Холодно, дождь

Он нервничал все больше и больше. Договорились встретиться в одиннадцать утра, а сейчас уже первый час! Да за кого его принимают?! А он, дурачок, поверил, в который раз ей поверил! Женщинам вообще верить нельзя, а уж этой…

Погода испортилась второго июня. Сначала жара в мае месяце била все рекорды, потом на центральные районы страны обрушился такой холод, которого, похоже, еще никогда и не бывало в первый месяц лета. И вот уже почти полтора часа он торчит в кустах под мелким дождем, который сеет и сеет. Отвратительно! Это же не дождь, а черт знает что! Медленная средневековая пытка!

Он то сидел в машине, то выскакивал из нее и начинал ходить взад‑вперед. И так часто смотрел на часы, что порой казалось, будто стрелки стоят на месте. Разумеется, женщинам свойственно опаздывать. А уж красивым женщинам тем более. Ну, на полчаса. На час. Мало ли что могло случиться? Но это же переходит все границы! Дело идет к тому, что они не успеют добраться до конечной точки маршрута к завтрашней ночи. А туда надо прибыть своевременно, во что бы то ни стало! Она сама об этом говорила, хотя что к чему – он так толком и не понял. Но теперь она же и ворует время! И у себя, и у него!

Несколько ранее, в половине двенадцатого, из ворот того дома, за которым он пристально наблюдал из кустов, выехал серый глазастый «Мерседес» и неожиданно свернул на проселочную дорогу, в его сторону. Едва успел отскочить, иначе столкнулись бы нос к носу. Он сумел разглядеть, что в машине сидит темноволосый мужчина. Спровадила мужа из дома? Очень хорошо! Но почему же сама не появляется? А «Мерседес» рванул с такой скоростью, что он невольно проникся жалостью к дорогой, хорошей машине, которую водитель совсем не щадит. Будто у того подобных машин в гараже не одна и не две…

А женщины, ожидаемой с таким нетерпением, все не было…

Он так настроился на эту поездку! Взял отпуск, занял денег, мечтал переждать под жарким южным солнцем, когда минует череда циклонов и над столицей вновь засияет солнце. А что теперь? Неужели же она опять его кинула?

И все тайны, тайны. Сплошные тайны! Сколько лет они друг друга знают? Восемь! Пять из них эта женщина была его законной женой. И не он затеял развод. Даже когда разошлись, знал: пройдет какое‑то время и она вернется. Будет бегать к отвергнутому мужу тайком или выйдет за него по второму разу, но, так или иначе, судьбой дано – быть им вместе.

У нее оказался странный характер: все время пыталась напустить туману. Хотела, чтобы ее окутывала таинственность. Больше всего его раздражало, когда не мог добиться ответа на простой вопрос: «Где ты была?»

– Угадай… – тянула она.

– В магазин ходила?

– Ну‑у‑у…

«Это же так просто! – красноречиво говорил ее взгляд. – А я не хочу, чтобы было просто!»

Он знал на сто процентов, что жена ходила в магазин. И она знала, что он знает. И в конце концов признавалась:

– Да, я ходила в магазин.

И тут же начинала рассказывать со смешком, как к ней подошел мужчина, наговорил кучу комплиментов, попросил немедленно выйти за него замуж и подарил огромный букет роз.

– А где же розы? – спрашивал он.

– Я выбросила их в мусорное ведро, – отвечала жена, и взгляд у нее при этом был чистый, честный.

Он открывал дверцу, заглядывал под раковину, где стояло то самое ведро, и спрашивал по второму разу:

– А где же розы?

– Ты думаешь, я выбросила их в это ведро? ‑смеялась она. – Ну, разумеется, в мусорный контейнер, что стоит на улице!

– В какой? В тот, что напротив подъезда? ‑уточнял он.

– Ну да.

Ему хотелось тут же спуститься вниз и проверить. На девяносто девять процентов он был уверен, что никаких роз там нет. Конечно, его жена красива, но не настолько, чтобы каждый встречный мужчина сходил по ней с ума. У нее были волосы цвета гречишного меда, цвета настолько густого, сладкого и сытного, что при одном взгляде на них охватывала истома и возникало чувство пресыщения. Она стриглась коротко, как мальчишка, но все время говорила, что скоро начнет отращивать волосы. А глаза у нее были темные, почти черные, косо посаженные и плутовские. И еще – маленький аккуратный носик, темный влажный рот и привычка часто облизывать губы.

Когда жена ушла от него, это стало ударом. Значит, розы все‑таки были? Она врала ему каждый день, и за пять лет совместной жизни набежало никак не меньше ста тысяч раз. А сто тысяча первый – оказался правдой.

И вот теперь она заставила его спрятать машину в кустах и не показываться на глаза жителям дачного поселка. А кусты мокрые, потому что дождь так и сыплет.

«Зачем все это? – тоскливо подумал он. – Ну, зачем?»

И все равно ведь не пришла! У него есть номер ее мобильного телефона, но звонить она запретила. Еще одна тайна. Сиди в кустах, не моги носа высунуть, не моги позвонить. Да сколько можно! Не мальчик же он в конце‑то концов? Ему тридцать один год! И восемь из них он связан с этой женщиной!

Не выдержал, сел в машину и достал телефон. К черту ее дурацкие правила! Если обманула, пусть скажет прямо! Это последний раз, когда он поверил и прибежал по первому ее зову! Есть же предел терпению!

Он долго слушал гудки. Так долго, что уже потерял всякую надежду. Телефон не отключила, но на его звонок не отвечает. Это на нее похоже. На дисплее мобильника высветился номер и его имя: «Вадим». В темных, плутовских глазах бывшей жены притаилась усмешка. «Взять трубку, это же так просто… А я не хочу, чтобы было просто!» А волосы она все‑таки отрастила. И вдруг…

– Алло.

– Эля?

И вновь гудки. Теперь уже частые. Нет, это не Эля. Ее голос он узнал бы из тысячи. Она никогда не говорила «алло». Низко, с таинственным придыханием спрашивала: «Да?» Словно каждый раз ждала сюрприза. А у него каждый раз сердце екало, потому что он знал – услышав голос бывшего мужа, Эля с явным разочарованием протянет: «А‑а‑а… это ты…» «Всего лишь», – легко угадывалось за ее словами.

Твердое, уверенное «алло» окончательно выбило его из колеи. Кажется, он и голос узнал. Что за черт? Еще одна тайна? Решила прибегнуть к услугам посредника? Вернее, посредницы, ибо «алло» сказала женщина.

Набрал номер еще раз. Теперь уже все произошло по правилам: абонент недоступен. Отключила мобильник.

И тут в кустах раздался шорох. Он встрепенулся и кинулся на звук:

– Эля? Наконец‑то!

Но это была не Эля. Из кустов вышло мокрое, взъерошенное существо в натянутом на нос капюшоне. Бесполое, в куртке и джинсах, в кроссовках, с объемной спортивной сумкой через плечо. Существо пискнуло «ой». И стало понятно, что это девушка. Кажется, он ее напугал.

– Извините. Я тут жду…

– Кого? – пискнула напуганная девчушка. На вид ей не было и восемнадцати.

– Так, одну особу, которая меня, кажется, обманула. – И тут ему в голову пришла недурная вроде бы идея. Он внимательно посмотрел на девчушку: – А вы куда направляетесь?

– Мне надо на железнодорожную станцию. И в Москву.

– Помогите мне, и я вас подвезу.

– Куда?

– Зависит от результата. На станцию. Либо в Москву. – Он тяжело вздохнул. Если Эля вновь его кинула, придется возвратиться домой. – Видите вон ту дачу?

И он указал на двухэтажный кирпичный особняк под зеленой крышей с глухим забором и железными воротами.

– Да. – кивнул перепуганный воробышек.

– Вы не могли бы пойти туда и спросить Элю? А потом сказать Эле, что Вадим устал ее ждать, и. если она немедленно не придет или хотя бы не позвонит, чтобы объясниться, он уезжает домой. И все будет кончено. – Воробышек стоял, о чем‑то раздумывая. – Я туда пойти не могу, – пояснил Вадим. – Она замужем.

– Понимаю, – кивнула девушка.

– В благодарность за услугу обещаю вас подвезти. По крайней мере до ближайшей железнодорожной станции. А то вы промокнете. Кстати, хотите зонт?

– А у вас есть? – пискнул воробышек.

Он полез в машину за зонтом. Потом щелкнул кнопкой. Черный мужской зонт смотрелся в ее тонкой руке достаточно нелепо. Тем не менее девчушка твердо сжала массивную изогнутую ручку и зашагала к указанной даче.

– Эй! – окликнул ее Вадим. – Сумку‑то можешь оставить в машине. – Она замерла, вновь о чем‑то напряженно размышляя. – Что у тебя там? Золото, бриллианты? Я не трону. И потом: у тебя мой зонт, а я им очень дорожу.

Девушка кивнула, Вадим подошел, взял у нее сумку, которая оказалась довольно‑таки тяжелой.

– Все мои вещи, – пояснила его посланница. ‑Ну, я пошла?

– Жду ответа, как соловей лета, – невольно усмехнулся он. Так, что ли, пишут девочки ее возраста в конце любовных записок, которые посылают своим мальчикам? Ему бы хоть немного поиграть в любовь по этим детским правилам! Эх, и развернулся бы он!

Стоял, смотрел, как девушка толкнула калитку и скрылась за забором. А забор сплошной, не разглядеть – что там? Сумку бросил в машину, на переднее сиденье и стал ждать.

Ее не было минут десять. Вышла одна и направилась к машине. Зонт закрывал лицо, и Вадим не мог узнать приговора раньше, чем она подошла. Когда оказалась в трех шагах, спросил нетерпеливо:

– Ну, что?

Не высовываясь из‑под зонта, девушка грустно сказала:

– Эля просила передать, что ее для вас больше не существует.

Фраза была в стиле бывшей жены. Он расстроился, конечно, но постарался не потерять лица перед этой взъерошенной птичкой. Сказал, как можно веселее:

– Значит, я отныне свободен? О, свобода! Свобода! – И фальшиво запел: – «Мы – вольные птицы, пора, брат, пора туда, где за тучей белеет гора…»

Гора! О, черт! Как же теперь быть с запланированной поездкой на юг? О, черт! Черт! Он не выдержал и выругался вслух.

Девушка сочувственно спросила:

– Вам плохо?

– Хуже не бывает!

– Вы любили ее?

– Девочка, что ты в этом понимаешь? Ладно, садись в машину. – Вадим тяжело вздохнул. ‑Раз так вышло, я отвезу тебя в Москву. Куда тебе надо?

– На вокзал.

– На какой вокзал?

– Павелецкий.

– Прекрасно! Мы едем на Павелецкий вокзал! Прошу вас, сеньорита! Ну, что же вы застыли в нерешительности? Ах, вы подумали, что перед вами маньяк! Пожиратель невинных младенцев! Что я завезу вас в кусты и съем. Милая, я не настолько голоден. Со мной вообще все в полном порядке. У меня вот уже восемь лет только одна проблема. Но теперь все благополучно разрешилось. Ее для меня больше не существует. Ну, так ты едешь или нет? – довольно грубо спросил он.

– Еду. Мама сказала, что нельзя садиться в машину к незнакомым мужчинам, но я уже знаю, что вас зовут Вадимом и вы здесь ждали Элю. Вы – очень несчастны. Я сяду к вам в машину, ‑решительно заявил воробышек и полез на переднее сиденье.

Когда белая «девятка» выехала на проселочную дорогу, он покосился на ее тонкий, нежный профиль и спросил:

– Как тебя зовут?

– Олеся.

– А лет сколько?

– Двадцать.

– Двадцать! – удивился он. – А я подумал: несовершеннолетняя!

– Я просто не накрашенная, – обиделась вдруг она и добавила: – Могу паспорт показать.

– Спасибо, не надо.

Вадим пригляделся к девчушке повнимательнее. Очутившись в теплом салоне, она сняла капюшон, и выяснилось, что под ним волосы медового оттенка, стянутые в хвостик дешевой пластмассовой заколкой. Но мед не тот, не гречишный, а скорее, цветочный, который похож на расплавленный янтарь и на вкус не приторный. Глаза у нее вроде бы карие, миндалевидные, скулы косые. Определенно, ее древнейшие предки попали под монголо‑татарское иго. Хорошенькая, но не более того. Или просто слишком уж юная? Вот созреет, расцветет, наберется опыта, научится кокетничать и врать. И станет такой же стервой, как его бывшая супруга! Неожиданно для себя он разозлился.

Но спокойнее, спокойнее. Девчонка ни в чем не виновата, даже пыталась ему помочь, пошла в особняк парламентером, правда, с черным мужским зонтом вместо белого флага.

– И что же ты делала в этом поселке и зачем теперь едешь на Павелецкий вокзал? – спросил, чтобы как‑то поддержать беседу.

– Я приехала издалека. Из небольшого городка, название которого вам ничего не скажет. Учусь в Академии Туризма. Мама отпустила меня на неделю в Москву. К подруге. То есть она нам вроде как родственница. Мама знала, что та хорошо устроилась в Москве. Я скоро заканчиваю Академию, и почти все наши едут на практику за границу. Мне нужны деньги. А мои родители… ‑Девушка запнулась. – Словом, у них столько нет.

– И много тебе нужно?

– Пятьсот долларов. Я отработаю. Говорят, что там, на практике, можно хорошо устроиться и даже денег привезти.

– Ну да, – он вновь покосился на девчушку, ‑заработать можно. Ты, случаем, эротический массаж делать не умеешь?

– Да вы что?!

– А как у тебя с английским? Читаю и пишу со словарем?

– И что с того?

– Милая, забудь. Насчет того, чтобы заработать в каком‑нибудь отеле в Турции. Ведь ты в Турцию собралась? Или в Египет? Может, в Испанию, в Италию? Да еще деньги по родственникам собираешь за то, чтобы тебя там поимели! Святая простота!

– Мне все равно не дали, – тихо сказала она.

– Ну, конечно! Пятьсот долларов – не бог весть какие деньги, но в столице не принято делать подачки бедным родственникам из провинции. Не в коня корм. – После паузы добавил: ‑Я не хотел тебя обидеть…

– Я поняла.

Ну что за день, а? Злится на Элю, но девчонка‑то при чем? Зачем ей хамить? Спросил миролюбиво:

– Значит, ты возвращаешься домой ни с чем?

– Да. Я возвращаюсь… Послушайте, я, наверное, чего‑то не понимаю! – с отчаянием сказала вдруг она. – Этот город… Здесь все говорят не то, что думают, все улыбаются, но притом стараются обмануть, говорят ласково, и никто никогда прямо не скажет «нет». Но «да» не говорят тоже. Я запуталась. Но…

– Что «но»?

– Я понимаю, что если брошу сейчас все, то так и останусь жить в своем городке, с образованием, которое там никому не нужно. Почти все, кто закончил нашу Академию Туризма, работают продавцами в магазине. Или торгуют на рынке.

– А зачем вам вообще Академия Туризма?

– Ну, как же? – удивилась она. – Это же звучит! Менеджер по туризму! У нас еще есть Агролицей…

– Чего‑чего?

– Бывшее сельскохозяйственное ПТУ.

Он не выдержал и расхохотался. Ну, Россия, ну страна! В городе, где за границу ездит отдыхать разве что мэр с семьей, открыли Академию Туризма! ПТУ переименовали в Агролицей. Агролицеисты в качестве практики развозят по полям навоз, а вечерами пьют самогонку.

– Вам смешно, – вздохнула она.

– Деньги‑то есть на обратный билет?

– Да, спасибо.

– «Да, спасибо, надо»? Или «нет, спасибо, не надо»?

– Вот и вы такой же! – со слезами в голосе сказала она. – Разве так можно?

– Ну, извини.

Он немного успокоился, и девушка теперь нравилась ему все больше и больше. После Эли, которая за восемь лет измучила так, что слова «женщина» и «камера пыток» стали для него синонимами, наивность Олеси приятно освежала душу. «Есть еще женщины в русских селеньях», – вертелось в голове. Там дальше что‑то про коня и горящую избу. Потом некстати подумалось о том нелепом положении, в которое попал из‑за Эли. Завтра – первый день отпуска. В Москве ‑холодно, дождь. И улучшения погоды синоптики не обещают. Неужели же целых три недели сидеть здесь и от скуки много есть и много пить?

А не махнуть ли ему, в самом деле, на юг? Машина новенькая, на хорошем ходу, денег достаточно. Без женщины, конечно, будет скучновато. А тамошнюю публику он знает. Снять женщину – не проблема. Проблема попасть в десятку. Можно нарваться на дамочку, которая обчистит до нитки, а до койки дело так и не дойдет. Можно, напротив, подцепить такую прожженную шлюху, что самому станет тошно. На юге хочется любви. Немножко восторгов, капельку романтики. Вот с Элей никогда не было скучно. И в постели хороша, и на людях просто королева! А ее маленькие тайны придавали пикантность их отношениям. Надо же! Заставила два часа просидеть в кустах!

Он не выдержал и расхохотался. Подумать только! Он уже ее простил! Не прошло и часа! Вот женщина, а?!

– Что? Что такое? – завертела головой Олеся.

– Так. Вспомнил.

– Ее? – Он молча кивнул. – Она красивая, ‑тихо сказала Олеся.

– Откуда ты… Ах, да! Ты же с ней разговаривала! Что ж, к Москве подъезжаем.

Некоторое время ехали молча, потом болтали о пустяках. Включил музыку, стал спрашивать, кто из певцов ей нравится, а кто нет. Удивился, что их вкусы совпадают: все‑таки одиннадцать лет разницы в возрасте. Либо он, что называется, в теме, либо она несовременна. Но, так или иначе, приятно ехать с человеком, который тебя понимает.

Девушка совсем освоилась и не выглядела уже нахохлившимся воробышком. И показалось вдруг, что если она вылезет из машины и потопает на свой поезд с тяжелой сумкой через плечо, в его жизни образуется пустота.

– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – спросил неожиданно для себя.

– А вы?

– Я‑то верю, – вздохнул, вспомнив, разумеется, Элю.

– Я – тоже, – решительно сказала Олеся.

И все‑таки Вадим довез ее до вокзала. Только когда девушка сказала «спасибо большое» и уже открыла дверцу, собираясь шагнуть в моросящий дождь, слегка придержал ее за руку:

– Погоди.

– Да? – Олеся внимательно посмотрела на Вадима, и ему вдруг показалось… Неужели только показалось, что она чего‑то ждала?

– Я подумал вдруг: ты да я. Словом, две разбитые души. Полные разочарования. Я остался без женщины, ты – без денег. На сколько, говоришь, родители тебя отпустили?

– На неделю, – тихо произнесла она.

– И я собирался на юг на неделю! Вот видишь, как все удачно складывается… – Он все еще мялся. Во‑первых, она наверняка откажется. Девчонка совсем, и видно, что неопытная. Может быть, и мужика‑то у нее еще не было. Это все равно, что лезть в петлю. Он просто сумасшедший. Но надо решаться. – Поедем со мной, – выдавил хрипло и словно бы через силу.

– Куда?

– На юг.

– Вместо Эли?

– Ну. Это не должно тебя обижать. Просто так получилось. – Она задумалась. – Послушай, если ты не хочешь, то ничего и не будет.

– Но, если я поеду, значит, я должна буду… должна буду… – Олеся запнулась.

Так и есть! Теперь даже лучше, если она откажется. Для обоих.

Вадим молчал, не собираясь ей помогать. В конце концов он – мужчина, а мужское благородство, как известно, имеет предел. Женщина ему нужна. Не сейчас, так потом. Пусть сама решает.

– Хорошо, – кивнула вдруг она и решительно захлопнула дверцу.

Даже ушам своим не поверил! И сказал:

– Насчет того, что ничего не будет. Я соврал.

– Я поняла.

– Тем не менее ты согласна?

– Да.

– Это что ж, любовь с первого взгляда? Хорошо подумала?

– Я подумала. Я согласна быть с вами. Только не сразу.

– Значит, едем?

– Значит, едем.

Он больше ни слова не сказал, развернулся и поехал в сторону Кольцевой. Вот что значит плохой прогноз! Ему не хочется оставаться в дождливой Москве, ей не хочется ехать домой, где тоже полосуют дожди и холодно. Наверняка так оно и есть. Воробышек решил начать новую жизнь. Девушка созрела.

Но не на дороге же. Ведь у них, можно сказать, получается первая брачная ночь. Надо, по крайней мере, подождать до гостиницы, в которой он собирался остановиться с Элей. Уже звонил, заказал номер. Теперь приедет туда с Олесей. Рассказать мужикам на работе, никто ж не поверит!

И надо ее приручить. Вновь покосился на тонкий профиль. Дикарка, самая настоящая дикарка. Лесная девушка. Но если такая сказала «да», то это действительно означает «да» и ничего другого. При одном‑единственном условии: «только не сразу». У его бывшей жены, неповторимой и ненаглядной, «да» означало твердое «нет». Вадим убеждался в этом не однажды, когда, уже раздевшись и лежа в постели, она вдруг прищуривала плутовские раскосые глаза и томно говорила:

– Знаешь, у меня упало настроение.

– И что надо сделать, чтобы его поднять? ‑злился он.

– Ну… Придумай что‑нибудь…

Но богатой фантазией Вадим не отличался. Настолько богатой, чтобы ее понять. Уяснил только, что его жена – настоящая женщина со всем, что к этому прилагается. Немножко кокетства, капелька косметики, тонкий запах дорогих духов, море очарования и бездонный колодец откровенной бабьей стервозности. Слышал не раз, что больше всего на свете мужчины убиваются по таким вот откровенным стервам, и прекрасно отдавал себе отчет в том, кто на самом деле его жена, но поделать с собой ничего не мог. Наваждение какое‑то! Вот и сейчас он уже посмеивается над ее очередной проделкой, а через неделю вновь будет сходить по ней с ума. И никакая Олеся Элю, то бишь Элеонору, не заменит. Неудивительно, что бывшая жена подцепила богатого мужика. С такими талантами – как делать нечего. А хорошо было бы встретиться с ее нынешним супругом, посидеть с ним, выпить водочки и, заглянув в глаза, ласково так, но с издевочкой спросить: «Парень, ну ты ведь понимаешь, во что вляпался?»

Что бы он ни делал, мысли вновь возвращались к ней. А воробышек сидит притихший. Они уже мчатся по Кольцевой. Скоро будет поворот на трассу, по которой лежит их путь на юг. Повернули. Не выдержал:

– Что молчишь?

– Вы переживаете.

– О ком? О ней, что ли? Вот относительно моей бывшей как раз переживать не надо.

– Но вы слишком быстро едете.

Да, он гнал машину, пытаясь опьянить себя скоростью и забыться. И потом: много времени потеряно. Надо наверстывать.

– Послушай, – покосился на нее. – Давай на ты, а? Раз уж мы все решили.

– Хорошо, – послушно кивнула она. И добавила: – Ты слишком быстро едешь.

– Эх, Олеся, не боись, я ведь столько поколесил по Москве! Да и за ее пределами бывать приходилось. Работаю экспедитором на одной фирмочке. Квартирка своя. Правда, однокомнатная, на первом этаже, заливают, черти! Это я о соседях. Зарплата не бог весть, по московским меркам, но на жизнь хватает. Машину вот недавно поменял. Продал свою развалюху и купил почти новенькую «девятку», – похвастался он. – Через год после того, как жена ушла. Так расстроился, что пить‑есть перестал. Очнулся – деньги появились. При ней все улетало в трубу. Никак не мог понять: куда Элька деньги девает?

– Она красивая, – вновь, причем очень твердо, сказала Олеся.

– Что ж, у красивой бабы два рта? Так, что ли? А может быть, и так. – И после паузы спросил: – Вот что, по‑твоему, надо мужчине, чтобы понравиться девушке?

– Девушки бывают разные, – авторитетно заявил воробышек. – Некоторым достаточно заплатить за ночь.

– Нет, я про другое, – поморщился он. – Я о порядочной девушке.

– Порядочной девушке надо надеть на палец обручальное кольцо.

Он чуть не рассмеялся. А девица‑то не так глупа! Логически мыслит. Надо бы сбить ее с толку:

– А если без кольца, но с порядочной? Как понравиться такой девушке?

– Надо найти такую девушку, которой вовсе не надо нравиться. Рядом с которой можно быть самим собой. Это же так просто.

Опа! Что, получил? Вот тебе логика двадцатилетней девчонки, едущей на юг с мужиком, с которым познакомилась три часа назад! Новое поколение выбирает «Пепси». Интересно, а напиток «Байкал» ее не устроит? Усмехался тайком, ибо против ее девчоночьей логики у него был жизненный опыт и пять лет брака с Элеонорой. Ого! Это многого стоит! В конце концов можно зайти с другого бока. Наступит ночь, и он ей покажет, кто в доме хозяин.

– Как у тебя с мужчинами? – спросил, стараясь не смотреть на нее, чтобы не спугнуть.

– Меня домой провожает однокурсник. Из Академии. Но он мне не нравится.

– Провожает куда? До подъезда, до дверей квартиры или выше?

– Выше у нас чердак.

– Ха‑ха! И что с чердаком?

– На двери висит замок. – Олеся упорно делала вид, что не понимает, о чем это он.

– Все с тобой понятно, – вздохнул тихонько. ‑Ах, Олеся, Олеся! Мальчик провожает девочку, а девочка говорит, что мама с папой не велят. Черт меня дернул связаться с ребенком!

– А ваша Эля от вас ушла.

Да она еще и с зубами! А если остановит машину и высадит ее сейчас на трассе? Что она будет делать без денег, со своим двадцатилетним жизненным опытом, каковой практически исчерпывается знакомством с мальчиком, которого хватает только на то, чтобы проводить девочку до дверей квартиры?

А сам‑то он другим был в двадцать лет? До Эльки ведь ни разу, никогда, ни с кем! Тоже хорош. Достает девчонку. Сказал примирительно:

– Давай не будем ссориться, Олеся. И не обращайся ко мне на «вы», мы же договорились.

– Хорошо. Я больше так не буду.

Помирились. Первая ссора – первый мир.

– Ты есть хочешь?

– Нет.

– Я тоже. Давай без остановки километров эдак триста, а? Если куда‑нибудь захочешь – моргни. Я приторможу.

Кивнула. Нет, не надо ее об этом спрашивать. Остановиться и шмыгнуть в кустики. Мальчики налево, девочки направо.

Эле тоже было двадцать, когда они познакомились. Она жила в студенческом общежитии, и либо ему только кажется, либо его будущая, а ныне бывшая супруга уже тогда являлась настоящей женщиной. Он был на три года старше, но смотрел своей избраннице в рот. Еще два года Эля тянула, не говорила ни «да», ни «нет». И, только когда окончила институт, согласилась подать заявление в загс. Он так понял, что от безысходности: деваться‑то некуда. А у него своя квартира.

Пять лет прожили.

А на развод попал, как кур в ощип. Вышли из загса чужими людьми, и тут уже бывшая жена предложила отметить событие, поехать к нему. Отметили. Вспомнив, невольно усмехнулся. Если это не любовь, то что?

Через полгода после того, как ушла от него, она позвонила, предложила встретиться. Потом снова исчезла на полгода, потом опять… Выходит, что раз в полгода у нее приступ нежности. К нему.

Не удержался и вновь тяжело вздохнул. Ну почему она сразу не выскочила замуж за какого‑нибудь нового русского? Видать, на дороге они не валяются. А жена все ждала, искала, не теряла надежды. Потому и детей от него рожать отказалась. Берегла свое ненасытное чрево для какого‑нибудь надутого индюка, нашпигованного деньгами. Может, уже ребенка ждет.

Он представил Элю беременной и невольно фыркнул. С такими хрупкими косточками, узким тазом и маленькой грудью тяжеленько ей придется.

Олеся задремала, а он задумался и не заметил, как проскочили двести километров.