Динамистическое монархианство Павла Самосатского

Антиохийский епископ (около 260г.). Большой антиохийский собор 264г. ставил вопрос о православии Павла Самосатского. Но осуждение на этом соборе не состоялось, так как епископу удалось скрыть истинное содержание своего учения.

В 268 (269) году в Антиохи состоялся Великий Собор. Председателем на Соборе был Елен, епископ тарсский, вторым лицом был Именей епископ иерусалимский. Существенную роль на соборе играл пресвитер Малхион. Состоялось осуждение Павла и преемником ему назначен был Домн, сын епископа Димитриана.

Бог есть единое лицо. Это единое лицо или единая ипостась имеет смысл в высшей степени точный и конкретный. Это такое единство, которое никак не могло развиться во множество. В этом конкретном Боге есть Логос, но этот Логос не есть ипостасный Сын Божий, а есть только заключающееся в Боге неипостасное знание (София). Иногда Логос у Павла называется Сыном, рождающимся от Бога без Девы Марии предвечно, но, тем не менее, Логос – Сын не есть ипостасный. Таким образом, существование Христа, как исторического лица, нисколько не нарушает единства Божества: до воплощения Слово, как ипостась, не существует, Его предвечное бытие состоит в предопределении Божием и предвозвестительно, как лицу, имеющему существовать на земле.

В действительности сын Божий явился ипостасно сущим лишь в воплощении. Но нельзя представлять, что в момент воплощения возникла особая ипостась в Боге. Слово сошло на человека Иисуса, как ранее сходило на пророков, только с преимуществом, в большей мере и силе. О воплощении у Павла Самосатского не может быть и речи. Это было лишь сосуществование премудрости со Христом. Признавая Христа человеком, Павел допускал только степенное отличие Его от всех предшествующих пророков. Он стоит в теснейшем отношении к Логосу, чем все пророки, тем не менее, никакое физическое соединение божества и человечества не могло иметь места, потому что Бог и человек во Христе две раздельные природы и два лица. Между Христом и логосом могло установиться только отношение соприкосновения в смысле единства знания, желания, действия, но Логос нельзя мыслить как существо, осуществившееся в теле.

Павел находил, что во – первых, никакое другое отношение кроме синергии между различными лицами и немыслимо. С другой стороны, отношение по существу и не нужно, потому что оно унизительно для Христа – человека, потому что тогда нравственное лицо Христа теряло бы свою ценность; отношения, утверждающиеся в неотразимых законах природы, не вменяются в похвалу, и восхваляют только то общение, которое свободно устанавливает дружба (теория «непрерывного и всегда возрастающего движения дружбы», которое исключает мысль о том, чтобы единство божества и человечества во Христе когда – либо прекратилось).

Учение Павла Самосатского о Боге в. Самом Себе в своей основе тождественно с учением других динамистов: логос – безличен и Христос, как лицо, от вечности не существует. Хотя Христос является и человеком обожествленным, однако его, кажется, нельзя упрекнуть в субординатизме. Это воззрение возможно лишь там, где мыслятся два самостоятельных лица; но так как Павел признает Логос неипостасной мудростью Бога Отца – вопрос о подчинении сам собой уничтожается.

Кафолические богословы исходят из платоновских представлений о Божестве, первое лицо является у них с чертами отвлеченного единства без определенного содержания. У Павла, напротив, Бог – Отец является совершенно конкретным, понятие о нем содержательно. Павел приписал ему премудрость в смысле неипостасных качеств. Таким образом, вопрос о бытии Сына у Павла Самосатского лишается философской почвы. В лице Христа Павел выдвигает на первый план Его человеческую сторону. Христос стал Богом по единству действия и воли человека с Логосом. Павел обосновывает эту мысль на учении о достоинстве человеческой личности, указывая, что при ином сочетании жизнь Христа не имела бы нравственной цены (сближается с позицией Оригена, который, признавая великое значение свободного подвига, и самое вочеловечение Слова, рассматривает как воздаяние человеку Иисусу, существовавшему от начала мира – не в предвидении, а ипостасно). Но для Павла Самосатского Христос до воплощения существовал лишь в предвидении.

Отцы антиохийского собора, осудившие Павла Самосатского, отправили послание, в котором, излагая православное учение, высказали, между прочим, что Сын не есть единосущен Отцу, вследствие чего стали в прямое противоречие с Никейским символом. Впоследствии, признававшие Никейский символ говорили, что, не следует ли отвергнуть это послание, как недействительное. Но предположить неподлинность последнего было невозможно.

Св. Афанасий Великий говорит, что приводить в столкновение никейских отцов с отцами антиохийскими, не прилично, ибо все они отцы, и не прилично утверждать, что эти сказали хорошо, а эти худо, ибо все во Христе почили; на этом же основании не имеет значение и разное число тех и других; нельзя сравнивать их и в отношении времени, в какое жили те и другие, чтобы не оказалось, что отцы, жившие прежде, уничтожили отцов последующих. Св. Афанасий Великий стоит лишь за то, что все отцы, и потому христианин должен смотреть на всех их, как на православных, и устранять толкования, которые делали бы их противоречащими. Он принимает факт, но не желает приводить в столкновение отцов.

Почему в послании содержится неблагоприятное суждение отцов антиохийского собора 268г. о термине «омоусиос»? Существуют следующие предположения:

а) Павел словом «омоусиос» пользовался для отрицания ипостасного бытия Слова (тождество лица Отца и Сына);

б) Отцы были вынуждены были так отнестись к слову «единосущный» одним полемическим приемом Павла Самосатского. Если, говорил он, мыслить Сына единосущным Отцу, то придется допустить нечто нелепое: прежде Отца и Сына предположить какое – то общее им существо, по отношению к которому Они являются единосущными, как позднейшая его формация (как две медных монет в отношении к меди). Но существо не старше логически понятий Отца и Сына. Нечестиво было бы сказать это, ибо что может первенствовать пред тем, что есть нерожденное? Посему воззрение это делает Отца и Сына братьями, утверждая их происхождение от одного.