Социальная диалектика против социальной аналитики: Кант или Гегель

Ad cogitandum et agendum homo natus est -

человек рожден для мысли и действия (лат.) [151]

Популярность гегельянства интуитивно не кажется понятной. Иные имена представляются более подходящими (все крыло скептиков, агностиков, солипсистов и пессимистов). Определенно, манерное разочарование пессимизма эстетичнее простодушного очарования оптимизма. Отчасти это может быть объяснено различием между мыслью созерцательной и мыслью деятельной, в смысле предпочтения аналитики для первой и диалектики для второй. Но образ трансцендентного, в пределе конститутивный для любого мышления, несомненно, вне конкуренции. Обещание же его освоения гарантирует стопроцентный успех. Трансцендентное, востребующее весь культурный ряд: «Бог», «Смерть», «Запредельное знание», «Сознание как объект», «Иное Сознание», и пр. является целью, аккумулирующей потоки интеллектуальной энергии. Но поскольку Кант, будучи непревзойденным мастером мысли, закрыл путь к трансцендентному, то, по-видимому, превзойти его можно было единственным способом – перейти за-предел; если по эту сторону все сказано, следует говорить так или о том, как если бы это уже и был потусторонний голос или голос потустороннего. В этом и состояла философская тактика Гегеля, поставленная на службу его тщеславию.

Тогда понятно, что имплицитная логика Гегеля, по крайне мере в прочтении неогегельянцев, состоит в абсолютизации действия, ‑ как события, иррелевантного ограничениям разума. Действие есть жест, всегда выводящий за предел. Если разум не пропустит нас к трансцендентному, то именно действие позволяет трансцендировать. Таков социальный аспект диалектики.

Кант же с его извечным: «А до того времени те, чей надменный ум не знает никаких границ, пусть испытывают методы своей философии, чтобы установить, как далеко могут они продвинуться….»[152], выражал известный скепсис по отношению к притязаниям разума, стремившегося выйти за свои пределы. Это означает также, что все должно быть подчинено разуму, тем более практика. Действие, является в той мере успешным и эффективным, в какой оно рационально выстроено или соотнесено с требованиями разума. В этом смысле категорический императив является выводом аналитически решаемой задачи, - предписание сверяться в своих поступках с большинством могло быть сформулировано и без обращения к конкретной общественной жизни. Тогда, разум, верховодящий практикой действующих субъектов, является основным гарантом законосообразности и оптимальности их поступков. Этот подход в значительной мере сохранен социально ориентированным неокантинством. В этом суть аналитики социального действия.

Руководствуясь, таким образом, размеченной диспозицией, можно выделить два основных способа интерпретировать социальную активность субъекта.

Первый способ опирается на отчасти гегелевскую, и по большей части неогегелевскую традиции, в соответствии с которыми чистое действие является формой человеческого существования par exellence и связывает человека с действительностью посредством его способности к отрицанию. Отсюда следует привилегированный статус действия и практики. В соответствии с этими приоритетами, неогегельянство, адресуясь к социальной действительности, индуцирует “критические теории общества”, критичность которых в первую очередь направлена против рациональности, по крайней мере, в ее западном понимании. В принципе, лозунг “практика – критерий истины” довольно точно характеризует это направление.

Второй способ, mutandis mutandum, является рецепцией «практического разума» Канта – разума, лежащего в основании всякой практики. Трансцендентально-прагматическая философия и социально ориентированное неокантианство исходят из безусловной предпосылочности рацио, фундирующего любую позитивную деятельность. Кантовский когнитивизм в социальных вопросах основан на его нормативном взгляде, что знание требует универсальности и необходимости, и на связанной с этим позиции, что практическая теория требует знания. Действие, не осв я щенное светом разума, является или бессмысленным, или разрушительным.

Итак, для первого способа, инспирированного Гегелем, первостепенная задача человека состоит в том, чтобы действовать, для второго же, верного Канту, эта задача сводится к способности мыслить.

В схематике, предъявленной оппозиции, мы рассмотрим вначале те социальные программы минувшего столетия, которые очевидным образом выросли из гегельянства, а затем те, которые, если и не ставят целью полностью примкнуть к кантианству, то, по крайней мере, стараются максимально его сохранить. Эти последние программы являются достоянием нашей современности.

Глава 1.