка казались очень счастливыми, Зоя же, полюбив невестку, никак не могла обрести мир в душе. Вера умерла, это совершенно точно, но ведь вот же она, стоит на кухне и ласково спрашивает:

– Мамулечка, тебе чайку заварить?

Зоя окончательно измучилась, но виду не подавала. О своем состоянии она никому не рассказывала, ни Игорю, ни Ляле. Одно время Вяземская собиралась посетить психиатра, но потом отложила затею – ясное дело, ее запихнут в клинику и начнут лечить таблетками.

Разгадка пришла неожиданно. За несколько месяцев до гибели Игоря молодые отправились в Тунис. Естественно, они предложили Зое поехать вместе с ними, но она отказалась, сказав:

– Нет, ребятки, не для меня эта забава! Давление скачет, нехорошо климат менять, даже опасно.

– Тогда мы останемся, – тут же заявила Лялечка, – не хочу тебя бросать.

– Ерунда, – отрубила Зоя, – всего-то на две недели!

– Ты будешь тосковать, – не успокаивалась Ляля.

– Наоборот, отдохну от вас, не блажи, доченька, отправляйтесь, погрейте косточки, – велела Зоя.

Ляля с Игорем улетели в понедельник, а в среду, около полудня, к Зое пришла нежданная гостья.

Услыхав звонок, хозяйка распахнула дверь и увидела толстую бабу, одетую в невообразимую куртку из драпа.

– Вы небось Вяземская? – отдуваясь, поинтересовалась тетка.

– Да, – недоумевая, ответила Зоя.

– Фу, упрела совсем, – сообщила толстуха, ставя на пол допотопный клетчатый саквояж. – Еле-еле нашла! О господи! Войтить пустите?

– Вы кто? – не слишком любезно поинтересовалась Зоя.

– Галя, – ответила тетка, – вроде как мать Ляльки! Она мне должна! Сколько потрачено было! Кормила ее, поила, одевала, обувала! Деньги-то давно кончились. Думала, в старости благодарность получу от девки. И че? Где мой стакан воды? Вильнула хвостом, уперла вон, не писала, не навещала. Ясное дело, я ей не родная, но ведь как старалась. Мне чего обещано было? Обманула врачиха, чтоб ей пусто было!

– Вы Галя, – ахнула Зоя, – из деревни Тренькино!

– Эка! Чего вспомнили, – шумно выдохнула гостья. – Давно нас расселили, таперича в Москве обитаю, вернее, в пригороде, ну да вам неинтересно! Пустите внутрь? И где Лялька? Она теперь хорошо устроилась, за москвичом, может, и обо мне позаботится.

Зоя нервно оглянулась по сторонам, на лестничной клетке стояла тишина, соседей видно не было. Вяземская схватила саквояж и быстро сказала:

– А ну, идите сюда, нам поговорить надо.