Конфликты и победа

Мы вернулись на север, по дороге провели хорошее со­брание в Западном Виндзоре, а добравшись до своего дома, провели собрания в Фейрплейнсе и Орлеане. Мы также уде­лили некоторое внимание строительству, посадили огород и [593] высадили виноград, ежевику, малину и клубнику. Затем в при­ятном обществе других делегатов мы вернулись в Батл-Крик на Генеральную конференцию.

Первую субботу, находясь в пути, мы провели в Орлеане, где также соблюдали пост. Для нас это был очень торжест­венный день; мы пытались смирить себя перед Богом, и в со­крушении духа и с обильными слезами все ревностно моли­лись о том, чтобы Бог благословил и укрепил нас исполнить Его волю на конференции. Мы имели на упомянутом собра­нии некоторую веру и надежду на то, что наш плен будет воз­вращен и Господь помилует нас.

Когда мы приехали в Батл-Крик, то обнаружили, что наши усилия оказались напрасными, а надежды — тщетными. В отношении нас по-прежнему существовала ревность, и о нас ходили самые невероятные слухи. Душа моя переполнилась невыразимой тоской и скорбью, и я громко рыдала несколько часов, не в силах сдерживать свое горе. Беседуя с другом, с которым мы были знакомы двадцать два года, я узнала, что нас осуждают за расточительность, по крайней мере, он слы­шал такие разговоры. Я поинтересовалась, в чем же прояви­лась наша расточительность. Он упомянул о покупке дорого­го кресла. Тогда я рассказала ему об обстоятельствах, пред­шествовавших этой покупке. Мой муж был сильно истощен, и для него было крайне утомительно и даже болезненно дол­го полулежать-полусидеть в обычном кресле-качалке. Поэто­му большую часть времени он лежал на кровати или на дива­не. Я знала, что так он никогда не восстановит силы, и умоля­ла его больше сидеть выпрямившись, но кресло-качалка для этой цели не подходило.

Отправившись на Восток, чтобы побыть у постели моего умирающего отца, я оставила мужа в г. Брукфилде, штат Нью-Йорк, и, будучи в Ютике, принялась искать пружинное крес­ло с диванным сиденьем. У торговцев не было ничего подхо­дящего за ту цену, которую я им предлагала, то есть за пят­надцать долларов, но они предложили мне прекрасное крес­ло на колесиках (вместо качалки) всего за семнадцать долла­ров, хотя первоначально его оценили в тридцать долларов. Я знала, что это было как раз то кресло, которое нам нужно, но брат, сопровождавший меня, уговорил меня подождать, пока [594] мне изготовят кресло по заказу, которое обойдется мне на три доллара дешевле. Кресло, предложенное мне за семнадцать долларов, обладало несомненными достоинствами, но я при­слушалась к мнению брата и осталась ждать, когда мне сдела­ют более дешевое кресло. Когда оно наконец было готово, я заплатила сама за него и попросила отправить кресло моему мужу. Слухи о нашей якобы расточительности при покупке этой вещи дошли до меня в штатах Висконсин и Айова, но кто может осуждать меня? Если бы сегодня мне снова при­шлось совершить эту покупку, я бы все сделала так же, но с одним исключением: я бы положилась на собственное сужде­ние и купила кресло, стоившее на несколько долларов доро­же, потому что оно было в два раза удобнее и лучше, чем то, которое мне изготовили. Сатана порой так влияет на людей, что полностью лишает их милосердия и сострадания. Сердце становится железным, и в нем не остается ничего человечес­кого и Божественного.

До меня также дошли слухи, что одна сестра заявила в Мемфисе и Лапире, будто церковь в Батл-Крике не имеет ни малейшего доверия к свидетельству сестры Уайт. Был задан вопрос, имеются ли в виду письменные свидетельства. Ответ прозвучал так: “Нет, не к ее опубликованным видениям, а к устным свидетельствам, которыми она делилась на богослу­жении, потому что ее жизнь не соответствует им”. Я снова попросила о встрече с несколькими избранными опытными братьями и сестрами, включая тех, кто распространял о нас такие слухи. Беседуя с ними, я попросила их указать мне, в чем конкретно моя жизнь расходится с моими учениями. Если моя жизнь была настолько непоследовательной, что церковь в Батл-Крике даже посчитала вправе заявить о своем полном недоверии к моим свидетельствам, то это значит, что братьям нетрудно будет привести доказательства моего нехристиан­ского поведения. Но никто не смог подтвердить сделанные заявления, и все признались, что были неправы, распростра­няя подобные слухи, и что их подозрения и ревность были совершенно необоснованными. Я с радостью простила тех, кто причинил нам столько зла, и сказала, что единственно, о чем я прошу их, чтобы они попытались исправить сложивше­еся не в нашу пользу положение, и я буду вполне этим доволь­на. Братья пообещали выполнить мою просьбу, но так ничего и не сделали.

В разных семьях во время конференции свободно обсуждались [595] многие слухи, ходившие о нас; все они были или со­вершенно неправдоподобными, или крайне преувеличенны­ми, и большинство братьев смотрели на нас, особенно на мо­его мужа, с подозрением. Некоторые влиятельные люди были настроены на то, чтобы сокрушить нас. Мы сильно нужда­лись, и мой муж пытался продать пустующий участок земли, но его осудили за это. Он попросил братьев возместить нам потерю коровы, но это было расценено как тяжкий грех. Ду­мая, что наша земля в Батл-Крике так же хороша, как и цена, которую мы за нее заплатили, мы, надеясь продать ее, купили землю в Гринвилле и начали строить на ней. Но мы так и не смогли продать землю в Батл-Крике, и поскольку оказались в стесненном положении, мой муж написал разным братьям с просьбой одолжить ему денег. За это они осудили его и обви­нили в грехе стяжательства. И некоторые слышали, как один брат-служитель, проявлявший особое рвение в этом пресле­довании, сказал: “Мы не хотим, чтобы брат Е. покупал землю брата Уайта, потому что нам нужны его деньги для Центра здоровья”. Что нам оставалось делать? Куда бы мы ни обра­тились, нас всюду в чем-нибудь обвиняли.

Всего за шестьдесят пять часов до того, как его парализо­вало, мой муж до полуночи стоял в доме молитвы, призывая собрать триста долларов, чтобы окончательно рассчитаться за этот дом; чтобы придать силу своему призыву, он первым подал пример, выписав чек на десять долларов за себя и та­кой же чек за меня. До полуночи сумма была почти собрана. Пресвитер этой церкви был нашим старым другом, и, учиты­вая нашу крайнюю нужду и враждебное окружение, мой муж написал ему, что мы нуждаемся, и попросил, если это воз­можно, вернуть нам те двадцать долларов, которые мы для церкви пожертвовали. Во время конференции этот брат по­бывал у нас и представил все дело в совершенно искаженном свете. Но прежде чем зайти к нам, он уже успел наслушаться о нас всяких небылиц. Мы очень остро чувствовали это, и если бы Господь не подкрепил нас особым образом, мы бы не смог­ли свободно нести наше свидетельство на конференции. [596] До того как мы вернулись с конференции, братья Эндрюс, Пирс и Бордо провели особое молитвенное собрание в нашем доме, на котором мы все получили большое благословение, осо­бенно мой муж. Это дало ему мужество вернуться в наш новый дом. Затем начались его мучения с зубами, а также наши труды, о которых сообщалось в “Ревью”. Муж не проповедовал толь­ко одну неделю, пока лечил зубы, а затем снова трудился в Орандже и Райте для нашей церкви, а также в Гринбуше и Бушнеле, проповедуя и крестя людей, как и прежде.

По возвращении с конференции я уже не ощущала преж­ней уверенности в процветании дела Божьего. Если шесть месяцев назад все было безоблачно, то теперь у меня появи­лись сомнения. Я видела, как Божий народ перенимает дух этого мира, подражает светской моде и уклоняется от просто­ты нашей веры. Казалось, что церковь в Батл-Крике отступи­ла от Бога, и у меня не осталось возможности пробудить у ее членов здравый смысл. Свидетельства, данные мне Богом, оказывали наименьшее влияние и хуже всего принимались в Батл-Крике, если сравнивать с другими церквами. Трепеща за дело Божье, я знала, что Господь не оставил Свой народ, но его грехи и беззакония стали причиной разрыва с Богом. Батл-Крик является сердцем и средоточием всей работы. Каждый импульс, исходящий из него, ощущается членами тела по всему полю. Если это великое сердце будет здоровым, то и во всем теле Церкви у чтущих субботу будет здоровое кровооб­ращение. Если же оно окажется больным, об этом факте бу­дет свидетельствовать упадок на всех участках работы.

Я кровно заинтересована в нашем деле; моя жизнь нераз­рывно переплетена с ним. Когда Сион процветает, я счастли­ва; если он в упадке, я печальна, уныла и подавлена. Я видела, что дети Божьи находятся в тревожном состоянии и Божье благоволение удалено от них. Я размышляла над этой печаль­ной картиной день и ночь и умоляла в душевной тоске и горе­сти: “О, Господи, не отдавай Твое наследие на поругание. Для чего язычникам говорить: “Где Бог их?” Я чувствовала, что отрезана от всех руководителей церкви и по сути дела нахо­жусь в одиночестве. Я никому не решалась довериться. Как-то ночью я разбудила мужа и сказала ему: “Боюсь, я скоро [597] стану безбожницей”. Тогда я возопила к Господу, чтобы Он спас меня Своей могучей десницей. Я видела, что мои свиде­тельства не принимаются, и у меня появилась настойчивая мысль, что моя работа в деле Божьем подходит к концу. У нас были назначены встречи в Бушнеле, но я сказала мужу, что не могу ехать. Однажды он вернулся с почты, неся письмо от брата Маттесона, в котором тот описывал следующий сон.

“Дорогой брат Уайт! Да пребудет с тобой благословение Божье и да застанут тебя эти строки в добром здравии, окреп­шим физически и духовно и процветающим! Я очень благо­дарен Господу за Его благость к тебе, и верю, что здоровье еще вернется к тебе в полной мере и ничто не будет мешать тебе возвещать последнюю весть этому миру.

Мне приснился удивительный сон о тебе и сестре Уайт, и я считаю своим долгом изложить его тебе. Мне снилось, что я рассказываю сестре Уайт и сон, и его истолкование, которое также было дано мне, пока я спал. Проснувшись, я почувст­вовал побуждение записать сон во всех подробностях, чтобы не забыть их, но не сделал этого — отчасти из-за того, что устал, а отчасти потому, что не придал ему слишком большо­го значения. Но сообразив, что раньше я никогда не видел вас во сне и что этот сон весьма многозначителен и очень тесно связан с вами, я пришел к выводу, что должен пересказать его вам. Вот то, что мне удалось восстановить в памяти.

Я находился в большом доме, где стояла кафедра — напо­добие тех, что мы используем в наших молитвенных домах. На ней стояло много зажженных светильников. В эти светильники нужно было все время подливать масло, и многие из нас были заняты тем, что носили масло и заливали его. Брат Уайт и его спутница были целиком поглощены этим делом, и я заме­тил, что сестра Уайт залила больше масла, чем кто бы то ни было другой. Затем брат Уайт подошел к двери в кладовку, ко­торая открылась перед ним. В кладовке стояло много бочек с [598] маслом. Брат Уайт зашел внутрь, и сестра Уайт последовала за ним. Вслед за ними туда зашла группа мужчин, несущих боль­шое количество черного вещества, похожего на сажу. Они по­дошли к супругам Уайт и вывалили прямо на них всю эту сажу, которая полностью скрыла их из виду. Я сильно огорчился и стал ждать, чем же все это закончится. Я видел, как брат и сес­тра Уайт усиленно пытаются выбраться из-под сажи, и после длительной борьбы они все же освободились и выглядели та­кими же чистыми и опрятными, как всегда, а злые люди, выма­завшие их, и сама сажа исчезли. Затем брат и сестра Уайт с еще большим желанием начали наполнять светильники маслом, но сестра Уайт все же больше преуспевала в этом.

Мне было дано следующее истолкование этого сна, пока я еще спал. Светильники — это народ Остатка. Масло — это ис­тина и небесная любовь, в свежем притоке которых народ Бо­жий постоянно нуждается. Люди, занятые подливанием мас­ла, — это служители Божьи, пожинающие поля. Я не мог как следует разглядеть, кто именно те злые люди, что завалили брата и сестру Уайт сажей, но это были люди, движимые дьяволом, направлявшим их недоброе влияние в первую очередь против брата и сестры Уайт. Вы некоторое время пребывали в силь­ном расстройстве, но в конце концов были избавлены благода­тью Божьей и своими непрестанными усилиями. Затем на вас снова почила сила Божья, и вы сыграли выдающуюся роль в проповеди последней вести милости. Но у сестры Уайт было больше небесной мудрости и любви, чем у остальных.

Этот сон значительно укрепил мою уверенность в том, что Господь выведет вас и закончит начатое дело восстановления и Дух Божий снова будет действовать в вас еще обильнее, чем прежде. Не забывайте, что смирение — это дверь, ведущая к большим запасам благодати Божьей. Да благословит Господь тебя, твою спутницу и твоих детей и дарует нам встретиться в Царствии Небесном. Ваш брат, связанный с вами узами хрис­тианской любви.

Джон Маттесон,

Окленд, штат Висконсин, 15 июля 1867 г.

Этот сон немного ободрил меня. Я доверяла брату Маттесону. [599] Прежде чем я увидела его воочию, мне в видении было представлено его правое дело, по которому он спорил с Ф. из Висконсина. Последний был совершенно недостоин носить имя христианина, тем более быть вестником; но брат Матте­сон был показан мне скромным человеком, достойным вести других к Агнцу Божьему, если он сохранит свою посвященность и преданность Богу. Брату Маттесону ничего не было известно о моих переживаниях. Мы никогда не переписыва­лись, и сон, данный ему в такое время, показался мне рукой Божьей, протянутой, чтобы помочь мне.

Мы ремонтировали дом на деньги, взятые взаймы, что до­ставляло нам большое неудобство. Мы приезжали на все встре­чи и трудились в поте лица в течение всего жаркого лета. Из-за нехватки средств мы вместе выходили в поле, пололи огород, косили траву и заготавливали сено. Я брала вилы и складывала стог, а муж своими слабыми руками подавал мне сено. Я покра­сила весь дом изнутри, но наши силы были на исходе, и в один прекрасный день я внезапно сломалась и занемогла. Утром у меня сильно кружилась голова, и муж в одиночестве вынужден был отправиться на собрание в Гринбуш.

Наш старый, с трудом передвигающийся тарантас вполне мог погубить нас и тех, кто с нами путешествовал. Длитель­ные путешествия на нем, выступления на собраниях, домаш­ние труды и заботы были для нас непосильным бременем, и я опасалась, что моя работа подходит к концу. Джеймс старался ободрить меня и уговаривал снова отправиться в путь, ибо у нас были назначены встречи в Орандже, Гринбуше и Итаке. Наконец я решилась поехать, и если дорогой мне не станет хуже, продолжать путешествие. Я проехала десять миль, мо­лясь на коленях. Для этой цели я постелила на пол занавеску, а другую занавеску положила на колени мужу, чтобы опус­кать на нее лицо. Он держал в руках вожжи и поддерживал меня. На следующее утро мне стало лучше, и я решила про­должать путь. Бог помог мне говорить в силе Духа для наше­го народа в Орандже, и славная работа для отступников и греш­ников была совершена. В Гринбуше я обрела свободу и силу. В Итаке Господь помог нам выступить перед большим собранием, [600] в котором мы никого не знали.

В наше отсутствие братья Кинг, Фарго и Мэйнард реши­ли, что нам надо пожалеть себя и наших спутников и приоб­рести легкий, удобный экипаж; поэтому когда мы вернулись, они взяли моего мужа в Ионию и купили тот экипаж, кото­рым мы пользуемся по сей день. Он оказался весьма кстати для нашей работы, и я уже не уставала так, как прежде, путе­шествуя жарким летом.

В это время мы получили настоятельную просьбу посе­тить призывные собрания на Западе. Читая эти трогательные приглашения, мы плакали. Мой муж говорил мне в таких слу­чаях: “Елена, мы не можем посетить эти собрания. В лучшем случае я едва смогу позаботиться о себе в дороге, а если тебе станет плохо, что я буду делать? Но, Елена, мы должны по­ехать”. Когда он так говорил, слезы начинали душить его, и он не мог уже больше ничего добавить. Я задумывалась о на­шей немощи, о нуждах дела Божьего на Западе и, понимая, что братья нуждаются в нашем служении, говорила: “Джеймс, мы не можем посетить эти собрания на Западе, но ехать надо”. Некоторые верные Богу братья, видя, в каком положении мы находимся, решили поехать с нами. Этого было достаточно, чтобы прийти к окончательному решению. Сев в новый эки­паж, мы 29 августа выехали из Гринвилла, чтобы посетить общее собрание в городе Райт. За нами следовало еще четыре экипажа. Дорога была очень приятной в сопровождении со­чувствующих братьев, и собрание прошло победоносно.

7 и 8 сентября мы прекрасно провели время в Монтеррее с братьями из провинции Аллеган. Там мы встретили брата Лафборо, который почувствовал, что в Батл-Крике не все лад­но, и скорбел по поводу того, что сам принимал участие в тех неблаговидных делах, которые нанесли вред делу Божьему и наложили на нас жестокое ярмо. По нашей просьбе он прово­дил нас до Батл-Крика. Но перед тем как мы уехали из Монтеррея, он рассказал нам такой сон.

“Когда брат и сестра Уайт 7 сентября приехали в [601] Монтеррей, они попросили меня сопровождать их до Батл-Крика. Я не был уверен в том, что мне надо ехать, полагая, что мой долг — не дать угаснуть интересу к истине, который возник в Монтеррее, и что в Батл-Крике они не встретят большого про­тиводействия, о чем я им и сказал. После того как я несколько дней молился об этом деле, однажды вечером я уединился в своей комнате и еще раз искренне молился, чтобы Господь прояснил для меня этот вопрос.

Мне снилось, что я и несколько других братьев, членов церкви в Батл-Крике, находимся в поезде, но в его вагонах были столь низкие потолки, что я едва мог выпрямиться во весь рост. Вагоны плохо проветривались, и в них стоял такой запах, как будто их не проветривали несколько месяцев. Рель­сы, по которым неслись вагоны, были очень неровными, и вагоны бешено тряслись. Это приводило к тому, что наш ба­гаж часто выпадал из поезда, а иногда выпадали и некоторые из пассажиров. Нам приходилось то и дело останавливаться и подбирать наших пассажиров и багаж, а также чинить рель­сы. Нам приходилось время от времени трудиться на путях, а затем понемногу продвигаться вперед. Мы были горе-путе­шественники и производили жалкое впечатление.

Внезапно мы подъехали к поворотному кругу — доста­точно большому, чтобы на нем разместился весь поезд. Там стояли брат и сестра Уайт, и когда я вышел из вагона, они сказали: “Этот поезд едет в неверном направлении, его надо развернуть в противоположную сторону”. Они оба взялись за рычаги, с помощью которых можно было переставить рель­сы, и налегли на них изо всех сил. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь более энергично толкал вперед дрезину, чем они пытались развернуть поезд в другую сторону. Я стоял и смот­рел, пока не увидел, что поезд начинает разворачиваться. Тог­да я воскликнул: “Он движется” и подналег на рычаги, чтобы помочь ему. Я не обращал особого внимания на поезд, посколь­ку всецело был поглощен тем, как развернуть его.

Но когда мы справились с этой задачей, то взглянули на поезд и увидели, что он полностью изменил свой облик. Вме­сто низких, плохо проветриваемых вагонов, в которых мы ехали, теперь перед нами стояли широкие, высокие, хорошо проветриваемые вагоны с большими чистыми окнами, с ак­куратными занавесочками; они выглядели более элегантно, чем самые изысканные дворцовые экипажи, которые мне [602] доводилось видеть. Рельсы стали ровными, гладкими и прочны­ми. В вагоны заходили пассажиры с радостными и счастли­выми лицами, на которых читалась уверенность и торжест­венность. Все были вполне удовлетворены происшедшими переменами и абсолютно уверены в благополучном прибы­тии на место назначения. На этот раз в вагоне находились брат и сестра Уайт, и их лица светились святой радостью. Когда поезд тронулся с места, меня переполнило такое счастье, что я проснулся, чувствуя, что этот сон имеет непосредственное отношение к церкви в Батл-Крике и положению дел в этой церкви. Теперь я не сомневался, что мой долг — ехать в Батл-Крик и протянуть руку помощи супругам Уайт. Как я рад, что нахожусь здесь и вижу, какие Божьи благословения сопровож­дают ревностные труды брата и сестры Уайт, пытающихся привести все в порядок в этой церкви.

Дж. Н. Лафборо

Перед тем как мы выехали из Монтеррея, брат Лафборо передал мне описание еще одного своего сна, который он ви­дел незадолго до смерти своей жены. Это было для меня так­же большим ободрением.

“Пророк, который видел сон, пусть и рассказывает его как сон” (Иер. 23:28).

“Однажды вечером, поразмышляв о страданиях брата и се­стры Уайт, об их тесной связи с вестью третьего ангела и о своей неспособности поддержать их в их скорбях и попытав­шись исповедовать Господу свои грехи и выпросить благосло­вений для брата и сестры Уайт, я лег спать. Во сне мне показа­лось, будто я нахожусь в своем родном городе у подножия длин­ного холма. Я начал речь весьма серьезно и воскликнул: "О, если бы я нашел этот всеисцеляющий источник!" Тогда ко мне подошел симпатичный, хорошо одетый молодой человек и вос­кликнул приятным голосом: “Я провожу тебя к источнику”. Он [603] показывал дорогу, а я шел следом. Мы шли вдоль холма, с боль­шим трудом одолев три болотистых места, в которых протека­ли небольшие речушки с грязной водой. Пришлось переходить их вброд, потому что другого способа не было. После этого мы вышли на хорошую твердую землю и дошли до углубления, из которого бил сильный родник с чистейшей, искрящейся водой. Там же стоял большой чан наподобие той глубокой ванны, ко­торая имеется в Институте здоровья в Батл-Крике. От источни­ка тянулась трубка, закрепленная с одного бока ванны, а с дру­гого бока вода вытекала и бежала дальше. Солнце ярко свети­ло, и вода искрилась в его лучах.

Когда мы приблизились к роднику, молодой человек ни­чего не сказал, а только довольно улыбнулся и махнул рукой в сторону источника, как бы говоря тем самым: не этот ли ис­точник с чудесной целительной водой вы искали? В этот мо­мент большая группа людей во главе с братом и сестрой Уайт подошла к источнику с противоположной от нас стороны. Все они выглядели довольными и жизнерадостными, но одновре­менно на их лицах читалась какая-то святая торжественность.

Казалось, что состояние здоровья брата Уайта улучшилось, он выглядел счастливым, но очень уставшим, как будто долго шел пешком. Сестра Уайт держала большую чашу, которую она сначала подставила под бьющую струю, а потом передала другим. Брат Уайт обратился к собравшимся со словами: “Те­перь у вас появилась возможность увидеть действие этой воды”. Затем он выпил ее и тотчас выздоровел и окреп; то же самое происходило и с другими: их лица мгновенно станови­лись свежими и румяными. Брат Уайт говорил, выпивая вре­мя от времени по глотку воды; затем он подошел к ванне и зачерпнул из нее три раза руками. С каждым разом он стано­вился все крепче и крепче, но не переставал беседовать с со­бравшимися и призывал их прийти и купаться в “фонтане”, как он называл родник, и пить его целебные воды. Его голос, так же как и голос сестры Уайт, был подобен приятной музы­ке. Я почувствовал радость оттого, что нашел родник. Сестра Уайт шла ко мне, неся мне чашу с водой, но счастье так переполняло [604] меня, что я проснулся еще до того, как выпил воду.

Да дарует мне Господь пить эту воду большими глотками, ибо я верю, что видел именно ту воду, о которой говорил Хри­стос и которая течет “в жизнь вечную”.

Дж. Н. Лафборо

Монтеррей, штат Мичиган, 8 сент. 1867 г.

* * *

14 и 15 сентября мы провели полезные встречи в Батл-Крике. Здесь мой муж отважно и без всякого стеснения нанес смелый удар по некоторым грехам тех, кто занимает высокое положение в деле Божьем, и впервые за двадцать месяцев по­сетил вечерние собрания и проповедовал вечерами. Было на­чато хорошее дело, и церковь, как было опубликовано в “Ревью”, обязалась поддерживать нас, если после возвращения с Запада мы продолжим трудиться с нею.

Совместно с братом и сестрой Мэйнард, а также братьями Смитом и Олмстедом мы посетили большие собрания на За­паде. “Ревью” писало о тех славных победах, которые там были одержаны. Я очень ослабла, когда ехала на собрания в Висконсин, поскольку трудилась в Батл-Крике сверх сил, и чуть было не упала в обморок в вагоне во время пути. Четыре недели у меня болели легкие, и я с трудом выступала перед людьми. В субботу вечером мне сделали припарку на горло и легкие, но мы забыли про колпак на голову, и тяжесть из лег­ких перешла на мозг. Наутро я почувствовала странное ощу­щение в голове: голос дрожал, все прыгало и качалось перед глазами. Когда я попыталась идти, то зашаталась и чуть было не упала. Я позавтракала, надеясь, что это принесет мне об­легчение, но состояние только ухудшилось. Мне стало сов­сем плохо, и я даже не могла сидеть.

Мой муж пришел домой после утреннего собрания, ска­зав, что договорился о моем выступлении после обеда. Казалось, [605] я не смогу стоять перед людьми. Когда Джеймс спро­сил меня, на какую тему я буду говорить, я не смогла соста­вить или удержать в памяти ни одного предложения. Но я решила так: если Бог хочет, чтобы я говорила. Он, конечно же, укрепит меня; по вере своей я отважусь и попробую что-нибудь сказать, хотя у меня может ничего не получиться. Спо­тыкаясь, я направилась к палатке, в голове у меня была стран­ная путаница, но я сказала братьям-проповедникам, нахо­дившимся на сцене, что если они поддержат меня своими молитвами, я буду говорить. Я с верой встала перед людьми, и примерно через пять минут голове и легким стало легче, и я без труда более часа говорила для полутора тысяч жадно слушавших меня людей. Закончив свое выступление, я осо­знала, как благ и милостив был ко мне Бог, и не смогла удер­жаться — снова встала и рассказала собравшимся о своей болезни и о Божьем благословении, которое подкрепило меня во время выступления. С того самого собрания мои легкие стали быстро восстанавливаться, и состояние моего здоро­вья улучшилось.

На Западе мы снова услышали сплетни, порочащие моего мужа. Во время Генеральной конференции они были у мно­гих на устах, а затем разнеслись во все части миссионерского поля. Я приведу всего один пример. Существовало мнение, что мой муж сошел с ума из-за денег, потому что занялся про­дажей использованных бутылок. Вот как обстояло дело: ког­да мы собирались переезжать, я спросила у мужа, что он со­бирается делать с кучей порожних бутылок. Он ответил: “Вы­бросить”. Но в это время вошел наш Вилли и предложил вы­мыть и продать их. Я разрешила ему это сделать и оставить у себя вырученные деньги. Когда мой муж отправился на почту, то взял в свою повозку Вилли вместе с бутылками. Это самое малое, что он мог сделать для своего добросовестного малень­кого сынишки. Вилли сдал бутылки и забрал себе деньги. По дороге на почту мой муж подвез брата, работающего в канце­лярии “Ревью”, с которым они приятно беседовали, пока еха­ли туда и обратно. Но поскольку этот брат видел, как Вилли вышел к повозке и спросил у отца о стоимости бутылок, а затем услышал, как аптекарь беседует с моим мужем по инте­ресующему Вилли вопросу, то он, не сказав мужу ни слова, [606] сразу же сообщил всем, что видел, как брат Уайт продает ста­рые бутылки и что он, наверно, сошел с ума. Впервые мы ус­лышали об этих бутылках в штате Айова, через пять месяцев после случившегося.

Все сплетни тщательно скрывались от нас, чтобы мы не могли возразить и дать свое объяснение, и ложные слухи раз­носились, как на крыльях ветра, людьми, которых мы счита­ли своими друзьями. Мы с удивлением обнаружили, исследо­вав это дело и услышав признания почти всех членов этой церкви, что одна или несколько сплетен были приняты на веру почти всеми и что эти так называемые христиане вынашива­ли в сердцах своих горечь, осуждение и ожесточение против нас и особенно против моего бедного, немощного мужа, кото­рый борется за жизнь и за очищение от обвинений. Некото­рые братья в своем нечестии были готовы морально уничто­жить Джеймса, представляя его богатым человеком, стремя­щимся к еще большему обогащению.

Вернувшись в Батл-Крик, мой муж созвал совет, на кото­ром попросил позволения встретиться с церковью и ответить на все ложные обвинения, выдвинутые против него. Братья приехали из разных частей штата, и мой муж бесстрашно при­звал их повторить все то, что было выдвинуто против него, дабы люди получили возможность выслушать обе стороны, составить свое объективное мнение по данному вопросу и положить конец этой тайной клевете. Джеймс снова честно признал на общественном собрании и перед отдельными людь­ми свои недостатки, о которых до этого писал на страницах “Ревью”, а также объяснил многие обстоятельства, которые использовались против него в качестве лживых и глупых об­винений, и убедил всех в лживости этих обвинений.

Оценив подлинную стоимость нашего имущества, мы об­наружили — к его изумлению и к изумлению всех присутст­вовавших, — что она тянет не более чем на 1500 долларов, не считая лошадей и экипажа, а также остатков книг и карт, про­дажа которых за прошлый год, как сообщил секретарь, не оку­пила тех процентов, которые Джеймс ежегодно выплачивает издательской ассоциации за свой долг. Эти книги и карты в настоящее время не могут считаться большой ценностью, тем [607] более для нас в нашем теперешнем положении.

Когда мой муж был здоров, ему некогда было заниматься бухгалтерией, а когда болел, его дела вели другие. Сразу воз­ник вопрос: что стало с его имуществом? Неужели он стал жертвой обмана? Или, может быть, были допущены ошибки в его бухгалтерии? А может быть, он жертвовал на разные благие цели, не зная подлинного состояния своих дел, своих реальных возможностей и суммы пожертвований?

У этого расследования был по крайней мере один поло­жительный результат: честность людей, которые вели наши дела, не вызывала ни малейших сомнений, и у нас нет ника­ких оснований полагать, что скудость наших средств объяс­няется ошибками в бухгалтерии. Поэтому, изучив дела моего мужа за последние десять лет и видя щедрость его пожертво­ваний на различные отрасли дела Божьего, комиссия сделала наилучший и наиболее благоприятный для нас вывод, суть которого состояла в том, что наше имущество растрачивалось на распространение истины для настоящего времени. Мой муж не вел бухгалтерскую книгу, и его пожертвования можно было восстановить только по памяти и по квитанциям, оставшим­ся в “Ревью”. Тот факт, что у нас на самом деле так мало за душой, в то время как многие считают моего мужа богатым и обвиняют в любостяжании, доставил нам немало радости, поскольку явился лучшим опровержением ложных обвинений, грозивших свести на нет наше влияние и опорочить наше до­брое имя и христианский характер.

Наше имущество можно расходовать, а мы продолжим по-прежнему радоваться в Боге, если оно будет использовано для продвижения Его дела. Мы с радостью отдали ради этого наши лучшие годы, наши силы, наше здоровье и преждевременно состарились, и тем не менее мы будем радоваться. Но когда наши мнимые собратья ставят под сомнение наш характер и пытаются свести на нет наше влияние, представляя нас бога­тыми, светскими людьми, стремящимися к еще большему обогащению, мы это остро переживаем. Пожалуйста, не очер­няйте нас, оставьте нам нашу добрую репутацию, которую мы заслужили за эти последние двадцать лет своим нищенским [608] существованием и тем, что жертвовали своим здоровьем и этой бренной жизнью, — и мы будем радоваться и с радостью жерт­вовать для дела Божьего то немногое, что у нас осталось.

Расследование было проведено тщательно и полностью освободило нас от выдвинутых против нас обвинений, вос­становив наше полное единство с братьями. Были сделаны чистосердечные и трогательные признания в жестокости, про­явленной по отношению к нам, и явное Божье благословение сошло на всех нас. Отступники вернулись и были восстанов­лены в церковном членстве, грешники обращались, и сорок четыре человека были погребены для грехов в крещении — шестнадцать крестил мой муж и двадцать восемь крестили братья Эндрюс и Лафборо. Мы во спряли духом, но усталость все же сказывалась. Мы с мужем несли на себе большое и тяжелое бремя. Одному Богу известно, как мы, при нашем болезненном состоянии, пережили это разбирательство, ког­да почти все были настроены против нас, ухитряясь еще при этом проповедовать, наставлять людей, проводить собрания поздно вечером и одновременно готовить к изданию настоя­щий материал. Мой муж помогал мне в этом, переписывая мои “Свидетельства”, подготавливая их для типографии и считы­вая контрольный экземпляр. Однако мы прошли через все трудности и надеемся в Боге, что Он подкрепит нас в наших будущих трудах.

Теперь мы верим, что данные нам в прошлом знаменатель­ные сны открывали те переживания, которые должны были случиться с нами в Батл-Крике из-за бездуховности некото­рых братьев; сны эти сообщали о наших отчаянных попытках освободиться от жестоких обвинений, а также о наших уси­лиях навести в церкви порядок при Божьем содействии и бла­гословении. Если это и есть правильное, истолкование снов, то мы можем надеяться, что и оставшаяся часть их исполнит­ся, и наше будущее будет более радужным, чем прошлое.

В заключение этого повествования мне хотелось бы ска­зать, что мы живем в очень серьезное время. В последнем видении мне была показана пугающая истина, что лишь не­многие из тех, кто исповедует истину, будут освящены ею и только немногие спасутся. Многие превознесутся над просто­той Христова дела, станут сообразовываться с духом мира сего, тайно служить идолам и духовно умрут. Скромные, самопожертвенные [609] последователи Иисуса поспешат к совершенст­ву, оставляя позади себя равнодушных и любителей мира сего.

Мне было указано на древний Израиль. Всего два взрослых человека из того огромного множества, которое вышло из Егип­та, вошли в землю Ханаанскую. Мертвые тела непокорных ос­тались лежать в пустыне по причине их беззаконий. Современ­ному Израилю угрожает еще более серьезная, чем этим древ­ним людям, опасность забыть Бога и увлечься идолопоклонством. Даже соблюдающие субботу поклоняются сегодня мно­гим идолам. Бог особо заповедал Своему древнему народу хра­нить себя от идолопоклонства, ибо в случае уклонения от слу­жения живому Богу людей Его настигло бы Его проклятие, но если бы только они возлюбили Его всем сердцем, всей душой и всей крепостью своей, Он бы обильно благословил их духов­но и материально и избавил от всех болезней.

Сегодня народу Божьему также предложено на выбор бла­гословение или проклятье: благословение, если Его люди выйдут из мира, отделятся и будут идти путем смиренного послушания; и проклятье, если они объединятся с идолопо­клонниками, которые попирают возвышенные притязания Неба. Грехи и беззакония мятежного Израиля и общая карти­на их отступления записаны в Библии как предостережение нам. Если мы будем подражать их примеру и отступим от Бога, то неизбежно падем, как и они. “Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим послед­них веков” (1 Кор. 10:11).