Track 20

С Покойником мы познакомились еще на первом концерте. Крупного детину в ковбойской шляпе тогда еще можно было с натяжкой назвать стройным. Покойник занимался тем, что выхватывал из толпы девушек и отплясывал с ними рок-н-ролл, периодически переворачивая партнершу в воздухе. Одну он не удержал и здорово приложил головой об пол. Девушка эта числилась моей, и на Покойника пришлось всей тусовкой наехать. Но кровопролития не случилось. А потом, как это часто бывает, мы подружились. Я подумал, что наш тишот на таком выдающемся парне будет смотреться не хуже любой рекламной тумбы, и предложил ему должность администратора. Илья серьезно обдумал мое предложение и, спустя несколько секунд, согласился. Работал он в то время продавцом в ларьке. Ночью, когда не было риска проверки со стороны хозяев, он поворачивал ценники тыльной стороной к витрине и продавал пиво и сигареты по завышенной цене. Это убедило меня в наличии у Покойника деловой хватки. К тому же он прекрасно вел переговоры со стражами порядка. Определенные обороты в его речи действовали на милицейских успокаивающе. Становилось ясно: перед ними свой, пускай и бывший. Старая закалка иногда дает о себе знать. Одно время Илья подрабатывал охранником в клубе. По дороге на работу он разговорился с парнем, который шел туда в первый раз. “Хороший, говорят, клуб, — рассказывал ему юный неформал, — только охранник там жирный такой, абсолютный, говорят, отморозок — метелит всех почем зря”. В общем, Покойник показался мне человеком идеально совмещающим все качества, необходимые менеджеру группы. Когда мы вновь собрались в Москву, он, конечно же, отправился с нами.

Наши московские друзья — люди колоритные. Прозвища у них под стать: двухметрового блондина в кусухе звали не иначе как Кельтский воин, другой так и остался инкогнито, потому что всегда представлялся как Солнечный мальчик. Центр тусовки, пропагандист сайко и по совместительству психоделический гуру Миша Королев — Рак. От него мы впервые слышим имя Карлоса Кастанеды. Эстетика раннего сайкобилли частично связана с темой космоса — тарелками, пришельцами. Для Рака космос — пространство метафизическое, а исполнение сайкобилли — способ слияния с ним. Москвичи приезжают к нам и собирают в Павловске волшебные грибы — как известно из учения дона Хуана, воину в пути нужны союзники. Грибы не запрещены да и не стали пока частью наркоиндустрии. Одев поверх ботинок полиэтиленовые пакеты, присев на корточки, скачут по полям пригородов петербуржцы и гости города, похожие издалека на лягушек-мутантов. Они отыскивают среди серой осенней травы малюток в аккуратных шапочках и бережно кладут их в рот. Отношение к magic mashrooms уважительное. Купчинский “грибник” Карел не продает собранное, а дарит, ведь “иначе грибочки могут обидеться”.

Поиски сакрального знания привели одного из наших друзей к решению позвонить в Ботанический сад, чтобы узнать, нельзя ли там приобрести ростки ТОГО САМОГО КАКТУСА. Он уверен, что это весьма оригинальный ход, ведь “Лафафора” — вот она, под боком, а о том, для чего она нужна, знает лишь горстка посвященных. Когда он набрал номер и произнес заветное латинское название, то услышал в ответ нечленораздельный вопль. Затем трубку повесили. Очевидно, таким образом сотрудник Ботанического сада приветствовал десятитысячного мескалеро.

На этот раз Миша устраивает нам концерт в клубе “Не бей копытом”. Посмотреть на нас приходит коммерсант-авантюрист по прозвищу Борода. Он уже сколотил себе кое-какое состояние. Когда население нашей страны в ужасе разглядывало появившиеся в их руках бумажки под названием “ваучер”, силясь понять их предназначение, Борода дал объявления в несколько популярных газет. В объявлении значилось: “ПРИСЫЛАЙТЕ ВАШИ ВАУЧЕРЫ”. Далее следовал его адрес. Больше в объявлении не было ничего. Никаких объяснений, никаких ложных посулов. Через месяц Борода мог топить ваучерами камин. Мы смотрим на него с восхищением. Борода излагает концепции раскрутки “Scary B.O.O.M.” одна другой экстравагантнее. “Борода, — молю я, — составьте счастье жизни, будьте нашим менеджером!” Борода отказывается — он в свободном плавании и балласт ему ни к чему.

После нашего выступления к Паше подходит длинноволосый парень. Он сам басист и очень впечатлен скоростным слэпом. “Считайте, что „Ногу свело!” — ваши фанатики”, — говорит он. Это Макс Покровский.

Войдя в гримерку я вижу дукинскую шапочку. Я ее ненавижу. Андрей где-то откопал полосатый вязаный колпачок с пумпоном и теперь с ним не расстается — носит его и на улице, и во время концерта. “Морская шапочка”, — любовно называет он ее, потому что полоски синие с белым. “Она, чтобы моя крыша оставалась на месте”, — поясняет он окружающим. Окружающие довольно смеются: Андрюха классный парень, с ним не соскучишься. А я ненавижу дурацкий колпак, потому что он никак не сочетается с имиджем группы. Мы должны выглядеть круто, а не забавно. Как этого не понимает Андрей?

И вот шапочка передо мной — одинокая и беззащитная без своего хозяина. С чувством гадливой радости я хватаю ее и запихиваю в гитарный чехол, аккуратно распластав вдоль задней деки, чтобы не выпирала.

Очень скоро Дукин замечает пропажу. “Нет-нет, ничего не видел”, — невозмутимо отвечаю я. Дукин перерывает гримерку, бросается обратно на сцену, бродит по коридорам взад и вперед. “Шапочка, где моя шапочка?” — на его глаза наворачиваются слезы, и мне очень жаль нашего барабанщика, но шапку я ему не отдам. Я его по-человечески просил не надевать колпак на концерт, а ему было все равно.

“Шапочка, шапочка”, — шелестит весь вечер Андрей. Он безутешен — крышу теперь ничего не сдерживает. Я бы и рад вернуть ему украденное, но боюсь, что в ту же секунду буду проклят.

Путь домой довольно мрачен — нам удалось взять билеты только в ночной сидячий. На Ленинградском вокзале гнусавит чья-то скрипка, черный от грязи и загара бомж кренится в такт мелодии и наконец заваливается на асфальт. Нетрезвый Покойник тащит куда-то за шиворот двух цыганок, те верещат и хлопают разноцветным оперением, как пойманные попугаи. Покойник наводит порядок — это в нем снова пробудились старые омоновские инстинкты. В душном зале ожидания — многонациональное людское месиво, чавкающее огурцами и вареными яйцами. По телику — новая песня Джаггера “Don’t Tear Me Up”.

Проходит лето, и мы возвращаемся к концертной деятельности. Играем концерты с “Itchings”, “Verts”, “Attrackars”. “Itchings” прославились — их показали по центральному телевидению в передаче “Тин-Тоник”. Там они исполнили композицию “Klingonz” “Psychobilly mansion”. Ведущим хотелось устроить какое-то шоу, и “Зудящим” пришлось потратить немало времени, чтобы их отговорить. В результате, когда группа заиграла и включились камеры, притворно притихшие звезды эфира выскочили на съемочную площадку и стали отплясывать перед музыкантами отвратительную смесь канкана и сертаки, чем привели Калю в бешенство. Но делать нечего, снимать второй дубль, естественно, никто не стал.

У “Verts” появился новый фронтмен — Сергей “Геноссе”, компаньон Андрея “Толстого” из нашей первой московской поездки. Их предыдущий вокалист Стас разбился, сорвавшись с подоконника — он пытался пробраться в запертую комнату матери за какими-то таблетками, которые помогли бы ему переломаться. Рома показывает мне афишу нашего совместного выступления — на ней женщина в неестественной позе и с веревкой на шее. Я удивленно смотрю на Покса. “Акт автоповешения, — поясняет Рома. — Срисовано из энциклопедии судебной медицины!” Что у Ромы в голове — для меня большая загадка. Его кумир — Лакс Интериор из “Cramps”. В связи с этим Рома не носит флет-топ, а зачесывает волосы на лоб, мечтает о виниловой косухе и порочно обнимает собственного барабанщика, шокируя общественность. Потолок в своей комнате он выкрасил в красный цвет. Выглядит это довольно устрашающе. По словам Ромы, одна из девушек, обнаружив утром, в какой комнате она провела ночь, сбежала от него, одеваясь на ходу. Эту историю Покс рассказывает с большим удовольствием. “Хотя все могло быть значительно интереснее, — добавляет он, - красный цвет — это фон. По центру я нарисую белый круг, а в нем черную свастику”. Рома называет себя сатанистом, и мы для него свои, потому что у нас есть композиция с названием “Hell Perras”. Однако в моем тексте адские твари — воплощение суетной повседневности, пожирающей самые смелые начинания. Для Ромы же сатана — символ протеста против ханжества христианской цивилизации. Нам не договориться. “А инквизиция?! — расходится Покс. — А уничтожение культуры американских индейцев?! Hell — большой друг psycho”, — настаивает он. Так считает не только он. Гарри, создавший после ухода из “Scary B.O.O.M.” собственный проект, названный “Suspance”, щеголяет перевернутой пентаграммой на предплечье.

Богорад:

Сатанинская символика — это от обезьянничания и умственной импотенции. Вид недоразвитых музыкантов в пентаграммах у меня вызывает смех. Вдвойне обидно, что исходит это от “The Meteors”.

Несмотря на то что обложки западных сайко-релизов становятся все мрачнее, все чаще пестрят готическим шрифтом и языками адского пламени, в русском сайко это как-то не приживается. Упадок христианства в СССР естественным образом отразился и на мифе о Сатане — его образ поблек и потерял свою роковую привлекательность. Один из моих знакомых крайне разочарован, узнав что Пол Финик из “The Meteors” выступает в футболке с надписью “Satan”: “Я не понял — как металлисты будем теперь, что ли? Ну что за детский сад развели?” Забросив записи королей сайкобилли, он решил перейти на серф: “Там хотя бы не поют ничего”.

Домашние репетиции — наша обычная практика. Подзвучивается только гитара. Контрабас звучит в акустике, Дукин лупит палками по табуретке. Но нам в общем-то ясно, что это совсем не те условия, в которых можно вырасти профессионально. Я отправляюсь на поиск точки. С фонариком в руках путешествую по темным, грязным и вонючим купчинским подвалам. Поначалу страшновато, но потом я понимаю, что, кроме меня и редких бездомных животных, забраться в них просто никто не решается. Отыскать укромный уголок совсем не просто — подвалы с низкими потолками тянутся бесконечно, без комнат и перегородок. Но в нетипичном доме по Димитрова мне везет. Комнатка по размерам подходящая, есть и дверь, которую можно запереть. Очень удачно то, что в этом же доме живет мой одноклассник Сергей Краснов. Под его ответственность жилконтора разрешает нам начать репетиции. За ремонт помещения мы беремся всем миром — наконец-то есть свой клочок территории! На стройке на бутылку портвейна я вымениваю ведро раствора — мы закладываем кирпичами пробоины в стенах. Отмываем пол, потолок стены. Карел берется помочь с электричеством — у него есть опыт. Если его бьет током, он просто отдергивает руку и цокает языком, но перчаток не надевает. На стенах я рисую все самое красивое: рыбий скелет, карточные масти и гигантскую эмблему нашей группы — перчеркнутый крест-накрест круг с буквами “S” и “B” по вертикали (“Scary B.O.O.M.”) и “S” и “P” по горизонтали (Санкт-Петербург). Часть аппаратуры покупаю я, часть привозят “Die Spiele D. D. D.”. Школьный приятель дарит простенькую барабанную установку. Наша первая точка становится клубом. Посередине помещения проходит объемная вентиляционная труба. С одной стороны репетируем мы, с другой — общается развеселая тусовка. Иногда по рукам ходит “Lacrimoza magazine” — “журнал купчинских мерзостей”, детище дизайнера Дукина, который он набирает и распечатывает на работе. Болезненное сознание нашего барабанщика рождает статьи, причудливо сочетающие реалии купчинской жизни с вымыслом и узнаваемыми приемами борзописцев из желтой прессы. В колонке редактора значится: “Здесь вы увидите все: немножко крови, немножко секса, немножко политики, немножко рекламы, немножко порно, немножко соплей, немножко вони, немножко драгса, немножко отврата. И уж конечно не без уродств! Этого у нас будет в избытке”. Особой популярностью среди читателей пользуется передовица “Доварились!”.

Lacrimoza magazine

№ 1, 1995