Глава 14. Праздник Окончания Оборота Форт‑холд и Телгар‑Вейр

Праздник Окончания Оборота Форт‑холд и Телгар‑Вейр

По обычаю лорды‑холдеры и предводители Вейров – и приглашенные главные мастера различных цехов – встречались на Конклаве за день до конца Оборота, чтобы обсудить, о чем следует доложить всем, кто соберется на праздник. Перед проведением референдума обязательно раздавали его вопросы, которые в тот же вечер были бы зачитаны в каждом крупном холде и цехе. Если бы предстояло голосование, то бюллетени были бы собраны утром первого дня Праздника Окончания Оборота, а результаты оглашены на втором традиционном заседании Конклава через день после Праздника, уже в новом году.

В 258 году после Высадки, да еще накануне Прохождения, традиции, казалось, обретали новую силу. Хотя Вергерин принял управление холдом всего за двадцать дней до Конклава, уже было видно, что Битра – в надежных руках. Помощников он гонял вовсю, но обходился с ними честно. Никто из них не жаловался родителям. Первым делом Вергерин разослал всадников по всем удаленным холдам Битры с уведомлением о том, что Чокин смещен и что новый управляющий будет рад принять всех, кто сможет приехать в Битра‑холд к концу Оборота. Вергерин оплачивал дополнительные расходы из собственных средств (сокровищницу Чокина так и не нашли, а в ссылку он с собой никаких ценностей не взял. Надона отрицала, что знает о деньгах хоть что‑нибудь, и рыдала, что ее оставили без гроша).

Изменив первоначальное решение, Учительский колледж объявил, что проведет концерт в честь Праздника Окончания Оборота в Битре. Туда привезут копии Хартии, которые запросил Вергерин, чтобы раздать их по всем малым холдам Битры. После этого распечаток Хартии в библиотеке Колледжа останется всего несколько десятков, но Клиссер решил, что дело того стоит. Поскольку гвоздем концерта будет грандиозная «Сюита Высадки» Шеледона – в ней упоминается и Хартия, – слушатели лучше поймут, что означает музыка, если распечатки Хартии будут у них на руках. Холдеры Битры больше не будут пребывать в чудовищном невежестве относительно дарованных им Хартией прав.

Итак, Конклав первым делом утвердил Вергерина лордом‑холдером Битры. Он не отказывался обучить управлению своих младших родственников, детей Чокина, хотя, по сути дела, на него повесили обязательство заботиться о них, дать им образование и подготовить к самостоятельной взрослой жизни. Он был освобожден от обещания не обзаводиться законными наследниками и тотчас же поселил в Битре девятилетнего сына и пятитилетнюю дочь. Никто не знал, кто их мать. Вергерин ясно дал понять, что он не прочь взять жену, достойную стать леди его холда.

Клиссер отчитался перед Конклавом по поводу разработки четкого и однозначного метода определения близости Прохождения. Он доложил, что они с Кальви пришли к следующему: лучше всего создать на восточном склоне каждого Вейра некое сооружение. Кальви с чопорным видом мудро кивал, и Поулин позволил себе поверить в эффективность предложенного. Он не хотел, чтобы в грядущем возникали такие же проблемы, как сейчас с Чокином. Никогда больше! И следовало воспользоваться шансом – прекратить раз и навсегда.

Обсудили основание нового холда под названием «КРОМ». Последовала бурная дискуссия.

– Понимаете, они претендуют на законные, определенные Хартией земельные наделы, а это добрый кусок земли, – сказал Бастом, неожиданно встав на сторону просителей. – Пусть это владение называется холдом…

– Да, но они хотят автономии, и, кроме того, они слишком далеко от других холдов, расположенных в холмах, – указал Азури.

– Пусть докажут, что способны обеспечивать себя самостоятельно… – сказал Ташви, с явно неохотным видом признавая очевидное. Понятное дело: Телгар тоже был горнодобывающим холдом.

– Им придется следовать законам, общим для всех, – бесстрастно заметил Поулин. – И целиком взять на себя заботу о контрактных работниках.

– Они вполне способны это сделать, – сухо заметил Азури, – особенно при тех доходах, которые они расчитывают получить, начав к началу Прохождения поставки богатой руды.

– Дадим им испытательный срок, – предложил Бриджли.

Так и решили.

Были и более мелкие дела, требовавшие обсуждения, но и с ними успешно разобрались. В этом году к референдуму прибегать не пришлось.

– Я настаиваю, чтобы все вы подробно рассказали всем собравшимся о судебных разбирательствах и низложении Чокина, – напомнил Поулин лордам‑холдерам. – Люди должны знать правду, а не питаться всякими слухами да толками.

– Вроде этого бреда о людоедстве! – с отвращением сказал Бриджли. – Чокин, конечно, мерзавец, но давайте прямо сейчас разоблачим эту гадость!

– Да откуда такое вообще взялось? – ошеломленно спросил Поулин.

С'нан, потрясенный, с недоверием уставился на лорда‑холдера Бендена.

– Подозреваю, из‑за «холодильника», – с отвращением сказал Бриджли.

– Давайте постараемся пореже повторять этот термин, чтобы он не прижился, – пожал плечами Азури.

– Да, не надо, чтобы он распространялся, – сердито сказал М'шалл. – Плохо уже то, что приходится опровергать всякие слухи.

– Но информацию о неизбежном и скором наказании убийц и насильников нужно донести до каждого, – сказал Ричуд.

– Это – да. А вот слухи – нет, – сказал Поулин. Он встал, постучал молоточком. – Объявляю заседание Конклава закрытым. Веселитесь на Празднике Окончания Оборота, а через три дня встретимся снова.

Он хотел насладиться каждым мгновением оставшегося года. Это желание читалось во всех лицах собравшихся, особенно молодого Галлиана. Кроме дела Чокина, Джемсону не в чем было упрекнуть своего сына, управлявшего Плоскогорьем. Хотя в присутствии Джемсона не помешало бы пару раз упомянуть о людоедстве. Это явно изменило бы его мнение насчет вмешательства в дела независимых лордов. Тэа до сих пор умудрялась болеть и уговорила супруга остаться в Исте до конца Оборота. Это позволяло делу Чокина потихоньку заглохнуть.

Окончание Оборота было праздником для всех, кроме музыкантов, которые должны были впервые исполнить грандиозную «Сюиту Высадки» во всех Вейрах и крупнейших холдах. Клиссер был по уши занят репетициями, подготовкой второго состава на случай, если кто из основных исполнителей подхватит простуду, и всякими мелочами, возникавшими в последний момент. Кроме того, пришлось сделать точный расчет, необходимый для создания безупречного механизма предсказания Прохождения. Клиссер просто разрывался между музыкальной постановкой и наблюдением за строительством каменных монолитов, которым предстояло служить и грядущим поколениям. Конечно, его роль была лишь наблюдательной, поскольку точное расположение всех шести групп монолитов определяли команды астрономов, инженеров и предводители Вейров. Он, Джемми и Кальви должны были воздвигнуть «новый Стоунхендж» в Бендене, первом Вейре, где можно наблюдать этот феномен, затем они полетят на драконах в остальные пять Вейров, чтобы установить еще пять таких соружений.

Необходимо было, чтобы все шесть сооружений были абсолютно идентичны. Правда, Клиссер сомневался, что Кальви, который так трясся над любой мелочью, допустит хоть малейшее отклонение. Клиссер проверял все шаги, необходимые для точного определения положения Алой Звезды. После установки на краю кратера круглого «глаза», можно будет установить и указатель, «палец». Но глаз должен быть нацелен точно на кончик пальца! Команда инженеров всю последнюю неделю провела на месте, в предрассветный час проверяя положение Алой Звезды. Им на руку играла погода – похоже, над всем континентом в эту пору было чистое, светлое, пусть и холодное небо. Для Бендена ясная погода была жизненно необходимой, поскольку все прочие Вейры в случае чего смогут просто взять данные из Бендена и произвести нужные поправки.

Кальви все еще так и этак прикидывал устройство того, что он называл Глаз‑Камнем, сквозь который будет видно Алую Звезду в день Зимнего Солнцестояния. Главная проблема – установка указателя… надо расположить его на некотором расстоянии от самого глаза, у которого будет стоять наблюдатель, желающий увидеть планету. Указатель надо приспособить к различным высотам. Были раскопаны старые чертежи Стоунхенджа и прочих доисторических мегалитов. Студенты Бетани после упорных поисков нашли их среди ненужных документов. К счастью для душевного спокойствия Клиссера, Саллиша отправилась на Праздник Окончания Оборота в Нерат, согласившись начать работу по контракту еще до наступления следующего года. Так что ему не придется постоянно выслушивать ее напоминания о том, как важна, оказывается, древняя история. Он повторял в уме аргументы на случай, если от нее придет письмо, поскольку в самый горячий момент хоть кто‑то должен был об этом помнить.

Он был возбужден, хотя и замерз, работая вместе с остальными на краю кратера Бенден‑Вейра. Там были установлены телескопы и направлены в нужном направлении, а Кальви и Джемми работали с прочими компонентами. Кальви устанавливал конус для указателя. Предполагалось, что, опустив подбородок на вершину конуса, можно будет увидеть Алую Звезду как раз в то мгновение, когда она вынырнет из‑за горизонта. Приходилось звать на помощь людей разного роста, чтобы проверить, работает ли устройство, но за расчет Клиссер был спокоен. Кальви был самым низеньким, он сам – самым высоким в команде, М'шалл – на полголовы ниже его, а Джемми – выше Кальви, но недотягивал до предводителя Вейра. Если все они смогут увидеть Алую Звезду в Глаз‑Камне, то, считай, устройство проверено.

Настоящая же проверка состоится еще через 250 лет, во время Третьего Прохождения.

Но нынешний момент был волнующим. Клиссер постоянно охлопывал себя, стараясь согреться. Ноги, несмотря на теплые сапоги, заледенели. Пальцев он почти не чувствовал, а дыхание вырывалось изо рта таким плотным облачком, что он боялся, что не увидит вовсе ничего.

– Восходит, – сказал Кальви, хотя Клиссер видел только тусклые предрассветные сумерки. Кальви смотрел на свой инструмент, не на небо.

Несколько мгновений спустя на нижней границе Глаза появилась красная точка. Казалось, она пульсировала. Планета была не слишком большой – с такого расстояния она и не может показаться большой, подумал Клиссер. У них в распоряжении имелись данные с «Иокогамы». Планета была примерно такой же величины, как и старшая сестра Земли, Венера. И почти так же негостеприимна.

«Странница», – подумал Клиссер и вспомнил, что надо дышать. Почему‑то в красном своем облачении планета казалась зловещей. А ведь какую‑то из планет старого Солнца называли тоже красной. Да. Марс. Тоже вполне подходящее имечко, поскольку так звали древнего бога войны.

Красный – самый подходящий цвет для планеты, которая готова обрушить на их головы беду. Как такие ненасытные организмы могли развиваться на планете, большая часть орбиты которой пролегала далеко от теплых лучей Ракбата? Вообще непонятно, как на ней могла возникнуть хоть какая‑то форма жизни! Конечно, он знал, что на многих планетах исследователи находили всякие странности. Они напоролись на Нахи, не говоря уже о других кровожадных видах!

Но, судя по отчетам, здешние гифы разумом не обладали. Зло без злобы. Клиссер вздохнул. Ну хоть какое‑то утешение – они просто жрали все, что им попадалось, – людей, животных, растения. Больше ничего они делать не умели.

«И этого более чем достаточно», – мрачно подумал Клиссер, вспоминая иллюстрации к отчетам. Вот и еще одна вещь, которую обязательно надо сделать: графический отчет. Фотоснимки живо показывали, какие опустошения могут причинить Нити. Наброски Иантайна, сделанные на битранских границах, оказали на преподавателя сильнейшее впечатление. Хотя жаль тратить талант Иантайна на копирование. Копировать‑то все могут, а вот создавать свое…

В это время над кромкой Бенден‑Вейра показался красный краешек.

– Вот она! – заорал Кальви. Он последний раз повернул железное кольцо на каменном постаменте. – Я ее поймал. Цемент, быстро! Вы, там, у Пальца, смотрите внимательно! Все, что вы должны увидеть, – в этом кольце.

Наблюдатели выстроились в очередь, и каждый в свой черед посмотрел в кольцо, пока Кальви бежал к высокой точке, чтобы посмотреть оттуда.

– Отлично. Вы его хорошо закрепили? Отлично! – Возбужденный инженер повернулся к М'шаллу. – Во имя любви к своему дракону не позволяй никому прикасаться к этому железному кольцу. Мы использовали быстросохнущий цемент, но если допустить даже ничтожнейшее отклонение – все пойдет прахом.

– Когда мы отсюда уйдем, здесь никого не будет, – пообещал М'шалл, нервно поглядывая на металлическое кольцо. Хотя он и знал, что оно железное, казалось оно таким хрупким под медленно восходящей над ним Алой Звездой. – Но ведь вы его замените, правда? Камнем?

– Да, и не бойся – мы не ошибемся в точности расположения ни на йоту. Ни на йоту, – повторил Кальви, полный счастливой уверенности и потирая руки. Он улыбался своему успеху. – Нам придется встретить тут еще несколько рассветов.

– Да, конечно, только завтракать не забывайте.

– Ха! Не время себя баловать. Но за чашечку кла я был бы очень благодарен. – Кальви собирал свое оборудование, в том числе еще пять железных колец, жестами поторапливая свою команду. – Сегодня нам еще пять мест посетить надо. Я себя уже уговорил. – Он огляделся по сторонам в полусумраке предрассветья. – Где наши скакуны?

– Вон там, – сказал М'шалл, показывая на коричневых драконов и всадников, расположившихся на кромке кратера.

– Хорошо. Спасибо, М'шалл. – И, глухо позвякивая висящими на плече кольцами, Кальви сгреб свои сумки и почти побежал. Его команда последовала за ним. Клиссер вздохнул и поплелся следом.

«Да, – подумал он, – он‑то привык к холоду Промежутка». От Бендена до Айгена они добирались полтора часа, затем от Айгена до Исты – полчаса, как и от Исты до Телгара, где они провели чуть больше часа, чтобы поесть горячего перед поездкой в Форт. Последним Вейром будет Плоскогорье, что, конечно же, не прольет бальзама на раненую гордость С'нана, но ведь на север солнце приходит на сорок пять минут позже. С этим даже С'нан не поспорит, ведь Бенден расположен восточнее всех

Клиссер слышал, что С'нан продолжает терзаться по поводу дела Чокина. Предводитель Форт‑Вейра был не самым старшим из шести – старшим был Г'дон, и никто не сомневался в его компетентности в делах управления Вейром. С'нан никогда не отличался гибкостью, всегда был буквоедом, но это не значит, что во время Прохождения он будет плохим руководителем. Клиссер вздохнул. Это была проблема Вейра, не его. Слава богу, ему и так проблем хватает.

Он немного передохнул после того, как они покончили с установкой в Форт‑Вейре, и на последнюю репетицию в Форте пришел свежим. Если Шеледон в его отсутствие опять изменил партитуру, придется устроить ему нагоняй. С этими изменениями никто не поймет, что и как надо играть. Вот отыграем премьеру, и можно будет доводить работу до совершенства. Клиссер чувствовал, что эта вещь может оказаться для Шеледона настоящим шедевром.

– Вы летите со мной, учитель, – послышался голос. – Так что мне бы не хотелось, чтобы вы свалились с края кратера!

Клиссер встряхнулся.

– Да‑да, конечно. – Он улыбнулся коричневому всаднику, который протягивал ему руку, и схватился за нее. – О, спасибо, – сказал он дракону, который не просто повернул голову, но даже поднял лапу, чтобы Клиссеру легче было, ступив на нее, как на ступеньку, забраться на шею. Он сел, пристегнулся поясом безопасности. – Я готов.

Когда дракон словно бы нырнул с края кратера в черноту чаши Бендена, Клиссер затаил дыхание. Он изо всех сил вцепился в ремень безопасности – и чуть не стукнулся челюстью о грудь, когда дракон внезапно рванулся вверх, взбив мощными крыльями вихрь.

Они направлялись на восток, и злобный красный глаз Алой Звезды потускнел в сиянии восходящего Ракбата. Блуждающая планета стала почти незаметной, пренебрежимо малой, едва ли не безымянной в светлеющем небе.

«Изумительно! – подумал Клиссер. – Надо запомнить этот рассвет и оставить запись о нем». Но он понимал, что никогда этого не сделает. И перинитская литература потеряет в его лице еще одного мемуариста. Клиссер видел, что и всадник тоже неотрывно смотрит на величественное зрелище. Наверное, он наслаждается полетом. Дракон заложил вираж к северу. Скоро у драконов будут куда более важные полеты. Клиссер увидел покрытые снегом величественные горы Великой Северной Гряды, купающиеся в нежно‑оранжевом мареве рассвета. О, как бы сумел изобразить эту картину Иантайн! Затем Клиссер внезапно погрузился в темноту Промежутка.

– А ты пальцы не сточишь? – спросил у Иантайна Леополь.

Художник даже не замечал присутствия мальчика, но этот комментарий – поскольку Иантайн зарисовывал молодых дракончиков с такой скоростью, что и правда натер локоть, – заставил его расхохотаться – но не прерваться.

– А чтоб я знал! Я о таком никогда не слышал, хотя это слабое утешение.

– Ну, не для меня, а для тебя, – со своим обычным нахальством ответил Леополь, склонив голову набок

– Знаешь, а мне тебя будет не хватать, – сказал Иантайн, с ухмылкой глядя на острое лицо Леополя.

– Надеюсь – ведь я несколько месяцев был твоими руками, глазами и языком, – последовал нахальный ответ. – Возьми меня с собой. Я тебе пригожусь. – На лице Леополя было написано горячее желание ехать с Иантайном, а серые глаза подозрительно туманились. – Я знаю, как ты любишь смешивать краски, знаю, как вычистить твои кисти, чтобы тебе пришлось по вкусу, и даже как подготавливать для портретов дерево и холст. – Его горячая речь убедила бы кого угодно.

Иантайн хмыкнул и взъерошил густые черные волосы мальчика.

– А что скажет твой отец?

– Он‑то? Да он только о Прохождении и думает.

Иантайн втайне расспросил Тишу и узнал, что отцом мальчика был бронзовый всадник К'лим, а мать умерла вскоре после рождения Леополя. Но, как и все дети Вейра, он был общим ребенком, которого и любили, и при необходимости воспитывали.

– Ему до меня, почитай, и вовсе теперь дела нет. «Верно, – подумал Иантайн. – Ведь теперь Леополь стал его, Иантайна, тенью».

– А Тиша что скажет?

– Тиша? Она найдет, кого опекать.

– Ладно, я спрошу, но вряд ли тебе позволят. Другие всадники думают, что когда ты повзрослеешь, то сумеешь запечатлить бронзового дракона.

Леополь лишь плечами пожал. Сейчас было куда важнее чем будущее, которое настанет еще через целых три года.

– а тебе обязательно надо уезжать?

– Да. Я должен. Я очень боюсь, что чересчур злоупотребляю вашим гостеприимством.

– Ну да! – Леополь многозначительно посмотрел в сторону озера, где молодежь, как обычно, купала своих дракончиков. – И ты еще не всех всадников нарисовал.

– Если бы сложилось иначе, Леополь, я бы уже был в Бендене и писал портреты лорда и леди, а я их должник еще со дня начала обучения в цехе Домэза.

– А когда ты их напишешь, ты вернешься? Ты еще не сделал рожу Чокина такой, какая она есть на самом деле, сам знаешь, да и места чужого ты не занимаешь. – Теперь на лице Леополя читался настоящий страх. – Знаешь, Дебра очень хочет, чтобы ты остался.

Иантайн разозлился.

– Леополь! – предупреждающе одернул он мальчика.

– Ой! – Мальчик смущенно ковырял носком башмака землю. – Но все же знают, что ты в нее втюрился, а девчонки говорят, что она без ума от тебя. Проблема только в Морат'е. А она мешать не станет. Как только она полетит, у нее будет свой Вейр, и вы сможете бывать наедине.

– Наедине? – Иантайн знал, что Леополь молодой Да ранний, но…

Леополь склонил голову набок и, слава богу, не ухмыльнулся.

– Это Вейр. Тут все про всех все знают. Иантайна разрывали противоречивые чувства: он был счастлив услышать, что Дебра тоже неравнодушна к нему, но как же неуютно знать, что влечение к Дебре, которое он так тщательно скрывал, всем так заметно! Он никогда не думал, что сумеет полюбить настолько сильно, что отсутствие этого человека приведет к физическим страданиям. Не думал, что будет проводить ночи без сна, вспоминая самые ничтожные разговоры, что будет узнавать знакомый голос в битком набитой пещере, стирать зарисовки воображаемых встреч, которые его рука делала как бы по собственной воле. Он трепетно хранил свои альбомы, поскольку там царила Дебра – и вечно присутствующая рядом с ней Морат'а. Морат'а тоже любила его. Он знал, потому что она ему так сказала.

Это, по сути дела, было первым обнадеживающим знаком. Он попытался представить, насколько это может влиять на отношение Дебры к нему. Делая портрет очередного всадника, он как бы невзначай расспрашивал свою модель о жизни. Оказалось, что дракон может говорить не только со своим всадником, но и с другими людьми, если он или она этого хотят. По какой причине – это ведомо лишь самим драконам, и всадникам они этого обычно не рассказывают. Но иногда – бывает. Никто из других дракончиков, даже зеленых, с которыми Иантайн был очень хорошо знаком, не говорил с ним. Только Морат'а. Но эта зеленая – самая большая из своей кладки – никогда не объясняла, почему выбрала его. А Иантайн не спрашивал. Он просто был чрезвычайно польщен тем, что она вообще с ним разговаривает.

Раз она попросила показать ей его наброски. Он отметил, как страницы отражаются в каждой фасетке ее глаз. Они были тогда сине‑зелеными – их нормальный цвет – и медленно вращались.

– Ты что‑нибудь видишь?

«Да. Образы. Ты переносишь образы на бумагу в этой самой штукой, что у тебя в руке?»

– Да.

Сколько может видеть дракон? И как? Наверное, подумал Иантайн, фасетчатые глаза очень кстати, когда повсюду валятся Нити, во всех направлениях. А поскольку драконий глаз немного выпирает из глазницы, он может видеть и то, что над головой. Хорошее устройство. Но ведь и сами драконы были созданы, сделаны, хотя сейчас никто ничего не понимает в генной инженерии. Одно дело – вывести новую породу для определенных целей, но создать совершенно новое животное, начав с одной‑единственной клетки?

– Тебе нравится вот этот рисунок, где Дебра смазывает тебя маслом? – Он постучал карандашом по рисунку, который сделал нынче утром.

«Очень похоже на Дебру. А на меня?» – с жалобным удивлением спросила Морат'а своим контральто. Только тогда Иантайн понял, что дракончик говорит у него в голове таким же голосом, как и ее всадница. Но это вполне логично, раз уж они неразделимы.

Неразделимы! Вот что больше всего терзало его. Он знал, что всегда будет любить Дебру, но та любовь, которая достанется ему после Морат'ы, вряд ли будет равна его преданности. А должна ли она быть такой же? В конце концов полностью он отдается лишь своей работе. Так что вправе ли он винить девушку за ее целеустремленность? Однако есть разница между любовью к Дракону и к живописи. Или нет?

«Может, оно и хорошо, – подумал он, засовывая карандаш за ухо, – что новый Оборот ему придется провести в Бендене. Может, если Дебра и Морат'а окажутся Далеко от него и он перестанет видеть их каждый день, то и из сердца они тоже уйдут? Тогда и новое назначение принять будет легче».

– А твой наряд для праздника уже готов? Может, погладить там или что? – спросил Леополь с тоской в голосе.

– Да ты же вчера уже его погладил, а я его еще не помял, – ответил он, взъерошив густые волосы мальчугана, и, обняв за плечи, повел на кухню. – Пойдем поедим.

– Там почти ничего нет, – брюзгливо сказал он. – Все к вечеру готовятся.

– Они всю неделю готовятся, – ответил Иантайн. – Но холодное мясо и хлеб наверняка найдутся.

– Ха!

Иантайн заметил, однако, что Леополь не преминул быстро соорудить себе пару бутербродов, принес пару чашек супа и два яблока. Да и ел он с аппетитом, хотя запахи, исходившие из печей, – а все печи были задействованы, – были куда более аппетитными, чем их обед. Художник твердо решил, что нынче вечером оттянется по полной программе.

И тут Леополь, выкатив от возбуждения глаза, выскочил из‑за стола:

– Смотри! Смотри! Музыканты!

Выглянув наружу, Иантайн увидел, как они слезают на землю со спин десятка драконов. Музыканты смеялись и громко перекликались, пока их инструменты осторожно спускали вниз. Величественно вышла Тиша в сопровождении помощниц, и вскоре все уже были в пещере, и им подали обед куда более изысканный, чем суп с бутербродами. Леополь был, конечно, в гуще толпы, плут этакий, и заодно добыл огромный кусок торта с глазурью. Иантайн нашел подходящее место у стены, заточил ножом карандаш и открыл альбом. Это была сценка, достойная Запечатления. Если он нарисует их сейчас, то вечером сможет слушать музыку без зуда в руках. Работая над рисунком, он вдруг осознал, что Телгар пригласил лучших музыкантов, вызвав их для празднования Окончания Оборота даже из холдов, где они сейчас работали по контракту. Надо закончить до концерта, и хватит на сегодня!

Конечно, он не успел. Но ведь невозможно было не зарисовать самые волнующие моменты и сцены. Ему не хотелось откладывать альбом, чтобы никто ненароком не заглянул. И музыку он тоже не мог слушать спокойно. Зато его руки были заняты, и ему не надо было удерживаться от того, чтобы обнять Дебру за плечи или пожать ей руку. Рисование отчасти извиняло его, когда он ненароком наступал ей на ногу или слишком близко наклонялся. В конце концов он был занят так, что никого вокруг не замечал.

Если бы Дебре это показалось неприятным или раздражающим, она вполне могла бы отодвинуться. Но она похоже, была не против, если он порой на нее наваливался, пытаясь что‑то рассмотреть. На деле‑то он прекрасно сознавал, что она сидит рядом, и чувствовал новый цветочный аромат, которым она пользовалась и который можно было сравнить только с «ароматом» ее нового очаровательного бледно‑зеленого платья. Зеленый был ее цветом, и она наверняка это знала – нежный зеленый, цвет молодой листвы, который так подчеркивал цвет ее лица. Анжи сказала ему, что Дебра будет на празднике в зеленом, поэтому он купил себе рубаху темно‑зеленого цвета, чтобы они могли составить пару. Ему нравилось, как она укладывала вокруг головы свои длинные рыжие косы, переплетая их бледно‑зелеными лентами, свисавшими ей на спину. У нее даже туфельки были зеленые. Интересно, будет ли еще и танцевальная музыка? Обычно на Празднике Окончания Оборота Устраивали танцы. Но, может, сегодня их и не будет, поскольку в первую очередь – «Сюита Высадки». Он наклонился, чтобы попросить ее оставить для него пару танцев, но она приложила палец к губам.

– Ты тоже послушай, Иан, – тихо прошептала она, прижимая его альбом. – Слова и музыка просто бесподобны.

Иантайн снова посмотрел на сцену и только сейчас осознал, что происходит. Неужто он настолько поглощен обществом Дебры, когда близ нее нет Морат'ы?

«А я здесь. Я тоже слушаю».

Он чуть не подпрыгнул, внезапно услышав голос зеленого дракончика. Сглотнул. Неужто Морат'а всегда будет читать его мысли?

Он еще раз мысленно задал этот вопрос, на сей о более громко. Ответа не было. Возможно, потому, что и ответить было нечего? Или потому, что ответ был слишком очевиден?

Однако Морат'а вроде бы совсем не волновалась из‑за его близости к Дебре. Похоже, ей нравилось слушать. Драконы любят музыку.

Он оглянулся на чашу Вейра. Вдоль восточной стены сверкало множество пар драконьих глаз, похожих на круглые сине‑зеленые фонарики. Они светились и под стеной и на верхней кромке. Драконы сидели и слушали музыку.

Тогда и он наконец вслушался и ощутил, как его затягивает в разворачивающуюся перед ним драму, хотя эту историю он знал с детства. Музыканты назвали это «Сюитой Высадки», и сейчас звучали слова о том, как люди покидали огромные корабли колонии в последний раз. Пронзительный момент – и высокий тенор запел прощальную благодарность кораблям, которые вечно будут летать по орбите над Посадочной площадкой. Их коридоры теперь пусты, мостики покинуты, а в опустевших отсеках гуляет гулкое эхо. Тенор, великолепно выдерживая дыхание, дал угаснуть последним нотам, как будто его голос таял в огромном пространстве между кораблями и планетой.

Последовала почтительная пауза, потом обрушился гром рукоплесканий, которые солист действительно заслужил. Иантайн быстро нарисовал его, кланяющегося зрителям, прежде чем снова вернуться в ряды хора.

– Ой, как здорово, Иан! Он был великолепен, – сказала Дебра, вытягивая шею, чтобы посмотреть, что он делает. – Он будет очень рад, что ты его нарисовал! Иантайн в этом усомнился, однако улыбнулся в ответ, хотя и ощутил укол зависти, поскольку Дебра сейчас думала не о нем.

«Иан, ты ей нравишься», – сказала Морат'а будто издалека, хотя она сидела там же, на полу чаши, как и прочие дракончики, еще не умеющие летать.

«Иан?» – с удивлением спросил он.

Всадники говорили ему, что, хотя драконы и могут разговаривать с другими людьми, не только со своими всадниками, они плохо запоминают людские имена. Но Морат'а, выходит, знает его имя?

«А почему бы и нет? Я довольно часто слышу его», – с некоторой язвительностью откликнулась Морат'а.

Морат'а могла и не понимать, что значили для Иантайна ее слова. Глубокий вздох распирал грудь. Если бы теперь застать Дебру в одиночестве…

«Она никогда не бывает одна, поскольку она – моя всадница».

Иантайн подавил рычание, чтобы ни дракон, ни всадница его не услышали, и запихал мысли поглубже. «А стоит ли овчинка выделки?» – подумал он. И попытался не думать о Дебре до самого конца концерта.

Он не слишком внимательно слушал вторую и третью часть «Сюиты Высадки», в которых была описана история Перна до последних дней. С некоторым цинизмом он отметил, что о низложении Чокина ни слова не было сказано, но оно произошло совсем недавно, так что композитор и стихотворец могли ничего об этом не знать. Интересно, войдет ли это в историю вообще? Чокину бы понравилось. Может, потому его и не упомянули. Окончательное наказание – забвение.

После сюиты объявили ужин, большую пещеру быстро переоборудовали под столовую. В суматохе, когда все занимались установкой столов и стульев, его оттерли от Дебры. Паника, которую он испытал при этом, ясно показала ему, что без девушки он жить не сможет. Когда они снова нашли друг друга, они сразу протянули друг другу руки и так и стояли, дожидаясь своей очереди, пока не получили еду.

Наконец они нашли, где сесть за одним из длинных столов, за которым все обсуждали музыку, певцов, аранжировку, говорили о том, как им повезло оказаться в Вейре, который удостоили чести первого исполнения. Конечно, на Перне была музыкальная традиция, унаследованная от предков, и поддерживалась она не только учебными цехами, но также Вейрами и холдами. Всех с раннего детства учили нотной грамоте и поощряли обучение игре на каком‑нибудь музыкальном инструменте, а то и на двух или трех. И только в очень бедных холдах не было своей гитары или на крайний случай флейты или барабана, чтобы коротать зимние вечера или веселить народ по праздникам.

Еда была очень вкусной, хотя Иантайну и приходилось сосредоточиваться на ее вкусе,.чтобы оценить трапезу, поскольку все его чувства были поглощены близостью Дебры. Она была очень веселой, разговаривала со всеми, ей было что сказать – и об исполнении, и о мелодиях, которые ей в особенности понравились. Щеки ее горели, глаза сияли. Он никогда не видел ее в таком возбуждении. Но затем поймал себя на том, что его прямо‑таки распирает от желания потанцевать. Ведь тогда они будут держаться за руки и тело ее окажется куда ближе, чем когда‑либо. Он едва мог дождаться.

По случаю Первого Дня нового Оборота он получил мороженое – традиционное угощение, от которого никто не мог отказаться. В этом году оно было с фруктовым вкусом, густое, с кусочками фруктов, так что он разрывался между желанием смаковать его подольше – что значило доедать его растаявшим, поскольку в Нижней Пещере было жарко, – или проглотить поскорее, пока оно еще крепкое и холодное. Но он заметил, что Дебра ест быстро, и последовал ее примеру.

Как только с обедом было покончено, столы разобрали стулья отодвинули к стенам, освобождая место для танцев. Музыканты, разбившись на маленькие группы чтобы сменять друг друга и играть подольше, снова настраивали инструменты.

Когда все было готово, К'вин повел Зулайю, блистательную в бархатном платье, в котором она позировала Иантайну для портрета, на середину зала, чтобы по традиции открыть танцы. Иантайн поймал себя на желании немедленно зарисовать эту заметную пару, но альбом он спрятал среди сложенных столешниц, так что пришлось все запоминать. Он никогда раньше не видел, чтобы Зулайя заигрывала с К'вином, а предводитель Вейра галантно ей отвечал. Он заметил, как переговариваются всадники, не сводя глаз с этой пары, но не слышал, что именно они говорят. И потом, если они смотрят на них оценивающе, то ему‑то что до этого?

Затем вышли командиры крыльев со своими партнершами и прошли три круга; к ним присоединились их помощники. Затем вышла Тиша в паре с Маранисом, врачом Вейра, и изящно закружилась среди танцующих пар. Первый танец закончился, и теперь танцевать могли все. Следующим номером был быстрый тустеп.

– Потанцуешь со мной, Дебра? – с поклоном спросил Иантайн.

Дебра, сверкая глазами, высоко вскинула голову и, улыбаясь до ушей, низко присела.

– Как я надеялась, что ты меня попросишь об этом, Иантайн!

– Я следующий! – завопил Леополь, неожиданно выныривая между ними и глядя на Дебру горящими от возбуждения глазами.

– Ты что, вина хватанул? – подозрительно спросил Иантайн.

– А кто бы мне дал? – мрачно ответил Леополь

– Да ты сам что угодно добудешь, Лео, – сказала Дебра. – Но танец я тебе оставлю. Чуть попозже.

Она двинулась к танцевальной площадке, и Иантайн поскорее увел ее от мальчика.

– Молодой да ранний, даже для подростка из Вейра, – сказала Дебра и положила руки на плечи Иантайна.

– Это да, – ответил Иантайн. Но ему вовсе не хотелось говорить о Леополе, и он повел ее, гибкую, в танце на другую сторону площадки, подальше от мальчишки.

– Он будет таскаться за нами, пока не получит свой танец, – усмехнулась она.

– А мы позаботимся, чтобы не таскался. – Он покрепче, по‑хозяйски, обнял ее хрупкое тело.

«А я буду танцевать, когда вырасту?» – ясно услышал Иантайн голос Морат'ы.

Он испуганно посмотрел на Дебру, и по смеху в ее глазах понял, что дракончик говорит с ними обоими.

– Драконы не танцуют, – сказала Дебра нежно, как она всегда обращалась к своей питомице. Иантайн заметил, что она говорит с Морат'ой совсем по‑особому.

– Они поют, – ответил Иантайн, прикидывая, как бы ему поговорить с Деброй без участия Морат'ы.

«Она будет слушать все, что ты говоришь».

Голос Морат'ы, так похожий на голос Дебры, снова прозвучал у него в голове.

Иантайн скривился. Неужели он хоть раз не может действительно наедине поговорить с любимой девушкой?

«а я не буду слушать», – покаянно ответила Морат'а.

– Как думаешь, Иан, сколько ты пробудешь в Бендене? – спросила Дебра.

«Интересно, ей Морат'а сказала?» – подумал он, но решил вопросов не задавать, хотя о своем отъезде ему говорить совсем не хотелось. Уж точно – не с Деброй, ведь именно из‑за нее ему отчаянно хотелось остаться в Телгаре.

– О – сказал он как можно небрежнее, – я хочу отплатить лорду Бриджли и его леди за доброту. Они помогли мне с обучением, понимаешь, и я многим им обязан.

– Ты хорошо их знаешь?

– Кто? Я? Нет, моя семья держит маленький холд в горах.

– Моя тоже.

– Где?

Дебра криво усмехнулась.

– Давай не будем о семьях, ладно?

– Я бы лучше поговорил о нас с тобой, – сказал он и тут же мысленно дал себе пинка за такой банальный ответ.

Дебра помрачнела.

– Я что‑то не так сказал? – Он покрепче обнял девушку. У нее было такое печальное лицо.

«Она волнуется из‑за того, что вчера сказала молодым Тиша. Я понимаю, что обещала не вмешиваться, но иногда надо».

– Нет, – в то же самое время сказала Дебра, и Иантайн не сразу понял, что кто сказал, поскольку голоса у них были похожи.

– Но ведь тебя что‑то беспокоит?

Она ответила не сразу, но руки ее напряглись.

– Давай, Деб, – попытался он расшевелить Я выслушаю все, что ты захочешь мне рассказать.

Она странно посмотрела на него.

– Дело как раз в этом.

– В чем?

– Ты хочешь танцевать со мной, только со мной и…

– О‑о‑о‑о. – Иантайн понял намек. – На последней лекции Оборота Тиша всем всадникам сказала, чтобы они не делали ничего такого, о чем им пришлось бы пожалеть?

Она смотрела испуганно. А он ответил ей улыбкой

– Знаешь, я и сам пару раз читал такие лекции.

– Нет, это ты не знаешь, – сказала она. – Для всадников все по‑другому. Для зеленых с очень маленькими драконами. – Тут она в ужасе посмотрела на него, словно случайно разоткровенничалась. – Ой!

Он притянул ее поближе, преодолев легкое сопротивление, и засмеялся. Благодаря разговорам «как бы невзначай» он прекрасно понимал все, что она боялась ему сказать.

– Зеленые драконы… как бы это сказать? Добры? Страстны, влюбчивы, слишком дружелюбны…

Краска залила ее щеки, в глазах сверкнул гнев, и тело ее напряглось, она даже перестала слушаться музыки. Они как раз проходили в танце мимо коридора к складам Вейра.Он свернул туда и заговорил с ней убедительным и ласковым тоном.

– Ты – всадница зеленого дракона, а она еще слишком юна для сексуального возбуждения. Но я не думаю, что поцелуй принесет много вреда, а уж поцелую я тебя точно, прежде чем уехать в Бенден.

Он так и сделал. И когда их губы соприкоснулись, хоть она и пыталась отстраниться, между ними словно проскочил электрический разряд. Она не смогла удержаться – даже во имя невинности Морат'ы.

Наконец, еле дыша, они отпрянули друг от друга, но лишь чтобы вздохнуть. Она почти обмякла в его объятиях, и Иантайн устоял на ногах лишь потому, что опирался о стену.

«Это очень приятно, знаете ли».

– Морат'а! – Дебра резко выпрямилась, хотя попрежнему крепко обнимала его за шею. – О… дорогая, что я с тобой сделала?

– Ну, не столько с ней, сколько со мной, – дрожащим голосом ответил Иантайн. – Она вовсе не встревожена, судя по голосу.

Дебра отодвинулась, чтобы посмотреть на него, – ему показалось, что она никогда не была столь очаровательной.

– Ты слышал Морат'у?

– Hy‑у…да.

– Ты хочешь сказать, что уже не впервые? – еще больше изумилась она.

– Хм‑м‑м. Она ведь даже знает, как меня зовут, – сказал он. Вот это должно было встревожить Дебру по‑настоящему, но сейчас следовало быть откровенным.

Глаза Дебры стали огромными, лицо в неверном свете коридора побледнело. Она устало оперлась на Иантайна.

– Что же я делаю…

Он погладил ее по голове, с облегчением думая, что она не убежала прочь, разбив все его надежды.

– Не думаю, что мы растревожим Морат'у этим скромным поцелуем, – тихо сказал он.

– Скромным? – побелела она. – Я прежде ни разу так не целовалась!

Иантайн рассмеялся.

– И я тоже. Даже если ты не хочешь поцеловать меня в ответ. – Он обнял ее, понимая, что критический момент миновал. – Я должен сказать тебе это, Дебра. Я люблю тебя. Не могу вырвать тебя из сердца. Твое лицо… и… – тактично добавил он, потому что это тоже было правдой, – Морат'у, я рисовал ее столько же, сколько тебя. Мне кажется, если я потеряю тебя, это… все равно как если бы ты потеряла Морат'у.

У нее перехватило дыхание от одной мысли.

– Иантайн, что я могу ответить… Я всадница. Ты знаешь, что у меня на первом месте Морат'а. – Она ласково коснулась его лица.

Он кивнул.

– Так и должно быть, – сказал он, хотя в душе хотел стать для нее единственным.

– Я рада, что ты понимаешь, но, Иан… я не знаю, что я чувствую к тебе, но знаю точно, что твои поцелуи мне очень нравятся. – Она нежно посмотрела на него и застенчиво отвела взгляд. – Я счастлива, что ты меня поцеловал. Я вроде как хотела узнать… – Голос ее звучал взволнованно, но по‑прежнему робко.

– Значит, я могу поцеловать тебя еще раз?

Она положила ладонь ему на грудь.

– Не так быстро, Иан. Не так быстро. Ради меня и Морат'ы. Потому, что… – И тут она выпалила самое главное. – Я знаю, что буду тосковать по тебе… почти также… как по Морат'е. Я не знаю всадника, который был бы так привязан к другому человеку так, как я. И, – она чуть нажала ему на грудь, мешая ему поцеловать ее, – я не уверена, что это не из‑за Морат'ы, которая тоже очень тебя любит, а это влияет и на меня.

«Не влияю я на тебя», – возмутилась Морат'а.

– Она говорит… – начала было Дебра, но Иантайн сказал:

– Я слышал.

Она рассмеялась, и напряжение спало. Он быстро воспользовался возможностью поцеловать ее, чтобы доказать, что это совершенно безопасно и что он пони мает, как тесна ее связь с Морат'ой. Он расспросил ее о связи всадника и дракона, насколько позволяли приличия. То, что он узнал, одновременно и давало надежду, и беспокоило. Взаимоотношения людей оказались куда более сложными, чем он полагал раньше. А взаимоотношения всадника с простым человеком могли стать весьма запутанными. А зеленые драконы были такими нервными и сексуальными, что это представляло собой самую большую сложность.

– Я рад, что она вообще со мной разговаривает, – сказал Иантайн. – Любовь моя, я сказал то, что хотел сказать. Я слышал, что сказала Морат'а, пусть так пока и останется. Я должен отправиться в Бенден‑холд, а Морат'а должна… созреть. – Он нежно обнял любимую. – И если меня будут ждать в Вейре… я вернусь. Меня будут ждать?

– Да, – ответила Дебра, и Морат'а подтвердила ее слова.

– Ну, тогда… – он легко поцеловал девушку, постаравшись оторваться от нее прежде, чем вспыхнут более сильные переживания, – пошли танцевать. И будем танцевать, танцевать и танцевать. Ведь это не вызовет проблем, так?

Он еще не успел закончить свою речь, как осознал, что быть в течение всего вечера так близко к ней – это настоящее испытание его самоконтроля.

У него пылали губы, когда он привел ее снова в танцевальный зал. Ее рука доверчиво лежала в его ладони. Танец заканчивался, и он обнял ее, чтобы они смогли пройти еще один круг. Поскольку сейчас он ощущал себя куда более уверенно, он позволил Леополю потанцевать с Деброй один быстрый танец, чтобы больше не слышать нытья мальчишки. В отличие от тех, кто быстро выдохся, они с Деброй проплясали всю ночь, укрепляя возникшую между ними связь, – плясали, пока музыканты не сказали, что пора отдыхать.

Как же он ненавидел грядущую разлуку! Они только‑только поняли друг друга – или вроде бы поняли… Но ничего нельзя было сделать. Он ужасно не хотел ехать в Бенден‑холд.

Date: 2015-10-18; view: 336; Нарушение авторских прав