Словесных наук

(1830 г.)

§ 1. Теория красноречия, риторика, научает систематически обрабатывать сочинения на письме и предлагает изустно так, чтобы они и со стороны материи, и со стороны формы, т. е. и по содержанию и по отделке, нравились читателю или слушателю, производя в его душе убеждение, растроганность и решимость удачным выбором и размещением мыслей, а равно и приличным выражением мыслей с помощью слов и движений телесных.

§ 2. Почему наука красноречия основывается на четырех главных пунктах:

a) На счастливом изобретении мыслей, приличных предмету. Это — задача собственно гения.

b) На благоразумном расположении мыслей занимательных и на умении переливать их в душу слушателя или читателя так, чтобы сей без дальнего труда мог обнимать воображением идею целого сочинения и отдельные части оного. Здесь решит эстети­ческий ум, т. е. вкус.

c) На изложении или выражении мыслей словами, речениями, оборотами, долженствующими иметь столько чувственного совер­шенства для приятной игры воображения, сколько то может быть совместно с легким и ясным обозрением.

d) На провозглашении подчиненной принадлежности, дейст­вующей однакож весьма сильно при изустном предложении собственно речи ораторской. Сия часть витийства, равно как и предыдущая, заведывается в особенности чувством изящного. (...)

§ 6. В ораторе предполагаются:

А) Со стороны умственной или теоретической: а) проница­тельный ум, дабы не руководствоваться темным чувством, а правильно познавать истинное и важное во всем том, что человека наиболее занимает; Ь) богатая, живая и смелая фантазия, которая не только чувственные предметы представляла бы пред глаза, но и отвлеченные мысли облекала в светлые образы; с) обширные сведения в науках (особливо в истории, политике, философии, снабжающих опытами, примерами, дока­зательствами); d) образование со стороны искусств, преимуще­ственно же опытность и навык в своем собственном; е) изучение языков, грамматическое и философическое, которые должны быть тесно связываемы между собою, дабы правильные и ясные мысли находили для всех своих оттенков приличное выражение.

B) Со стороны нравственной или практической — живое чувство священного сана человеческого, пламенная ревность к частному, особливо же к общему благу, и крепкая, непоколе­бимая воля.

C) Со стороны физической — приличная наружность, звучный орган голоса, крепкая грудь.

§ 7. Что красноречие не прихоть, это доказывается:

a) Естественною склонностию человека облагораживать, со­вершенствовать и украшать все свои произведения, а тем более произведения слова, в котором изливается все богатство души.

b) Потребностию ясных и живых созерцаний, которым пре­имущественно и способствуют все риторические украшения, разительные картины, приятные обороты, оригинальные сравне­ния, хитрые намеки, а не менее и самые доводы.

c) Необходимостью вразумлять человека в сомнительных и запутанных положениях жизни.

d) Властью победительного слова над движениями страстей, кои содержат нашу душу в неослабной деятельности и влекут к новым идеям, к смелым предприятиям.

§ 8. Область сего искусства самая обширная. Оно исходит от престола самодержца к подданным — в воззваниях и мани­фестах; оно торжествует в устах дипломата, который словом производит в действо то, чего нельзя достигнуть принуждением; господствует на поле брани, одушевляя воинов мужеством; господствует на народных собраниях, на которых происходят совещания о выгодах Отечества; — перед судилищами, где защищает права граждан; — в нравоучительных речах, обличая порок и оживляя благородные помыслы; наконец, во всех тех случаях, где требуется наставление. (...)

Глава первая Об ораторском языке или выражении

§ 12. Чистота — употребление слов и речений только со­образных со свойством нашего для всех понятного языка или таких, кои до получения в нем прав гражданства, очищены от всякой примеси чуждых ему форм и звуков, т. е. барбаризмов. Сии барбаризмы суть:

а) Слова обветшалые, т.е. неупотребительные уже в ны­нешнем составе образованного языка — славянские, польские,— испорченные, избыточествующие. Впрочем, есть слова, которые более случайно забыты, нежели отставлены за старостью и которые опять хорошими писателями удачно пускаются в оборот, тогда как другие, вновь составленные, часто стареют скорее обветшалых. Слова и речения, извлеченные из архива народных воспоминаний, придают слогу какую-то приятную важность, соединяя с почтенным видом старости интерес новости. Только

167надобно употреблять оные осторожно. Поэту, именно же комику, предоставляется здесь более свободы. В деловых бумагах обвет­шалые фразы почти неизбежны и потому извиняются нуждою.

b) Нововведенные — опрадываются как успехами умст­венного и сердечного образования, так и страстью к переменам. Они никогда не бывают коренные, а всегда производные; имеют целью или обогащение языку или поверку иных понятий и до­пускаются только там, где нет еще более приличных и удовлет­ворительных. Но и тут надобно уважать правила словопроиз­водства, аналогию и благозвучие. (...)

c) Областные, обыкновенно пошлые и низкие, с обще­принятым употреблением не сообразные.

d) Чужестранные — извиняются даже отличным писате­лям только в нужде, т. е. в ученых сочинениях при теперешнем недостатке своих приличных. Сего рода: 1) все, пришедшие к нам с вещью из чужих краев, 2) все произведения, называемые по имени изобретателей или по месту изобретения, также извест­ные чины, звания и науки, но только с избежанием нерусских форм, звуков и образов.

§ 13. Чистоте языка особливо способствуют: 1) хорошие сло­вари, 2) грамматики, 3) практическое изучение или соединенное с разбором чтение отличнейших писателей. Однакож мы не должны соблазняться, находя иногда и у них слова и речения, менее правильные. Имя знаменитого писателя не оправдывает погрешностей.

§ 14. Правильность — соблюдение форм, допущенных: а) употреблением, т. е. тайным согласием лучших писателей по нынешнему ходу образующегося языка; Ь) аналогией, предпи­сывающею во всех сходных случаях поступать одинаково, как при образовании отдельных слов, так и при размещении и соединении нескольких частей речи; с) особенным свойством языка, идиотизмом, как отблеском духа национального, недоступ­ным ни иноземцу, ни переводчику. (...)

§ 16. Особенно важны в языке синонимы, т.е. подобозначащие слова, кои хотя выражают одно понятие главное, однакож разные посторонние, ибо а) они способствуют правильности в мыслях, расширяя наши познания и поясняя оные в мельчайших частях, особенно в отвлеченных понятиях наук; Ь) образуют смысл и изощряют остроумие; с) чувство просветления понятий в малейших оттенках влечет за собою особое удовольствие; d) производимое изучением синонимов короткое знакомство с словесным запасом языка доставляет нам способ выражаться легко, прилично и приятно. Для упражнения даются здесь слова: спесивый, чванный, гордый, надменный, высокомерный, напыщен­ный, заносчивый и проч.

§ 17. Если синонимы уподобляются разным оттенкам одной и той же краски, то мы можем пользоваться ими для совершенной отделки картин, заменяя известным словом то, что слабо выражается другим. Но где по произволу смешивают их между собою, как будто они значили совершенно одно и то же, где употребляют их для наполнения пустых мест или для большего разнообразия и круглоты речи, там из подобного злоупотребления происходит темнота и запутанность, как в идеях, так и выражениях.

§ 18. Ясность— выбор вразумительнейших слов и речений в таком порядке, чтобы значение предмета само собою пред­ставлялось слушателю или читателю, всегда почти сторонними мыслями развлекаемому, и не могло не быть схвачено (...) Она а) требует слов определенного и принятого значения, а не переносных или технических; Ь) не переставляет слов слишком часто; с) соблюдает в периодах известную меру и тем поддержи­вает внимание до конца речи; d) не загромождает главного предложения придаточными, разрывающими смысл, а тем менее разнородными; е) избегает слишком многословных описаний, произвола в составлении новых слов, принужденной краткости, которая отнимает у речи необходимую связь и при которой писатель понимает только сам себя; избегает грамматических ошибок и излишних украшений; наконец, она-то облегчает обозрение целого заметным обозначением отличительных приз­наков в отдельных частях сочинения, так что мы видим, где оканчивается одна и начинается другая. Противоположная ей, темнота, не оправдывается ничем, ни даже трудностью предмета. Ибо чего не понимаешь, того и не можешь выразить ясно, а чего не можешь выразить, о том и писать не следует. Впрочем, мы извиняем темноту там, где она происходит от технических, нововведенных и новосоставленных слов для выражения новых понятий.

§ 19. Точность — устранение всего излишнего или предло­жение только того, что нужно для обозначения мысли; следо­вательно, состоит а) в определительности и Ь) краткости. Первая, бережливая, выбирает самые правильные или приличные слова и выражения для оттенения мыслей, чувствований и предметов; вторая, отчетливая, действующая по закону достаточных причин, для обозначения вещи употребляет выражения только существен­ные, кои не могут отсутствовать, не причиняя темности. Точность языка зависит от точности мыслей. Мы погрешаем против нее, когда слова наши или не выражают того, что имеем в мыслях (а нечто похожее), или выражают более либо вдвойне то, что сказать хотели. Точности противно многословие или велеречие — обыкновенная погрешность слабоумных писателей, которые, не совершенно овладев своим предметом и потому не находя для него приличных выражений, думают изворотиться разными дру­гими гадательными фразами и двусмысленными описаниями.

§ 22. В обыкновенном порядке речи мы переходим от менее определенного и случайного к более определенному, важнейшему, например, от имени или подлежащего к глаголу, от глагола к частям управляемым, от предыдущего к последующему и проч.

169Но сей ествественный порядок в свободных и живых языках допускает уклонения, либо а) необходимые, когда перемена к расположении души говорящего переменять и течение мыслей, например, при вопросах, приказаниях, просьбах, ободрениях, желаниях, восклицаниях и т. п. и Ь) произвольные, умышлен­ные, делаемые для того, чтобы придать речи более силы и выразительности, благозвучия, приятного разнообразия. Почему подобные превращения, свойственные всякой страсти, не у места там, где речь через них ничего не выигрывает, но и делается еще темною, двусмысленною.

§ 23. Благозвучие (...) определяется двумя обстоятельст­вами: а) выбором и составом отдельных слов, Ь) их местом, связью и (...) соразмерностью предложений. Сие высокое достоинство речи, которому нередко приносится в жертву самая выразительность, достигается избежанием погрешностей, проис­ходящих от шероховатости выговора (например, от стечения жестких согласных и от частого или ненужного выпущения гласных) и от однозвучий, т.е. 1) от скопления односложных слов, равно как и слов одинаковой длины; 2) от стечения равных букв и равных или сходных звуков и окончаний складов (соеди­нить в единство, он взял оные); 3) от употребления тех же самых частей речи в двояком значении; 4) от близких между собою рифм и от стихов: ибо надобно скрывать искусство. Благозвучие особенное, или характеристическое, свойственное более поэзии, касается выражения внешних предметов (звуко­подражания или иероглифы для слуха) и внутренних, т. е. вы­ражения чувствований и страстей. Так у гневного язык быстр и отрывист, у просящего — растянут; так разговорный тон приятен и мягок и пр. (...)

§ 26. Период в риторике есть часть речи, состоящая из нескольких предложений, связанных между собою так, что при заключении только целого сочинения (...) раскрывается полное значение мыслей, соединенных в нем по правилам грамматики, логики и эстетики (...) Периодический стиль противоложен тому, который предлагает мысли разрывчатые. Каждый из сих двух стилей имеет свое достоинство. В первом более гармонии; он содержит ум слушателя или читателя до последней точки отдохновения, в беспрерывном напряжении и внимании; второй имеет более живости, силы и блеска. Посему оратор употребляет непременно тот и другой, смотря по материи и намерению. Дабы избежать монотонии и быть разнообразным, он, по обстоятель­ствам, мешает простые и сложные предложения с простыми и сложными периодами в своей речи, позволяя себе — местами — тем более свободы, что период, требуя от слушателей внимания и напряжения, под конец все утомляет. (...)

§ 32. Принадлежности хорошего периода относятся частью к содержанию или к материи, частью к форме оного. Последняя определяется логическими наставлениями о том, какие понятия

должно принимать во внутренний состав периода и как распо­ряжаться в предложениях; форма предписывает избегать всего неправильного, вынужденного; от нее зависит сила и ясность периода; материя требует надлежащей пропорции понятий, дабы скудость оных не обессиливала, а излишество не обременяло или не загромождало периода. (...)

§ 37. Лад (строй, размер), примечаемый во всех дейст­виях природы и человеческих привычек, состоит у оратора 1) из плавных движений его речи; 2) из благозвучия и 3) из естест­венных и искусственных точек отдохновения.

§ 38. Первая и самомалейшая степень лада там, где речь не имеет другой цели, как только выразить то, что нужно, и быть вразумительной. Здесь дело состоит лишь в том, чтобы избегнуть всего, что может затруднить изустное и письменное изложение, чтобы, следственно, предложения и периоды не были ни смешаны, ни слишком растянуты. Очевидно, что сей род лада требует только легкого, плавного выражения в самопростей­шей форме изображения.

§ 39. Необходимость высшей — второй степени происходит тогда, когда имеем в виду пленять слух одним звуком речи и привлекать тем внимание слушателя. Сей лад должен, кроме положительных и отрицательных свойств первой степени, иметь еще и приятную соразмерность, проистекающую от равенства или от противоположности отдельных частей.

§ 40. Третья и высочайшая степень ораторского лада в осо­бенности принадлежит красноречию как изящному искусству. Она проистекает из плавного и благозвучного соединения пред­ложений в искусственный период и, выражая особенный характер вещи определенным тоном голоса, являет на себе органическую целость обеих предыдущих степеней. (...)

§ 43. Употребляется искусственный, или собственный, период не во всех родах прозы. Чем более произведение словесности подходит к языку разговорному, тем менее периоды оного будут устроены по правилам ораторского искусства, ибо в общежитии мы не ораторы. Почему в беседах допускаются только те естест­венные периоды, которые сами собою представляются всякому связно мыслящему человеку, как скоро язык достиг высших совершенств грамматических. Говорить везде ораторскими периодами — значит то же самое, что и обыкновенные дела жи­тейские исправлять с пышными обрядами: ибо период, очевидно, есть искусственное, выисканное произведение ума, неуместное там, где требуется только изложить свои мысли просто или, по крайней мере, предложить речь без дальней затейливости; но он, конечно, нужен в торжественных речах, в исторических и поучительных сочинениях.

§ 44. Но и в сих произведениях словесности не все должно быть порабощено ораторскому ладу, потому что не все в них одинаковой значительности. Собственные периоды.наблюдаются в

важнейших местах сочинения, а именно там, где преимущественно требуется потрясти фантазию, ум и сердце совокупною массою представлений. Если же бы целая речь состояла из искусст­венных, длинных периодов, то она, как бы хорошо ни была отделана, все утомила бы слушателя или читателя, коего вни­мание не могло бы выдерживать напряжения, периодом тре­буемого. (...)

§ 46. Собственные значения прямо или непосредственно показывают самую выражемую вещь или представляемое по­нятие; несобственные, фигуральные, переносные указывают нам на известный предмет понятия посредством какого-либо образа, оный поясняющего и живописующего.

§ 47. Несобственных выражений два рода — тропы и фи­гуры. Там настоящий, прямой предмет умалчивается, а вместо его ставится другой, безликий к нему в природе; здесь употреб­ляется особенный, от языка общежитейского уклоняющийся оборот выражения, для высших целей красоты. Почему фигура имеет более объема и разнообразия, нежели троп, т. е. подчи­ненная и ограниченная фигура, происходящая оттого, что главные мысли, менее изящные, подменяются сторонними, в эстетическом отношении более совершенными.

§ 48. Первоначальное употребление тропов и фигур 1) есть следствие недостатка собственных выражений и поэтому дело необходимости. Впрочем, не одна бедность языка порождает оные. 2) Под влиянием воображения и страстной фигуры сами собою, невольно изливаются из уст всякого возбужденного че­ловека. Но 3) у оратора они становятся делом свободного избрания, именно же искусством оживлять речь либо украшать оную, либо представлять предмет в самом ощутительном виде. Подобные словоизвития приумножают богатства языка, расши­ряют объем значений, дают способ выражать самые тонкие оттенки движений душевных, возвышают язык над тоном обще­жития и доставляют все те удовольствия, какие мы находим в прекрасных формах.

§ 49. Но как бы фигуры ни были хороши и важны,— писатель в употреблении оных должен быть крайне осмотрителен и не думать, чтобы торжество речи единственно от них зависело. Напротив,— слишком частые и неуместные украшения дают языку форму принужденную, педантическую. Чувство и жар страсти — вот что одушевляет слово, которому кудрявые вы­ражения служат только одеждой! Холодное или пустое сочине­ние ничего не выиграет ученою затейливостию, но мысль высокая или патетическая, выраженная и просто, может достигать своей цели. Почему фигуральные речения тогда только прекрас­ны, когда а) основываются на естественности чувства, на ис­тине мысли, когда Ь) приводимы бывают в приличных местах и когда с) представляются сами собою, не званые, не выис­канные.

§ 50. Впрочем, само собою разумеется, что вообще употреб­ление тропов и фигур изменяется преимущественно разностию прозаических сочинений, так что каждый троп, каждая фигура при­личествует одному классу сих последних более, нежели другому.

§ 51. Поелику вития занимает средину между грамматиком и стихотворцем, то и язык его будет переливаться в язык одного и другого. Сим образом украшения речи будут а) частию грамматические, Ь) частию собственно ораторские, с) частию поэти­ческие. (...)

§ 54. Фигуры ораторские, равно как и поэтические, состоят в особенной форме или особенном обороте целой мысли, для изображения коей можно употреблять как собственные, так и фигуральные речения. Они от перемены порядка слов ничего не теряют. Сии фигуры суть:

§ 55. Сообщение — совещание (с слушателем, с судьями, с противниками), в котором мы предоставляем что-либо решению их совести. Сия фигура имеет ту выгоду, что снискивает оратору доверенность слушателей, ибо для самолюбия последних весьма лестно видеть, что судьба дела вверяется как бы признанной, испытанной силе их рассудка.

§ 56. Сомнение, притворное, но тем не менее приятное недоумение, в котором оратор борется сам с собою и показывает вид, будто материя, им предлагаемая, столь важна, что он без содействия слушателей не знает, чему следовать и на что ре­шиться.

§ 57. Поправление нарочно прерывает течение речи, чтобы известную мысль, как будто случайно вырвавшуюся, ог­раничить, расширить, поверить и заменить другою, лучшею.

§ 58. Предупреждение само себе предлагает вопросы и возражения и само разрешает оные.

§ 59. Прехождение, употребляемое обыкновенно при вычислении многих доводов или свидетельств, показывает вид, как будто желает коснуться вещи слегка, мимоходом, а между тем высказывает более, нежели нужно, и пленяет внимание слушателя сколько неожиданностью, столько же и лукавым добродушием.

§ 60. Вопрошение — живой оборот выражений, в котором растроганный вития с жаром утверждаемые или отрицаемые им суждения обращает в несколько вопросов, дабы тем показать твердую уверенность в истине своих слов и в невозможности противного, а с другой — подчиненной — стороны возбудить вни­мание, привести в замешательство или выйти из оного, выразить страсть, выиграть время и т. п.

§ 61. Уступление. Когда оратор примечает, что слушатель может еще в сказанном сомневаться, то сам приводит сомнения, признает его справедливость или важность, но этим-то именно признанием и обессиливает разномыслящего. Сию фигуру с поль­зою употребляет оратор при доказательствах и опровержениях,

173а особливо тогда, когда с уступлением умеет соединить тонкую насмешку.

§ 62. Напряжение подбирает многие краткие и сильные мысли об одном предмете в постепенном наращении оных.

§ 63. Умедление наклоняет мысли и речи в одну сторону, тогда как действие неожиданно переходит в другую. Различает­ся от удержания, в котором оратор, движимый сильною страстию, вдруг прерывает неоконченную мысль и начинает новую.

§ 64. В восхождении оратор схватывает самые мелкие черты и особенные обстоятельства известных действий и предме­тов, кои хочет изобразить яркими красками, выгодными или невыгодными, по мере их важности, до тех пор, пока мысль не достигнет полной ясности (...)

§ 65. Отступление удаляется от предлагаемого предмета к побочному, поясняющему, однако украшающему главный, а возвращение опять приводит нас к сему последнему.

§ 66. Остроумие, тонкая и занимательная мысль, с явным противоречием.

§ 67. Противоположение сближает понятия противно­го, действительно или только по-видимому в известном пункте меж­ду собою сходствующие в отдельных словах, либо в целых пред­ложениях. Главное а) правило сей фигуры то, чтобы оратор всячески избегал искусственного противоположения в словах, где нет контраста в мыслях, ибо между мыслями и выражениями оных всегда должно быть сохраняемо единство; Ь) красота же ее состоит в том, что она приятно изумляет нас живописью не­ожиданных контрастов; с) приличное употребление оной вообще служит к резкому оттенению мысли, ибо она есть фигура спокой­ного рода. В сочинениях остроумных и юмористических или в тех, коими мы хвалим, осуждаем, научаем, разбираем, она всегда производит хорошее действие. (...) Но сия фигура более других обольщает ложным блеском. Где только мы употребляем ее часто, там речь наша делается выисканною, школьною, ребя­ческою. Для сердца и страстей она вовсе не годится; особливо же холодна там, где противоположности в словах слабы и на­сильственны. Если же антитезы непрерывно следуют за ан­титезами, то это возбуждает в нас такое же неприятное ощу­щение, какое производимо бывает светом слишком яр­ким. (...)

§ 91. Употребление фигур, как и периодов, определяется разностью прозаических сочинений. Слог деловой исключает все фигуры, занимающие воображение и остроумие, дозволяя весьма умеренное употребление только тех, кои действуют на память и возбуждают внимание. Сим же правилам подлежит и употреб­ление фигур в письмах деловых, вежливых, поучительных; но в других, в которых господствует чувство и фантазия или остроумие и юмор, могут иметь место и соответственные украшения, хотя не сплошь. В повествовательных сочинениях история вымышленная свободно пользуется всеми правами поэта, а прагматическая и философическая — всеми извитиями ораторских речений, ин­тересующих память, внимание, также и остроумие, но умеренно, позволяя себе более в описаниях и картинах, чему образцами служат древние историки. Учебный, систематический слог терпит иные фигуры слов; моралист позволяет себе и благоразумное употребление других, а речь ораторская предоставляет себе пра­во пользоваться всякими украшениями. (...)

Глава вторая Об ораторском искусстве

§ 127. Изобретение бывает трех родов. Первое производит новую материю, второе новую форму, третье, или смешенное, порождает и ту и другую.

§ 128. Изобретение ораторское преимущественно основывает­ся на материи или, что все одно, на мыслях. (...) Сия материя речи бывает 1) историческая, заимствуемая из отдаленного и близкого, теперешнего быта, либо 2) философская, содержащая в себе умозрительную или практическую истину,— повество­вания и рассуждения.

§ 129. Дар оратора изобретать исторические темы выказы­вается в следующих главных пунктах: 1) в отыскании вероятных причин события; 2) в психологическом раскрытии характеров действующих лиц; 3) в отыскании обстоятельств, благоприят­ствующих или мешавших успеху дела; 4) в показании всей важности действия и благодетельных или вредных последствий оного; 5) в применении исторического происшествия к настоящему времени и притом относительно религиозной, нравственной и политической точек зрения.

§ 130. Ораторское изображение умозрительной истины может иметь своим предметом 1) развитие данного понятия; 2) дока­зательство истины; 3) опровержение ложных мнений; 4) полное наставление; 5) приложение истины. (...)

§ 135. Общие правила изобретений гласят:

а) Разлагайте главное предложение на все подчиненные понятия, дабы предлежащую материю можно было обозреть в полном ее виде; b) Потом замечайте, какие пояснения и дока­зательства нужны для убеждения в истине; с) Смотрите, какие возражения могут быть сделаны против главного предложения и доказательств и как оные опровергнуть; d) Изыскивайте, какие пособия доставят вам самая материя к убеждению чи­тателя или слушателя, к занятию его мыслей, к возбуждению в нем решимости; е) Старайтесь доставить своему предмету всевозможную многосторонность и потому приводите его в со­прикосновение с другими, близкими или противоположными; f) Старайтесь тему свою надлежащим образом распространить, подтвердить и пояснить примерами, свидетельствами противными;

175

g) Особливо же составляйте себе определенное и ясное понятие о предлежащем труде литературном, дабы о всякой, представ­ляющейся вам мысли, могли вы судить: пригодится ли она для вашей цели или нет. Как скоро вы составили себе подобное господствующее понятие, то устремляйте к нему все свое внима­ние, и что касается до прочих мыслей, кои в течение времени проясняются все более, то замечайте, не состоят ли они в каком-либо отношении к главной. Сим образом вы соберете себе бо­гатый запас, и вам останется только избирать лучшее.

Во всяком же случае, при изобретениях держитесь прави­ла (...): не будьте слишком мнительны и не принуждайте себя. Часто случается, что иные догадки, не поддавшиеся мучительным усилиям писателя, в добрую пору посещают его нежданые, незваные и проясняют все, что прежде представлялось ему в смутном, сбивчивом виде.

§ 136. Предметы и формы ораторского изобретения суть: 1) предложения, 2) умозаключения, 3) доказательства, 4) опре­деления, 5) общие места, 6) описания, 7) сравнения, 8) про­тивоположения, 9) примеры, 10) сторонние обстоятельства, как то: причины и следствия, действия и страдания, 11) фигуры и тропы вообще.

§ 137. Предложения. Изобретательность оказывается уже в распространении предложений посредством известных слов или известных мыслей.

§ 138. Словесные распространения производятся двумя способами: а) прибавлением эпитетов, кои однакож, имея целию развить истинные и отличительные свойства вещи, должны быть характеристическими и значительными, а не общими, пустыми и притом должны быть употребляемы умеренно; b) прибавлением синонимов, или подобнозначащих слов; но поелику они выражают то же самое понятие, измененное разностью сторонних идей, кои часто являются в самых тонких оттенках, то здесь должно смотреть внимательно на то, не ведет ли или не намекает ли сторонняя идея на что-либо такое, что могло бы в сей связи и для настоящих видов речи более или менее вредить главной.

§ 139. Прибавления в вещах или, что все равно, в мыслях производится 1) определениями, Кои, однакож, не должны быть ни слишком растянуты, ни слишком тесны, а вообще должны показывать только существеннейшие признаки; 2) описаниями, при коих наблюдается та же самая осторожность; 3) доказа­тельствами, содержащими в себе достаточные причины того, что утверждается; 4) раздроблением целого предложения на части, рода на виды. (...)

§ 144. Доказательства. Они бывают двух родов, прямые и косвенные. Первые берутся из природы или из сущности до­казываемого предмета; вторые заключаются не в существе вещи, но в чем-то постороннем, внешнем и обыкновенно употребляются только при недостатке прямых (...) Оратору оставляется на волю избирать из сих двух родов доказательств тот, который ведет надежнее к цели, т. е. наиболее убеждать может.

§ 145. Определение ораторское а) поясняет смысл из­вестного термина, чтобы убедить слушателей в истине или лживости оного. Определение b) необходимо там, где вещь может быть доказана развитием уже ее понятия, с) употребляет, как и логическое, ближайший род с частным отличием данного предмета от всех смежных; но d) поелику имеет в виду, кроме правильности, еще и красоту выражения, то обыкновенно бывает пространнее логического.

§ 146. Описание. Заботливость оратора о красоте речи и об отстранении всего школьного и принужденного есть вместе и причина, почему он определениям предпочитает описания, ибо сии последние как любят более объема и допускают более украшений, так равно имеют еще и ту выгоду, что поставляют на вид такие только стороны и черты предмета, которые в на­стоящем случае и для данной цели нужны и приличны.

§ 147. Сравнение. Поелику а) цель сравнения та, чтобы известную мысль доказать и пояснить сличением ее с другою, равною, либо не равною, то оно b) должно воздерживаться от всякой примеси переносных речений и не ослеплять блестками.

c) Что само по себе просто и понятно, то не имеет нужды в пояснениях и доказательствах, а следственно, и в сравнениях, кои в сем случае затруднили бы свободный ход мышления;

d) если же за всем тем хотят употреблять сравнения, то надобно преимущественно уважать сведения и способности слушателей, для коих вещь неясная теряет совершенно свое действие; е) срав­нения делаются только в существенных частях и устраняют все черты посторонние, к делу не принадлежащие; g) но и лучше употребляются не слишком часто, ибо они обижают слушателя, показывая недоверчивость к его рассудку.

§ 148. Противоположение. Вещи противоположенные резко оттеняют одна другую. Почему сей изворот а) с пользою употребляется там, где оратор, желая внушить известные пред­ставления, доводит оные до высочайшей степени живости; b) имеет целью ощутительность различия, так как сравнение — ощутительность сходства и с) бывает в отдельных словах и в целых предложениях.

§ 149. Примеры, приводимые оратором в доказательство, при­надлежат собственно к наведениям, представляя особенные случаи, в коих оказывается очевидность общей истины. Сила примеров возрастает по мере близости к нам лиц, места и времени, с которых взяты.

§ 150. Наконец, оратору доставляются многие и важные до­казательства рассмотрением сторонних обстоятельств, пред­шествовавших делу, либо оное сопровождавших, либо за ним последовавших.

Глава третья

Об ораторском расположении

§ 151. Речь, как и все в природе, получает свою прочность и красоту от порядка и органической связи частей, без чего она должна многие вещи повторять, другие пропускать; без чего не умеет ни прилично начать, ни удачно кончить и предоставлена более случаю, нежели здравому рассудку и природе. Таким образом, на план сочинения обращается самое счастливое расположение души, восторженной занимательным предметом, потому что в сем деле жаркое воображение оказывает более услуг, нежели все правила ума.

§ 152. Искусство расположения ораторского размещает до­ставленные изобретением материалы и связывает в единство целого так, как требует того намерение сочинения.

§ 153. Свойство хорошего расположения состоит в том, чтобы последующее вытекало всегда из предыдущего, от чего весь ряд мыслей, с начала до конца, будет казаться вместе свободным и необходимым и столь естественным, непринужденным, что слушатель с полуясным сознанием уверяет себя, будто нельзя уже в частях и идеях распорядиться лучше.

§ 154. Всякое прозаическое сочинение (...) [имеет] три глав­ные части, без которых никакое произведение словесности обой­тись не может, а именно: начало, или приступ, средина, или изложение дела, и конец, или заключение. (...)

§ 156. Приступ возбуждает внимание и участие слушате­лей и выводит их, так сказать, на дорогу, которую им пройти надлежит. Для того он а) состоит всегда в тесной связи с пред­лагаемою материей; b) ясен и вразумителен; с) заманивает к предстоящей беседе (разумеется, не пошлыми сентенциями) и воздерживается от пышных возвещений самохвальства, легко возбуждающего высокие надежды, но редко выполняющего оные и d) обыкновенно заимствуется от великости, необходимости или трудности материи, от святости места, от лица слушателей, от обстоятельств времени, от случайных встреч.

§ 157. Заключение вообще всегда живое направляется в особенности по интересу тех сил душевных, к которым речь относилась. Если ему надлежит преимущественно обращаться к уму, то оно делает краткий и ясный свод всем предшествовавшим истинам, опытам, доводам, чтобы усилить убеждение. Если метит более на сердце, то занимается возбуждением благородных помыслов и начинаний, потрясает душу нечестивца, дает уве­щания, утешение, успокоение, смущает ужасами или обнадежи­вает радостями будущего и т. п. Если расчислено для видов воображения, то старается распылить оное быстрыми живыми разительными картинами,— старается по большой части пленить яркостию красок и приятною отделкой в вознаграждение утомлен­ных мыслей долготерпеливого слушателя.

§ 158. Самое изложение, или середина,— важнейшая часть речи — обрабатывается либо способом совокупительным, либо раздробительным, или иначе, простым и превращенным, искусственным. Тот предполагает в самом уже начале трактата или беседы главное представление, к которому устремлена цель речи, и подтверждает оное последующими рассуждениями, поясняющими и доказывающими так, что, наконец, он получает убедительную силу в душе слушающих. Сей последний способ превращает порядок, помещая наперед пояснительные части целого и сосредоточивая оные, наконец, в одном главном, цели своей соразмерном, представлении. Первый нападает на нас явно; мы видим, куда нас хотят вести, видим в каждом периоде, как далеко завел нас вития; второй идет путями скрытыми, но тем более интересными; мы не знаем, что с нами хотят делать, не видим, сколько уже вития успел над нами, пока не доходим до конца, где все предыдущее вдруг сливается в реши­тельной идее и производит свое действие одним ударом. Оратору выбор обоих способов оставляется на благоусмотрение. Однакож достоверно то, что в речах совещательных, где слушатели сильно предубеждены против той решимости, к которой оратор хочет их подвигнуть, метод раздробительный есть самый лучший.

§ 159. Во всяком случае наблюдайте при расположении следующие правила: а) обозревайте свою тему во всем ее объеме, как со стороны света, так и со стороны тени; b) обращайте известное внимание даже на те предметы, которые с вашею темой состоят в ближайшем сродстве, в соприкосновении или в противоречии. Это расширит умственный круг вашего зрения; с) если вам удалось ясно обнять свою материю во всех ее со­ставных частях и вы (...) собрали все, что об ней сказать имеете, то выбирайте и распоряжайтесь так, как требует цель вашего сочинения, держась одной направительной идеи, поставляя каж­дую часть на своем определенном месте, отстраняя все излишнее и для поддержания непрерывной занимательности, простираясь постепенно от слабейшего к сильнейшему; d) составляйте себе, не противореча главному началу, разные планы и потом сливайте их в общий, решительный, избирая из каждого лучшее и как бы поверяя один другим, пока расположение ваше не сделается, по возможности, ясным, многосторонним и удовлетворитель­ным. (...)

Часть особенная, или Прикладная

§ 164. (...) Избегайте в выражении всего того, что обнару­живало бы умысл,— избегайте всяких выисканных прикрас, всех хитрых оборотов и пр. (...)

§ 171. Особенные свойства писем (...) а) Легкость и естественность, ибо 1) здесь-то более, чем где-либо, мы хотим видеть человека, а не сочинение. Принужденность в письмах действует так же невыгодно, как и в светском обхожде­нии (...) b) Приличие. Письмописатель пускай избегает всех странных, выисканных выражений, а держится только тех, ко­торые обыкновенно употребляются в хорошем языке разговорном, помня при этом, в какой мере известное выражение более другого соответствует тому лицу, которому он говорит. с) Живость. Хотя письменному слогу надлежит избегать всяких украшений, однакож он должен остерегаться и противоположных погреш­ностей, а именно сухого и однообразного тона, дабы иначе не наскучить читателю. d) Соразмерность частей. Если одна часть письма отделена слишком пространно или тщательно, а другая слишком коротко, бегло и небрежно, то действие оного необходимо ослабевает потому, что внимание и удовольствие читателя слишком долго задерживаются на одном пункте и слишком мало привлекаемы бывают другим. Итак, письмописателю вообще должно избегать 1) всякого искусственного расположения или плана, разве сей план еще искуснее будет скрыт; 2) всякой запутанности и темноты в понятиях; 3) связи мыслей слишком многотрудной или безотчетной (...); 5) всех округленных периодов (...); 7) растянутых предложений, много­словных, вялых заключений, быстрых, неприготовленных пере­ходов. (...)

§181. Свойства деловых бумаг вообще суть: а) Чисто­та и правильность грамматическая, которая посему избегает всех, языку не свойственных окончаний, всех обвет­шалых речений. Но фразы и словосоставления, получившие уже в деловом слоге право гражданства, должны быть удерживаемы до тех пор, пока новые выражения не поступят в оборот и от довольно продолжительного употребления не получат такого же всеобщего и определенного смысла, как первые. Почему деловой слог не пользуется тотчас всяким нововведением, а следует за употреблением языка медленно и издали. Однакож ему не долж­но и отставать. Ибо, если он удерживает чужие и обветшалые фразы без всякой нужды, т. е. и тогда, когда словоупотребление освятило уже свои родные и новейшие, столько же удачные и определительные, как и первые, то подобный педантизм едва ли может иметь место какое-нибудь извинение. Слов иностран­ных избегайте тогда, когда не боитесь сделаться от того невразу­мительными, разве они приняты уже как технические. Впрочем, правильность тем нужнее стилю деловому, что он отказывается от всяких украшений. b) Ясность и определительность. Необходимость и существенное достоинство сих свойств особливо ощутительны тогда, когда примем в рассуждение весьма вредные последствия темноты и неопределенности в выражении, откры­вающих столь обширное поле ябеде. Почему деловой человек должен в своих сочинениях избирать для каждого понятия свойственное выражение, избегать всех лишних,— не растяги­вать периодов,— составлять предложения вразумительно и связывать оные надлежащим образом, наконец, в особенности воз­держиваться сколько возможно от всяких повторений и скобок. с) Краткость. Она есть следствие определительности, подобно как ясность следствие краткости. В многословии теряется глав­ная мысль и внимание отвращается от нее к вещам сторонним. Напротив, связь речи тем бывает вразумительнее и яснее, чем менее встречаем у вас одно и то же, чем тщательнее избегаете вы всех излишних слов и речений и чем, следственно, теснее главные мысли ваши примыкают друг к другу. d) Порядок требует, чтобы каждая отдельная часть целого поставляема была на том месте и в той связи с прочими, куда она необходимо принадлежит по свойству предмета. е) Полнота требуется на тот конец, чтобы предмет представлялся в удовлетворительном виде, ибо при соблюдении только сего условия и можно произ­водить ясное, прочное и совершенное убеждение в том, на кого действие целого метит.

§ 182. Сверх сих свойств сочинителю деловых бумаг постав­ляется в особенную обязанность: а) строго держаться правил логики (...); b) наблюдать за простотою и естественностию и потому не щеголять выисканными фразами, звучными периодами, хитрыми оборотами. Чем простее сей слог, тем лучше.

§ 183. (...) Деловой человек обязан, по возможности, в своих сочинениях держаться титулов и форм, вошедших в обычай. Перемена или новизна всегда опасна, ибо преувеличивать обще­принятые формулы — значит льстить и раболепствовать, а стес­нять своевластно — навлекать на себя нарекание дерзкого и безрассудного. Чествования не должны заключать в себе только бессмыслицы и грамматических погрешностей, кои вредят су­щественным достоинствам делового слога — ясности, точности и краткости.

§ 184. Главная цель исторического слога — со стороны мате­рии есть а) представить верную, полную и живую картину былого в мире физическом либо нравственном; b) в формах повество­вания, описания, характеристики, биографии, анекдотов, надпи­сей, землеописания и истории в теснейшем смысле. <...)

§ 186. Принадлежности всякого хорошего слога — правиль­ность, ясность, полнота и т. п. суть вместе и принадлежности исторического вообще. (...)

§ 200. В поучительных сочинениях, конечно, 1) граммати­ческие требования — правильности и чистоты языка, ясности, простоты и определенности суть первые и главнейшие. С другой стороны, и 2) логическое совершенство требует, чтобы час­ти расположены были в строгом и удовлетворительном порядке, доведены до ясного познания и связаны в целое по известному плану, чтобы, следственно, главная нить от нача­ла до конца не прерывалась. Но и этого мало. Мы 3) ожидаем еще изящества формы, которое также допускается поучительны­ми произведениями словесности, как и всеми другими. Опыт доказывает, что одно достоинство мыслей и доводов действует на большую часть людей слабо и что по сей причине весьма много зависит здесь от отделки материи. Те же самые истины и доказа­тельства производят в сердце различное впечатление, смотря по тому, предлагаются ли слогом вялым, принужденным и сухим или живым, легким, приятным. Впрочем, само собою разумеется, что в дидактических сочинениях надобно тщатель­но избегать всего надутого, всяких роскошных картин и беглого остроумия, а показываться только в самом скромном убранстве. (...)

§ 212. Вообще же в сочинениях истолковательных с пользою соблюдаются следующие правила: 1) Тщательное избежание всякой терминологии, которую и надобно стараться, сколько возможно, заменять выражениями общевразумительными, дабы темные места чрез пояснение не сделались еще темнее. По сей причине должно быть и крайне осторожным при переводе на русский язык чужестранных, однакож, общепринятых речений. 2) Хорошую услугу оказывают пояснению вообще а) разбор противоположенного мнения, b) сличение с предметами и поня­тиями сродными, с) употребление примеров, раскрывающих значение мест отвлеченных. (...)

§ 217. Стиль ораторский занимается постановлением законов для торжественной речи, которая как произведение словесности назначается для изустного предложения, или для провозглаше­ния,— на тот конец, чтобы или 1) научить и убедить, или 2) тро­нуть и потрясти, или же 3) соединением обеих сих целей произ­вести тем сильнейшее впечатление.

§ 218. Части таковой речи суть: 1) приступ, 2) переход к главной материи, к теме или к трактуемому предмету, пред­ложение, 3) разделение, 4) повествование или изложение дела, 5) доводы, 6) заключение.

§ 219. Приступ (...) 5) любит краткость, дабы не утомить слушателя вместо того, чтобы расположить в пользу оратора и его беседы; 6) особливо наблюдает за правильностью выражения, потому что слушатель, не занятый еще самым предметом, обра­щает здесь все свое внимание на способ изложения и в сей именно части слова взыскателен более, нежели в какой-либо другой; 7) держит себя в границах скромности, оказывает к слушателю должное уважение, оставляя и оратора при его сане, и не обещает слишком много. Приступы высокопарные допус­каются только как редкие изъятия, потому что вообще начало — едва ли приличное место для порывов страстей; 8) дышит уже отчасти тем духом, который имеет быть в речи сообщен слу­шателю и, так сказать, задает главный тон, которому соответ­ствуют следующие мысли и чувствования; (...) 10) начертывается обыкновенно тогда только, когда оратор все, для речи потреб­ное, надлежащим образом обдумал и когда дух его сими раз­мышлениями (...) согрет и приведен в движение. (...)

§ 221. Вот правила для сей части речи: а) Показание со­держания пусть будет всегда в высочайшей степени ясно и за всем тем, по возможности, кратко. b) При всей однакож крат­кости оно должно доставить полное обозрение предлежащей материи. с) Что касается до выбора предметов, то он требует крайней осторожности, и оратор выказывает здесь превосходство своих дарований двояко, а именно: 1) в том, чтобы придумать хорошую и соразмерную тему, следственно, не пошлую, мало-важную, неуместную, обветшалую и т. п.; 2) в том, чтобы знать ее достоинство и важность и быть твердо удостоверенным, что она действительно то, чем ей быть надлежит, действительно то, чем признает ее оратор и за что передает другим. (...)

§ 222. Разделение требует точности. Если оно неправиль­но или неточно, то нарушает порядок целой речи, совращает с истинного пути и порождает сбивчивость. (...)

§ 224. Ораторское повествование определяется ма­терией или содержанием речи, и здесь могут встретиться три случая, а именно: 1) повествование считается вовсе излишним или неуместным; 2) оно бывает главною вещию (...); 3) оно есть дело постороннее и служит либо к пояснению главного, либо к доказательству, либо к украшению.

§ 225. Особенные правила сей части ораторского слова заключаются в следующем: а) повествование бывает главною вещью тогда наипаче, когда требуется правильно оценить какое-либо явление или происшествие. Здесь оно имеет целью — опре­делить и направить суждение слушателя или читателя; (...) с) но дабы знать заподлинно, какие обстоятельства имеют зна­чительное влияние на решение и для того должны быть преиму­щественно поставлены на вид и какие могут быть опущены или слегка упомянуты. Вития прежде всего представляет себе в полной ясности цель и намерение повествования; d) не менее важны здесь — строгий порядок и искусное размещение отдель­ных обстоятельств; е) оратор пусть в своем повествовании избегает всех неровных, поспешных переходов, ибо, если пропу­щены обстоятельства, как наперед рассказать надлежало, то последующее мы находим невероятным и потому оставляем под сомнением. (Подробности в рассказах придают вещи более вероятия (...) 1) Не рассказывайте всегда о том порядке, в каком что-либо происходило, а наблюдайте такой, который в настоящем случае считается лучшим. 2) Отступлениям от главной вещи в повествовании надлежит встречаться весьма редко, и, где они делаются, там, при возможной краткости, всегда должны быть такого рода, чтобы казалось, будто дейст­вительная страсть насильственно увлекла нас с прямой доро­ги.) (...)

§ 230. (...) Распространение, состоящее в том, что оно не только просто и коротко предлагает существенное, но еще для усиления и оживления главной вещи приводит все принадлежащие ей свойства, обстоятельства, отношения и действия, если то нужно для удостоверения предстоящих слушателей, которых оратор везде имеет в виду. Впрочем, как бы распрост­ранения ни были важны и выгодны для оратора,— он тщательно должен наблюдать за тем, чтобы не ослабить их силы худым употреблением, а это неминуемо последовало бы тогда, когда онзахотел бы действовать многословием, повторением уже того, что сказал только в других выражениях и присовокуплением незначительных мыслей побочных. (...)

§ 232. Сверх упомянутых до сих пор родов доказательства различаются еще убеждающие и удостоверяющие, чисто нравственные и доводы благоразумия. Само по себе разумеется, что в порядке речи первые, удовлетьоряющие уму слушателя, должны предшествовать вторым, действующим на его сердце и воображение. Равномерно и чистонравственные приводятся прежде доводов благоразумия, подобно как сла­бейшие прежде сильнейших; хорошо однакож сильнейшие по­мещать порознь, а слабейшие предлагать кратко в общей сложности.

§ 233. Вообще же для расположения и размещения доводов одобряются следующие правила: а) оратор должен остерегаться смешивать доводы разного рода и свойства; (...) b) надобно не только приводить (...) слабейшие доказательства прежде сильнейших, но и соблюдать между последними даже степень силы; с) без нужды размноженные и непомерно растянутые доводы обременяют силу. Естественным следствием сего обилия часто бывают сбивчивость и утомление; d) от всякого довода особливо требуется два совершенства — истина (или по крайней мере правдоподобие) и ясность; е) в доказательствах весьма важен и тон, в каком они предлагаются (...); g) наконец, оратор пусть не дает заметить, что он хочет вынудить одобрение хитростию. (...)

§ 238. Заключение старается произведенное предыдущи­ми статьями впечатление усилить и сделать прочным.

§ 239. Заключение бывает двух родов. Первое содержится в самой материи (...) Второй род заключения состоит в возбужде­нии страсти. Здесь оратору часто представляется удобнейший случай подвигнуть к сердечному участию, которое, впрочем, не должно его и слишком долго задерживать: иначе растроганное чувство хладеет и мало-помалу уступает рассудительности. Вообще при возбуждении страстей наблюдается правило, чтобы вития постепенно восходил, ибо, что не возвышает сказанного, то ослабляет оное и всякая страсть, в тоне своем не поддер­живаемая, скоро и проходит. В особенности извлечение слез для оратора — дело трудное и опасное, ибо здесь нет сере­дины, а только крайности — либо глубокая растроганность, умиление, либо, где сие последнее не удается,— презрение, даже смех. (...)

§ 257. Судебное красноречие наблюдает преимущест­венно за тем, чтобы приковать внимание к предмету разбира­тельства, чтобы приводимым причинам дать полную ясность и надлежащий вес и ничего не пропустить без замечания. Почему оно требует строжайшей точности в мыслях и умеренной жи­вости в выражениях. Оратор пусть воздерживается от излишнего многословия, от всех длинных и запутанных периодов, а ста­рается немногими словами сказать много. Точность же, от него требуемая, должна состоять а) в ясном изложении собственного спорного пункта; b) в показании и в установлении тех обсто­ятельств, которые разномыслящими допускаются, и других, которые бывают отрицаемы; с) в расположении и связи всех частей мнения.

§ 258. В рассказе происшествий пусть стряпчий будет об­стоятелен лишь столько, сколько отнюдь необходимо, пусть избегает всех излишних околичностей, а всегда ограничивается обстоятельствами существенными. (...)

§ 260. Историческое слово изображает частные, осо­бенные происшествия и явления (...), сия речь как произведение словесности должна иметь все достоинства исторического сло­га — ясность, живость, простоту, краткость, умеренное употребле­ние фигур, важность,— это разумеется само собою.

§261. Речь догматическая или поучительная, к которым относятся также школьные и похвальные,— имеют своею задачей непосредственно действовать на ум, ибо они изображают общие, отвлеченные истины.

§ 262. Речь забавная особливо предоставляет себе жи­вопись занимательных предметов. Она требует красоты и бо­гатства, чтобы пленять воображение слушателей. Оратор с успе­хом употребляет здесь все свое остроумие; что же касается до назидания и растроганности, то они, как цели отдаленные и случайные, подчиняются видам приятного.

§ 263. Приветствие (...) объясняется об известном пред­мете в каком-нибудь особенном намерении и при особенном случае с надлежащею краткостию (...) Здесь без дальних околич­ностей оратор приступает тотчас к делу. Не исчерпывая своей материи, даже об ней и не распространяясь, он предлагает только нужное — в немногих словах, но метких, сильных, полновесных. (...)

§ 275. Телодвижения должны преимущественно соразме­ряться содержанию предлагаемой речи. В сем смысле к совер­шенству оных принадлежат истина и естественность, или они суть внешние, на поверхности нашего тела выражаемые, или производимые знаки внутренних состояний. Почему ложны и оши­бочны все телодвижения, не соответствующие ни свойству и расположению говорящего, ни содержанию его речи (...)

Голова везде играет первую роль. Она должна держаться в прямом и естественном положении. Поникшая означает под-

185лость, заброшенная назад — спесь, склоненная на сторону — лень, слишком неподвижная — строптивость.

Печатается по изданию: Галич А. И. Тео­рия красноречия для всех родов прозаических сочинений, извлеченная из немецкой библиотеки словесных наук.— Спб., 1830.— С. 1—2, 3—5, 7—13, 14—18, 22, 24—40, 54—55, 76—78, 80—83, 88—97, 99—101, 104—106, 113—118, 131 — 132, 138, 141 — 149, 152—154, 156—157, 167—169, 170—171, 181 — 190.