Частная риторика

(1832 г.)

(...) Частная риторика есть руководство к познанию всех родов и видов прозы, она изъясняет содержание, цель, удобнейшее расположение, главнейшие достоинства и недостатки каждого сочинения, показывая притом лучшие, образцовые творения и важнейших писателей в каждом роде.

Частная риторика основывается на правилах общей и обнимает словесность одного или многих народов.— Как общая, так и частная риторика составляют науку, постоянную для всех языков,— но каждый народ имеет свои особые произведения, своих писателей. (...)

6* 163 ИСТИННОЕ КРАСНОРЕЧИЕ И МНИМОЕ

Будущий писатель должен иметь верное понятие о красно­речии: следственно, должен знать, что красноречие бывает истинное и мнимое.

Есть люди, кои полагают красноречие в громких словах и выражениях и думают, что быть красноречивым — значит блистать риторическими украшениями, и чем высоко­парнее, тем, кажется им, красноречивее. Они мало заботятся о мыслях и их расположении и хотят действовать на разум, волю и страсти тропами и фигурами. Они ошибаются.

Это называется декламация. Она не заслуживает имени крас­норечия, ибо холодна для слушателей и тягостна для самого деклама­тора, но часто поддерживается мыслию будущих успехов, а иногда мечтою жалкого самолюбия.

Иные думают: быть красноречивым — значит уметь выражать мысли необыкновенным образом, и чем темнее, тем, кажется им, глубокомысленнее, и, следственно, красноречивее.— Они мучат себя — жаль видеть усиливаясь сказать так, как никто не говорит то, что почти все знают.

Ничто столько не унижает писателя, как сие заблуждение. Оно показывает ложный вкус и превратное понятие о красноречии и слу­чается с немногими мнимофилософствующими писателями. Ни декламация, ни сей странный способ писать не достигают цели и не могут назваться красноречием.

Красноречие имеет два признака: силу чувств и убедительность.

Сила чувств — красноречие сердца — есть такое живое ощущение истины, такое сильное участие оратора в пред­лагаемом деле, что он сам, увлекаясь, увлекает и слушателей за собою.

Убедительность — красноречие ума — есть такая

неотразимая сила и приятность убеждений, что мы, против чаяния, против воли, со всем неожиданно соглашаемся с мыслями автора.— Если красноречие ума соединится с красноре­чием сердца, то нет почти сил им противиться.

Истинное красноречие равно может быть и в прозе и в стихах. Демосфен в разительных речах против Филиппа, Жуковский в незабвенном певце во стане русских воинов равно красноречивы, равно достигают цели спасительной для отечества. Мы еще помним Москву в плену и в пламени; помним, как юные защитники, рыдая при виде горящей столицы, взывали с певцом: «Внимай нам, вечный мститель!» «За гибель — гибель, брань — за брань» «...и казнь тебе губитель!»... Кричали: «И жизнь и смерть, все по­полам!» и утешались приветами: «О други! смерть не все возьмет» «Есть жизнь и за могилой!..» Вот истинное красноречие, оживлявшее воинов в 1812 г.

Вкус (sensus recti pulchrique, Quint.) неизъясним для ума, сказал Карамзин — «есть знание приличий»,— говорит Лагарп — есть какое-то легкое, эфирное неприкосновенное для нас чувство приятности или неприятности при виде красот или безобразий в натуре и в искусствах.

Если вкус физический неизъясним: как же изъяснишь нравст­венный? Но мы очень хорошо отличаем сладкое от горького, запах розы от дыхания полыни, чувствуя в то же время удовольст­вие или отвращение. Не так ли и вкус нравственный различает все степени красот и безобразий чувством приятного или неприят­ного? — Знаем также, что вкус физический дан всем, но иногда теряется и портится: неужели и нравственный?..

Не определяя вкуса, взглянем на его свойства и действия. 1) Вкус врожден всем людям, хотя в разных степенях. 2) Он различен до бесконечности, как самые физиогномии. 3) Здравый вкус, как здравый разум, один у всех людей. 4) Он беспрестанно стремится к совершенству и требует пищи. 5) Вкус раскрывается прежде разума, еще в детстве и 6) Имеет сильное влияние на образ жизни, мыслей и поступков.

Примечание. Из 1-го следует, что вкус не есть удел немногих, но свойствен всем, как способность говорить и думать. Из 2-го, что о вкусе никогда спорить не должно. Из 3-го, что он следует общим началам, имеет свою теорию и, кажется, может составить науку, подобно логике, риторике, поэзии. Из 4-го, что скука есть недостаток деятельности для вкуса. Из 5-го, что он требует верного направления, иначе увлекает молодых людей в крайности — в энтузиазм и сентиментальность. Из 6-го, что образование вкуса необходимо при воспитании.

Вкус должен быть освещаем разумом, как природа лучами солнца. В союзе с разумом вкус становится верным, здравым и достигает утончения и разборчивости.

Утончение вкуса состоит в легкости замечать такие красоты и недостатки, которые для обыкновенных глаз неприметны, и зависит от утончения способности чувствовать. (Но излишнее утончение здравому вкусу противно.) Разборчивость есть следствие счастливого соединения разума со вкусом. Разборчивый вкус не обма­нывается мнимыми красотами, определяет истинную цену каждой, различает их степени, свойства, действия — показывает, откуда каж­дая заимствует свою волшебную силу; и сам чувствует впечатление сих красот живо, сильно, но не больше и не меньше надлежащего. (...)

Печатается по изданию: Кошанский Н. Ф. Частная риторика.— Изд. 3-е,— СПб., 1836.— С. 3, 10—13.

165 А. И. ГАЛИЧ

Date: 2015-10-18; view: 519; Нарушение авторских прав