Трудовые будни рок-н-ролла

Питерский центр независимой музыки “Инди” в феврале готовит два грандиозных мероприятия. Одно — джазовый вечер, на котором можно будет услышать бывшего лидера шведского авангарда товарища Дрорфейлера и сольный проект английского пианиста Владимира Миллера, а также — прощальный перед отъездом в США на постоянное место жительства — концерт питерской Терри (известной по проекту “Черри Терри Свин” — А. Вишня, Терри и А. “Свин” Панов). Другое действо — первый в России фестиваль сайкобилли, на котором предполагается присутствие шести команд во главе с группой “Скэри Бум”.

А. Монахов

Н. Пачкуля

“Комсомольская правда”, 10 февраля 1993 г.

Незадолго до объявленного начала фестиваля приезжает съемочная группа. Режиссер — Сергей Мельников. Мы и “Attrackars” даем интервью и записываем по одной песне вживую. Упражнения перед телекамерами — отличное средство для снятия мандража. В зале собирается наша тусовка — байкеры, но видны и фаны “Meantraitors”, а кое-где реднеки. В баре напиваются сочувствующие направлению бандюки в классической униформе — малиновых пиджаках.

Сегодня с нами выступают “Itchings” — большие любители “Klingonz”. Лидер “Itchings” — Виталик по прозвищу Каля. Мои однокурсницы называют его “мальчик с сиреневыми волосами”. Калина тусовка обнаружила где-то парикмахершу без комплексов, и вот теперь на их головах — шедевры куаферного искусства — нацеленные в космос трамплины. Еще в афише заявлены “Verts” — под влиянием ранних “Cramps” они играют с двумя гитарами, но без баса. Идейный вдохновитель группы — Рома “Покс”. Его nickname указывает на любовь к еще одной сайко-легенде, немцам “P.O.X.” Среди несомненных фаворитов Юры “Однозуба”, вокалиста и гитариста “Attrackars”, “The Krewmen” и “Frenzy”. Это не мешает ему быть большим поклонником Марка Хармана из “Restless” — гуру неорокабильной гитары. Нынешние звезды ска-панка “Spitfire” играют свой первый концерт. Они выглядят как классическое сайко-трио, но их программа состоит из кАвер-версий известных композиций в стиле герейдж. За барабанами — Денис “Кощей”, недавно вернувшийся из Дании.

Кощей:

Все заканчивается, закончились и “Swindlers” как группа. Смысла находиться в стране, где ничего не происходит, нет; ни движения вперед, ни энергии не было. Играть в группе, которой ничего не интересно, стало скучно. Наблюдать за тем, как твои друзья превращаются в наркоманов и алкашей — неприятно.

А в Дании просто по-другому и не проживешь, если не занят серьезно чем-то очень важным. Там очень крутая система социального обеспечения. Государство тебе оплачивает все, что только пожелаешь. Но при этом, если ты работаешь, с тебя дерут страшный налог — пятьдесят процентов. Грабеж! Соответственно — огромный уровень психических заболеваний, суицида. При всем внешнем благополучии этой страны, там у многих жуткая депрессия. Как результат — неприятие окружающей действительности и в то же время отсутствие желания что-то менять.

Многие — не только мои друзья и не только русские — спились и сторчались. Все же есть, далеко ходить не надо... и ведь от “гашиша ничего страшного не происходит — все же курят”.

Когда я вернулся, долгое время играл то здесь, то там. А потом мне позвонили Костя с Попугаем, с которыми мы еще раньше познакомились в Дании и даже пару концертов сыграли, пока была неразбериха со “Swindlers” и у меня было свободное время. Они туда приехали зарабатывать деньги игрой на улице. После нас туда многие стали ездить.

Парни сказали, что хотят создать группу и лучшей кандидатуры на место барабанщика у них нет. Я говорю — давайте попробуем! Стали пробовать. Они говорят: мы хотим гараж играть. Звучало это, конечно, смешно — хотели они играть гараж, но про гараж не знали ничего вообще. Они знали underground rockabilly, которое, может, и игралось в гаражах, но garage тогда не называлось. Сборники такой музыки все знали — “Rocka Rolla”, “Sin Alley”. Мне это не очень интересно было играть, и я решил познакомить их поближе с настоящим гаражом. Начали с малого — “Sonics”, “Godz”, “Wires”. А еще мы брали то, что они умели на то время играть — рокабильные каверы, и исполняли их в такой треш манере, близкой практичеки к гранджу. Перегружали гитару как могли. Всем давно хотелось отойти от сайкобилли, рокабилли, от этого легкого звука. Хотелось что-то свое делать, новое. Я стал слушать хардкор, панк я всегда слушал, какую-то альтернативную волну, инди музыку. Захотелось играть что-то совсем другое.

Я захожу в гримерку и вижу заламывающего руки Рому Покса. Один из его музыкантов принял дозу PCP, и это напрочь стерло в его мозгу информацию о всех гитарных партиях. Чтобы прийти в себя, он сует голову под кран с холодной водой. Это, конечно же, не помогает. В результате вместо пяти играют четыре группы. Мы выступаем последними. Под конец мы играем “Get Off Of My Cloud”. Где-то на втором куплете перед моими глазами возникает яркая белая вспышка, я чувствую хлесткий удар в висок. Мелькает мысль — “над сценой оборвался провод и меня ударило током”. В следующую секунду я вижу, как на мою гитару начинает капать густая, как клубничное варенье, кровь. Под ногами — зеленые осколки пивной бутылки. Передо мной возникают встревоженные лица друзей, но они неумолимо темнеют — как будто мне вдруг очень захотелось спать. Но я выдерживаю, как несколько секунд назад выдержала моя голова. Как принято писать на дисках — special thanx маме и папе за крепкий череп.

Я до сих пор не знаю, кто и зачем это сделал. Версий может быть три:

“Бутылка была брошена из хулиганских побуждений”.

“Бутылку бросил идейный противник „Scary B.O.O.M.“”.

И, наконец, самое интересное:

“Бутылка была брошена человеком, который был в восторге от нашего выступления”.

Дикие времена — дикие нравы. Такое проявление радости — в порядке вещей. Однажды на концерте “Психопатс” в “ТамТаме” я наблюдал замечательную картину: о заднюю стенку сцены одна за другой бьются бутылки. Их кидают с торжествующими воплями — музыка нравится. Осколки сыплются на пластик барабанов, тарелки. Музыканты уворачиваются от летящей стеклотары и продолжают играть.

В районной травме мне накладывают несколько пластырей. Ран много, но они неглубокие. Усталый, но довольный я возвращаюсь домой. У меня в руках справка из травмы, она же — сертификат героя рок-н-ролла. А написан он, как вы понимаете, может быть только собственной кровью. Через некоторое время в “Инди” еще одно историческое событие — первый концерт рокабилли-бэнд из Америки — родины рок-н-ролла.

Мельников:

У нас был приятель, который свел нас с Питом Хакканеном, основателем “Гуффин рекордс” в Хельсинки. Неожиданно Пит нам написал, что у него будет выступать лучшая группа из Техаса, играющая классическое рокабилли, — “Highnoon”. И мы привезли сюда настоящих рокабильных героев.

Условия для жизни у них здесь были жуткие, потому что наш напарник, Петя Сытенков, который рулил в клубе “Инди” не выполнил ничего из того, что обещал. Их поселили в каком-то ужасном общежитии без горячей воды. Они были вегетарианцами, а он им такого питания не обеспечил, и в результате им приходилось все покупать за свои деньги. И был транспорт, которого лучше бы не было вообще.

Но американцы выдержали испытания. Экзотику получили и отыграли по-настоящему. Тогда же я получил первое впечатление от общения с западными артистами, потому что у них не было тех привычек, которые есть у русских музыкантов. Например, мы приходим и говорим, что надо ехать в клуб. Все встают и идут. Никто не допивает пиво, не докуривает бычок, и все в сознании. Надо играть — промоутер сказал. Забавно это было.

Они отыграли в “Инди” два концерта — первый в концертном зале, второй в фойе. Причем в зале они отыграли полную программу, там было все спокойно. Играли они так, как у нас не играл никто, потому что у них и инструменты были что надо и традиция. Они ведь выросли с этой музыкой, парни-то они уже взрослые были.

А второй концерт закончился трагически. Было это броуновское движение перед сценой — где-то рокабильщики, где-то психи. В какой-то момент кто-то из толпы полил другого газом. А пространства мало, окна закрыты. “Highnoon” останавливаются, потому что понимают, что петь уже невозможно. Все течет — слезы, слюни, сопли. Шон, гитарист, повернулся ко мне и спрашивает: “Что это такое?” Поскольку знание английского у меня было минимальным, я припомнил все известные мне слова и выдал: “IT’S GAS MILITARY ATTACK!” У Шона глаза превратились в пятикопеечные монеты, и музыканты рванули на улицу.

Вместе с “Highnoon” мы привезли играть рокабилли-бэнд “Crazy Man Crazy” из Москвы. Блохин, их вокалист и пианист, тогда был, наверное, единственным, кто записал себя очень хорошо. Когда он приехал в Петербург, парни несколько растерялись: они не ожидали, что здесь полное сумасшествие. Потом он рассказывал, как прибыл в “ТамТам” и увидел, как там ребята с веселыми прибаутками кололись и передавали друг другу шприц, жонглируя им навроде фокусников. “Вот это настоящий рок-н-ролл! — сказал Блохин. — Вот это клуб!”