Большая стирка

Пятница, 27 августа 1920 г.

В пять часов утра доктор Бергер вызвал меня по поводу Елены Александровой. После укуса насекомого в Панаме у нее инфекционное воспаление глаза. Всю ночь она чувствовала себя очень плохо. Несколько раз ее мучили судороги. Утром было решено увеличить канал над глазным яблоком. Это сделано, чтобы провести дренирование и смачивание особым раствором.

До этого у девочки был совершенно закрыт глаз, а дыхание стало угрожающим. После операции дыхание улучшилось, а глазная опухоль уменьшилась. И у нас появилась надежда, что она проживет этот день…

Г. Эверсол.

Из записей на борту «Йоми Мару».

Читая эти строки, легко подумать, что перед тобой выписка из истории болезни, а не из корабельного журнала. Ничего удивительного, Грегори Эверсол по профессии врач.

Самое важное в лечении – диагноз. Но все еще неизвестно, что за вирус занесла в организм девочки эта проклятая муха. Применяются все средства, чтобы состояние ребенка оставалось стабильным. Надо дотянуть до Нью‑Йорка, до берегового госпиталя, где необходимые лекарства и оборудование, где работают медицинские светила.

…Почти никто из колонистов не подозревает о драме в судовом лазарете, о том, что десятилетняя девочка находится между жизнью и смертью.

Колония готовится к Нью‑Йорку. Проходя по палубе, Эверсол слышит слова: Бродвей, Пятая авеню, 42‑я улица… К нему и другим американцам обращаются с вопросами. Дети хотят знать час прибытия в Нью‑Йорк, долго ли там пробудут, где их разместят, сколько выдадут долларов…

Но больше всего забот у старших девочек. С утра до вечера жужжат и стрекочут швейные машинки. Шьются юбки и блузки. На берег они должны сойти в новых нарядах, чтобы произвести впечатление на американцев.

– Миссис Кемпбелл! Миссис Кемпбелл! – Ханна узнала голос старшей медсестры.

– Что случилось, мисс Фармер?

– Я не знаю, как быть…

– Я вас слушаю, Флоренс.

– Только что я обнаружила, что девочки выкраивают себе блузки из новых простыней.

– Но ведь на простынях стоят штампы Красного Креста.

– Это их не останавливает. Как ни покажется странным, они воспринимают эти штампы как своеобразные украшения.

– Давайте посмотрим вместе…

Увидев Ханну, девочки не смутились, а напротив, обрадовались.

– Мамаша Кемпбелл! – подбежали к ней Ксения Амелина и Вера Шмидт. – Вам нравится?

На каждой из девочек белая блузка, так называемая «матроска» – самая модная и популярная.

– Ну, как?

– Великолепно. Вы непременно попадете на обложки самых известных американских журналов.

– Шутите?

– Нисколько. Вы настоящие красавицы. А ваши блузки просто загляденье! Уверена, многие девушки Нью‑Йорка захотят обзавестись такими же.

– А что вы думаете о воротниках? Мы не уверены, как будет лучше – синие полоски на белом фоне или белые – на синем?

– Это зависит от цвета глаз и волос, – рассудительно сказала миссис Кемпбелл.

– Мы тоже так думаем.

– А ведь я пришла не хвалить вас, а ругать.

– Ругать?

Все девочки, в том числе и те, что сидели за швейными машинками, окружили сестру‑хозяйку.

– Я вам совсем недавно выдала свежие простыни…

– Простите нас, – выступила вперед Ирина Венерт. – Старые простыни пожелтели. Для постели они вполне пригодны, а вот для нарядных блузок…

– Ну, хорошо! – Ханна прижала к себе Ксению и Веру. – Будем считать, что сделка состоялась. Но вы должны мне кое‑что пообещать.

– Просите что угодно! Мы выполним любое ваше желание.

– Тогда пообещайте, если заявятся фотографы, не забудьте и Мамашу Кемпбелл. Я тоже хочу попасть на обложку журнала. Пусть Америка увидит и меня!..

Судно охватила эпидемия нарядов. Но не обязательно шить и выкраивать. В Сан‑Франциско колонистам подарили гору одежды. И теперь остается только посмотреть, кому что нравится и что впору. А если не подойдет, можно подогнать по размеру.

Задумались о своей внешности и воспитатели. Одна забота всех объединила.

Затем снова наступило время большой стирки. Пароход превратился в огромную прачечную. И в который уже раз его украсили флаги расцвечивания – полотенца, простыни, наволочки и всякие предметы верхней и нижней одежды.

Капитан не протестовал. Он смирился. Так воспринимаются неизбежные природные явления – циклон, цунами, смерч… Единственное, что сделал Каяхара, – демонстративно снял белый форменный костюм с золотыми нашивками на рукавах, чтобы на фоне белья не выглядеть опереточным героем.

Хуже другое. «Йоми Мару» вышел на оживленную пароходную линию. И встречные суда меняли курс, чтобы понять, откуда здесь, вдалеке от берега, взяться цыганскому табору. В такие минуты Каяхара прятался в глубине ходовой рубки. Он радовался, что среди разноцветных лоскутов прячется и кормовой флаг и не видно его национальной принадлежности. Пусть любопытных удовлетворят слова на борту парохода.

Так оно и получалось. Прочтя надпись – «Американский Красный Крест», суда, идущие встречным курсом, давали несколько приветственных гудков.

Детям же сушка белья была в радость. Младшие играли в прятки. А старшие радовались обилию укромных местечек. За простыней можно спрятаться, как за занавесом. От излишне любопытных зрителей.

Эверсол перебирает бумаги – рутинное занятие, которое требует терпения, и думает о событиях прошедшего дня.

…Капитан Каяхара выразил недовольство поведением Генри Вудса. Этот англичанин пришел в колонию из Христианского Союза молодых людей. Ему поручили заниматься с детьми физической культурой и спортом.

Вудс без спросу принес свою кровать на персональную палубу капитана. И устроился на ночлег. Это уже не первая жалоба Каяхары на Генри Вудса. Во время дождя провисли тенты над трюмами и образовались лужи. Мальчишки стали в них плескаться. Генри вместе с несколькими малышами тоже бегал по тенту, грозя обрушить его. Это не только опасно, но и дурной пример для детей.

А вот другой случай. Судно проходило по каналу. Вудс поднялся в штурманскую рубку, где посторонним не разрешается быть.

Эверсол через майора Бремхолла предупредил Генри Вудса, что его поведение нетерпимо и будет рассмотрено по прибытию в Нью‑Йорк.

…Еще одно событие дня – письмо, которое ему вручил русский воспитатель Петр Дежорж. Он заявляет, что двенадцать долларов, месячная ставка, – не соответствуют его труду. Он просит поднять заработок до пятидесяти долларов. Эверсол отнесся к этому заявлению со всей серьезностью. Ведь к Дежоржу могут присоединиться десятки других воспитателей и учителей.

…А в самом конце дня, около полуночи, – еще одно происшествие. Судно попало в шквал с сильным дождем. Барл Бремхолл вместе со старшими мальчиками натягивал брезент над пятым трюмом. Неосторожно наклонился над открытым проемом, потерял равновесие и упал вниз. К счастью, без серьезных повреждений. Но был слегка оглушен и контужен. Ушибы не в счет.

До Нью‑Йорка остается девятьсот миль. Чуть больше трех суток ходу. Каждый день он откладывает в сторону радиограмму о предстоящей высадке колонии во Франции. Это задержит возвращение детей домой. И, возможно, надолго. Больше молчать нельзя. Колония должна знать правду.

Назавтра Грегори Эверсол, Барл Бремхолл, Елена Домерчикова и Ханна Кемпбелл решили обойти все трюмы и оповестить детей о телеграмме, полученной еще десять дней назад от Фарренда и Аллена.

– Я думаю, лучше это сделать после ужина, – сказала миссис Кемпбелл.

– У меня тоже есть предложение, – сказал Барл Бремхолл. – До ужина я выдам детям деньги. Это несколько смягчит их сердца.

– А после ужина нужно устроить танцы, – предложила Домерчикова.

Одни дети выслушали телеграмму молча. Другие, не понявшие истинного ее смысла, восприняли восторженно. Возможность побывать еще в одной стране их обрадовала. А потом пошли вопросы, которых ждал и опасался Эверсол.

– Нас высадят во Франции… А где в это время будет «Йоми Мару»? – спросил Леонид Дейбнер.

– Леонид, хочу напомнить, что ежедневный фрахт судна обходится Красному Кресту в несколько тысяч долларов. Вот почему, когда колонию разместят во временном лагере близ города Бордо, «Йоми Мару» вернется к себе в Японию.

– Но это значит, – воскликнула воспитательница Евгения Мазун, – что пребывание во Франции и наше возвращение в Петроград затянется на неопределенно долгое время!

– Россия и Франция в состоянии войны, – поддержал ее Юрий Заводчиков. – Не получится ли так, что к нам, российским гражданам, правительство Франции отнесется враждебно?

– А старших колонистов, кому уже восемнадцать, арестуют и поместят за колючую проволоку?! – горячо подхватил Николай Иванов.

Эти слова возбудили и других подростков. Эверсол, прося тишины, поднял руку.

– Ваши тревоги и опасения мне понятны. Но прошу всегда помнить, что где бы вы ни оказались – на суше или на море, в Японии или во Франции, вы всегда под защитой Красного Креста. Для этой организации не существует границ. Американский Красный Крест – неправительственная организация. На девяносто процентов она существует на средства, собранные простыми людьми. Жить в Америке в последнее время стало куда труднее. Все подорожало. Много безработных. Казалось бы, в наших интересах как можно скорее доставить вас в Петроград. Ведь содержание тысячи человек – целой колонии – стоит немалых денег. Но американцы готовы и дальше делиться с вами, заботиться о русских детях, пока они благополучно не вернутся домой. Поверьте, нашими помыслами и действиями движут не политические расчеты, а дух бескорыстия и любви.

– Вы говорите о любви, – сказал Виталий Запольский, – а мы уже два с половиной года не видели родителей. Самые младшие забыли, как выглядит лицо мамы. Вместо того чтобы доставить нас как можно скорее в Петроград, вы предлагаете новые месяцы разлуки и тоски.

Эверсолу трудно возразить детям и воспитателям. В душе он согласен с ними. Но решение, принятое в Вашингтоне, кажется ему тоже не лишенным основания. К тому же он должностное лицо.

– Юные мои друзья! Две причины заставляют Красный Крест действовать так, а не иначе. Вы покинули Россию весной тысяча девятьсот восемнадцатого года. Но Гражданская война там все еще продолжается. Газеты сообщают об ужасающем голоде в Петрограде. Еще более страшном, чем тот, что был, когда вас отправили на Урал. Что же выходит: вы уехали, спасаясь от голода, а вернетесь к нему снова? Есть и другая причина. После революции миллионы людей покинули Россию. Среди этих миллионов могут быть ваши папы и мамы. А ведь Красный Крест дал обязательство вернуть вас непосредственно в руки родителей. Не получится ли так, что, возвратившись в Петроград, застанете свой дом пустым?

– Лучше голодный Петроград, чем сытый Бордо!

– Ваше пребывание в этом французском городе не затянется. Из Нью‑Йорка я сразу отправлюсь в Европу на быстроходном судне. В Бордо уже находится полковник Олдс, один из руководителей Американского Красного Креста. Я ему помогу в подготовке летнего лагеря. Пока будете там жить, мы узнаем, где находятся ваши семьи – в России или другой стране.

– Все равно хотим домой!..