О движениях

Рассуждая о виде оратора вообще, мы открыли истинное на­чало движений руки и усмотрели связь, которая существует между ним и словом. Мы нашли, что рука дополняет мысли, коих нельзя выразить речью, и, следовательно, движение ее тогда только не­обходимо, когда оратор больше чувствует, нежели сколько может сказать, когда сердце его нагрето страстью и когда язык его не может следовать за быстротой его чувств. Отсюда можно произ­вести важное правило, что рука тогда только должна действовать, когда нужно дополнять понятия. Холодный разум не имеет права к ней прикасаться; для него довольно одного органа; одна только страсть может двигать всеми частями оратора и сообщать движе­ние руке. Итак, нет ничего смешнее, как обыкновенные приемы

молодых ораторов, которые почитают за нечто необходимое во все продолжение речи переносить руку с одной стороны на другую и сим единообразным искусным маханием прельщать своих слуша­телей. Повторим еще, что рука двигается только тогда, когда уда­рит в нее сердце, т. е. в местах страстных, жарких и живых. Во все прочее время она может лежать спокойно. Отсюда также про­исходит, что во всех малых речах, где страсти не имеют ни вре­мени, ни места раскрыться, движение руки, каково бы оно ни было, есть совершенно нелепо.

Все сии примечания о внешнем виде оратора, я чувствую, слишком общи и посему самому в употреблении бесполезны; но я уже сказал, что это есть такая часть риторики, в которой все долж­но снимать с примера и очень мало со слов. Чтобы в ней себя усовершить, нет другого способа, как примечать со всем напряжением внимания пороки и совершенства ораторов, а к сему надобно иметь сей тонкий и быстрый удар очей, уловляющий с первого взгляда Горациево quid deceat in rebus¹.

Печатается по изданию: Сперанский М. М. Правила высшего красноречия.— СПб., 1844.— С. 5—7, 14— 16,18—23, 57—61, 148— 156, 157— 160, 173, 176— 179, 201 —207, 210—216.