Оригинальные стихотворения

Козлов написал немного, написанное им очень разнохарактерно по своему поэтическому достоинству, по мастерству и глубине чувства; большинство стихотворений слишком растянуто, не выдержано в художественном отношении; подлинно поэтическое перемежается с посредственными и тяжелыми стихами, неправильными выражениями, истертыми словами. Можно особо выделить три оригинальных стихотворения Козлова: послание "К другу Василию Андреевичу Жуковскому", "Венецианская ночь" и "Бейрон". Первое из этих произведений задушевно, без прикрас, впрочем, в истинно романтическом духе, описывает переживания поэта, застигнутого в цвете лет страшными физическими недугами: неподвижностью и вечным мраком. Пушкин писал: "Ужасное место, где поэт описывает свое затмение, останется вечным образцом мучительной поэзии". И в самом деле, состояние души человека, пережившего ни с чем не сравнимую катастрофу, никем во всей русской литературе не было раскрыто так непосредственно, так волнующе. Лишь Короленко вновь обратился к этой теме в своем классическом "Слепом музыканте".

Послание написано целиком в духе Жуковского. Выход из отчаяния - не в силе духа, побеждающего страдание, а в покорности провидению. С верой в благое провидение, говорит поэт, "в душе моей смятенной опять родилась тишина". Постоянным мотивом лирики Козлова является эта покорность и смирение, вера в новую жизнь и новое счастье за пределами земного существования ("Сон невесты", "К Тирзе", "Элегия").

Полна задушевной поэзии и романтической тоски баллада Козлова "Венецианская ночь". Прозрачность, сверкание, светло-южная красота оттесняется мраком, бурными порывами морской стихии, ожиданием чего-то неясного, смутного, огромного и страшного. Печаль разрастается, и в конце баллады господствует над ликующим настроением весны, поэзии и любви. Это эмоциональное движение связано с переживаниями героини баллады, красавицы-венецианки, закутанной по воле автора в непроницаемую дымку таинственности. Кто она? Откуда она? - мы не знаем. Ее задумчивые очи устремлены на восток. Там ее певец. Что их разлучило? - неизвестно.

В одинокой гондоле, в наступившем ночном успокоении венецианка отваживается плыть к скале, к той башне, где море бурное ревет, где живее воспоминания минувшего очарованья. В страшной ночной тьме ей чудится, будто навстречу мчится по морю челнок с знакомой тенью...

Поэт-романтик приподнял занавес и показал при волшебном ночном освещении эпизод из какой-то очень поэтической, но и очень грустной, очень печальной драмы жизни, загадал нам загадку, взбудоражил чувство, и занавес опустился: думай, вздыхай, дорисовывай картину, вникай и догадывайся! Героиня - тайна, ее исступленный поэт - тайна, их страсть и разлука - тайна. Никаких привидений, никаких ужасов, но вся баллада от начала до конца выдержана в романтическом колорите, метод обрисовки лиц и событий насквозь романтичен, печальное настроение, как эхо неизбежных на земле утрат,- неизбежный спутник романтического мировосприятия. Однако в самом конце баллады событие как бы проясняется: оказывается, речь идет о поэте, воспевавшем любовь и свободу. И его уже нет на земле. Он пронесся над миром, как метеор. Если учесть год, в который написана баллада, то можно догадаться, что герой "Венецианской ночи" не кто иной, как Байрон. Романтическая фантазия нисходит на почву истории. Но романтизм не был бы романтизмом, если бы он не умел реальному, исторически достоверному факту придать некое неземное, высшее значение и окутать его атмосферой таинственности и загадочности. В этом и состоит поэтический элемент романтизма, которым не может не дорожить человек с душой и развитым воображением.

В стихотворении "Бейрон" Козлов попытался воссоздать колоссальный образ поэта. К сожалению, стихотворение оказалось очень растянутым, и строфы, полные энергии и важного смысла, теряются среди слабых, малосодержательных и трудночитаемых. Козлов понял Байрона как борца, который сердцем своим и мыслью не мог смириться с английским аристократическим обществом, как не мог он спокойно выносить рабство, угнетение, ложь, неволю.

Благородная вольнолюбивая душа Байрона гармонирует с его музой, взывающей к свободе для угнетенных; образ поэта титанических страстей, исступленного певца свободы и любви - с образом героя борьбы за "великое дело" народной свободы и независимости. Поэтический очерк жизни великого английского поэта завершается у Козлова гимном в честь Байрона как борца за свободу Греции.

Такое понимание и представление о Байроне - большое достижение не только Козлова, но всей русской литературы. Создавая образ великого мятежника-борца, русский поэт разбивал нелепые, клеветнические представления о Байроне, которые реакция пыталась распространять в России. Больше, чем своими переводами, этим образом Байрона Козлов воспитывал любовь у молодежи к поэту-герою, к поэту свободы.

Стихотворение "Бейрон" посвящено А. С. Пушкину. Этим посвящением, объединившим судьбы первого поэта Альбиона и первого поэта России, Козлов придал своему произведению особенно острый идейно-политический смысл: в тот год, когда писалось стихотворение о Байроне, Пушкин завершал уже целое пятилетие своей ссыльной жизни.